Не злодей в моей истории

      Едва Диана оказалась помолвлена с Чарльзом, как все тут же стали сулить ей по-настоящему сказочную жизнь, даже не скрывая зависти за своими якобы добрыми улыбками. Никто не подозревал, да и не хотел вникать в происходящее, чтобы увидеть, что вместо того, чтобы попасть в сказку, Диана очутилась в хорроре, став главной героиней фильма ужасов о старинном замке, населённом привидениями, монстрами и вампирами, причём вампиры были реальностью, да и королевская чета вполне себе походила на монстров. И, как знать, возможно, в какой-то момент она бы совсем сломалась, но вдруг появился тот, кто действительно превратил её жизнь в сказку. Волшебство это было сокрыто от людей и не попадало на таблоиды, что делало эти моменты особенно ценными.       Главным принцем в её жизни совершенно неожиданно стал вовсе не наследник британской короны, а иностранец с забавным акцентом, выходец из Соединённых Штатов Элайджа Майклсон. Рядом с ним жизнь Дианы и впрямь была именно такой, какой её всегда представляли себе завистники — яркой и насыщенной.       Дворцовые протоколы диктовали буквально всё: как стоять, как дышать, как двигаться, какие эмоции стоит проявлять, а какие держать в себе. Впрочем, ничего, кроме лёгкой улыбки и взмаха рукой, не дозволялось. Для живой, непосредственной, по-детски наивной, любящей танцы Дианы все предписания и протоколы были пыткой. Принцессе всегда было тесно в этих рамках, но она подчинялась, переступая через себя и предавая своё естество — ведь она мать будущих наследников короны и должна вести себя соответствующе, дабы подавать юным принцам должный пример.       Однако Элайджа каким-то неведомым образом смог разрушить систему, уничтожить все границы, которые выставила вокруг неё корона, и показать ей всё прекрасное, что только существовало в этом огромном мире. Она давно перестала удивляться тому, как у него это получается, как ему подчиняется даже кабинет министров, не пыталась спорить и давно перестала задавать вопросы. Всё равно, если ни разу ей не дали ответа, вряд ли она его когда-нибудь сможет услышать. Тогда принцесса приняла единственное верное решение: полностью довериться ему и просто наслаждаться своей жизнью.       И эта жизнь, определенно, стоила того, чтобы наслаждаться каждым её мгновением. Да, титул монаршей особы заставлял Диану бывать в самых разных уголках мира, но, как оказалось, не из машины правительственного кортежа мир видится совсем иначе.       Элайджа смог продемонстрировать его таким, что принцесса и минуты не сомневалась: несмотря на всю несправедливость мира, нам однозначно стоит прийти в него, чтобы увидеть всю эту красоту, всю эту многогранность магии, которая, оказывается, живёт рядом с нами, но мы, скованные правилами, которые сами же и создали, не можем её заметить.       Первородный вампир, обладая усиленным обонянием, слухом и зрением, пытался передать все это Диане, чтобы и она почувствовала мир во всей его полноте, чтобы разглядела все его потрясающие мелочи, услышала его мелодии, поняла, что на самом деле мир прекрасен и состоит не только из приказов короны и их ссор с Чарльзом.       Вокруг множество звуков. Журчание водопадов, пение птиц на рассвете, лучшие мировые оперы, морские волны, бьющиеся о камни, шипение пузырьков шампанского в бокале.       Ещё мир полон самых разных красок: розовых закатов и рассветов, бирюзовой глади морской воды, шоколадного шарика мороженого, оранжевых крыльев бабочки, случайно севшей на плечо, пёстрые воздушные шары над горами Каппадокии, в корзинах которых целуются влюблённые парочки.       Да, мир прекрасен, но сам Элайджа успел это позабыть. Он здесь уже тысячу лет и всё уже видел. Всё и не единожды. Могло справедливо показаться, что он всё знает наизусть; более того, ему это всё уже осточертело, каждый даже самый отдалённый и крохотный уголок. Ему претили все эти локации, которые он даже силой внушения никогда не сможет изменить. Да, без сомнения, города и цивилизации будут умирать и строиться заново; войны, катаклизмы и эпидемии ещё не раз внесут свои коррективы, создав нечто совсем другое, но тот, кто прожил уже не один век, мог с уверенностью сказать, что даже после всех этих событий, даже если они повторятся десятки раз, до неузнаваемости ничего всё равно не изменится, а если и изменится, то всё равно надоест.       Элайджа прекрасно понимал, почему Елена в своё время так противилась тому, чтобы быть вампиром — она осознала эту истину: вечность надоедает. Ты видишь одно и то же — одно и то же ешь, одно и то же слышишь, а если что-то оставить без изменений, рано или поздно оно теряет свой вкус (по-моему, услышал эту фразу в каком-то мультфильме)…       И вот в какой-то момент своей беззаботной вечной жизни ты сам не замечаешь, как всё стало пресным, лишившись вкуса, красок и звуков, и все твои обострённые чувства тебе уже ни к чему. Ты всё равно ничего не чувствуешь. Да, стоит признать, вечность надоедает. Только осознание, что однажды тебя не будет на этой планете, даёт жизни истинную ценность. Ты будешь жадно хватать моменты, которые с тобой никогда больше не повторятся, будешь пытаться их запомнить и запечатлеть, и именно это делает твою жизнь яркой. Однако, когда ты прекрасно знаешь, что проведёшь здесь десять жизней и сможешь не раз посмотреть эту оперу, съездить на этот водопад, когда захочешь, всё вокруг становится уже не таким прелестным.       Может, именно поэтому сверхъестественные существа то и дело ведут войны между собой — они добавляют к этой безвкусной жизни специй с помощью страха уничтожения, но они не обычные вампиры, ничто не может убить их. Им ощутить вкус жизни не помогали даже подобные методы.       Но с Дианой всё было иначе. Он будто бы вместе с ней видел все эти красоты мира впервые, вместе с ней восторгался и восхищался, как ребёнок, вместе с ней впервые ел эту еду, вместе с ней впервые слышал эти звуки. Элайджа осознал, что рядом с Дианой в его жилах снова течёт тёплая человеческая кровь. Живым его сделала любовь. Именно поэтому первородный вампир всегда чтил её, хоть и встречал дважды за тысячу лет.       Он снова был живым, и ему было больно. Будучи самым рациональным в их безумной компании, вампир понимал, что ему придётся оставить принцессу и снова зажить этой пустой безвкусной жизнью в надежде, что Диане хватит сил и жизненной энергии, чтобы выбраться из оков дворца.       Прекрасно понимая, что придётся оставить её, Элайджа хотел сделать ей важный подарок и оставить после себя счастливые воспоминания, в надежде на то, что они смогут вытеснить всё то плохое, что с ней происходило, и то, что ещё может произойти, когда его уже не будет рядом; что те дни, которые они проведут вместе на горных вершинах, под струями водопадов, окружённые мечетями Стамбула и дворцами Санкт-Петербурга, станут островком в её душе, на котором она всегда сумеет укрыться от непрерывных лондонских дождей.       

***

      Их мировое турне длилось несколько месяцев. Люди при дворе уже начинали шептаться о том, куда на самом деле подевалась принцесса, однако королева и самые приближённые к ней люди всегда оставались совершенно спокойны, а Ребекка Майклсон, которая по-прежнему была подле принца Эндрю, всегда заботливо помогала её величеству, и вместе они находили нужные слова, чтобы успокоить общественность и убедить, что мировое турне принцессы было как раз запланировано дворцом. И, на удивление, эти слова всегда устраивали страждущих.       Чарльз, похоже, был единственным, кто вообще не задавал вопросов об отсутствии Дианы и совсем не волновался по этому поводу. Его родители давали ему свободу, он встречался с Камиллой, делал всё, что хотел, и, будь его воля, он бы предпочёл, чтобы жена не вернулась вовсе. Сам того не подозревая, Элайджа подарил лучшие дни в жизни не только Диане, но и Чарльзу.       В отличие от вечной жизни первородной семьи, всё другое имело одно свойство — заканчиваться, и чудесные дни в самых потаённых уголках мира подошли к своему концу, а значит, Майклсонам пришла пора покидать туманный Альбион.       — Но, как это обычно бывает в нашей семейке, сделать всё по плану у нас всё равно не вышло, — усмехнулся Клаус, возвращаясь из Лондона в реальность, где он в очередной раз вёл полуночную беседу с блондинкой из Мистик-Фоллс. Он был одновременно зол и безнадёжно счастлив. Зол на то, что не может обнять её, вдохнуть запах её волос, что их уже который день разделяет эта чёртова телефонная трубка; с другой стороны, он был очень рад тому, что хотя бы так он может быть рядом хотя бы на какие-то мгновения.       — В день, когда мы собирались покинуть Букингемский дворец, — продолжил Майклсон, — был публично обнародован отвратительнейший телефонный разговор Камиллы и Чарльза.       На этих словах Кэролайн услышала, как Клаус скрипит зубами. Вампирша представить не могла, что могло гибрида, способного вырывать чужие сердца и есть их, довести до такой степени омерзения, чтобы у него скрипели зубы, но через минуту она услышала подробности.       

***

      — Элайджа, стой! — кричала Ребекка, пытаясь всеми силами удержать брата, которому на её объятия, протесты и крики было совершенно наплевать. Первородный вампир сейчас хотел только одного: вцепиться зубами в глотку наследного принца и осушить его до дна, как бокал красного вина — впрочем, даже не вина, а отвратительного дешёвого пойла, но главное — испить. — Элайджа, подожди, ты же самый рассудительный из нас! — не оставляла попыток Ребекка воззвать к его разуму. — Ты не можешь вот так вот подойти и просто перегрызть Чарльзу горло!       — Почему же? — развёл руками вампир. — Очень даже могу! Вот он, — его глаза снова налились кровью от ярости, — воплотить свою мечту пожить тампоном внутри Камиллы не может, а я перегрызть ему глотку — могу! Я ему ещё и сердце вырву! — кричал он, в который раз отстраняя сестру, которая пыталась его удержать, и направляясь к двери.       — Нет, Элайджа, нет! Ты не можешь оставить кровавый след в королевской семье, нет! — продолжала твердить Ребекка, поглядывая на другого брата, но Клаус никак не вмешивался.       Похоже, гибриду даже было интересно, чем всё закончится, интересно настолько, что он даже не боялся, что по кровавому следу из дворца их обнаружит Майкл, от которого они скрываются уже тысячу лет. Словно тогда он уже знал, что Майкл обезврежен. Он вмешается позже, и где-то в самой глубине души Элайджа до сих про не может ему этого простить.       — Что нам будет? — искренне удивился Элайджа. — Мы — вечные существа; даже если они натравят на нас всю свою армию, им всё равно с нами не справиться!       Голос разума Элайджи, который всё это время главенствовал в их безумной семье, сейчас был слишком тих, и его обострённый слух доносил до него лишь звуки плача принцессы. Она рыдала, закрывшись в своей комнате, и пусть комната была не за стеной, он же всё равно это слышал.       — Да пойми же! Ты не можешь его убить! — яростно крикнула блондинка. — И даже не потому, что мне его жаль –мне его не жаль, или даже не потому, что я боюсь расправы королевы, которая ничего не делала в жизни, кроме того, что махала рукой из правительственного автомобиля, или ни на что не способного кабинета министров, потому что после Черчилля все министры — безвольные тряпки, — Ребекка поморщилась. — Ты не можешь его убить просто потому, что тогда Уильям станет следующим наследником после бабушки-королевы, и тогда Диане уже никогда не выбраться из стен этого дворца. Мальчик должен повзрослеть, а его мама — выстоять против ветра.       Удивительно, что, как только речь зашла о Диане, а не о её бесстыдном муже, вампир прислушался к сестре и тут же смиренно поднял руки вверх.       — Ладно, ладно, сегодня я его не убью, но и мы никуда не уйдём. Я не покину эти стены до тех пор, пока не буду уверен, что у неё всё хорошо, и вам не удастся меня заставить!       Он смотрел то на сестру, то на младшего брата, и пусть обоим идея дальше оставаться при дворе совсем не нравилась, спорить они не решились, и не то чтобы Элайджа был очень убедителен, просто альтернативой было убийство принца, а этот вариант нравился им ещё меньше.       Ту ночь вампир провёл вместе с принцессой. Как только город окутала ночная тьма, она сама пришла к нему. Диана стояла перед ним с заплаканными глазами, красным носом и опухшим лицом, а он глядел на неё так, словно она была самым прекрасным из всех чудес огромного мира.       

***

      — Ту ночь мой брат провёл с Дианой, и с тех пор он, кажется, не отлучался от неё ни на шаг до того самого дня, пока она не появилась на публике в том самом легендарном чёрном платье, которое окрестили «нарядом развода» — оно было чересчур откровенным для монаршей особы и нарушало абсолютно все протоколы королевства, — улыбнулся Клаус, вспоминая этот момент.       Диана гордо несла себя, высоко держа голову; подол платья разлетался на ветру, но она, кажется, и не обращала на это внимания, впервые за долгие годы чувствуя себя уверенно. Она без стеснения улыбалась и позировала объективам камер, что тут же её окружили.       — Я сейчас могу признать, что она красивее меня, — произнесла Ребекка, глядя тогда на леди Ди — после вампирши многие так стали её величать и зовут по сей день, — но главное не это, — блондинка положила руку на плечо брата, стоящего рядом с ней. — Главное — то, что она готова. Теперь она уже не маленький росток, который гнулся от любого ветра, а могучее дерево, что сможет выстоять даже против сильного урагана. Она готова.       — А это значит… — продолжил Клаус.       — Я знаю, что это значит, можете не продолжать, — прервал их Элайджа, поправляя галстук.       Элайджа простился с ней на закате того же дня и стоял, не шевелясь, глядя, как чёрной тканью откровенного платья кокетливо играет ветер, а в её волосах запутались блики закатного солнца. Послав ему воздушный поцелуй, принцесса скрылась из виду, а через минуту к нему подошли брат и сестра и с обеих сторон положили руки ему на плечи.       — Ну что, друг — суббота, солнце склоняется, нам пора… — прошептал Клаус.       — О боже, только не говори, что ты начитался русской классики, — усмехнулась Ребекка, глядя на брата.       — Нет, ну мне же надо было что-то делать, — искренне возмутился гибрид, — пока вы развлекались с монаршими особами! Ты взяла себе младшего принца, Элайджа — красавицу-принцессу Уэльскую. Не охмурять же мне престарелую королеву, в самом деле!       В ответ на это Ребекка брызнула смехом, а после вся троица на вампирской скорости скрылась в густом тумане.       

***

      — При дворе объявили, что Ребекка и Эндрю расстались, и моя сестрица, что ей, в принципе, свойственно, полетела врачевать разбитое сердце куда-то на самый край света. Ну а мы, как преданные старшие братья, конечно, отправились за ней. — Этими словами Клаус завершил свой рассказ и добавил уже от себя: — Знаешь, надо признать, что она подходила брату. Она, нарушая протоколы, здоровалась с людьми за руки, присаживалась на корточки перед детьми и обнимала людей, больных ВИЧ. Она была сломана, но он смог хоть на время её починить, а она даровала ему ту искренность, которая была ему так нужна.       Кэролайн слушала его, осознавая, что история кончилась и больше не будет причин для ночных бесед, а значит, ей срочно был нужен новый повод. И она нашла его.       — И что, Элайджа больше никогда её не видел? — спросила вампирша.       — Видел, той самой ночью в парижском отеле….