С мертвыми на мертвом языке.

1977 год.   ​Орион стар и тяжело болен. Быть может, поэтому, а, быть может, в силу прожитых лет, он намного более проницательный и осторожный, чем показывает. Безумная искорка в глазах — что-то, характерное их семье (Регулус старается на замечать этого блеска, ставшего постоянным во взгляде его матери и мелькающего в глубине зрачков Сириуса, когда тот выходит из себя).   ​Регулус бледен и плохо себя контролирует. Секта, в которую его заманили, нет, в которую он пошел самостоятельно, убийства людей, жертвоприношение ради зрелища и благоговейного страха у юных Пожирателей Смерти, а не ради чего-то большего — как было заведено и правильно: чтобы раскрыть новые грани колдовства, а не обречь себя на страшное проклятие, — все это — бесноватое зрелище глупой, не имеющей никакого смысла жестокости, выбило его из колеи.   ​Он шел за идеей, за величием волшебников, за тем, что правильно — древнее колдовство — тоже жестокое, но жестокое лишь в том, как переходит границы понятного и что дает взамен — в руках знающих и ценящих его магов. Грязнокровки и законы ради них, знания, которые упрощаются ради них — Темный Лорд должен был бороться с этим, возвеличить магию, а не оказаться на самом деле поехавшим маньяком — убийство магглов ради убийства.   ​(Запуганные шавки сражаются, как проклятые).   ​Регулус теряется в собственных мыслях. С одной стороны — темная магия, он с детсва знал цену владению ее возможностями. С другой же — человеческое сострадание. Сердце в груди — горячее, словно обливающееся лавой. Он не мог смотреть на пытки того, кто не сумел бы даже попытаться дать отпор.   ​Не мог понять, почему убийство чужого домового эльфа — живого существа! — сущая мелочь. Сродни тому, чтобы смахнуть пылинку с рукава. Ничего больше.   ​Он вздрагивает от этой мысли и находит глазами отца. Тот остановился возле одного из библиотечных стеллажей и доставал несколько переписанных им дневников предков.   ​— Мы ввязались в дрянную историю. Если бы ты не был таким же чокнутым как братец, я бы меньше волновался.   ​Орион на мгновение прикрыл глаза.   ​— Если бы ты был как Люциус — трус трусом, я бы был спокоен. Но вы с Сириусом — оба полнейшие идиоты. И не смотри так, я же вижу, что-то творится в твоей голове. И если одного сына я уже потерял и не смогу никак помочь ему, то тебе попробую. Дай Мерлин, чтобы тебе никогда в жизни не пригодились эксперименты твоих свихнувшихся родственничков.   ​Он зашелся в долгом приступе кашля. На платке, который Орион прижимал к губам, остался сгусток крови.   ​— Запомни, ты — последний Блэк. Сохранность нашего рода в твоих руках. Я скоро умру, а ты, — Орион вдруг замер, словно пронзенный видением. — Ты должен выжить любой ценой.   ​Он отвернулся, принявшись копошиться среди книг. Стопка фолиантов в руках Регулуса, обтянутых кожаной обложкой, увеличивалась. Это были знания, которые хранила его семья — предсказания будущего (донельзя точные), новые заклинания, страшные яды и темномагические ритуалы, ведущие путь своей разработки из древности — жертвоприношения, лунные календари, ингредиенты для зелий, которые почти невозможно собрать.   ​В конечном итоге, за сложностью и частым отсутствием эффекта эти ритуалы забывались. Но Орион, всю жизнь посвятивший исследованию и сортировке наследия семьи Блэк, собрал их и вывел в один-единственный, ни разу не испытываемый на практике.   ​В роли жертвенного агнца должен был выступить человек, который сумеет вместить в себе две души одновременно. При этом, нужны еще проводник энергии, который позволит вылезти с того света, и частичка души воскрешаемого — «приписка: портрет или колдография». Список долгоготовящихся зелий — одно из них варится больше десяти лет. Десятки заклинаний, руны, что пред использованием еще нужно правильно расшифровать.   ​И самое труднопреодолимое, что никогда не позволит Регулусу, как приемнику отца, проверить действие этого ритуала: сначала нужно умереть.