Хелль. Восхождение Немёртвой Королевы

Гибель, гной и тлен,

Путь сий прекрати.

Путы разорви

И дух освободи!

Освободи…

Хелль, немёртвая королева

      Она умирала. Холод ледяных ветров севера делал едва прикрытое домотканой рубашкой тело крайне уязвимым к тысячам ножей-снежинок, что изрезали её кожу, оставляя множество небольших, но болезненных царапин. Всеми преданная, всеми отринутая, она лежала на морозе, готовясь отправиться к богам на страшный суд. Что ж, даже её имя предвещало такую незавидную судьбу — Хелль, Мёртвая.

* * *

      За десятилетие до пришествия Механийцев и начала отсчёта современного календаря на севере земель Дилонгота случилась, казалось бы, обычная вещь — проезжавший через деревню скальд попросился к бедной одинокой крестьянке переночевать и той же ночью соблазнил и изнасиловал её, после чего исчез в лучах рассветного солнца. Закономерным итогом этого стала беременность женщины. Лишь божественным чудом она пережила нападки своих соседей и дотянула до родов. Замуж её, бедную потаскуху без гроша за душой, никто брать не хотел. Она уже молилась богам о том, чтобы те подарили ей быструю смерть. Но боги, видимо, решили пошутить.       Когда пришёл срок, женщина родила. Но только вот её дочь была лишена кожи, глаз, ушей, носа, рук и ног. Но девочка всё равно почему-то была жива и жаждала жить. Именно за такую необычную внешность она и получила имя Хелль.       Со временем Хелль росла, а жители деревни стали умирать. С каждой смертью девочка обретала то, чего не имела при рождении. Из-за этого от неё исходил флёр ужаса. Даже волы, которые на своём веку видели захватчиков, орков и чёрных драконов, бились в истерике и брызгали пеной изо рта. Также Хелль никогда не плакала. Когда она получила глаза, кожу и брови, взгляд её был всегда равнодушным, в нём не было и грамма эмоции. В её изумрудно-зелёных очах не было того блеска, что присущ живым существам, и это пугало других. А если кого-то что-то пугает, он хочет это уничтожить.       Сверстники при любом удобном случае издевались над ней как могли. Взрослые просто провожали косыми взглядами, а мать даже не скрывала того, что мечтает убить родную дочь, но что-то ей не давало этого сделать.       — Потому что ты меня любишь? — спросила тогда семилетняя Хелль, не показывая ни надежды, ни отчаяния — ничего.       — А как можно полюбить чудовище?! — крикнула в ответ мать и швырнула в девочку глиняный кувшин. Та не пыталась уклониться, всего лишь выставила руку вперёд. Из неё вылетела призрачная длань, поймавшая кувшин на лету. Так выяснилось, что Хелль обладает врождённым талантом к магии. После обнаружились и другие особенности: юная чародейка могла двигать предметы, не прикасаясь к ним, заставить животных слушаться её безо всякой дрессировки. Она могла сделать плохо тем, кто жесток с ней — причинить им боль, если захочет.       С возрастом её сила росла, а вместе с ней — страх окружающих. В один момент, когда Хелль и единственный мальчик, который её терпел, шли из леса с хворостом, тот у самого края деревни поскользнулся и упал на камень. Девочка должна была испугаться, звать на помощь, словом, сделать хоть что-нибудь, но ей было плевать. Она обернулась, на её лице появилась тень первой в жизни улыбки, и она продолжила идти домой. По деревне поползли слухи, что именно она убила того мальчика. Потому ночью, когда двенадцатилетняя чародейка спала, её схватили, связали и холодной зимней ночью отнесли в лес, где она должна была замёрзнуть насмерть. Так Хелль и оказалась там, где была. Её сил хватило лишь, чтобы экстренно проснуться и уничтожить путы. Дорогу до деревни она не знала и просто побрела куда-то, чтобы не умереть от холода. Но и её силы не были бесконечны. Через некоторое время она упала, заледеневшие босые ноги просто отказывались двигаться. На мгновение Хелль захотела их оторвать, но она отказалась от этой идеи — тогда бы она умерла быстрее от потери крови.       Хелль перевернулась на спину. Часть её хотела просто уснуть, отдаться холоду. Казалось, уже Милос, бог Сострадания и Милосердия, протягивает свою светящуюся длань, чтобы провести Хелль к Великому Судилищу. Но нет — проморгавшись, она увидела перед собой лишь оскал голодного хищника. Оголодавший волк раскрыл пасть, чтобы одним движением перекусить девочке шею. От него исходило тепло… Тепло, что живёт в каждом живом существе. Тайный Огонь его чувств и страстей. А что у кого-то есть, то можно и отнять. Хелль из последних сил схватила волка за его челюсти и сделала мощный вдох. Из его тела начала струиться зелёная энергия, перетекая в её глаза и рот. Мертворождённая ощутила, как что-то внутри неё в этот миг погибло. Но в тоже время она ощущала тепло и… радость? Впервые Хелль чувствовала эмоцию. И её ей доставила смерть и выпитый огонь этого волка.       Ноги больше не болели, а холод больше не беспокоил. Всё встало на свои места. Звероубийца поднялась, и её губы расплылись в улыбке. По телу прошла дрожь, диафрагма напряглась, и вскоре из уст мертворождённой сорвался первый в её жизни смех. И это был смех злорадства.       — Получите, боги! — крикнула Хелль. — Я выжила и я вернусь в деревню, но на своих условиях! Вовек не видать вам меня на Великом Судилище! Клянусь! Ориентируясь на свои ощущения, девочка вернулась домой. Жители деревни были в ужасе. В особенности дрожали те, из чьих уст доносились насмешки, чьи руки метали в неё камни, чьи ноги били её в живот.       — На колени, — коротко велела она.       И ей повиновались. Лишь её мать крикнула в ответ:       — Никогда я не склонюсь перед тобой, чудовище!       Хелль посмотрела на неё, и улыбка на её устах превратилась в кровожадный оскал. Резкими движениями она подошла к своей матери и прошептала:       — Чудовищами не рождаются, матушка. Их куют окружающие.       На выпученных от ужаса глазах женщины проступили слёзы. Мертворождённая же мягко обняла её. Как любящая дочь обнимала мать. Матушка обняла её в ответ, постепенно её дрожь прошла, и она разразилась громкими рыданиями.       — Хелль… Прости меня! — произнесла она сквозь слёзы.       Чародейка прижала её к себе и тихо всхлипнула. Из уст матери раздался громкий хрип, и она упала наземь, снег окрасился красным, в воздухе пахнуло железом. Хелль заулыбалась, в её руке был окровавленный ледяной кинжал. Но не дано было её матушке отправиться на Великое Судилище, чтобы предстать перед богами. Убийца сделала пасс руками, и зелёная энергия заструилась в тело её матери, наполняя его жалким подобием жизни. Вскоре она поднялась на ноги, но не было в ней больше Огня чувств, эмоций, стремлений и желаний. Лишь пустая оболочка, чьи глаза светились бледным мертвецким светом.       — Так вот как выглядят Полые, — усмехнулась новоиспечённая некромантка. — Слушайте все! Отныне это — то, что ждёт всех тех, кто будет мне мешать. Докажите, что вы нужнее мне живыми — и вас ждёт награда. Не сумеете — пеняйте на себя!       Жители деревни в ужасе преклонили колени. А что им ещё оставалось делать — они видели, как их соплеменницу только что превратили в безвольную куклу, что будет вечной рабыней Хелли. Вскоре девочка была одета в лучшую одежду, а деревенский голова любезно согласился отдать ей свою избу и сложить свои полномочия. Обжившись, некромантка позвала самых крепких мужчин и женщин, что умели держать топор и ещё не были убиты орочьими рейдерами. Те были готовы к этому и шли, поникнув взглядом. Они ожидали смерти. Но Хелль лишь спокойно произнесла:       — И чего же вы не веселы, друзья мои? Вы здесь, потому что вы мне нужны. Вы оставите работу в полях и займётесь обучением того сброда, что зовёте односельчанами. Они должны быть готовы пойти на смерть ради меня и победить. Тех же, кто проявит себя в этом начинании, я награжу частью своей силы.       — Да, госпожа, — ответили селяне.       По телу девочки пронеслась волна удовольствия. Подумать только — недавно, чтобы выжить, она должна была унижаться, а теперь все с той же целью унижаются перед ней. Как же это было приятно.       Деревня постепенно превращалась в небольшой окружённый частоколом форт, а его оборона регулярно пополнялась отрытыми трупами. Юная госпожа была абсолютной перфекционисткой. Всё должно было быть идеально, ничто не должно было помешать её грандиозным планам. За любую неудачу она строго карала виновника. Иногда убивала в назидание другим.       Однако об этом прознал тан, что владел этой деревней. И ему не понравилось, что его крестьяне готовят поднять бунт, и потому он пришёл к деревне с войском.       — Вы тут не охренели ли, а? — произнёс тан, выйдя перед своей армией. — Кто разрешил вам тут строить частокол?!       — Я разрешила, — ответила ему вышедшая со своей матерью Хелль. — Более того, я это и велела. У тебя здесь больше нет власти. Сложи свои полномочия добровольно, тогда я обещаю тебе быструю смерть и неприкосновенность твоего трупа.       Тан и его воины громко неприлично заржали. Оно и не удивительно — перед ними была всего-то маленькая девочка. Глаза Хелли блеснули изумрудным светом. Она взмахнула рукой — и в лошадь, на которой сидел тан, отправилась искрящаяся зелёным молния. Конь тут же от боли встал на дыбы, и тан упал наземь. Испуганное животное продолжало судорожно передвигать задними ногами, но вскоре рухнуло ничком, придавив собой своего хозяина. Через мгновение зелёная энергия воскресила обоих. Воины ужаснулись, а крестьяне очень даже обрадовались и издали победные кличи.       — Что ж, — произнесла Хелль, — выбор у вас весьма прост. Служите мне при жизни или станьте моими рабами после смерти!       Разбойники по первой испугались, но вскоре где-то в строе этой сотни рейдеров раздалось: “Ведьма! Сжечь её!” Захватчики воспряли духом и бросились на Хелль. Та еле успела спрятаться за ворота. На их защиту тут же выбежала подконтрольная ей нежить. Но Хелль прекрасно осознавала, что шансов на успех у неё крайне мало. Всего через несколько секунд ворота были снесены, и началась битва. Хотя проще было назвать это резнёй. Необученные крестьяне умирали под ударами топоров, зомби были слишком медлительны, чтобы предпринять хоть что-то, что возымело бы смысл. Хелль помогала своим при помощи магии, но её силы быстро подходили к концу. Так что же это остаётся? Сдаться? Признать поражение и умереть?       В конце концов Хелль подняла руки вверх и крикнула:       — Довольно! Вы доказали свою воинскую удаль и доблесть. Давайте же прекратим эту бессмысленную резню. Вам нужна я — и я сдаюсь. Конечно, не пристало пленнице чего-либо просить у победителей, но я всё же проявлю такую наглость. Я прошу суда поединком с текущим наследником покойного тана. Захватчики усмехнулись, подошли и связали Хелль. Когда она уже была далеко от деревни, рейдеры бросили её на снег и стали раздевать. Хелль не противилась — в конце концов, она в руках победителей, и они имеют право делать с ней то, что пожелают. Но их остановил громкий крик. Это был тот же голос, что кричал “Сжечь ведьму!”.       — Аскеладд, — произнёс один из воинов, — а кто тебя назначил вождём? Какого дьявола ты себе позволяешь?!       — Это я повёл вас в бой. — Вперёд вышел молодой мужчина. Он был коротко пострижен, лицо слегка прикрывала бородка. Голубые глаза смотрели ей прямо в душу. Как и все воины, он носил кольчугу, в руках его были бородатый топор и круглый щит.       — Ну повёл и повёл, — ответил воин, — это не даёт тебе права забрать у нас наш законный приз!       — Неужели вы себе все мозги отморозили? — произнёс Аскеладд. — Если вы коснётесь её, она заразит вас своей проказой, и вы станете либо ограми, либо Полыми. Есть лишь один способ уничтожить её без вреда для нас — отдать Мёртвой Сотне.       Воины в недоумении посмотрели на Аскеладда. Хелль же ужаснулась его смекалке — понимал, гадёныш, кто перед ним. И как её надо устранять. Хелль, конечно, жаждала бессмертия, но не таким способом. Те, кто получил метку Мёртвой Сотни, навсегда теряют себя, становясь рабами богов. Они не живы, но и не мертвы. До конца дней своих они обязаны передавать своё проклятье другим, тем самым распространяя свой мерзкий род.       — Что ж, действительно, — произнёс воин, — отдать её врайкулам будет более чем приемлемо. Но перед этим дашь воспользоваться правом победителей?       — Ты чем меня слушал, Бьорн?! — крикнул Аскеладд. — Она — Морталиси! Быть может, ты не заметил, но это именно она контролировала живых мертвецов в той деревне! Трахнешь её — и не упокоишься вовек! И не видать тебе Вальхаллы, только вечное бытие её куклой. Этого хочешь, а?! Разбойники отшатнулись от Хелли. “Проклятье, и почему он не на моей стороне?! — подумала Хелль. — Был бы отличный генерал”.       — Что ж, ладно, — произнесли бойцы, — но только к кровососам ты отведёшь её сам. Нам ещё разбираться, кому в итоге служить — у тана ж семеро детей и столько же бастардов.       — Справедливо, — ответил Аскеладд. Он взял из обоза припасов на двоих где-то на неделю пути, связал некромантку покрепче, вставил ей в рот кляп и повёл прочь на запад.       Долгих две недели шла Хелль с Аскеладдом к месту назначения — форту Сноугард. Обращался Аскеладд с ней очень строго: кормил и поил ровно два раза в сутки, нужду справлять Хелли было дозволено только под его присмотром. Путы её он не развязывал никогда и кормил исключительно самостоятельно. Тело некромантки болело, верёвки натирали до крови. Кляп изо рта вынимали только для того, чтобы покормить или напоить её. Однако в один момент её пленитель всё же смилостивился и после ужина не вернул кляп на место, просто оставив его висеть на её шее.       — И в честь чего такая невиданная щедрость — дать мне подышать свободно? — спросила Хелль.       — Всё просто, — ответил Аскеладд, — я устал просто идти и молчать. Да и ты не делаешь ничего, что могло бы рассеять это гнетущее ощущение. Ну и, в конце концов, мне интересно, как ты в таком юном возрасте освоила столь сложную магию.       — Не знаю, — честно ответила некромантка. — Меня ложно обвинили в смерти одного мальчика и бросили в лесу. Волк и холод сожрали бы меня, но что-то помогло мне выжить, убив волка на месте и передав мне его жизненные силы.       — Так странно… — удивился воин. — Мне казалось, ты будешь прятаться за стеной из лжи. Но ты очень честна. Даже слишком.       — Всё равно я умру, — Хелль пожала плечами. — Какая разница, что со мной уйдёт в могилу, а что нет? Что важнее — это почему ты не дал тогда своим сородичам воспользоваться мной, а потом убить?       — Во-первых, я причину тогда озвучил, пусть это и были суеверия и домыслы. Во-вторых, если бы они убили тебя тогда, боги могли бы дать тебе шанс возродиться со всей твоей некромантской силой. Ну и к тому же ты ещё ребёнок, пусть и странный. А позволить изнасиловать ребёнка было бы против даже моих и без того низких моральных принципов. Убить ребёнка, если это необходимо, я могу. Но не изнасиловать. А если что-то делают мои подчинённые, то я, получается, причастен.       — Здраво ты как-то рассуждаешь для простого воина, — произнесла девочка. — Да и тебе какая выгода в том, что я осталась девственной? Думаешь, если мне выпадет шанс сбежать и вернуться, то я дам тебе уйти живым?       — Нужна мне твоя жалость, как же, — усмехнулся Аскеладд. — Да кроме пощады тебе мне нечего предложить. А вот хорунжему Гундуру есть чем наградить меня за труды. За годы в его форте скопились десятки магических предметов. А магический меч — это лучше, чем простой топор. Дальше Хелль молча и задумчиво сидела, уставившись в догорающий костёр. Аскеладд хотел было вернуть кляп на место, но не стал этого делать, поскольку пленнице явно всё равно, что с ней будет. Также Аскеладд обладал, можно сказать, даром. Ему было достаточно взглянуть на лицо собеседника, чтобы понять, что перед ним за фрукт. Но вот только с Хелль фокус не сработал. Она казалась хрупкой, слабой и пугливой, но сейчас, при личной беседе, сложилось впечатление, что это скорее холодный и расчётливый лидер, предпочитающий держать свой авторитет на страхе и манипуляциях.       С одной стороны, лидерские задатки для ребёнка — редкость, которой можно гордиться. Но при этом Аскеладд точно не хотел бы следовать за Хеллью. Не таким он был человеком, чтобы загубить свою душу, следуя за бессердечным чудовищем. Он хотел сам вести людей за собой, пока из Авалона не вернётся истинный король людей. Воин усмехнулся. И снова он вспомнил старую байку о том, что в Альфхейме, в славном граде Авалоне, после великой бойни залечивает свои раны единственный истинный король всех людей. И когда придёт час, он вернётся и объединит человечество, поведя его к светлому будущему. Хотя какое будущее вообще может быть у этого мира? Многие пророки бьют тревогу, говоря, что ему осталось существовать всего-то двести лет. Пришедшие два года назад из иного мира Железнобокие уже закрепились на своих территориях, подчинили себе дварфов и жуколюдов и явно представляют угрозу для всей современной цивилизации существ из плоти и крови.       — Что будешь говорить на Великом Судилище? — неожиданно спросил Аскеладд.       — А имеет ли это смысл? — ответила Хелль. — Меня же казнят Истинной Смертью, без шанса вернуться. А на посмертие мне плевать. Жизнь жестока. Почему жизнь за гробом должна быть иной?       Следующие дни пути Хелль и Аскеладд также провели молча. Обоим было о чём подумать. Воину — о словах девочки, цинизма в которых было больше, чем в речах древнего чёрного дракона. Только вот если драконий цинизм исходит с позиции сильного, то Хель явно рассуждает с позиции слабого, позиции жертвы. Некромантка же думала о вопросе Аскеладда. Почему он это спросил? Неужто ему не плевать на её судьбу? С чего бы это? Она — жалкая крестьянка и, более того, она некромантка. Она — его враг. Ему до её судьбы вообще не должно быть дела. Невозможность понять эмоциональные мотивы других людей для Хелли было нормой — она же вообще сама почти ничего не чувствовала. Ни радости, ни горя, ни ярости, ни страха, ни удовольствия. Единственное чувство, что ей дано было испытать — это боль, когда она приходит. Фактически она уже была Полой, ибо мёртвые лишены Огня и его понимания. А родилась она мёртвой.

* * *

      Через несколько дней Хелль и Аскеладд были уже в форте Сноугард. Был он огромен и неприступен, его стены из тёмного камня явно были свидетелями многих битв прошедших веков. И главенствовала в этом форте Мёртвая Сотня. Над мрачными башнями возвышался стяг этой хоругви — чёрная и красная вертикальные полосы, на которых по правую сторону изображён меч, а по левую — бич.       Аскеладда встретили несколько врайкулов. Кожа их была серой, а глаза горели красным. Ярко выделялись длинные клыки.       — Кто такой? — произнёс врайкул. — Зачем пожаловал?       — Я Аскеладд, сын Артория. Поймал тут некромантку, привёл к вам. Вы, говорят, можете таких умертвить так, чтобы даже боги не вернули.       — Да, мы так умеем. Открывайте, тут добычу привели!       Массивные деревянные ворота распахнулись, и Аскеладд с Хеллью вошли внутрь. Врата закрылись, подобно пасти хищного зверя, проглотившего свою жертву.