Волки да Винчи

      Кей открыл дверь ключом, в квартире было немного холоднее, чем в подъезде, из-за распахнутых настежь окон. Во время их переезда мужчина был полон надежд на то, что этот дом станет уютным, куда ему непременно захочется возвращаться после долгих командировок, но всё, что сейчас он видел перед собой, навевало мысли о чём-то грустном, лишённым самого главного — некой искры, которая бы питала его жизнью. В венах заструилась злость, с которой он схватил спинку стула, небрежно отшвырнув его в сторону. Тут он вспомнил про видео, на котором был Тэхён. Чутьё острое, как лезвие бритвы, по которому ходил босиком омега, обострилось, — с его помощью Кей мог угадывать ожидающую его скорую участь, — звериное начало пробуждалось от сильных волнений красными искрами, сыпавшимися снопами из глаз.       В воздухе застыли невозмутимая тишина и запах чужого пота, духов или геля для душа.       В кармане джинс коротко завибрировал телефон. Он сделал несколько шагов к окну спальни, которое выходило на дорогу, открыв очередное сообщение от того же человека, что прислал ему ранее видео, на которых Тэхён всхлипывал, стонал со слезами, пока его трахали.

Неизвестный номер

был (а) недавно

«Выйди на балкон» 16:21       Чем бы чёрт не шутил, Бог над этим не смеётся.       В небе над Сеулом начали сгущаться огромные пласты облаков, позолоченные снизу лучами заходящего солнца, отбрасывая тени, что бежали по городу вместе с людьми в никуда. Ветреная погода охладила пыл Кея, вышедшего на балкон, с которого он не сразу, но заприметил двоих людей напротив. Между ними была бетонная пропасть. Неприятнее всего была та первая секунда, мгновение, которое ушло на фокусировку зрения, и прозрение холодным потом снизошло на него: на балконе, который был вровень с его, он заметил двоих людей, стоявших боком к нему. Сжав до побелевших костяшек перила, Кей смотрел на открывавшуюся картину с выражением отчаяния, злости и гнева. Он вздрогнул весь, как от сильного удара хлыста по лицу, всем телом, но никоим звуком или словами он не мог себя выдать, потому что слова ровными рядами скопились на языке. Он думал, что, увидев такую картину воочию, непременно будет вести себя, как гордый ревнивец, — совершенно неконтролируемо. Оказалось совсем противное: Кей стоял и пустыми глазами смотрел на Тэхёна.       Вытатуированные пальцы Чонгука скользили вместе с рубашкой по телу, тёплыми ладонями размазывая прохладу осеннего вечера по бледной коже. Тэхён не мог раскаиваться в своём поступке, потому что вины он уже не ощущал как таковой, но она сильно задевала гордость Кея, сбивая спесь с того. Однако омега непременно будет раскаиваться, что никак не мог этого скрыть от альфы. Чонгук целовал настойчиво, не давая мыслям Тэхёна хоть несколько проясниться в его голове, прижимая одной рукой омегу к себе.       Чонгук нежно не умел. Прикусывал тонкую кожу на шее, после чего зализывал место укуса языком, пальцами второй руки трогая упругие ягодицы. Тэхён был красив, молод и совершенно просто контролируем. Он жил потребностями одного дня, забывая о вчерашнем и о завтрашнем совсем не думая. — Развернись, — между поцелуями прошептал Чонгук.       Тэхён ничего не ответил, встав спиной к мужчине, взглядами они коротко успели пересечься в окне справа, заметно было, как они понимают друг друга без слов. Чонгук, пальцами аккуратно надавив на поясницу, попросил немного прогнуться, второй рукой подхватив под ногой у паха, помог встать в позу, оголив ягодицы и разведя те двумя руками, несильно сжав по очереди каждую из них. — Чонгук, — это всё вызвало бурю протестов в душе омеги, к своему изумлению и ужасу он понял, что альфа хочет сделать это, стоя на балконе, когда же окна квартиры Чона выходили на окна соседнего здания. — Что подумают люди? — сейчас Тэхён смотрел исключительно на альфу, повернув насколько возможно голову вправо и назад. — Не волнуйся, никто лишний нас не увидит. — На нас в полицию заявление могут написать! — Хороший секс ещё никому не приносил вреда, — с блаженной нотой в хриплом низком голосе возбуждённо ответил Чон, шлёпнув несколько раз ладонью по ягодице сбоку, добавив на ушко: — Расслабься.       Чонгук вошёл в гибкое тело после хорошей растяжки пальцами, ощутив незначительное сопротивление от волнения, Тэхён непроизвольно, под эгидой, затуманивший мозг страхом, сжимался вокруг члена конвульсивно, только смазка пачкала ягодицы, ложбинку омеги и пах альфы, густыми каплями стекая по внутреннему бедру. Чонгук первые минуты давил несильно, выходя почти до конца, оставляя лишь крупную головку, и входил снова, всё глубже, задерживаясь в таком положении на несколько долгих секунд. Тэхён задушено дышал, хрипя от напряжения, которое возникало из-за того, что омега старался изо всех сил не стонать.       Чонгук хотел, чтобы его стоны были слышны другим, Бог желал для омеги тишины мыслей.       Оба сходились в единой точке: Тэхён, стонущий имя Господа, на балконе Чона.       Пропитанные никотином пальцы альфы резко дёрнули тело назад, нажав на косточки таза, чтобы не дать омеге соскользнуть со своего члена. Тэхён опять запрокинул голову, из глаз мелкими каплями солёные слёзы брызнули, покатившись по щекам прозрачными дорожками. — Хватит! — отбросив все мысли о чём-то постыдном, Тэхён говорил что-то невпопад, хватая рвано и учащённо воздух ртом. От микса кайфа и боли хотелось плакать во весь голос, срывая связки. Тэхён не думал, что однажды будет так: Чонгук брал своё так же, как и Кей, без остановки и бесконтрольно. В этом они были похожи.       Чон быстро двигался, желая уже на более тёмном, глубоком начале своего существа этого, удерживая ягодицы сильно разведёнными в стороны, чтобы видеть, как естественно и глубоко он может входить в омегу, довлея над кем-то, кого он раньше боялся коснуться. Чонгук не смотрел в сторону, зная, что Кей всё отчётливо слышит, сотрясаясь всем своим существом, безумно-беспомощным взглядом смотря на них. Тэхён чувствовал, как давит внизу живота тёплое напряжение. Зажмурившись, он сильнее схватился за перила, его била крупная дрожь. Стыд стекал всё ещё густой смазкой по его трясущимся ногам. И с последним глубоким толчком и задушевным всхлипом Тэхёна, Чонгук прижал его к себе, склонившись к правому уху: — Посмотри налево, синеглазка. Соседний балкон, — мазнув языком по сгибу шеи, прошептал Чон, его глаза всё ещё возбуждённо блестели от своего триумфа в простой игре людей.       С затуманенными глазами омега повернул голову в сторону, находя расфокусированным взглядом Кея. — Нет… нет-нет…       Запоздало как-то всё происходило и доходило до ума омеги, пока Чонгук был доволен тем, как он разложил карты. Умение брать своё, стойко добиваясь намеченных целей, пожалуй, было главным качеством повзрослевшего Чона. Армия всё же сделала из него человека, которым всегда мечтал видеть его отец. До конца своих дней так этого и не узрел воочию. Хотя сам Чонгук был убеждён, что отец должен им гордиться: даже ошибки собственного родителя Чон не прощал — смерть матери была омыта кровью её убийцы. Убийство — скверна, которую можно смыть лишь кровью, как правило, свиной, но Чонгук решил, что кровь отца подходит больше. Он ни дня не сожалел о содеянном. Мрачный взгляд на такой процесс, как умирание, никак не мирился с тем, что говорили священники.       Выпустив Тэхёна из своих рук, Чонгук сделал шаг назад, смотря на омегу сверху: обессиленно рухнув на холодную плитку, он вдруг зашёлся в страшном рыдании, пребывая несколько дней после в каталепсии отчаяния, а мужчина стоял со стоическим спокойствием, наблюдая. Его не трогали чужие чувства. Он просчитывал свои часы.

***

      Свет от уличного фонаря падал под таким углом, что только часть узкой подворотни была видна, а дальше — лишь темнота и длинные трагические тени в глубине, которые иногда приходили в движение, а затем вновь замирали. Послышался перестук каблуков, глухо раздающийся эхом в тёмном пространстве, и следом из черноты явилась высокая фигура в длинном, почти волочившимся по земле плаще. Она остановилась по центру переулка, в паре метров от неё прислонившись спиной к стене и со скрещёнными на груди руками стоял человек. Белая полоса от фар проезжающей рядом машины скользнула на короткое мгновение, выхватив две случайные фигуры, которые соскользнули вновь во тьму. — Я ненавижу омег, которые раздвигают ноги перед другими. Я себя слишком уважаю, — в темноте у стены вспыхнули, как угольки, два красных огонька. Человек повернул голову к высокой фигуре, застыв. — Но ещё больше ненавижу тех, кто раздвигает их ноги своими руками. — Я бы сказал — иди к чёрту… — Ха-ха, — громче ожидаемого, карикатурно произнёс Кей, задвигав театрально плечами, и улыбнулся так, что половину его лица свело, казалось, судорогой. — К чёрту? Я? Чон, ты серьёзно вернулся спустя два года в жизнь Тэхёна, как ни в чём ни бывало? На что ты, сука, рассчитывал? — На то, что ты наконец себя обнаружишь. Я долго сомневался, кому же принадлежит запах мокрой псины, который был на Тэхёне ещё в университете. Ты никак себя не выдавал, кроме пары убийств. Признаться, начал сомневаться, но вы так часто пересекались, что это почти походило на сталкерство. — Сталкерство? Не ты ли снял квартиру напротив нашей, чтобы следить за Тэхёном? — За тобой, — пояснил Чонгук. — Я следил за тобой. Все эти годы. Когда я только поступил, представить даже не мог, что со мной будет учиться ещё один монстр. — А третий будет навещать бедного омегу по ночам? Как дела у твоего братца? Тэхён знает, что ты спал со своим родным братом, пока дурил ему голову? — Кей выдержал драматическую паузу. — У нас, ликанов, чистота крови ничем не заменима, потому что только так мы можем выжить. Полукровки обречены на смерть, как думаешь, такую правду Тэхён сможет вынести? Или дело в том, что ты любишь своего брата и потому трахаешь его, а Тэхёна — только ради своих целей?       Ветер сильно взревел, пришпорив тяжёлые тучи. — Ты ничего не знаешь ни о Тэхёне, ни о моих целях. — А рыдания Тэхёна — тоже твоя цель? Знаешь, я никак к тебе не относился до того, как ты отчислился, но те глаза омеги… Он выглядел так, будто ты его бросил. Многие шептались, ну знаешь. — Чужие представления о себе меня не волнуют. — Ублюдок, — последнее, что сказал Кей перед тем, как в темноте вспыхнули красными всполохами глаза ещё сильнее, чем до этого момента.       Едва заметное покалывание от злости на кончиках пальцев начало зудеть уже более явственно под человеческой кожей, нарастая. Кости начали трещать, изменяя форму, смещаясь и удлиняясь, следом же мышцы увеличились, разорвав в клочья одежду. Руки вытянулись, враз почернев, и ногти, заострившись, превратились в когти. Каждая клетка тела горела от боли, волны жара импульсивно били по нервным окончаниям. Лоскутами слезала кожа, на её месте лезла клочками шерсть, покрывающая огромный скелет, который увеличился почти в два раза. Самым последним исказилось лицо, теряя человеческие черты и обретая форму головы волка. Из груди вырвался звериный вой, хрипло, с клокочущей в глотке злобой.       Чонгук так и стоял, не шелохнувшись. Он был до холодного спокоен при виде такой картины.       Однако стоило ликану дёрнуться резко со своего места, как перед ним за мгновение вырос такой же огромный зверь, выставив вперёд блоком свои руки. Кей первым, обратившись в зверя, вцепился зубами в плечо Чонгука, разорвав чёрствую кожу до крови. Каждый новый удар с глухим лязганием резонировал в ночи, Кей наносил удар за ударом, не сводя своего кроваво-красного взгляда с Чона.       Красные глаза — первый признак обращённого ликана, когда он обретает способность трансформироваться в зверя, а значит он уже когда-то убил человека, испив его кровь.       Маленькой заминки было достаточно для того, чтобы Чон смог ею воспользоваться, оттолкнув противника к стене, руками вцепившись в чужие запястья и прибив их намертво к стене. Распятый Кей сопротивлялся, вытягивая шею, стараясь укусить, задеть зубами соперника, но всё было тщетно: Чонгук, вперившись в него своими красными, налившимися чёрной злостью глазами, не двигался, дыша, как загнанный зверь, от натуги. Грудная клетка вздымалась учащённо, пока по венам била звериная злоба, отравляя, как тонкий яд, и сердце, и мысли. В таком состоянии было крайне сложно держать контроль, Чонгук пытался взять над зверем, вышедшим наружу, свою власть, но… Кей утробно рычал, скалясь, как обезумевший, заражённый бешенством. Напряжение искрами летело в разные стороны. Чонгук медлил, принимая своего рода решение, это было весьма хорошо заметно по бегающим зрачкам.       Убийство — всегда скверна, которую после его свершения непременно нужно омыть другой кровью.       Внезапно забили колокола среди ночи в городской церкви, неровные, дребезжащие звуки покатились по городу. В ушах страшно звенело. Воспоминания острым ножом вспороли память: перед внутренним взором, словно кадры из фильма, промелькнули картины из прошлого: труп на лужайке у домиков в горах, лес, пятна света в тени, перепуганный Тэхён, голубые глаза, чёрный подрагивающий зрачок, чёрная дыра. С поволоченными кровавой пеленой глазами Чонгук, как в психотическом наваждении, бросился вперёд, острыми, как лезвие бритвы, зубами вцепившись в шею Кея. Под клыками запульсировала жилка, и горячая кровь брызнула в рот, крупными каплями разлетевшись в стороны, несколько из них упали на землю у их ног.       Визг умирающего зверя прорезал ночную тишину. Кей от боли заскулил, дёргаясь в конвульсиях. Это продолжалось отнюдь недолго, Чонгук сомкнул до конца свои челюсти, вырвав кусок чужой плоти, из раны хлынул поток крови. И сразу же он отпустил руки Кея, что рухнул наземь перед ногами Чона. Зрачки сузились, став двумя маленькими точками. Кей дышал учащённо, как загнанная антилопа, скребя задними лапами по асфальту. Из разорванной раны пульсирующими потоками струилась тёмная кровь, заливая переулок. Лужа стремительно расползалась под ним, когда сердце совершало последние удары.       Чонгук поднял голову вверх, поймав взглядом огромный белый диск луны. Зрачки расширились медленно, красная пелена растаяла. Тень начала уменьшаться, приобретая всё больше форму человеческого тела, которую теперь отбрасывал Чонгук, стоя голым. Из раны на его плече текла кровь. Опустив голову вниз, когда он смог наконец взять под полный контроль своего внутреннего зверя, пышущего всё ещё едкой злостью, Чонгук увидел голого человека с разодранной шеей. Теперь уже бездыханного.       В тишине не было посторонних звуков. Никто их не слышал, случайных свидетелей уберегла тёмная беззвёздная ночь.       Выйдя из чёрного переулка на свет, льющийся свысока, Чонгук замер, смотря на город. Ночной Сеул напоминал бесконечное море огней, мерцающих в такт сердцу неспокойного мегаполиса. Пустынные аллеи, сокрытые от глаз, были окутаны тенями, по которым бродили редкие прохожие в такое позднее время. Чонгук зашёл в свою парадную, к своему счастью, не встретив никого, на лифте поднялся на свой этаж. В гостиной на диване спал, прижав ноги к груди, Тэхён. Альфа прошёл в ванную, где вымыл руки мылом, не поднимая взгляд чёрных глаз на своё отражение.       Ничего о случившемся он не думал, голова звенела пустотой. Тишина в квартире текла вязкой субстанцией, разбавляемая лишь тиканьем настенных часов.       С первыми лучами восходящего солнца проснулся Тэхён. Чонгук, просидевший остаток ночи на кухне в компании пепельницы и уже пустой пачки сигарет, медленно повернул голову. В его глазах читалась нечеловеческая скорбь, которая Тэхёну не была знакома. Усталый, неузнающий взгляд остановился на омеге. Сигарета дотлела почти до середины, повиснув пепельным хоботком. — Доброе утро. — Собирайся, — всё, что в это утро сказал Чон Тэхёну.       Но этого было достаточно: омега сходил в квартиру, порог которой он больше никогда не приступит, ровно как и той, в которой сидел Чонгук, всё ещё голый и измученный до самых костей, для того, чтобы собрать свои вещи. Вечером они уже прибыли в загородный дом. Сокджин и Чарлиз чуть ранее сообщили Чону, что до наступления родов по настоянию омеги они будут жить в городе. Оставалось всего пару месяцев. — Моя спальня в конце коридора, если будет что-то нужно. На каждом этаже есть своя ванная комната, можешь пользоваться любой, какая больше приглянётся. Продукты в холодильнике. Можешь брать любые, если чего-то не достаёт, скажи мне, я закажу с доставкой на дом. В университет тебя буду возить я, говори, когда тебе нужно будет туда. Библиотека на втором этаже в правом крыле дома. Вся в твоём распоряжении. Тёплую одежду можно подкупить. Здесь не очень далеко есть торговый центр. Лекарства в твоей комнате лежат в аптечке. Новые зубные щётки найдёшь под раковиной. Вроде… ничего не забыл.       Чонгук говорил торопливо, параллельно просматривая какие-то отчёты в своём ноутбуке. К ужину он уже успел принять душ, очистив и тело, и мысли. Чёрная водолазка выделяла рельефы грудных мышц, на которые неустанно смотрел Тэхён, лишь иногда позволяя себе рассматривать профиль. Очки в чёрной оправе довершали образ, придавая ему напускной холодности. — Есть вопросы? — спокойным тоном спросил Чонгук. — Едва не забыл, — закрыв крышку ноутбука, мужчина встал с дивана, на котором остался сидеть Тэхён, смотря вслед удаляющемуся силуэту. Юрко в голове пронеслась мысль, что он себе совсем не изменяет: всегда в чёрном.       Через несколько недолгих минут Чонгук зашёл в гостиную, держа в руках папку. — Вот. Совсем забыл тебе это отдать. Хорошо, что хотя бы не забыл взять с собой. — Что это? — Открой.       Мягкая кожа глубокого винного цвета приятно скользила под пальцами, на которой остались отпечатки пальцев мужчины и тех людей, что за хрустящие банкноты приложили свои усилия к этому: Тэхён открыл первую страницу и замер, большими буквами на титульном листе было написано «Дипломная работа», снизу — «Ким Тэхён». — Ты написал за меня диплом? — Тэхён смотрел неверящим взглядом на работу, даже не до конца понимая, какого жеста помощи удостоил его Чонгук. — Купил. Всё в этой жизни можно купить. Если ты не против, я уже пойду отдыхать. Чего и тебе советую. Переезд выдался непростым, согласись.       Оставшись наедине, Тэхён отложил на столик перед диваном диплом. Не давая себе труда последние два дня, что пронеслись в его жизни многоцветной пёстрой дымкой, проанализировать все события, омега только сейчас понял, что его жизнь навсегда изменилась. В глубине души он был благодарен Чонгуку, что ему не было нужды объясняться и лично встречаться с Кеем, нет нужды приезжать в университет, встречаясь с одногруппниками. Нет нужды думать и переживать о своём будущем. Чонгук уже всё решил за него. Первое время, в течение которого Чон совсем не беспокоил омегу своим присутствием, буквально каждый день пропадая в кабинете отца, Тэхён провёл в изучении особняка. Здесь всегда было тихо, в понедельник и пятницу приходили люди из клининговой компании, поддерживая дом в идеальной до скрипучего блеска чистоте. — Какие планы после выпуска?       Они сидели в гостиной за обеденным столом, свечки плакали белым воском, капая на скатерть. Была пятница октября. — Подавать заявления на стажировку. В неограниченном количестве, — катая вилкой несчастный брокколи по тарелке, говорил Тэхён, смущённый тем, каким пристальным, въедающимся под кожу взглядом смотрел на него Чонгук с зажатым в правой руке ножом. — Как насчёт того, чтобы пройти практику в моей компании? — У тебя есть компания? — робко и тихо уточнил Тэхён, сразу же поднимая голову, встречаясь с чёрными глазами. — Наследство. Я рассказывал. Так что насчёт такого варианта? — Это было бы здорово, но… — Принесёшь после выпуска свои документы. Секретарь всё оформит, Клоук, глава отдела, в которым ты будешь работать, будет помогать. Я распоряжусь. — Чонгук… — Что насчёт подарка на выпускной? Есть пожелания? — чёрный цвет в глазах мужчины сгустился, и он опустил взгляд, отрезая кусочек ножом от мяса. Сукровица вытекла на тарелку. С недавних пор Чонгук предпочитал стейк с кровью. — Часы? Комплект украшений? Может машину? У тебя есть права? — Что?       Они говорили ещё много, но в основном говорил Чонгук. После ужина он предложил отметить скорый выпуск омеги хорошим вином. Они расположились в гостиной у пылающего камина, что бликовал в стёклах бокала и в линзах Чона. Сексом с тех пор, как Тэхён был перевезён в загородный дом, они не занимались. Чонгук не давил на него, за исключением одной ночи. Зайдя в свою комнату после душа, Тэхён нашёл на кровати новый комплект нижнего белья с маленькой запиской: «Надевай и спускайся вниз в гостиную. Жду». Изящную стройность и хрупкость омеги подчёркивал полупрозрачный кружевной халатик, который был украшен жемчугом, прикрывая голое тело. Под ним были лишь чулки. Тэхён был полон сомнений, рассматривая себя в зеркало, но всё же спустился в гостиную. Заприметив сидящего на диване Чонгука, он остановился в дверях, не решаясь ступить шагу. Но выдал себя. По скорому сердцебиению. — Заходи. Я заждался.       Чонгук осознал, — и эта мысль была очень яркой, а это что-то да значило, потому что чувство это шло из самой глубины, где обитал в тени его волк, — что всё сложилось так, как он себе представлял, обратив душу омеги к себе, к своему образу жизни. Тэхён теперь был весь в его власти, а на власть он был падок в любом её проявлении. Да, он наконец созрел для этого союза, принимая свою сложную индивидуальность, ответственность за свои поступки, за себя и двух омег, которые никогда не пересекутся в жизни, пускай и Чарли известно всё о существовании Тэхёна, о его происхождении, семье. В душе Чонгука жили с самого рождения животные инстинкты, которыми он руководствовался в бизнесе, но в повседневной жизни затыкал их, боясь того, что это может быть опасно. Они служили стимулом к действию. Тэхён встал перед мужчиной, заслонив собой камин, так что свет от него золотился на кружевном халатике по краям. Чонгук улыбнулся, глазами оценив обнажённого смущённого омегу перед собой. — Развяжи халатик.       Бледная кожа была холодной наощупь, когда Чонгук коснулся её над пупком горячими губами, с губ омеги слетел судорожный выдох, и мурашки побежали по телу. Мужчина встал со своего места, стянув через голову чёрную водолазку, откинув её назад. Большую роль в этом сейчас играло любопытство, нежели половое влечение одного пола к другому: горячие ладони с двух сторон коснулись одновременно тонкой талии под тканью шёлкового халата, притянув ближе омегу, вставшего на носочки. Тэхён, поддавшись слабым импульсам, то есть неосознанно, сам потянулся к чужим губам.       Стёкла очков горели бликами от огня в камине, точно плавились в нём.       Чонгук лёг спиной на диван, позволяя омеге сесть на него, позволяя замарать своё тело выступавшей смазкой. Бёдра Тэхёна после нескольких глубоких толчков начали уже подрагивать. Запрокинув назад голову, омега закрыл глаза, двигаясь по инерции, откликаясь на свои внутренние ощущения. Его мотивы были ясны: он хотел понять, правилен его выбор. Сравнивая в своей голове двух альф, он понимал или может убеждал себя, что с Чоном ему секс нравится больше, оргазмы ярче и доводят до потери сил так, что после этого шевелиться сложно, сложно от сладкой неги, которая затапливает собой всё тело. Тэхён гортанно стонал, двигаясь на члене альфы, по временам вскрикивая, когда головка задевала нужную точку. Закатывал глаза, кусая напухшие губы, блестящие от слюны. Иногда находил силы для того, чтобы сжать в себе мужчину, получая в ответ на свои действия довольный утробный рык и шлепок по ягодице.       Дом мерно полнился стонами, иногда стихая, иногда возрастая, иногда были слышны громкие возгласы омеги. Тени от камина плясали демонами на стенах, окутывая собой второй этаж, на который вели две лестницы, сходясь полукругом на маленьком выступе. С площадки, как на ладони, была видна вся гостиная, за которой следовал короткий коридор, дверь, ведущая на улицу. В этом коридоре вдруг послышался перестук каблучков, следом выросла длинная тень, которую отбрасывал живой человек. Подойдя к перилам, он осторожно коснулся их, замерев на ровном месте.       Подлинная суть происходящего приоткрылась с ясностью, которую Чарли уже никогда не забудет. Кажется, он утратил всякую способность реагировать на стимулы окружающего мира, смотря в глаза брата, на котором сидел Тэхён. Зрительный контакт усиливал в Чоне жгучее чувство, как огонь распаляя его нервы, оттягивая подступающий оргазм. Чарлиз положил руку на свой большой живот, став весь бледный. Он ещё долго несомненно не сможет примириться с тем, что сейчас наблюдал. Он отдал брату свою любовь, а он его разочаровал. Чонгук без жалости смотрел на Чарли, механически помогая двигаться Тэхёну на своём члене.       За окном сверкнула молния.