Безумие играет с тобой

Причиной невезения может являться что угодно. В случае домовика по имени Рикки, служившего на дворцовой кухне поваром, специализировавшимся в основном на выпечке, всё невезение за утро вторника было заключено в одном неприметном конвертике. Конвертик этот, содержавший в себе печенье, вручила никто иная как его любимая пуффендуйка мисс Хоган. Он отказывался, не привык брать у учеников вообще хоть что-то. — Возьми, — настояла девушка с пронзительными голубыми глазами и ангельским личиком. Рикки взял, почувствовав себя почти влюблённым. Но не то чтобы в романтическом смысле. Так скорее влюбляются художники в своих муз, испытывают к ним нежное благоговение и радуются, если те просто существуют где-то рядом. Ещё до звонка на первое занятие Рикки едва не проклял своё встрепыхнувшее сердце натуру, которую так легко уговорить. Синяки на коленях и ушиб на худощавом локте — плата за принятие подарочка от музы. Вот только кому и зачем надо было грабить самое бедное существо во всём замке — эльфа? Ерунда какая-то! Смысл воровать еду у домовика, когда её всегда в достатке в замке? Что ещё за глупая шутка?! Зря он отправился по делам в свой перерыв, не потрудившись поплотнее затянуть сумку-узелок. Среди шныряющих студентов и заплутавших первогодок не заметил темноволосого юношу в форме Слизерина. И очень зря. Ибо тот задался конкретной целью — найти именно этого эльфа. Знал, что та, кого Рикки посмел по глупости считать своей музой, не могла воспользоваться кухней и уйти, не угостив домовиков своей стряпнёй. Эльф прошёл мимо, не увидел, как в содержимое сумки нырнули карие глаза. Моментально потемнели и тут же зажглись. Про необходимость спешить на Защиту от тёмных искусств было начисто позабыто. Изголодавшееся по Оленёнку нутро уже почувствовало в своём поле сладенький наркотик. Вполне осознанное желание заплясало дьяволёнком перед глазами. Цель, казавшаяся поначалу до одури смешной (учитывая, что речь шла о представителе чистокровного аристократического рода), теперь была выбрана окончательно и бесповоротно. Отец бы смеялся до колик, а потом однозначно запер где-нибудь на лечение. Неплохая перспектива. Может тогда врачи выдворят из тела вирус пристрастия, заставившего опуститься до всего этого? Пусть только посмеют! Я отгрызу им руки! До урока оставалось три минуты. Ничего. Мне хватит. Грациозно развернувшись, зашагал следом. Эльф топал вниз по лестнице, тихонько напевая, в то время как за ним кралась кровожадная тень под дизиллюминационными чарами. Рот вора наполнялся ядовитой слюной, глаза как у кота, готового броситься на птичку. Палочка покинула карман, рассекла воздух, когда эльф прыгнул на длинный половичок в узком тёмном коридоре. Стена, хранившая на себе густую тень, отразила шёпот заклинания. Ковёр вздыбился, рванул, пошёл волной, и эльфа столкнуло, протащило как по наледи. Сумка под чарами неслышного Акцио оторвалась от спины. Вору было всё равно на то, какой болью отразились в теле эльфа удары об пол и последующая встреча локтя со скамьёй. Хотя, может и не совсем… Ему было немного стыдно перед голубоглазым ангелочком. Она бы не одобрила такое. Устроила часовую лекцию на пару с Грейнджер о том, что эльфы заслуживают к себе такого же уважения, что и волшебники. Слизеринец позвал бы Драко, чтобы вдвоём слушать, прикрывая твёрдость между ног. Приходя в себя, кряхтя и кашляя от боли, домовик даже не сразу поверил, что был жестоко ограблен. Вор не взял никаких весомых вещей, только свёрток с печеньем. Выпотрошенная сумка-узелок валялась в пятне света на полу. Вор быстро укрылся в тупиковом закутке, пока эльф собирал жалкие пожитки. Сверился с настенными часами. Минута на то, чтобы насладиться, и успеть к Снейпу. Нужно беречь, по одной крошке… Не спеши… Не будь как Уизли, засасывающий всю еду в радиусе метра в течении пары секунд. Мысль не угналась за непонятно откуда взявшимся приступом голода. Жадные укусы, крошки осыпавшиеся на замшевые туфли. Так неудержимо вор ещё ничего не поглощал. Его остановили только пальцы, перекрывшие передним резцам дальнейший путь. С жадностью проглотил половину и больно цапнул самого себя. На костяшке остался красноватый след. Грудь вздымалась из-за истерического дыхания, сердце, ощутившее прилив света от вкусовых сосочков, отправило по венам обжигающий нектар. Да, здесь вся она, в каждой грёбаной крошке! Так хотелось запихнуть в себя это сокровище, загнать занозой под кожу, ввести инъекцией в вену, как это делают с героином! Сделал укольчик и живёшь в долгом кайфе… Прямо как сейчас, когда зрачки расширились, закатились под границы верхних ресниц, реальность поплыла цветными пятнами. Тик-так… Тик-так… Стук маятника вернул в реальность. Не форсируй. Спрячь, тебе это ещё пригодиться… С разочарованием взглянул на наполовину съеденную сладость. Чёрт… Он планировал растянуть! Вдох-выдох. Дрожащими руками завернул сокровище в пакетик и сложил в секретный карман сумки, на прощание провёл по краешку печенья большим пальцем. Это могла быть её пухленькая милая щёчка, тёплая, нежная. Так бы и укусил! Часы показывали, что до начала урока всего каких-то тридцать секунд. Сорвался и помчался со всех ног на занятие, горя ощущением триумфа. Сладко… Господи, как же сладко! Вот бы попробовать её… по-настоящему… там…

***

Только под неторопливое вещание Снейпа Тео смог унять эйфорию. Он не любил сладкое, почти никогда не ел конфеты или шоколад, но за одну частичку, сотворённую руками ангелочка, мог придушить кого угодно. Гоняя между щеками размокшие крошки, подумал о том, что он, собственно, и решился на преступление. Жалкое, смешное, но преступление. Бедный эльф, ему повезло, что он не обладал чем-то более существенным, относившимся к Софии. Иначе неизвестно, как могла с ним обойтись судьба. По позвоночнику пробежала ледяная судорога. Осознание внезапно заставило глазки нервно забегать между конспектом и чернильницей, крошки покинули рот вместе со сдавленным глотком. Сначала Тео украл стакан… Теперь ограбил эльфа. Меньше чем за сутки стал коллекционером Хогановских вещей. Самозабвенно подрачивал на кусок пластика! В голове что-то больно заскрежетало, нагнало мрачного тумана на чувство триумфа. Страх перед авторитетом отца смешался с дурным предчувствием… Так больной, сидя в коридоре, ждёт приговор врача, понимая что дело дрянь. Безумно захотелось запустить пальцы в шевелюру, оттянуть пряди и отвлечься. Но вокруг слишком много народа, ещё и наблюдательный Блейз дышит рядом. Тео завидовал ему. Он тоже хотел трахать кого попало и не испытывать никаких душевных мук. Излился, и живи спокойно. В случае Тео — излился и едва не сошёл с ума, ведь излился совсем не туда, куда так хотелось. Тратить сперму на недостойных этого развращённых сук ему порядком надоело. Только лоно Оленёнка было достойно её, только её ему грешным делом хотелось сделать обладательницей кругленького животика, где толкалась бы его плоть и кровь. Он приложил к губам фаланги пальцев и на секунду представил… «Да, малышка, выдаивай меня! Забери всё до последней капли! Пусть моя сперма течёт в твоих венах!» Вздрогнул от того, как напряглись бёдра и кровь побежала по животу в самый низ. Увы и ах. В мире Нотта Хоган была недоступной, далёкой и от этого только более желанной. И почему всё ангельское так сильно привлекает всё грешное? Почему к роскошным эскортницам тянет меньше, чем к этой святоше? Летом Тео лакал алкоголь, курил всякую дрянь, массировал чужие тела, чтобы отвлечься. А что сейчас? Жалкая дрочка в туалете? Недостаточно для спасения от страданий по голубоглазой однокурснице. Раз он прибегнул к такой глупости как кража, как хранение мусора под подушкой, нужно было или повторить употребление и сношение за деньги, или признать неизбежность своего положения. А это представляло для Софии прямую угрозу. Для Теодора — клеймо свихнувшегося маньяка. Теперь он сидел разбитый, тонул в вареве из противоречивых мыслей. Снейп продолжал говорить. Тео ласкал пальцем строчки на пергаменте, в надежде найти в них успокоение. Но ничего не помогало. Тень утягивала в путешествие к той точке, с которой начался путь в безумие. Туда, где судьба поставила рассудок на остриё лезвия, привязавшее сердце и член к наивным глазкам дочурки папиного врага.

***

— Пуффендуй! Малышка дрожала под шляпой, щипала себя за коленки, закусывала губу. Такая невинная, того и гляди сейчас достанет нимб прямо из кармашка! Как только шляпа объявила вердикт, София мгновенно побелела. На шатающихся ножках встала и медленно проследовала к пуффендуйскому столу. Обернулась, будто с надеждой услышать что шляпа ошиблась и ей следует отправиться в компанию львов, как завещал Хоган-старший. Поздно. На табурете уже сидел Теодор Нотт. Спустя несколько дней Тео получил от отца длинное письмо. Среди сдержанных поздравлений и пожеланий успеха прокрался издевательский хохот над порождением Хогановского союза с маглой. «Пуффендуй?! О, Мерлин, спасибо тебе за этот подарок! Пусть Хоган-старший теперь упивается собственным разочарованием» Недвусмысленно папочка также намекнул, что не плохо бы присматривать за девчонкой. Так, одним глазком. Тео кивнул бумаге в руке, кусая яблоко. Всегда считал отца авторитетом, брал на веру любое его слово и спокойно принял, что в список учебных обязанностей теперь входит ещё и наблюдение за одноклассницей. Тео замечал глазом интеллектуала всё. Запоминал с первого раза, как единожды прочитанные строки в учебнике. Её раздражающую детскость, лёгкий шаркающий шаг, дурацкие кукольные банты в волосах, слишком открытый взгляд и почти всегда приподнятые в удивлении брови. Сколько раз она падала за первый семестр первого курса? Легко, ответ — семь! И это только при нём. Каждый раз как хрупкое тельце встречалось со ступеньками или полом Тео испытывал какое-то странное удовольствие, едва сдерживал наползавшую улыбку. Кому вообще пришло в голову доверить ей палочку, если она с собственным ногами справится не в состоянии? Однажды, ох, Мерлин, спасибо за этот момент, малышка, пересчитав пятой точкой ступеньки, оказалась прямо у его ног. Распахнула кукольные глазки и замерла. Скованная чувством неизвестности и страха, не шевелилась с минуту, пока карие глаза проделывали в ней дыру. Тео выдавил вежливую улыбку и подал Софии руку. Она несколько раз попеременно смотрела то на неё, то в его лицо. Будто боялась, что вместо руки ей предложили зубья охотничьего капкана. Тронешь, и он захлопнется. — Смотри под ноги, — произнёс Тео ровным тоном и поманил палочкой разбросанные учебники. — Иначе сломаешь себе что-нибудь. — Да, кхм… Спасибо, Т… — вся ощетинилась, не в силах назвать Нотта по имени. Помог подняться и вручил учебники. Ушёл. Странно, но почему-то глубоко в голову въелся образ раздвинутых ножек, между которыми посчастливилось постоять аж целых… одна… две… пять секунд. Забавно было видеть, как это невинное создание пытается вникать в смыслы профессорских речей, на лице возникала тонкая, едва заметная складка между бровками, мило надувались губки, пальцы бренчали по страницам конспекта, если информация доходила с трудом. Она старалась, честно, как любая пуффендуйка. Но интеллект каждый раз играл с ней злую шутку. Святой быть получалось, а вот умной — не очень. Начался второй курс. Историю магии Слизерину и Пуффендую поставили в одно время. Того, кто составлял расписание, не плохо бы распять где-нибудь на башне и приклеить записочку «за начало моих страданий и бессонных ночей!». Сидя прямо за ней на уроке у Бинса, Тео наконец смог лицезреть во всей красе напряжение в каждом мускуле. София старалась лишний раз не оборачиваться, замирала и не двигалась. Милый крольчонок, почуявший голодную лисью пасть. Вот значит как, Хоган-старший хорошенько постарался, пугая историями о кровожадных Ноттах. Тео было смешно от мысли, что Хоган наверное думает, что он под столом перебирает клинки, смазывает их ядом и в любой момент может вонзить отравленный металл между позвонками, прокрутить, наслаждаясь хрустом костей. «О, Мерлин! Хоган, уймись, я не стану марать о тебя руки!» Удивительно, но ему нравилось наблюдать за этим неврозом. Каждое занятие ловить характерные подёргивания, слышать сдавленные глотки, вдыхать страх. Он специально периодически сухо прокашливался, наблюдая как София вздрагивает. Если профессор вызывал его отвечать, Хоган так и вовсе будто не дышала, превращалась в статую и обмякала только тогда, когда Нотт за спиной умолкал. Но со временем, перестав чуять опасность, Хоган успокоилась. Больше не трепетала, как лист на ветру, могла даже обернуться и украдкой посмотреть в глаза, если кто-то с задней парты её звал. Странно, но Тео был этим крайне задет. Ему хотелось иметь в её мире особое место. Радовало только то, что она так или иначе продолжала держать невидимую дистанцию. Время шло, и вдруг Софии становилось слишком много в мыслях. Слишком много блеска русых волос, неуклюжих, но изящных движений, непосредственности и лёгкости, хрустального смеха. Она могла в одну минуту грустить, в следующую заливисто смеяться. Краснеть, улыбаться, впадать в длительное раздумье. Столько эмоциональных красок и все в одном человеке! И это странно задевало, контраст мира собственной тьмы и её света. Тео поймал себя на том, что помимо основных наблюдений начал запоминать целую кучу ничего не значащих деталей. Как, например… Банты… У неё их ровно шесть: розовый, жёлтый, синий с серебряной фигуркой болтрушайки, зелёный, в красную клетку и из чёрного шёлка. Мой любимый… Врождённая отрешённость от мира чувств давала странный сбой. Тео как мог перещёлкивал тумблер, но механизм перестал слушаться. Какого чёрта она умудрилась превратиться в серьёзную проблему? В соринку в глазу, от которой не получалось избавиться, сколько бы раз Тео не смаргивал и прополаскивал глаз. Дни сделались до тошноты невыносимыми. Каждое утро в голову лезли идиотские мыслишки, и все, чёрт возьми, о ней! Раздражали, как надоедливые мухи. Жужжали и жужжали в голове. Прокручивались лекции по истории магии, травология, где им тоже частенько приходилось сталкиваться. Тео был готов биться о стену, лишь бы выбить эту идиотку из своей головы. Вот бы поменять её с Поттером и отдать на съедение убийце грязнокровок. Давай, слизеринский наследник, она прекрасно впишется в твою коллекцию застывших статуй. Вписалась. Лежала мраморным изваянием на больничной койке рядом с Грейнджер. Тео жаждал на это посмотреть! Пригласить отца и хохотать вместе. Был готов специально навернуться с метлы на тренировке, лишь бы Помфри дала возможность лицезреть лучший экспонат в больничном крыле. Не пожалел правой ноги и удивил Блейза странной улыбкой, когда колено с хрустом вписалось в стену замка. Кожу попротыкало ежовыми иглами. Что-то замаячило на горизонте ума, издавая сигнал бедствия, когда он увидел её такой. Всего на три минуты, но они тянулись так долго, будто Тео успел прожить одну жизнь и трагически погибнуть, когда ширма отделила его от Софии. Он дышал в спину внутреннему миру, который повёл себя крайне странно. Что ты делаешь? Продолжай циничное молчаливое издевательство! Вон же она, полудохлая на койке! Напиши отцу, пусть порадуется! Малфой притащил пергамент и чернильницу с пером, но рука задрожала над бумагой. Была ночь, свет настольной лампы слепил глаза. Тео держал пергамент на забинтованной коленке и таращился на три кляксы. Он будто начисто забыл английский, забыл адрес родного поместья. Помнил только бледный холод щёк и открытые остекленевшие глаза. Психанул. Сорвал одеяло и, несмотря на боль в ноге, рванул за ширму. Лунный свет купался в её волосах, ресницы как у тех кукол, которые закрывают глаза, если их положить горизонтально, двумя рядами застыли на полуопущенных веках. Тео прищурился и взял Софию за оттопыренный мизинец. Слегка надавил на основание. Ох, Мерлин, как же просто сейчас отломать его! Если очнётся, будет страдать от боли! В тусклом свете сверкнул оскал, исказивший черты мальчика до хищнечиских. Ещё надавил, ощущая твёрдый холод под кожей. Но внезапно мысль ускользнула от него в бездну неподвластную контролю. Вместо того, чтобы послать пальчик отцу в качестве сувенира, спалить самолично в камине, скормить дромарогу, воображение выдало картинку, где Тео носит пальчик с собой. И довольно часто вынимает из кармана. По больничному крылу разнёсся шумный стон, заскрежетала ширма, отделяющая койки Грейнджер и Хоган, повалилась на кровать гриффиндоркой заучки. Боль в коленке хлестанула по нервам, Нотт свалился прямо на пол. Он увидел в себе призрака, уцепившегося за стеклянные глаза под полуопущенными веками. И призрак этот не позволил причинить Софии никакого вреда. Трясущимися руками поправил ширму и вернулся в кровать, зарылся лицом в подушку. Тело трясло, душу выворачивало и бросало в лихорадку. Что-то внутри столкнулось в борьбе и билось до самого утра. Оставаясь в больничном крыле ещё несколько дней после, Тео ни разу не посмел взглянуть на Софию. Стоило только взору подобраться к ширме, как желудок толкал всё содержимое обратно. Даже Помфри заметила землянистый оттенок лица и всучила противную настойку от тошноты. Не помогало. В последний учебный день медовые глазки пробирались сквозь спины студентов во время церемонии приветствия здоровяка и Грейнджер. Хоган тихонько проникла в зал и первым делом помчалась к бородачу. Крепко обхватила его ручищу своими маленькими ручками, положив уцелевший мизинчик на рукав кожаной куртки. — Милая Софи, я так рад, что вы с Гермионой в порядке, — практически вытирая слёзы, прогремел Хагрид. — Клянусь, если тебя ещё раз заберут от нас, я разнесу всё министерство! — на эйфории пообещала София. Лесничий усмехнулся. Какое министерство, если на Защите от тёмных искусств малышка стеснялась применять против врага простое безвредное Левиосо? Но глаза её горели так, будто ради Рубиуса она действительно готова была послать собственные принципы куда подальше. Топая в общежитие за вещичками, Тео отворачивался от мысли, прицепившейся к мозгу, как клещ. Слишком невыносимым было тепло облегчения, разлившееся в груди, когда он увидел ожившую куколку. Столкнулся у выхода и впервые назвал про себя обладательницу чистых турмалиновых глазок милой животной кличкой. «Какая же она… Глупая? Странная? Уязвимая? Безмозглая?» Нет… Какой же она Оленёнок… Хогвартс-экспресс мчался назад в Лондон к платформе. Сердце беспокойно билось от мысли, что Хоган ускользнёт аж на два месяца… Третий курс. Туман немого отчаяния, первые признаки пубертата, ошалелое рвение к учёбе и одиночные частые прогулки в Хогсмит. Желание запихать в себя столько знаний, сколько хватит, чтобы отделить себя настоящего от призрака, подсунувшего в голову картинку с мизинчиком в кармане мантии. Где-то между первым снегом и мрачными лапами лысых ветвей случилась та самая травология. Тео вошёл в теплицы, учтиво поздоровался с теми, кого посчитал стоящими своего внимания, так неудобно пристроил свою изрядно подросшую фигуру между Панси и Хоган. Последний год прибавил Нотту дополнительных сантиметров роста, и теперь София была ему примерно по ключицы. Идеальная пропорция. Сквозь запах чернозёма и удобрений вдруг прокралось нечто новое. Тео скривился, ему показалась, что он закапал себе ноздри ягодным сиропом из «Сладкого королевства». Ох, лучше бы он болел простудой, навсегда отбившей возможность распознавать запахи! Сладкий сироп медленно стекал по носоглотке, плыл по трахее вниз к лёгочным альвеолам, где распался на составляющие. Зрачки расширились и стрельнули в пробор волос на уровне груди. Тео хотелось сплюнуть приторную сладость в ближайший горшок, при этом смаковать её, катая по языку как леденец. Он поморщил нос и продолжил слушать вещание профессора Стебль о любистоках. Спустя минут пять ноздри всосали новую порцию сахарной вишни, сожравшей каким-то образом все до последнего запахи в мире! Аромат протиснулся сквозь двери внутреннего сопротивления и за что-то зацепился. Пришлось отступить на шаг. Запах слишком сильно действовал на рецепторы. — О, Мерлин, где она достала эту вонючую дешёвую дрянь? — Панси изобразила рвотный позыв. Тео из вежливости кратко кивнул. Усмехнулся и покачал головой. Запах растаял. Ещё… Что? Ещё, твою мать! Кожаный ботинок скользнул вперёд, отмеряя полшага. В момент, когда воздух опустился во внутренность грудной клетки, произошло нечто напугавшее до чёртиков. Между сердцем и благоухающей Хоган завязался тугой узел. Расцвёл, запел, наполнил светом грудь так, что стало больно. Непонятно откуда взялась дрожь от её нежных нашёптований ростку в горшке во время практической части урока. Тео едва не разбил собственный, когда Поттер посмел чем-то насмешить Софию. В конце занятия, когда Стебль раздавала итоговые баллы, он чётко слышал каждое профессорское слово, но мыслями утопал в жёлтом бантике на косичке поверх распущенных волос и. дышал… Время между вдохами сокращалось. Если до этого аромат проникал случайно, то теперь Тео слегка нависал над проборчиком и выдаивал его лёгкими. Не хочу… Не хочу, чтобы она уходила… Почему? Не знаю… Не хочу знать! Оленёнок, стой… Не заворачивай за угол… Мне нужно ещё немного тебя… — Теодор? Голубые глаза широко распахнулись, Тео едва не налетел на Софию, выходя из комнаты для хранения инвентаря, где положено было оставить защитную одежду. Сердце отмеряло первые секунды зарождения влечения, а бедный Нотт, которого будто насадили на меч, не понимал что ему сказать. Малышка была растеряна, и Тео вдруг понял… Он не сводил с неё взгляд, пока шёл к выходу, и сам стал дураком, не следившим за ногами. — Прошу прощения. Я тебя не увидел. Всё, на что хватило сил. Видел… Прекрасно он всё видел. Съел каждую частичку ангельского великолепия. Поверил в иллюзию, что всё это временно. И верил до конца учебного года. Также как и в то, что малышке уже не удастся его удивить, ведь казалось бы — Тео давно выучил её назубок. Но она поразила тем, чего бы никто и никогда от неё не ожидал — жадным упорством. Топтанием полов у кабинета директора и Макгонагалл. И всё из-за набедокурившей хагридовской птички. Тео не узнавал Софию. Выбивая из учителей внимание к произошедшему на уроке бородача, написывая письма в министерство, малышка обратилась безжалостной бестией, желавшей защитить Клювокрыла от смерти. Её некогда светлые черты исказились до суровых, озлобленных. Видя Малфоя в коридоре, она сжимала кулачки и дышала через расширенные ноздри. Тео даже захотелось первый и не последний раз вдарить по белобрысой башке. И причин на то было две. Первая — за то, что превратил ангелочка в недовольную дьяволицу своими жалобами любимому папочке. Вторая — купался в её внимание больше, чем Тео. Однажды, когда он сидел вместе с Малфоевской свитой во дворе, произошло нечто из ряда вон. Глаза блуждали по строчкам учебника, Блейз с насмешкой слушал разглагольствования Драко об очередной стычке с Поттером. И вдруг… Она шагнула во двор, переступив через арку. Руки скрещены, вся пылает гневом, в голубых глазах неумолимая сила. Валькирия, готовая броситься на врага. Издевательские смешки прокатились через слизеринцев, когда София надвигалась прямиком на Драко. Остановилась и посмотрела прямо в нахальное самодовольное лицо. Тео почувствовал, как потный палец прилип к странице. — Попроси отца отозвать решение о казни, — потребовала ангелочек. Компания полными неверия глазами вылупилась на осмелевшую пуффендуйку. Расхохотались. Все, кроме Тео, не сводившем взгляда с насупившегося Оленёнка. — С чего бы, Хоган? — издеваясь, поинтересовался Драко. — Ты знаешь, что это несправедливо. — Несправедливо? — резко перебил тот, осматривая её с головы до ног. — Эта тварь чуть мне руку не отцапала. — Не преувеличивай! — ничего себе, София способна на такие хлёсткие интонации? — Ты нарушил правила поведения с гиппогрифом! И всё произошедшее результат твоего невежества, и не того что с Клювокрылом что-то не так. — Нечего было бородатому идиоту притаскивать эту курицу на урок! — Единственный идиот, которого я знаю, это ты! — закричала София. — У живого существа отнимут жизнь из-за того, что ты высокомерный придурок! Малфой встрепенулся со своего места и подошёл так близко к Софии, что едва не уткнулся своим носом ей в лоб. Рука скомкала пропитанную потом страницу. — Ещё одно слово, и голова слетит с твоих плеч, грязнокровка! — процедил Драко, сгорая от гнева. Тёмные брови сошлись, глаза стрельнули молниями прямо в Драко. Тео захотелось свернуть поганцу шею собственными руками. — Драко, брось. Она же слабачка, — прогнусавила Панси, оттаскивая его за край пиджака. — Её угрозы ничего не стоят. Как и она сама. — Проваливай, — потребовал Драко. — Ты сволочь, Малфой, — сказала София, глядя ему в глаза, и, видимо верно сообразив, что криком тут не победить, отправилась прочь. Провожая её взглядом, Тео никак не мог унять бедное разбушевавшееся сердце. Вот значит как. Ради любимой зверюшки Хоган готова пойти против своей собственной натуры? Даже интересно на что она ещё способна, чтобы спасти очередную тварь? Каковы пределы? Тео аккуратно поместил эту мысль, словно самую важную ценность, в глубину сознания и запер на замок. Да, Оленёнок. Удивила так удивила. Она рыдала и бросалась к хижине лесника в день казни питомца. Такой Тео ещё не видел Софию. Её истошные крики услышал едва вышел из замка. Застопорился, оплетя пальцами ручку от сумки. Макгонагалл, Боулз, Аббот оттаскивали Софию под руки, а та умудрялась одним своим хрупким тельцем тормозить всех троих. — Так нельзя! — её вопли привлекали к себе всё больше внимания. София никогда не была громкой, не была заметной, но проснувшаяся в ней бестия, готовая спиной прикрыть зверюшку, сделала Оленёнка внезапно объектом номер один. — Помфри, сюда! — голос Макгонагалл дрожал от волнения. Она прижала к себе головку малышки, пока та с бешено горящими глазами смотрела на тропинку, ведущую к хижине. Медсестра засеменила к ним с бутыльком успокоительного. София крутила головой, рыла пятками грязь под проклятыми кедами. Сквозь сжатые губы прорывался крик. В конце концов Помфри наступила ей на ногу, и та, взвизгнув от боли, открыла рот. Зелёная струя в одно мгновение влилась в горлышко. Спустя пару мгновений София безвольно повисла в руках подруг и профессора трансфигурации. Её уносили, а крик, всё ещё звучащий эхом в голове, потрошил органы изнутри. Особенно щемило в груди. Почему так больно? Почему я хочу прижать к себе её головку и баюкать у груди? Почему хочется попросить отца подлить старшему белобрысому яду, когда он в следующий раз притащит свою нарциссическую задницу в наш дом для стакана огневиски? Тео не знал, каким ужасным эффектом обладает её крик. Сообразил, что услышал его впервые. Он напряг лицо, оттесняя лезвие эха подальше. Куда-то за пределы горизонта. Таращился невидящим взглядом в тень, глотая воздух неравными порциями. Ноги понесли его вниз, по тропе. Сырой ветер больно царапал худое лицо, пока Теодор широким шагом мчался к месту казни. Застыл. Впереди Малфоевская шайка, парни прошмыгнули мимо, Драко держался за разбитый нос. — Если хочешь полюбоваться на шоу, держись подальше от грязнокровки Грейнджер, — прошипел он и скрылся вместе с Крэбом и Гойлом. Внизу у камней столпилась троица. Вцепились друг в друга, задыхаясь от предвкушения страшного зрелища. Секира палача ударила. Тео вздрогнул, будто это его надвое разделило холодным металлом. Как она это переживёт? Кто ей скажет, что приговор исполнен? Кто будет давать ей своё плечо, чтобы она заливала его слезами? Побежал туда, к больничному крылу. Остановился. Мысли били больно и нещадно, перебивали одна другую. Положено радоваться её страданиям, а не стремиться избавить её от них или облегчить боль! Было же время, когда ты сам устраивал ей ментальные пытки, забыл? Тео схватился за завязавшийся узлом живот. Отвернулся от окна, потому что свет вызывал рвотный позыв. Приступ длился до тех пор, пока не явился Блейз. — Представляешь, эта тварь-таки сбежала, — всё, что разобрал Тео сквозь невнятную, перекрытую частыми вздохами речь. — Интересно… — сказал он так, будто вообще не понял, что ему только сообщили. Блейз приподнял одну бровь, на мгновение не узнав лучшего друга. Интересно не то как гиппогриф сбежал, или кто в этом поучаствовал. Интересно что за сладкое помешательство усиливает давление цепей на собственное сердце.