Темное наследие

Арианна

      Последние несколько дней тянулись как в тумане, но три дня поисков не привели ни к чему. Тщетно.       Мама, обычно веселая и счастливая, выглядела уязвимой и потерянной. Она, бывало, замолкала на полуслове, уводила взгляд.       Дяди были полностью погружены в обсуждение, их голоса доносились из кабинета, куда я не входила. Иногда до меня долетали обрывки слов, но они были настолько запутанными и покрытыми слоями обрывчатых фраз, что понять было сложно.       Маттео и Джианна тоже были в нашем доме. Они были убеждены, что их дочь где-то в Вегасе, но никто не мог это подтвердить. Все цеплялись за теории, но ни одна из них не приносила утешения. Маттео не был спокоен — совсем не был. Я старалась держаться от него подальше, не потому что боялась его слов, хотя я была уверена, что он меня не обвинит, а из-за его взрывного характера. Это был человек, с которым невозможно было договориться, когда внутри него начинался шторм. Джианна не отставала от него. Она ходила по дому как на грани — её плечи напряжены, руки дрожали, а взгляд метался по комнатам, будто она могла найти ответы в пустоте. Ей было сложно.       А какому родителю не было бы?       Алессио держался спокойно, но я видела, как в его лице было что-то, скрытое за маской безразличия. Он, как обычно, не показывал всего нам с Массимо и Невио, но я замечала, как его рука нервно сжимала стакан с виски по вечерам, когда он думал, что никто не видит.       Массимо иногда переговаривался с папой о планах и по вечерам молча присоединялся к Алессио. И в один из таких вечеров, когда боль в боку никак не утихала, напоминая о себе с каждым вдохом, я спустилась вниз за стаканом воды.       Но стоило мне подойти к лестнице, как я услышала голоса Массимо и Алессио, которые доносились из полутемной гостиной за дверью. Не собиралась подслушивать. Честно. Но уйти не смогла, так и прижалась ухом к двери.       — Ты уверен? — голос Массимо был низким, почти угрожающим, но в нём звучала едва заметная нотка сомнения.       — Хватит, — прервал Алессио, звучавший теперь резче. — Мы уже решили. Если у тебя с этим проблемы, держи их при себе или убирайся нахуй из моего поля зрения.       Тогда я вернулась к себе обратно в комнату, все прокручивая слова братьев, но так и не поняла, о чем они вообще говорили.       Я вышла из машины и направилась в сторону больницы. Мой бок пульсировал от раны. За мной шагал Ноа, его присутствие было как тень.       Я оглянулась через плечо и сказала ему с остриём:       — Ты мог бы подождать в машине. Я просто попрощаюсь с ними.       Ноа не замедлил шаг. Его челюсть напряглась, а большая ладонь мягко легла мне на спину — движение осторожное. Тем не менее, это заставило меня напрячься.       Он был слишком внимателен, слишком остро замечал каждый мой вдох и шаг. Его напряженность не была просто защитой — она поглощала.       И эта его одержимость прикосновениями… Рука на талии, когда я едва заметно теряла равновесие. Всегда слишком близко, слишком быстро, когда я была близка к потере равновесия в первые дни после швов. Массимо, который намазывал каждые четыре часа на меня мази, сказал, что у меня теперь будет шрам в три сантиметра.       Если вернуться к Ноа, то добавлю, что он постоянно был рядом со мной. Разве что за исключением дома, который был для него закрыт. Благодаря папе, дядям, братьям — мужчинам, которые никогда бы не позволили ему переступить этот порог, несмотря на то, что мы с ним были женаты. Именно поэтому он проживал в пятизвездочном отеле пару суток.       Я знала, что Ноа понимал, что этот вариант мне очень нравился — я имею в виду не видеть его совсем, — но всему приходит конец. И я также знала: если бы не моя рана, мы бы уже давно улетели в Канаду. Он бы увез меня сразу после свадебной церемонии, не оглядываясь.       — Я не оставлю тебя одну. Не с учётом всего, что происходит.       Я закатила глаза. Сегодня мы уезжали из Вегаса, и мне оставалось попрощаться только с Карлоттой перед вылетом, потому что с остальными я успела это сделать, хоть и не обошлось без угроз со стороны моих мужчин.       Последние несколько дней подруга не выходила на связь со мной из-за проблем с сердцем, и я собиралась навестить её, как только узнала. Но врачи настоятельно рекомендовали ей отдых, и категорически запретили любые визиты. Я знала, что ей нужно время для восстановления, но не могла избавиться от чувства вины, что не могу быть рядом, когда она нуждается в поддержке. А Аврора была с Баттистой, она просто не могла оставить ребенка одного, особенно после всего, что случилось, поэтому Лотта оставалась одна, не включая Диего и его жену.       — Я справлюсь. Мне не нужна няня.       — Это не вопрос твоей независимости, Арианна. Это вопрос безопасности. Ты не ребенок, но ты моя ответственность.       Остановившись перед дверью подруги и замерев на секунду, пыталась вернуть себе самообладание. Пальцы коснулись дверной ручки, но я не открыла дверь.       Я сжала кулаки, пытаясь игнорировать боль в боку и пульсацию гнева в груди.       — Перестань. Вмешиваться. В. Каждое. Моё. Решение. И она ничего мне не сделает.       Ноа не отступал. Его взгляд был ледяным, а губы приподнялись в едва заметной, но полной цинизма улыбке:       — Может, ты и доверяешь ей. Но я доверяю только тому, что вижу сам. И пока я не уверен, что твоя безопасность под контролем, я буду вмешиваться. В каждое твоё решение.       — Твоя паранойя, видимо, заслуживает отдельного места в списке моих проблем… — буркнула я, чтобы тот не услышал мои слова, и толкнула дверь.       Карлотта сидела на краю кровати, выглядя гораздо лучше, чем я ожидала. Только немного уставший взгляд выдавал её.       Рядом с ней стояли Диего со своей женой, которые коротко поздоровались со мной и обменялись кивками. Диего пересёкся взглядом с Ноа, который был за моей спиной. Присутствие его ощущалось так сильно, что остальные напряглись, и я постаралась разрядить обстановку.       — Как ты, Лотта? — подошла я к ней и осторожно обняла, перед этим краем глаза заметив, как Диего едва заметно дернулся, будто собирался вмешаться. Его рука слегка поднялась, но тут же замерла.       Я внутренне насторожилась, пытаясь понять причину такой реакции.       Конечно, теперь моя фамилия другая. Теперь я жена человека из другой мафиозной семьи, и этого было достаточно, чтобы даже Диего смотрел на меня с подозрением, хотя до этого времени всегда уважительно относился ко мне. Сейчас же в его взгляде промелькнуло недоверие. Не передо мной как человеком, а перед тем, что теперь я представляю. Мой новый статус ломал привычное равновесие.       — Всё нормально. Рада видеть тебя, — Карлотта улыбнулась той своей очаровательной улыбкой, которая всегда могла растопить лёд. Она взглянула на Ноа, затем встретила мой взгляд и, поддерживаемая моей рукой, встала. — Доктор сказал, что мне нужно побольше времени проводить на свежем воздухе. Может, прогуляемся?       — Конечно, — ответила я, наблюдая, как она готовится к выходу. Я подождала, пока она оденется потеплее, и мы направились на задний дворик больницы. Диего и Ноа шли позади, их присутствие было ощутимо, но никто не сказал ни слова.       Я поняла, что Карлотта предложила эту прогулку не столько из-за рекомендации врача, сколько для того, чтобы поговорить без них.       Когда мы дошли до угла, Карлотта слегка приподняла голову и повернулась ко мне, не отпуская мою руку.       — Я приехала попрощаться, — сказала я, на мгновение опуская взгляд.       Её лицо отразило изумление.       — Уже? — озадачилась. — Хотя на что я рассчитывала? Так и должно было случиться, — опечалилась она и посмотрела на Ноа. — Он пугающий. Честно говоря, он выглядит как человек, с которым лучше не связываться.       Я кивнула, пытаясь улыбнуться, но в моей душе была пустота.       Карлотта быстро сменила тему, и это меня озадачило. Внутренне я чувствовала потребность выговориться, рассказать ей о своем состоянии, но как только я открыла рот, она уже увела разговор в другую сторону.       — … все эти дни я часто стала поедать йогурты. Особенно черничного вкуса. Попробуй как-нибудь, он невероятный.       Я замерла, не сразу осознавая, что она предложила. Моё сердце вдруг пропустило несколько ударов. Я уставилась на неё, пытаясь понять, может, я ошибаюсь.       Вспоминая слова сумасшедшего в белом одеянии, я не могла избавиться от ощущения, что всё не так, как должно быть.       "— Подойди к ним как-нибудь на досуге и задай вопрос, что-то элементарное — твой любимый цвет, любимую еду, книгу. Уверена, что они ответят правильно?"       Мой мозг будто бы замедлился, я невольно посмотрела на подругу, стоящую и улыбавшуюся передо мной. Всё так странно. Аврора и она должны были знать. Я им говорила об этом несколько раз, с самого детства. Они вообще меня слушали? Или это была просто привычка? Обычное игнорирование?       Почувствовала лёгкое разочарование, которое сжалось внутри меня, но сразу же постаралась выровнять дыхание. Это было несправедливо — обижаться на Карлотту. Я попыталась оправдать её, внутренне подбирая слова, но, несмотря на это, вопрос вырвался из меня:       — Карлотта, а какая моя любимая книга?       Та задумалась, затем лицо озарилось привычной улыбкой, уверенная в своем ответе:       — О, что-то в стиле романтики. Ты ведь всегда была за это.       Пытаясь скрыть растущее недовольство, просто кивнула в ответ Лотте и продолжила с надеждой:       — Хорошо. Моё любимое время года?       — Осень. Тебе нравится сезон дождей, опавшие листья. Это твое время года.       Тише, Арианна.       — А что насчет моей любимой еды?       Карлотта, заметив странную атмосферу, приподняла брови и внимательно взглянула на меня.       — Зачем ты это спрашиваешь? Ты что-то ищешь в моих ответах?       — Просто ответь, — потребовала я, пытаясь скрыть обиду в голосе.       — Панеттоне с черникой, конечно же. Киара часто его готовит нам на Рождество с самого детства, — усмехнулась она.       Сердце пропустило несколько ударов, и взгляд застыл на Карлотте. Это было слишком.       Внутри росло чувство одиночества, как будто я находилась в комнате, наполненной близкими людьми, но которые совсем не замечали моих нужд и не знали обо мне ничего. Даже те, кто, казалось бы, должны были знать меня лучше всех.       — Аврора ответит так же? — мой голос был почти тихим.       Карлотта, не замечая тяжести в вопросе, пожала плечами.       — Ну, конечно. Мы же знаем тебя хорошо, Арианна. Ты не меняешься.       Эти слова не принесли облегчения. Я снова взглянула на Карлотту, пытаясь понять, видит ли она в моих глазах хоть малейшее осознание того, как глубоко меня это задело. Но, похоже, она была убеждена в своем ответе.       Пальцы стали теребить кулон нервно, будто пытаясь найти какое-то успокоение.       — Ты в порядке?       Я подняла голову и увидела Ноа, приближение которого упустила, но услышала его вопрос.       Карлотта, казалось, нервничала, и её взгляд нервно метался от Ноа ко мне:       — Всё хорошо. Арианна просто решила вспомнить старые привычки.       Я лишь закусила нижнюю губу, сжав руки в кулак.       Неужели Карлотта действительно не замечала мою реакцию на её собственные ответы?       Ноа взглянул на Лотту без малейших признаков мягкости.       — Я спрашиваю не тебя, Баззоли.       Он повернулся обратно ко мне, но я переключила внимание на Карлотту, тяжело вздохнув:       — Ты ошибаешься, Карлотта. Я никогда не любила романтику. Это не моя тема, и ты, наверное, забыла, что я частно говорила, как ненавижу такие книги. Я всегда тянулась к приключениям, а не к этим идеализированным отношениям.       Карлотта, нахмурилась и застыла на месте, но я продолжала:       — И осень… Я всегда любила зиму, а не осень. Снежные просторы, холодный воздух — вот что для меня настоящее время года. А панеттоне с черникой… — я сжала губы, чтобы не сорваться. — Как я могла бы любить такую еду, если с самого рождения у меня аллергия на чернику, Карлотта? — собираясь с силами, набрала побольше воздуха и добавила без упрека, но с обидой, скрытой за спокойствием: — Если бы вы с Авророй хоть немного обращали на меня внимание, то, может, заметили бы, что моя мама всегда пекла панеттоне с черникой всем, кроме меня. Мне она готовила с другой ягодой, или иногда вовсе без них. Я не раз говорила вам об этом на наших совместных ночевках, но, похоже, вы так и не услышали меня.       Карлотта замолчала, выглядя неловко. То, что раньше было близким и родным, сейчас казалось далеким и чуждым.       — Нам пора, Карлотта. До встречи, — я воздержалась от объятий и направилась прочь из больницы, не дождавшись ответа от неё.       Я быстро села в машину и уставилась в окно. Собравшись вытереть слезу, рука была тут же перехвачена Ноа, который заставил встретиться с его взглядом. Я была рада, что окна были тонированы, так что никто не видел нас.       — Не прячься от меня, — леденящий душу голос. — Я всё видел, поэтому не притворяйся, что всё в порядке. Не со мной. — Он взял меня за шею, большим пальцем проглаживая мою точку пульса.       — Я не притворяюсь и не прячусь, — почувствовала резкую боль в груди, смесь фрустрации и чего-то еще, что я не могла определить. — Мне нужно пространство, которого ты меня лишаешь.       — Ты думаешь, что пространство заставит тебя почувствовать лучше? Ошибаешься. Это ведь то, чего ты хотела, не так ли? Чтобы тебя оставили в покое, чтобы все тебя игнорировали. Но теперь, когда ты в моем мире, ты не можешь быть невидимой. Больше нет. Ты и не должна была быть такой изначально. И если ты считаешь, что я буду стоять в стороне, пока ты разрушаешь себя, то ты сильно заблуждаешься, — убийственно заговорил он, пока вытирал мою слезу. — Я бы убил и её, Арианна. Ты это знаешь.       Я застыла, сердце забилось быстрее. Его слова прорезали воздух, но его тон… Это был не гнев. Это была убеждённость. Непоколебимая, леденящая убеждённость.       Даже Алессио и Массимо никогда не убивали женщин, насколько мне было известно. Только Невио. Он мог пытать их и убил Крессиду без капли сомнений.       А Ноа… Его не сдерживали ни кодексы, ни границы. Уничтожил бы всё — и каждого — без сожалений и колебаний, если бы это касалось меня.       И самое страшное? Я ни на секунду не сомневалась в его словах. Уже нет. Не после катаны.

***

      Гул частного самолета должен был успокаивать. Для кого-то другого, может, так бы и было. Но для меня это было постоянное напоминание о том, где я нахожусь и с кем я застряла.       Ноа сидел напротив, лениво пролистывая что-то на своём телефоне. Слабое свечение экрана освещало его резкие черты лица в полумраке салона. Он выглядел расслабленным, почти слишком расслабленным, словно владел не только этим самолетом, но и всем миром.       Я прислонила голову к окну, стараясь сосредоточиться на тёмном небе за стеклом. Звёзды рассыпались, как осколки стекла, но даже их красота не могла успокоить мои нервы. Спать было невозможно. Не из-за сиденья — оно было роскошным, мягче любой кровати в пятизвёздочном отеле, — а из-за него.       А что если он что-то предпримет?       Чтобы отвлечься, я листала журнал на борту — бесполезная попытка сосредоточиться. Статьи про экзотические отпуска и дорогие часы сливались в одну кучу, ни одна из них не оставалась в памяти.       Время от времени я бросала на него взгляд, притворяясь, что это случайно. Но он всегда замечал. Всегда. И каждый раз уголок его рта дёргался.       Я скрестила ноги, сдвинулась в кресле — делала что угодно, лишь бы выглядеть занятой и равнодушной. Но правда заключалась в том, что я была какой угодно, но не равнодушной. Мой разум метался между возможными сценариями его действий по отношению ко мне.       — Ты ёрзаешь, — вдруг сказал он, отложив телефон в сторону. — Что-то на уме, жена?       То, как он произнёс это слово, заставило мурашки пробежать по моей коже.       — Перестань меня так называть. Со мной всё в порядке, — отрезала я, переключая внимание обратно на нудный журнал.       Его смех был тихим, низким, почти насмешливым.       — Но это так, у меня имеются все документы, подтверждающие это. Но продолжай притворяться, раз тебе это нравится, — он вернулся к своему гаджету.       Я сдерживала свой порыв гнева и посмотрела на свое обручальное кольцо.       — Я ужасная жена, — произнесла я, почти для себя, но достаточно громко, чтобы он услышал.       Ноа мельком взглянул на меня, его выражение лица было непроницаемым. Он даже не удивился.       — Знаю, — ответил он спокойно.       Я посмотрела на него, ошарашенная прямотой его ответа.       — И тебя это не волнует? Не собираешься хоть немного переживать из-за того, что твоя жена — полное разочарование?       Он не смотрел на меня, его голос оставался ровным, как всегда.       — Нет. Не переживаю.       Моё сердце сжалось, и я почувствовала, как внутри меня нарастает неудовлетворенность. Вот оно, признание в том, что я совершенно не соответствую его идеалам, и это ему не нужно.       — Я не умею готовить.       — Не проблема, — ответил он, не теряя времени, его тон оставался таким же сухим.       Я скрестила руки на груди.       — Не буду ничего делать по дому. Никакой уборки.       Взгляд Ноа снова скользнул по мне. Он откинулся на спинку кресла, его лицо было совершенно нейтральным.       — Ты, наверное, никогда и не убиралась, — сказал он спокойно, с тенью насмешки в голосе. — Но не переживай, для этого у нас есть персонал.       Я разозлилась, но не хотела выглядеть импульсивной. Всё-таки итальянские корни давали о себе знать. Я сняла кольцо, держа между пальцами, и внимательно прочитала гравировку внутри, о которой все забывала спросить.       — Навечно твоя? Что это вообще должно значить? Почему на кольце выгравированы такие слова?       — Это значит ровно то, что написано, не больше, не меньше. Надень его обратно.       — Серьезно? Я собиралась его выкинуть в ближайшую урну, — съязвила я.       — Арианна, перестань испытывать моё терпение и надень кольцо обратно. Надеюсь, ты закончила. Потому что через пару минут мы приземляемся.       Я знала, что в Оттаве значительно холоднее зимой, чем в Вегасе, поэтому не забыла шапку. Когда двери самолета открылись, холод сразу же охватил нас. На улице было темно, воздух прохладный, и я едва могла различить несколько черных машин, припаркованных рядом с взлетной полосой. Я заметила знакомое лицо в темноте. Это был Николас, отец Ноа, стоящий с несколькими другими мужчинами. Их присутствие было внушительным, тишина вокруг них такая, которую создают только те, кто привык командовать. Они кивнули в нашу сторону, узнав Ноа, а мужчины с ними слегка поклонились.       Теперь это мой дом. Новая страна, чужой город, незнакомые лица. Всё вокруг чужое. И всё вокруг — моё.