Безумие играет с тобой

Колёса Хогвартс-экспресса играли с Теодором в опасную игру. Тук-тук. Тук-тук... Металл стучал. Тео чувствовал, как у него забирают воздух. Сердце разгонялось, во рту пустыня, в голове клокочут непослушные мысли. Сидение казалось неудобным, он постоянно шевелил спиной и отворачивался от солнечных лучей, так и норовивших пробраться в кофейную радужку. Несколько раз длинные пальцы ныряли в волосы, нарушая скромный порядок тёмной шевелюры. Адски хотелось курить. В кармане как раз притаилась заветная упаковочка. Опять стучит… Нет, не поезд. Полый фиброзно-мышечный орган, обеспечивающий посредством повторных ритмичных сокращений ток крови по кровеносным сосудам. Сердце... Трудно сохранять ровный фасад, когда в груди орган устроил панику из-за абстинентного синдрома. А если по-простому - ломки. Куда проще было бы, если бы дозу можно было взять из потной грязной ладошки курьера, сунув ему в воротник магловскую купюру. Наркотик, которого просила грудь, слушал стук колёс в соседнем вагоне. Через стены Тео ощущал его дыхание, представлял, как свет окунает в золото беспорядочно уложенные прядки. С прискорбием пришлось признать, что лето, два месяца кутежа, так и не избавили от безумия. Болезнь милостиво отступала во время наркотических снов, но хватала сильнее за горло, как только трезвость возвращалась. Трезвость… Что есть трезвость, если внутри варится вечная дурь и он почти всегда под кайфом? Пока Драко вещал с нарциссическим бахвальством, Блейз и Пэнси внимали разинув рты, услышав намёк на бравое служение лорду. Тео косо улыбнулся, понимая, что если лорд действительно что-то поручил Малфою, то для последнего это вряд ли обернётся вселенским благом. Или просто благом. Скорее даже наоборот. Сквозь тон Драко скользило намерение задеть сидевшего напротив Нотта. Cпровоцировать зависть, поиграть с ней, как играют коты с клубками. Плевать Тео было на эти попытки забраться невидимой иглой под кожу. Драко, ты скорее поломаешь свои иголочки. Одну за одной. Абстинентный синдром подарил иммунитет. В сравнении с масштабами ломки всё в мире ничтожно мало. Тео больно сжал коленку, ему становилось хуже. Стук-стук… Он проигрывал колёсам поезда. Надо что-то сделать, чтобы остаток пути в виски не ввинчивали ржавые гвозди. Всё ясно: сигарет будет недостаточно. Во внутреннем кармане чёрного пиджака, завёрнутое в шёлковый платок, томилось временное противоядие от всех проблем. Тео раскачивался на сидушке. Можно было бы подумать, что это вагон подпрыгивает на рельсах. Но на деле это сердце раскачивалось в груди, предвкушая, сходя с ума, ударяясь о рёбра. «Ты псих и едешь на встречу со своим бессознательным. Папа Нотт накажет любимого сыночка, если узнает о его диагнозе... Ай-ай-ай!» Тео резко встал и, учтиво уведомив, что отойдёт буквально на минутку, отправился в уборную. Хоть одно везение за весь грёбаный день – дверь не заперта. Тео прошмыгнул внутрь, зацепив мантией унитаз. Закрыл крышку, поставил на неё ногу и рванул за антидотом в пиджак. Подпалил косяк и с жадностью сделал глубокую затяжку. Прошу, каннабиноиды, мне нужна ваша милость! Травянисто-горький вкус вытравил из головы нервозность, расслабил лёгкие. Матовый дым заклубился вокруг Нотта, он будто вернулся во времена вечеринок с Малфоем, где часто засыпал в угаре на каком-нибудь не предназначенном для этого предмете интерьера. Расслабление… Избавление… Вздёрнув нос, улыбнулся своему отражению в зеркале. Интересно, нормально ли обвинить человека за доведение до пристрастия к наркотикам? Тео горько усмехнулся, пригладил кудри, сжал веки. Как можно подать в суд на наркотик за спровоцированное пристрастие к другому наркотику?

***

Пепел от сигареты осыпался на иссушенную сентябрьской жарой траву. Теодор пустил ядовитое облако дыма, подметил несколько созвездий в небесном чёрно-синем куполе, прищурился. По смуглой коже двигались чёрные тени ветвей, руки лежали в карманах брюк. Давай, ври себе. Тео замотал головой. Он прекрасно понимал что лжёт, считая, что быть здесь сейчас, в вечер понедельника, в самом начале шестого учебного года, — пустая и даже идиотская трата времени. На тумбочке в спальне ждали своего часа пару интересных томов, отобранных в библиотеке ещё с утра: руны, справочники по зельям, биографии тёмных волшебников. Ждали и не дождались. Это всё Блейз виноват (ну конечно, твою мать): каким-то образом заставил повестись на своё нытьё и таки выманил Нотта из замка. Видите ли, не хотелось ему быть единственным представителем слизеринской элиты на вечеринке в честь начала учебного года. Блейз просто обожал привлекать к себе внимание, а с Тео это было устроить куда проще. К тому же, у него так невовремя кончилось магловское курево. Ладошки Тео потели всю дорогу до Чёрного озера. Бормотание внутреннего голоса раздражало, но он шёл. Это просто вечеринка, а мне скучно сидеть с молчаливым Малфоем. — Драко не будет? — осведомился Блейз, выглядывая из-за дерева, нервно глотая никотин. Не хватало ещё попасться Грейнджер, поди, сразу доложит о том, что двое слизеринцев в разгар вечеринки предаются запрещённым развлечениям. — Он не в восторге от идеи, что Гриффиндор организовал тусовку. Блейз издал шумный смешок сквозь кривую улыбку. — Понятно. Не может простить Поттеру Люциуса в Азкабане. Или не хочет пить и есть с одной посуды с грязнокровками, — сплюнул в траву, будто от слова «грязнокровки» на языке появлялась обжигающая горечь. На деле Блейз не разделял Малфоевскую нетерпимость. Среди девушек смешанной и магловской крови попадались очень хорошие экземпляры. Ни к чему сокращать себе изобилие, когда элитные представительницы древней профессии недоступны в школьных стенах. Теодор ничего ему не ответил. Вонзился взглядом в тёмное небо и, сделав затяжку, выдул дым тонкой струёй в темноту. Про себя посчитал решение Драко откровенно недальновидным. Вечеринки — это не только выпивка, танцы, случайный пьяный обмен слюной, трения неопытных тел, но и хорошая возможность понаблюдать за теми, кто окружает тебя каждый день в стенах замка. Маски сбрасываются, когда садится солнце, когда мораль хитро прищуривается, будто знает насколько призрачно её влияние на молодые умы с приходом ночи... Даже силы алкоголя порой не надо, чтобы понять, кто есть кто. Потушив истлевшие сигареты о щель в коре, парни вынырнули из лесной тьмы навстречу разноцветным огням, нанизанным словно ёлочные игрушки между деревьями. Гудела магловская музыка, от которой у Блейза заскрежетали зубы. Воспоминания о бурном лете и практически ежедневном похмелье. У стола с едой толпились студенты, проворно выхватывая из-под носов друг друга выпивку и закуски. — Ты не пойдёшь, — утвердительно кивнул Забини, зная, что не ошибается. Не дождавшись ответа, шагнул в толпу. Тео видел, как его вытянутая фигура потерялась за танцующими телами. Должно быть заприметил симпатичную мордашку и, включив на полную своё обаяние, развернул охотничий капкан. Недаром перед выходом залпом осушил флакон противозачаточного зелья. Рука почувствовала шершавую поверхность коры. Тео прижался к дереву и, поглаживая фамильный перстень с буквой «N», сузил глаза в пристальном наблюдении за происходящим. На поляне вспыхивающей то и дело красками светомузыки мелькали эмблемы факультетов: жёлтый, красный, зелёный, кто не вошёл в Малфоевскую группировку, синий. Тео предпочёл школьной форме, которой согласно дресс-коду вечера полагалось придать небрежный вид, синюю рубашку, ровную ткань новеньких брюк и пиджак с шёлковой каймой на воротнике. Утончённый, изысканный, но без претензии на идеал. От скрытых в тени медовых глаз веяло лёгким флёром цинизма. То, что воспринималось студентами как крутая тусовка, Тео видел как возню малышни в детской песочнице. Низший аттракцион гормонов и приземлённого веселья. Он протяжно выдохнул. Да, здесь всё совсем не такое как он привык, действительно детское. С тоскливой ностальгией вспомнил о тусовках среди роскоши. Про облако из разных оттенков парфюма, от терпко острого до нежно сладкого, дорогую посуду, которую здесь заменили на пластик. Музыка если и играла, то скорее для атмосферы, не била в слуховые каналы оглушающими битами. Он ухмыльнулся, блуждая изучающим взглядом по ногам и телам. Без труда вычислил как минимум трёх девушек, заприметивших его тщательно охраняемое одиночество. Они будут смотреть, но не подойдут. Знают, что кроме вежливого отказа им ничего не светит. Теодор Нотт желаем толпой, но сам в неё не стремится. Он — Сатурн, а все остальные — кольца. Уже спустя пятнадцать минут его лицо обрело скучающий вид. Грейнджер, Поттер, Уизли… — всё такое до одури знакомое, что провоцирует зевок. За ним последовало почёсывание шрама на правой брови. Изъян, о прикосновении к которому тайно мечтают многие, как бы ни пытались скрыть. Кто-то предложил пунш, но Тео, поблагодарив, отказался, даже не взглянув на девушку. Слишком приторно для его любви к полусухому. Слишком просто в сравнении с кровью итальянских виноградников. Взгляд обнаружил Блейза, удаляющимся с когтевранкой в высоких гетрах и короткой юбочке, с расстёгнутой по центр туловища блузкой. Девушка мило хихикала, придерживая Забини за локоть. Его шаги были нетерпеливыми, её полупьяными. Да, дружище. Твои вкусы не меняются. Ты любишь лицезреть оголённую плоть, прежде чем ею насладиться. Тео уставился пустым взглядом на острые башни замка: Блейз свалил на рандеву, делать больше нечего. Мысли про лето… Воспоминания, яркие, красочные, живые, как колдографии, только с памятью ощущений. Оставленный отцом на попечение горничных, поваров и дворецкого Тео вкушал по глотку прелести разгульной богатой жизни. Малфой, которому вдруг осточертели взрослые приёмы с министрами и чиновниками, задумал устроить свой собственный вояж для близкого окружения. Это было ярко, с углублением всех греховных чувств до степени, способной довести человека до Мунго. Еда, выпивка, свободные разговоры, совершенно не под стать джентльменским рассуждениям об экономике и погоде. Драко, что ненавидел магловское также, как ненавидел троицу, вытащил из магловского мира всё самое запретное. Успокаивал свою нервозность и затаённое влечение к старосте Гриффиндора косяком и занюхиваем какой-то белой дряни, к которой Тео притрагиваться не стал. А вот косячку пару раз дал шанс, испытав такое долгожданное умиротворение, отодвинувшее на задний план кое-что, о чём не хотелось думать. И при этом хотелось спалить весь мир, лишь бы он не мешал гонять калейдоскоп одного единственного образа в голове. Я просто хочу отвлечься. Мне нужно найти способ перестать сходить с ума... В комнате сияли алые огни и дым плоским облаком тянулся к выходу. Когда Тео потушил вторую сигарету, они влетели, как стайка полуголых мотыльков.. Он сидел один, глубоко утонув в кресле. Они были идеальными, ухоженными, как породистые кошки. Малфой ушёл первым с девушкой, имени которой никто больше никогда не вспомнил. Но Тео был уверен, что, терзая её на постели, Драко представлял карие глаза и называл в своей голове партнёршу на одну ночь Гермионой. За остальными Тео не особо следил, предаваясь одинокому пьянству. Когда в гостиной стало пусто, она сама забралась к нему на колени. — Тебе одиноко. Уголки губ Тео приподнялись. Девушка в алом шёлке не угадала, он сам себе лучшая компания. Стройная, в ушах бриллианты, помаду стёрла о стакан огневиски, запах которого обжёг Тео висок. Он знал, что она целый час наблюдала за ним из-за угла. Чертила линию по аристократическому профилю. Лелеяла пьяную мечту раздвинуть под ним ноги. И теперь выгибалась, демонстрируя лучшее, чем наградила её генетика и господь Бог. И Тео оценил этот предмет искусства. — Девственница? — коротко спросил он. Ему было важно... — А какой ты хочешь, чтобы я была? — ответно пропела она. — Честной. Она на мгновение застыла от холодности его слов, но, решив затуманенной алкоголем головой, что это такая игра, продолжила извиваться. Нет. Профессия красотки сама диктовала ответ на вопрос, просто Тео понадеялся, как наивный школьник. Он повёл её в дальнюю комнату и позволил лишить себя девственности. Наматывал волосы на руку, толкаясь внутрь, шлёпая по упругим ягодицам. Не те... Не те ягодицы... Другие... Воображение, яви мне то, что я хочу... Сквозь тугое желание, которое взорвалось жгучим оргазмом, он с ужасом понял, что всё до отвратительной горечи не так! За девушкой в красном шёлке последовали другие. Иногда одна, иногда двое сразу… И каждое новое соитие приносило бурю физических удовольствий, но Тео было катастрофически мало. Изливаясь на животы, простыни, спины, он ловил себя на том, что в сознании больно маячил червячок. Он подсказывал, всё происходящее - подделка. Попытка заменить блеск бриллианта блеском искусственного камня. Их воды было мало для его огня. И вода была… не той… Вырисовывалась очевидная проблемка. Он горел. Но как бы ни старались одноночные гостьи в постели, какую бы иллюзию освобождения не дарила эякуляция, голод не унимался. Плоть уставала и засыпала, а душу мучила нервная жажда. За замком в горах клубилась грязно-жёлтая жирная туча. Тео заметил её, как только внутренность полыхнула несколькими белыми вспышками. Принюхавшись к ветру, уловил его направление. Нет, тучу гонит к югу, и она наградит присутствующих разве что немым световым шоу. Музыка прервалась, послышался голос Грейнджер, трещавшей как заведённая о том, как здорово, что начался шестой курс. Пошла ты к чёрту! Лучше бы вы все пошли к чёрту вместе с вашим Хогвартсом… Лучше бы я пошёл к чёрту отсюда, лишь бы безумие прекратилось! Тео прочесал волосы пальцами и раздражённо сжал губы, смочив их кончиком языка. Усмехнулся возникшей в голове мысли. Драко, ты упускаешь такую возможность ревностно скалиться на парней, внемлющих голым коленкам ненаглядной Грейнджер. Гарри и Рон рядом — вечные телохранители недурного ума. Джинни чем-то встревожена и стискивает лапку Поттера, будто его вот-вот могут похитить. Интересно, нос бедолаги успели подлатать? Речь Гермионы была как у громовещателя. До того невыносимая, что Тео больше не мог стоять в своём уголке. Направился быстрыми шагами к чёрному зеркалу озера. Шаг, второй, третий. Вспышка, хлопушка, мишура осыпалась на поляну, вынуждая Тео сначала замедлиться, а столкнувшись взглядом с тем, от чего искра царапает сердце, замереть. — С днём Рождения! — прокричала часть толпы, посреди которой стояла она. Гермиона приобняла смущённую девушку и чмокнула в щёку. Лицо Теодора какое-то время ничего не выражало. Он всё-таки не смог удержаться от тёплой едва заметной улыбки. Подошедший следом к пуффендуйке парень с мелированными волосами, заставил уголок губ сдержанно дрогнуть, пока в левом кармане сжимался кулак. В такие моменты отвращение к ней обретало странную форму и внезапно оборачивалось против самого себя. Тео должно быть всё равно, какие кабели ластятся к этой Хогановской идиотке с большими наивными оленьими глазами. И особое удовольствие положено получать от того, что это делает такой придурок как Эндрю Ватсон. Удовольствия не было. И лучше было бы простое «ничего», чем желание выколоть себе глаза. Ох, дьявол, почему она родилась именно у Хоганов? За что ты так со мной? Я что в прошлой жизни давил сапогами новорождённых щенят? Тео ко многим вещам относился с холодным спокойствием, но когда к Софии Хоган приближался этот лощёный модник, ярость отнимала дыхание. А хуже становилось, если, как например, сейчас, Эндрю Ватсон смел прикасаться к ней. Шептал в ухо какую-то пошлятину, она заливалась краской и хихикала. Тугой узел завязывался в горле, и Тео разрывало надвое. Одна часть хотела отвернуться, другая смотреть и, в случае если склизкие пальцы ублюдка заберутся туда, где им быть не положено, запустить в него чем-нибудь тёмномагическим. Почему ему можно, а мне нельзя? Тео потряс головой, избавляясь от навязчивой мысли. Знакомой до тошноты, острой, как режущее заклинание. Чёрные брови взметнулись, глаза налились бешенством. Чёртов гриффиндорец всё-таки нашёл способ оплести руками талию Софии. Всё равно, что смотреть, как из-под носа уводят последний пузырёк с исцеляющим зельем, когда под рёбрами ноет адской болью рваная рана. София быстро выпуталась и поспешила сбежать из эпицентра веселья, поблагодарив Гермиону и остальных. Подошла к столу и налила себе сок в красный пластиковый стакан. Тео смог дышать только когда убедился, что Ватсон оставил её в покое. С прошлого года в ней мало что изменилось: всё те же тёмно-русые пушистые волосы, собранные в неряшливый пучок, у лица две вьющиеся прядки. По-детски пухлые губы, миниатюрная фигура, юбка-карандаш хорошо выдавала широкие манящие бёдра. Те Самые... Тео стоял слишком далеко, чтобы видеть её глаза, но, даже находясь на расстоянии, мог безошибочно описать их цвет: разбавленная в воде голубая акварель, осеннее чистое небо в полдень, два голубых турмалина, которые хочется выдрать, придать им огранку и носить с собой, поместив в кольцо или медальон. Ему был известен запах её парфюма: дешёвая магловская подделка на известный бренд с приторной вишнёвой ноткой. Безвкусица. Так душатся маленькие девочки, получив в подарок первый набор косметики. София начала носить этот запах с третьего курса, а Тео, что терпеть не мог вишню, пристрастился к вишнёвому штруделю, который подавали по четвергам. Тео полюбил четверги. Из одежды София предпочитала чёрные толстовки на молнии с капюшоном, простые джинсы и кеды кислотно-розового цвета. Тео видел, как она пару раз натягивала их после прогулки босиком по траве. Простая, земная, с розоватой кожей на щиколотках… Он представлял себя шнурком протянутым через металлические кольца. Туже… Просто затяни туже. Любимый предмет — уход за магическими существами. Гиппогрифы обожали её едва ли не больше, чем тупоголового лесничего. С благоговением она вычищала их стойла, кормила, носилась в библиотеку за энциклопедиями, до дыр вычитывала колонки о животных в «Ежедневном пророке»… До сих пор он помнил безумно удивлённые глаза Хагрида, когда явился на первое занятие в семестре, хотя все годы до этого едва сдерживал своё раздражение. Он завидовал каждой твари, обласканной её пальчиками. Готов был натянуть на себя поводок и залаять, вылизывать грязные стоптанные розовые кеды. В их первую встречу в вагоне Хогвартс-экспресса Теодор и представить не мог, что когда-нибудь падёт так низко. Сразу понял, что перед ним хрупкая девочка, которую так легко сломать. Скажешь лишь одно слово, и она тут же бросится в слёзы, даже не подумав сделать что-то, чтобы себя защитить. Она показалась ему слишком открытой для удара, когда влетела по неосторожности из-за резкого торможения. Не посмела даже поднять глаза, отступив назад, будто Тео был не человеком, а смертельной угрозой. — Прости… — неловко вымолвила София. Тео молчал. Ему было всё равно на удар. Зато приятно следить за растущим смущением и краснеющими щеками. София подняла прозрачно-голубые глаза и светло улыбнулась. — Я бываю очень неуклюжей, — сказала она так, будто надеялась обаянием вывести хмурого мальчика на диалог. — Я - София Хоган. Тео на секунду утратил самообладание, услышав знакомую фамилию. Челюсть дрогнула, черты исказила мрачная тень. «Гнусные шавки! Бесстыдные ублюдки», — взревел в голове голос отца. «Ох, Мерлин, пусть этот Хоган со своей магловской подстилкой и их отродьем сгорят заживо!» — Нотт, — коротко сказал Тео. У Софии дыбом встали волосы. Она растеряла малейший намёк на радушие и поспешила убраться из вагона, ни сказав больше ни слова. Тео отряхнул мантию, попутно снял с груди длинный волос. С отвращением отбросил его в сторону, как если бы обнаружил на себе ядовитое насекомое. Идиот. Это насекомое нужно было завернуть в платок и хранить. Лелеять, как нумизмат редкую монету. Разворачивать по ночам и касаться губами… Версия Софии с шестого курса проследовала мимо, и Тео вздрогнул, будто через него пронёсся холодный полтергейст. Уставшая от шума толпы спустилась к песчаному берегу и уселась на продолговатый валун почти у самой кромки. Потягивая тыквенный сок, наблюдала за пляшущими вдалеке зигзагами молний. Теодор долго держал свой пристальный взгляд на ней, такой легкодоступной и открытой на фоне чёрной воды и песка. Странно было присутствовать на празднике, относящимся к её дню рождения, и при этом в каком-то смысле быть максимально далёким от него. Не надо было Блейзу никаких уловок и хитрости. Тео сам летел к берегу Чёрного озера против воли, как мотылёк на свет. Его потянуло. В конце концов, она не одна кто хочет любоваться с берега видом сухой грозы. София краем глаза заметила высокую фигуру в чёрном костюме. Чуть вздрогнула и едва не пролила сок на колени. Поставила стакан в песок и уставилась на башни замка на фоне ржавых облаков. Тео встал на небольшом расстоянии. Пальцы в карманах брюк вспотели, стоило порыву ветра донести до обоняния приторно сладкую вишню. Четверги… София странно заёрзала на камне, будто в присутствии Тео не могла сидеть спокойно, любая поза казалась неправильной. Оборонялась. Наливалась сталью, хотя с таким весельем принимала на себе грязные похотливые потные ладони гриффиндорского сукина сына. И так, твою мать, было всегда! Фамилия Нотт как знамя врага на горизонте. Миленькая глупышка, ангел с сияющим, как бриллиант, сердцем напряжённо сдвигала бровки, и Тео ощущал клинок, направленный в своё горло, к самой артерии. Одно то, что она воспринимала его, как врага, рассекало лезвием шею. Нотты и Хоганы, Хоганы и Нотты… Почему нельзя было развязать вражду между другими семьями? — Сколько тебе исполнилось? — сказал он голосом без единой эмоции. Вопрос идиотский, но необходимый. Просто услышать её голос… София позволила себе кратко на него посмотреть. — Шестнадцать, — ответила, слегка дрогнув. Лицо Теодора застыло маской. А внутри… Ох, Мерлин… Дай мне ещё этих вибраций… Как обычно, дальше обмена репликами разговор не продвинется. София не смогла долго выдерживать присутствие Тео. Вскочила и зашагала обратно к шуму вечеринки, будто только что вспомнила о срочном деле. У Тео вырвался странный выдох. Непонятно чего в нём было больше: разочарования или облегчения. Глаза метнулись в сторону опустевшего камня. Стакан так и остался на песке — забытый и полупустой. В каком-то смысле Тео его понимал. София уходила — он терял часть себя. Внимательно огляделся по сторонам. Он один, и это крайне важно. Два пальца зажали красный пластик. Тео поднял стакан, покрутил его в руке. Со стороны могло показаться, что он изучает древний артефакт или реликвию, таким интересом горели глаза. На самом деле надеялся обнаружить следы и… обнаружил. Прислонился к пластику губами ровно в том же месте, где переливался клубничный блеск для губ. Залпом выпил всё содержимое, закатив глаза, как закатывал их, испытывая разрывной оргазм. От пластикового дна отразился мягкий стон. Гелеобразная структура с ягодным ароматом впиталась в кожу, горло обожгло ощущение Софии, хлынувшее по пищеводу. «Да, детка…» Оторвавшись от стакана, Тео шумно выдохнул и прикусил клыком губу, с жадностью облизал. Быстрым жестом смял стакан и спрятал его в кармане, рядом с пачкой сигарет. Две пагубных зависимости разделили одно пространство. И неизвестно какая из них убьёт его быстрее. Где-то совсем рядом ударила молния и бросила на ликующее лицо холодный яркий отблеск. Мой Оленёнок, наконец ты достигла возраста согласия.