Волки да Винчи

      Чонгук с нарочито беззаботным видом повёл плечом, когда посмотрел на фото, которое ему прислал Тэхён. Отрицательный тест.       Омега не знал, что никакой другой индивид не может выносить ребёнка ликана. Только они сами, так природа сохраняла чистоту этой расы.       Дорога в загородный дом была мокрой, да и заняла куда больше времени, чем обычно. Чонгук вёл машину медленно, не видя перед собой никого и ничего, даже красного цвета светофора. Он размышлял. Когда он приехал, в гостиной не горел свет, даже камин был пуст. Включив свет, он увидел на диване спящего Тэхёна. Чонгук снял пиджак, оставшись в одной белой рубашке с чёрными запонками. По учащённому дыханию омеги мужчина понял, что тот вовсе не спит. Он, аккуратно обойдя столик, опустился на край дивана. Тело отдавало теплом, когда он коснулся Тэхёна, что нашёл отражение мужчины в вазе. — Ничего не вышло…       По интонации в голосе Чонгук понял то же самое, что и Вальше, когда нашла оставленный ненароком тест в ванной: Тэхён был расстроен, что вызвало удивление и непонимание у мужчины, почему всё так. Тэхён не хотел ребёнка, Чонгук принял решение за него, но не думал, что это вызовет столь острую негативную реакцию омеги. За тот небольшой промежуток времени, пока они были в поездке от и по возвращению домой, Тэхён сумел принять своё новое положение, готовясь к тому, что у него с мужчиной, который ему был глубоко симпатичен, будет ребёнок. Потеря оказалась куда страшнее, чем расставание с Кеем или смерть матери. Тэхён проплакал всё утро, пока не устал и не заснул. В теле никого не было. Это осознание прошло в висок, и омега испугался, что этого никогда не произойдёт — этого и впрямь не случится, но лишь потому, что природа не позволит. Тэхён — человек, Чонгук — ликан, вид оборотня. — В этом нет ничего страшного, Тэхён, — Чонгук успокаивающе погладил омегу по спине. — Мы попробуем ещё раз. — А если… — Будем стараться до тех пор, пока не получится, — слова Чонгука нисколько не обнадёживали его. Он замкнулся в себе, как в ракушку. — Не думай об этом сейчас. — Не выходит.       Тэхён уставился в окно, на белое большое облако, которые застыло низко над морем. Всё саднило, пугало то, что Чонгук оказался так до холодного спокоен, плохая новость его нисколько не задела. Куда важнее было чувство контроля, прилив сил от осознания того, что Чон будет кого-то контролировать. К концу нового месяца они попробовали вновь, сами воспоминания об этом казались размытыми, не слишком реалистичными, Тэхёну казалось, что он попал в петлю времени, называемую дежавю. Опять лучистый белый свет краем задел за живое: на тесте вновь одна полоска, что полетел на пол, отскочив от плитки в сторону. Тэхён злился на себя, потому что не мог смириться… просторная тишина, и вновь он один. Вальше стояла на пороге комнаты, сложив сухие, испещрённые голубоватыми венами руки. Она была одна, в её положении ей было дано два пути: стать опорой и поддержкой находящегося на грани своего положения омеги или продолжать делать вид, что она ничего не замечает.       Она зашла в кабинет мистера Чона, отрицательно с закрытыми глазами помотав головой из стороны в сторону. На Чоне была белая рубашка, на манжетах — затейливые вышитые красным инициалы, под воротником пролегла тонкая полоска тёмно-бордового галстука. Он собирался на званый приём, куда был изначально приглашён лишь он один, но, рассудив, что его планы теперь уже складываются, как оригами, он вписал туда и имя своего омеги. В дурном расположении духа Тэхён, на котором всё, что бы не предлагали стилисты, смотрелось слишком идеально, с Чонгуком доехали до ресторана. Опять волнения подступили к его сердцу. Тэхён вступал в огромный, богато убранный по теперешним меркам и стилю зал вместе с Чонгуком, который не упустил возможности представить его всем и каждому. Чонгук весь вечер выжидал только минуты, когда он сможет представить Тэхёна своим партнёрам, не опасаясь более того, что об этом узнает Чарли. Уже не узнает. Многие расспрашивали Тэхёна, в чём состоит его досуг, чем он занят, что его интересует, и, надо сказать, что почти на все подобные вопросы находил ответы Чонгук. Тэхёну делалось неловко. Неловко то ли по той причине, что он ничем не занят, то ли по той, что все слова Чонгука — чистая ложь. Таким образом альфа показывал омеге, как устроен и на чём построен мир богачей — на лжи. Деньги здесь почти всеми заработаны нечестным путём, те, кому досталось внушительное наследство, почти были чисты — их личные совесть, честь и руки не были замараны, и это добавляло им уверенности в себе, а для других делало слишком простой добычей, потому что наследники успешных людей почти ничего не мыслили в деятельности своих родителей, потому не могли её отстоять. Чонгук же был немного иначе воспитан, как и некоторые присутствующие, которые знали друг друга по праву крови. Среди почти что двухсот человек десять были ликанами. Одиннадцатым был Чонгук. Когда же все приняли Тэхёна с чрезвычайной учтивостью, Чонгуку сделалось весело, чего не скажешь об омеге, потому что настроение было очень шатким, а положение — неопределённым.       Как только Чонгук нашёл в толпе оставленного им Тэхёна, и было сделано это намеренно, произнёс его имя, чтобы всем оно запомнилось, лицо омеги изменилось. — Устал? — мужчина заградил собой хрупкого омегу, который тут же поднял на него взгляд блестящих глаз. — Ты что, пьян? — понизив тон своего голос, поинтересовался мужчина. — Нет, ни капли не выпил. — Почему? — Не хочется совсем, — Тэхён опустил голову, держа в руках свой бокал лишь для вида, ни разу так к нему и не прикоснувшись. — На самом деле, это дурной тон. Выпей. В этом нет ничего плохого. — Не хочется. — Не упрямься, прошу тебя, — своей ладонью Чонгук накрыл руку Тэхёна, в которой был бокал. — Выпей. Станет легче.       Сдавшись под натиском мужчины, Тэхён выпил шампанское, оставив на стенке хрустального бокала лишь несколько капель. Ничего это не изменит, омега с прискорбием это осознал. Он был немало зол на самого себя, и это было заметно невооружённым взглядом. — Скоро поедем домой. — Как скажешь. — Эй, — Чонгук был недоволен таким положением вещей, потому что лицо нужно держать даже в самых сложных ситуациях, улыбаясь даже, когда скулы сводит от боли, от разочарований, от обид. — Не грусти. — Я расстроен, — лицо Тэхёна стало бледным, губы задрожали. Чонгук не стал комментировать ничего, подбирать слова, потому что не хотел их придумывать, он лишь молча наблюдал за тем, как Тэхён пытается справиться с подступающей к горлу мотыльками тревогой, истерикой, и ничего не делает.       Он молча пристально смотрел на него, стоя с ним в центре залы. А люди вокруг веселились, ничего серьёзного в этот вечер не происходило, но лишь внешне, в душе омеги начало застилать всё туманом. Вчерашние мысли с новой силой укололи и так уязвлённого своей виной омегу. Эти неприличные мысли, как он находил их, чем-то его раздражали. «Даже забеременеть не могу», — в этом Тэхён винил лишь самого себя. Он не мало устал уже от той борьбы, которая происходила в нём. И это было тем сильнее заметно, чем Тэхён сильнее пытался справиться с самим собой. — У нас непременно будет ребёнок, вот увидишь, ангел мой, — поцеловав омегу в висок, Чонгук наконец оставил его одного. На душе стало легче, но свои мысли о своём положении Тэхён не оставлял.       В этот вечер он познакомился со многими красивыми людьми, все были любезны, скромны. Тэхён стал идеальной деталью такого роскошного, по его убеждению, общества. Он был немало удивлён, как все были к нему добры, как много говорили с ним, но эти разговоры были такими живыми, простыми. Ближе к десяти часам вечера он понял, что атмосфера, которой он был окружён, нисколько не тяготит его.       Чонгук, между тем, был доволен собой, смотря на то, как полностью осуществляется его план. Он был вполне счастлив, но всё ещё обдумывал главный свой шаг. Совесть его уже не беспокоила, поэтому он решил, что стоит с ней посчитаться, хотя бы в этот раз.       Среди гостей, как чёрный бриллиант в обрамлении золотого сияния высшего общества, сиял сегодня и Юнги. Его строгий стан и взгляд чёрных глаз притягивал к себе других, так что в центре внимания сегодня был не только Чонгук. Все охладели к горю мужчины, хотя не прошло даже и года. У Юнги смолоду была способность находить достойных себе собеседников, и он подумал, что в этот вечер непременно стоит поближе познакомиться с Тэхёном. Как голодное животное, коему попадается новый шанс для того, чтобы раздобыть себе пищу, Юнги совершенно осознанно схватился за омегу. Он нашёл его на балконе, в окружении вьющихся по стене роз. Ночь тихая, пьянящая только начиналась. — Чудесный вечер, — Тэхён обернулся, испуганно взглянув на Юнги. — Вы одни? — Как видите. — Вы чем-то опечалены? — Юнги ступал осторожно, обойдя омегу стороной. — Нет.       Юнги, опустив глаза, улыбнулся, без доли внимания ко лжи, которую он научился столь же тонко чувствовать, как и Чонгук. Впрочем, надо сказать, что все присутствующие сегодня здесь могли отличать правду от лжи. — Если хочешь обдурить Чона, спроси его о семье. — Что? — Что ты знаешь о семье Чонгука? — встав вровень с омегой, Юнги склонился и руками упёрся в поручни на балконе. — Вы же встречаетесь, так ведь? — А Вам, извините, какое дело? — Тэхён стал настроен враждебно, потому что этот Юнги вызывал у него холодную антипатию и острое недоверие к его натуре, едва он открывает свой рот. — Забудь.       В толпе было не так страшно, как с Юнги на маленьком балконе, который так и остался там стоять. Чонгук нашёл Тэхёна по запаху, заметив и иной, фантомом влачащайся за ним. Несмотря на своё волнение, строгое выражение лица альфы и лёгкую головную боль, омега проглотил своё впечатление о Юнги, ничего не сказав Чону. Да и нечего было говорить, Чонгук отвёл Тэхёна в другой угол огромный залы, оставив омегу вдали от ликанов, которые были так падки на всё человеческое.       Ничто человеческое им не чуждо, равно как и животное.       Когда же Чонгук оставил его одного, Тэхён в уме своём повторял то, что было сказано, но, отринув мысли о семье Чона, он не стал к этой теме более равнодушен, он просто не желал расстраиваться ещё сильнее. Но странно: то, что не должно было его никак касаться, начало задевать пытливый ум, к полуночи — никто из гостей ещё не покинул вечеринки — он начал всё чаще слышать в своей голове «Что ты знаешь о семье Чонгука?». — Не хочу ничего знать. Нет.       Уговоры пошли на пользу, но подёрнутый алкоголем мозг только и повторял: «Кто его семья?». Это худо действовало на нервы, и Тэхён почти не мог сконцентрироваться на других гостях. Все разговоры, все лица мелькали, как цветная дымка. Ему было неинтересно, высший свет был насквозь глуп, глух, но глуп и глух был лишь в этой толпе Тэхён. Не замечая очевидного, он уже перестал оценивать внешний мир как нечто цельное, поддающееся логике. Логики же не находил он и в своём присутствии на этом вечере.       Чонгук между тем, когда все знакомые отца отчитались перед ним, — по крайней мере, он это называл так, потому что все эти люди шли к нему на поклон, как ягнята на заклание — был более рад тому, что ему больше не придётся слушать длинные речи, в которых он ничего не смыслил, но хороший тон джентельмена — вещь очень важная. Он знал, что нельзя запрещать себе общение с такими людьми, потому что многие из них были ему всё ещё нужны. В течение всего времени, что они провели на вечеринке, Чонгук и Тэхён, не обмениваясь мнениями, пришли к одному и тому же выводу: высший свет не чтит никого и ничего, ставя превыше себя лишь Бога. И то для них это было лишь условно, часть гостей не верила в высшие силы, зная, что выше них — только небеса. Ликанов среди приглашённых Чон знал поимённо, и каково же было его удивление, когда он обнаружил их сегодня всех в одном месте. Девять из десяти. Он — одиннадцатый. Десятый пропал из его поля зрения, это был родной брат Юнги. Не придав этому значения, Чонгук упустил из своего поля зрения и самого Мина.       У Чонгука был отличный слух, но в этот вечер он был неважный, поэтому многое, что его окружало, он пропускал мимо. До него доносился по временам гул, это служило фоном для размышлений о своём. Юнги и след простыл, Чонгук больше не слышал его тонкий цветочный аромат в толпе. Тэхён же был в поле зрения, ему было скучно, и это было заметно по его скучающему виду. Тэхён не предназначен для таких мест. Он здесь чужой.       Зал гудел, как улей, временами становилось совсем тихо, но Чонгук не спешил покидать вечеринку. В венах волновалась кровь, сердце учащённо билось в груди, ударяясь о рёбра, так что это ощущалось на физическом уровне. Чонгук понимал, что это не было вызвано алкоголем, рассудок мутился от страха, который разгонял по жилам адреналин. Чонгук осмотрел по периметру весь зал, пытаясь найти что-то подозрительное. И нашёл: глаза одного из ликанов светились красным, как и у другого. Обернувшись, Чонгук заметил в отражении, что и его глаза покраснели. Он опустил голову вниз, пытаясь быстро найти ответ на очевидный вопрос. — Что происходит?       В зале горели все лампы, освещая каждый угол, и особенно ярко бледного человека, который шёл, шаркая по полу, так что толпа начала невольно расходиться в разные стороны. Все были сбиты с толку, так что не могли вымолвить и слова. Общество стало более тихим, не сводя глаз с шаркающего господина. Дама в чёрном с изумлением воскликнула «о, боже!», заметив одной из первых капли крови на пальцах мужчины, что держал руку на своём животе, и в тот самый момент она совсем ослабла, опустилась. — Помогите…       Из рваной раны живота выпали петлями кишки, полилась кровь, замарав и белую рубашку, и его руку, и пол. Мужчина рухнул замертво в самом центре огромной залы, тупой звук на секунду огласил пространство, и всё стихло. В одно короткое мгновение всё переменилось: толпа начала меняться, некоторые поспешили покинуть зал, среди них были и Чонгук с Тэхёном. Омега ничего не успел разглядеть, к счастью. Мужчина вытащил его из толпы и повёл к своей машине. Вслед уходящим Чонгуку и Тэхёну, остановившись посередине лавины людей, смотрел долгим, искрящимся красным взглядом Юнги, засунув руки в карманы своих брюк. Позади него, будто из ниоткуда, выросла высокая тень, выше, чем Мин, на целую голову. — От тебя воняет кровью. — Это не имеет значения. Главное, чтобы никто ничего не заметил.       Юнги осмотрелся по сторонам, никто не привлёк его внимания. — Чонгук, что случилось? — Тэхён пытался всё оглянуться, но в толпе было не разглядеть ничего, кроме волнения. Все люди бежали в разные стороны, омега не знал, не понимал, где начинается и где кончается эта суматоха, порождённая сильным страхом. — Чонгук?       Тэхён, в отличие от многих, не видел, как мужчина со вспоротым от лобка до мечевидного отростка животом упал посреди зала, истекая кровью и кряхтя от натуги, не в состоянии уже вымолвить и слова. Под ним всё ещё растекалась огромная чёрная лужа крови, на которой бликами играл свет от ламп, мельтешили бегающие вокруг люди. Но никому не было жаль, каждый спасал самого себя. Ликаны тоже покинули место происшествия вместе со всеми, скрывая свои кроваво-красные взгляды от людей и пытаясь затеряться в толпе.       Они сели в машину. Окна запотели от резкого перепада температур. Чонгук закрыл глаза, плотно сжав веки. Снаружи доносилось еле слышное гудение других машин. Всё смешивалось с вязкой эйфорией, как в тот день, когда Чонгук выпил чай с кровью матери. С самой смерти он не думал об этом чувстве, но сейчас, вспомнив его, он обомлел. Губы пересохли, на языке появился привкус чего-то горько-металлического. На висках выступили вены, которые заметил Тэхён. — Тебе плохо?       Чонгук ничего не ответил, схватившись нервными пальцами за узел своего галстука, который стянул с шеи. Голова болела, как от дикого похмелья. Причину своего состояния он не понимал, пытаясь анализировать всё, что он видел и слышал за сегодняшний вечер. В таком состоянии он не сможет вести машину, поэтому он вызвал такси, что породило в голове Тэхёна ещё больше вопросов, но он не стал задавать их. Ни в этот вечер, ни на следующее утро. Чонгук не спустился к завтраку. Нет на земле хуже существ, чем ликаны, живущих благодаря крови и страданиям людей. Человека убили неслучайно, как и ожидал Чонгук после случившегося, ему позвонил знакомый шериф. По камерам наблюдения ничего непонятно, ничего пока сказать он не мог, лишь задал очевидный вопрос: — Скажи, что это не твоих рук дело, Чон. — Нужно поговорить. — Срочно? — Во вторник меня уже не будет в Сеуле.       Сколько бы шериф не думал, что Чон водит его за нос, ни одна улика не вела его к нему. Он был чист, но шериф был уверен, что его совесть — нет. Разговор состоялся в кабинете отца Чонгука, они обсудили предыдущий вечер, но так и не сошлись ни на чём конкретном. Затем Чонгук перешёл к теме, о которой думал весь последний год. Он положил на свой письменный стол ружьё — то единственное, на котором не было никаких инициалов. — Я хочу узнать, откуда оно и кто им владел до того, как оно попало в руки отца. И есть ли на нём отпечатки, кроме моих. — Хорошо.       Прошла неделя, и Чонгук до конца смог оправиться от того вечера, но Тэхёну он так и не удосужился что-либо объяснить. Хотя нечего было объяснять, потому что Чонгук сам ничего не знал, мог лишь воображать, но все его суждения могли оказаться ложными, потому не имели никакого смысла. Тэхён же за прошедшую неделю смог наконец смириться с тем, что тест вновь отрицательный. Чонгук же ничего не говорил по этому поводу, просто обещал, что они будут пробовать до тех пора, пока это не произойдёт. Но даже после третьего раза тест оказался отрицательным. Полгода тишины. Организм Тэхёна был не в состоянии даже просто принять нового человека, хотя врач утверждал, что с ним всё хорошо. Чонгук выждал ещё пару месяцев, окончательно сломав веру Тэхёна в то, что он сможет стать папой. Когда долго чего-то не можешь получить, пускай изначально это и не было твоей целью, рано или поздно это становится навязчивой идеей. Когда Чонгук понял, что новой мечтой омеги стал ребёнок, он выбрал кандидата, который был очень и очень похож на него самого. За окном лил дождь, небо затянуло тяжёлыми грозовыми тучами. В спальне было темно. Тэхён лежал голый на кровати, не различая в пространстве даже белый потолок. На периферии зрения плыл Чонгук, обнажённый по пояс. Кровать под весом скрипнула, прогнувшись. Мужчина перевернул омегу набок, потянувшись рукой к его члену и начав медленно массировать тот. Чонгук нашёл губы омеги, накрыв их своими. В этот вечер в движениях, прикосновениях мужчина чувствовалось нетерпение. Он завязал на затылке узел, закрыв глаза Тэхёна чёрной повязкой. — Полежи немного.       Тэхён загнанно дышал, как будто ему не хватало воздуха, но на самом деле лёгкие начали работать быстрее из-за адреналина. Тэхёну было стыдно признаваться себе в том, что ему стыдно за своё малодушие, но сейчас думать об этом не получалось, за короткое время пальцы мужчины растянули достаточно хорошо его, чтобы вскоре он смог почувствовать внутри себя его член. Крупная головка быстро достала до точки, задевая ту с частой периодичностью, так что Тэхён даже не успевал заглушать в себе возбуждение, которое так скоро его накрыло. Принимая всю эту боль как должное, омега стонал, приподнявшись на локтях, которыми вперился в подушку под собой. — Медленнее…       За быстрыми, грубыми толчками последовали глубокие, мужчина замирал в теле омеги на несколько секунд, затем выходил, оставляя в хрупком теле лишь крупную головку. Через время всё повторилось, Тэхён впервые в постели не мог получить ничего, кроме боли, пытаясь слезть с члена, но ничего не выходило, и он почувствовал в ответ на свои действия сильную хватку на своём бедре. От боли Тэхён не мог кончить, собственный член не поднимался, Тэхён не ощущал возбуждения. Через время, когда толчки стали медленнее, плавнее, его уложили набок, задрав как можно выше правую ногу, придерживая её под коленкой. Тэхён лишь на тонкой грани понимал, что с ним происходит, ощущая, как он вновь проходит через стадию принудительного оплодотворения, не надеясь уже, что в этот раз у них с Чонгуком всё получится. Уронив голову на подушку, Тэхён ощутил, как ему опять стало тяжело дышать — всё внутри расширялось и заполнялось семенной жидкостью, растягивая матку и давя на органы таза. Во рту пересохло от горячего воздуха. Глаза выедало солью от боли. В этот раз Чонгук не сказал ни слова, даже успокаивающее тихое «потерпи немного».       Небо было заволочено свинцовыми тучами, сливаясь со вздымающимся на горизонте за окном морем в единую, необъятную стихию. Ветер, ревя, взбивал пену на волнах, что одна за другой катились и с грохотом падали на побережье. Море дышало гневом, кипело, пенилось, в то же самое время спиной к нему сидел на стуле мужчина, обнажённый по пояс в чёрных штанах. От сигареты поднималась в воздух, растворяясь в пространстве на фоне белых простыней и двух нагих тел, тонкая струйка дыма. — Когда ты трахал на глазах моего бывшего, на тот момент тогдашнего, парня, совесть тебя не глодала, кажется. — Я бы не хотел увидеть такое со стороны, признаться честно. — Как ты вообще до этого додумался?       Тэхён провалился в сон, где-то на периферии своего сознания ещё ощущая толчки в своём теле, но уже не предавая тому значения. Всему. Чонгук сидел в кресле напротив, обнажённый, в чёрных штанах, куря сигарету.