no end, no beginning

«Страшная тайна непоколебимого Бартемиуса Крауча: как Министерство Магии допустило очередную трагедию».

      Перси сокрушенно выдохнул, откладывая утренний номер «Ежедневного Пророка», с главной страницы которого на него укоризненно глядели глаза мертвеца, похороненного где-то на территории Хогвартса.       Перси уже и не помнил, когда в последний раз нормально спал. Неприглядная тайна семьи Краучей которую неделю не сходила с заголовков газет, обрастая все новыми подробностями. А у Перси не укладывалось в голове, как такой педантичный, безупречно ответственный, обладающий безукоризненной репутацией человек мог собственноручно пойти на преступление! Пойти на поводу у умирающей жены, чтобы спасти из заточения в Азкабане сына, добровольно вступившего в ряды Пожирателей Смерти! И этого человека Перси возвел в свои кумиры?       Репортерам из «Пророка» до самозабвения нравилось обсасывать провал министерства, упрекать нынешнее правительство в нерасторопности, вопиющих ошибках и коррупционных схемах, среди которых никому не было дела до реальных проблем. Статьи о смерти Седрика Диггори на Турнире Трех Волшебников появлялись все реже и лишь в качестве очередного камня, брошенного в Корнелиуса Фаджа. Скромный некролог юного и необычайно талантливого юноши сиротливо примостился в нижнем углу лишь на третьей странице — разумеется, после упоминания «обезумевшего от горя и необычайно травмированного утратой друга Гарри Поттера».       Фадж свирепствовал, напоминая загнанного в угол дикого зверя; он так стремился найти виновных в случившемся, пока хорошо подкованная пресс-служба Министерства Магии изо всех сил старалась «замять» повисший топором в воздухе вопрос о близящемся импичменте. Виноватого, но не виновного, нашли быстро, повесив большую часть груза ответственности на юного и неопытного Перси Уизли. Никто из обвинителей не брал в расчет, как трудно было вчерашнему школьнику структурировать работу целого департамента — у него попросту не оставалось времени, чтобы детально обдумать странности в поведении начальника. Для Перси все эти ужасные, унизительные две недели было неразрешимой задачей — как именно он должен был догадаться, что прежде крепкая воля Бартемиуса Крауча околдована темной магией?       И теперь уже Перси, будто какой-то преступник, должен был явиться в один из залов Визенгамота для допроса. Хуже этого были только собственные мысли, которые изо дня в день роились в голове, не давали покоя воспаленному разуму, погрязшему в самоуничижении. Ночи напролет Перси размышлял о том, что и впрямь мог ошибиться, упустить из виду важные детали, которые много месяцев витали в воздухе, срываясь с чужих языков. Все удивлялись поведению Крауча — буквально каждый, кто хоть немного его знал, — но дальше бестолковых разговоров дело не заходило. Весь Департамент международного магического сотрудничества судачил о возможных болезнях начальника, а особенно близкие к «верхам» шепотом делились сведениями, что Фадж намеревался отправить Барти Крауча на пенсию.       Склонившись над давно остывшим омлетом, Перси устало прикрыл глаза, тщетно надеясь унять свербящую в затылке боль. Карьерный взлет, ознаменованный внезапным исчезновением Крауча, обернулся падением с пьедестала собственных убогих иллюзий и пламенного высокомерия. Он не был так наивен, чтобы не понимать, чем обернется сегодняшняя встреча; отныне лучшее, на что Перси мог претендовать, — это до самой смерти прозябать в каком-нибудь Мерлином забытом отделе на пару с отцом. Жизнь, которой он так боялся, уже настойчиво дышала в затылок.       — Милый, ты не мог бы после работы встретить Джинни? — мягко поинтересовалась Молли, ласково коснувшись его плеча.       Перси досадливо поджал губы, считая, что у него и без того куча проблем, но разве был в этой семье хоть кто-то, кто считался с его чувствами и интересами?       — Родители Кэти проводят ее до Косого переулка, а там ты бы ее встретил и привел домой.       — Если ты не забыла, мама, у меня сегодня беседа в министерстве.       — Я помню, поэтому и решила, что ты освободишься не поздно.       Перси опешил, вперив в мать разъяренный взгляд. Неужели она намекала, что сегодня его непременно уволят? Уродливая волна гнева стремительно поднималась из груди, обволакивала горло и уже стала горчить на самом кончике языка, когда Молли продолжила:       — Так ты сможешь, Перси? Я бы попросила Билла, но ты же помнишь, что он в отъезде.       Перси с трудом проглотил вязкую тошнотворную злость и лишь коротко кивнул в ответ. В конце концов, если его и правда уволят, он вполне может скоротать время до встречи с Джинни за пинтой пива. А уж уволенный с позором человек вполне справедливо может позволить себе даже две пинты.       — Ты почти ничего не съел и теперь пойдешь на работу голодным! Окончательно испортишь себе желудок, — беззлобно пожурила его Молли и тыльной стороной ладони прикоснулась ко лбу. — Что-то ты совсем бледный. Ты не заболел, дорогой?       Перси раздраженно дернул головой и, поднявшись с места, похлопал ладонью по карманам, проверяя те на наличие футляра с очками.       — Все в порядке, мама.       Молли, все это время следившая за его нервными движениями, сочувственно поджала губы и состроила такое жалостливое лицо, что Перси тут же захотелось пустить себе «Аваду» в лоб.       — Не переживай насчет этого глупого допроса в министерстве, — проговорила она. — Уверена, что это просто формальность!       — Никакой это не допрос! — возмутился Перси. — Я же не какой-то там преступник.       — Конечно-конечно, сынок! Просто не хочу, чтобы ты слишком расстраивался из-за последствий и был готов к возможному понижению в должности или строгому выговору. — Молли издала тяжелый вздох и, улыбнувшись, оставила звонкий поцелуй на его щеке. — Тебе просто нужно смириться. Это первая ошибка в череде многих — такое иногда случается!       — Не со мной, — буркнул Перси и поторопился выбраться из унизительных материнских утешений, от которых не то что не стало лучше, а окончательно укрепилось желание залить свой провал спиртным.       Дисциплинарное слушание было назначено на полдень. Перси до того нервничал, что попросту не мог заниматься даже самой простой работой и уже спустя час бросил это дело. Отсчитывая минуты до своей публичной казни, он то и дело мысленно возвращался в то время, когда по высокомерной глупости принял оказавшуюся в руках власть за чистую монету. Гордыня, которая из месяца в месяц прорастала в груди, сейчас оказалась вырвана с корнем и брошена в грязь.       Перед тем, как отправиться на эшафот, Перси прикрыл глаза и поблагодарил Мерлина, что Дафна не увидит миг его унизительного падения. В голове роились мысли, окончательно деморализующие и без того траурный настрой: какова вероятность, что этого конца карьеры можно было избежать, будь Дафна рядом с ним? Она бы точно догадалась, чем его раздутые амбиции чреваты, а он… Перси устало вздохнул. А он попросту идиот.       Перси неспешно пересек коридор департамента — не исключено, что в последний раз — и в полном одиночестве спустился на нижний уровень, где и располагались залы Визенгамота. Он остановился возле одного из них — самого небольшого, — но и в полдень, и даже спустя четверть часа его палачи так и не объявились. В сердце затеплилась робкая надежда, что Фадж передумал, забыл, — да что угодно! Но когда стрелка наручных часов приблизилась к цифре один, двери лифта со скрипом открылись, и в темный пустой коридор ступили двое. Дориан Максвелл, предыдущий помощник Крауча, а ныне заместитель главы Департамента магического правопорядка, чинно направлялся к Перси, даже не стараясь сдержать гримасу самодовольства. За ним семенила хрупкая, невысокая блондинка, сжимая в руках папку с документами и заложенным между страниц гусиным пером.       — Вот ведь как бывает, Уизли, — осклабился Дориан, смахнув со лба русую челку. — Мне работа с мистером Краучем — светлая ему память — подкинула счастливый билет, а тебя, — он фыркнул от рвущегося едкого смешка, — тебя же отправила прямиком в самую глубокую задницу.       Перси стиснул зубы, сдерживая завистливый, уродливый гнев. Но было глупо отрицать свою несостоятельность, над которой Максвелл глумился: Перси мог и не замечать странностей в поведении начальника, да и не должен был, но чувство собственной важности так сильно возвысило его и окрылило открывшимися перспективами светлого будущего, что он попросту не сумел трезво оценить шаткость положения, в котором оказался. И теперь светлое будущее ехидно ему подмигнуло и унеслось за горизонт закрытых ныне возможностей. Ловушка захлопнулась.       — Но что уж теперь говорить об этом? — с притворной жалостью вздохнул Максвелл и махнул своей спутнице рукой. — Подготовь документы для слушания, Кассандра.       Кассандра послушно кивнула и, бросив на Перси короткий сочувственный взгляд, скользнула в небольшой зал.       — Я думал, что этим делом будет заниматься Амелия Боунс, — произнес Перси, все еще надеясь, что произошла какая-то ошибка.       Губы Дориана растянулись в еще более противной улыбке.       — Неужели эго еще не до конца сдулось, Уизли? Ты не настолько значимая фигура, чтобы госпожа Боунс лично тратила свое время на твою болтовню.       Укол попал в цель. Перси поджал губы, в глубине души понимая, что было крайне глупо надеяться на участие Амелии Боунс, однако он так сильно уповал на ее справедливость, что разочарование явно отражалось на лице — на радость этому холеному слизняку.       — У меня, знаешь ли, тоже дел полно, так что шагай быстрее.       Перси ничего не оставалось, как смириться. Он сел на жесткий стул и нервно заерзал, мысленно проговаривая заготовленную речь. Дориан уселся напротив и царственно махнул своей помощнице рукой. Кассандра спешно пролистала папку и протянула ему два листа.       — Итак, мистер Уизли, хоть Министерству Магии и известна ваша причастность к случившемуся с Бартемиусом Краучем, я обязан соблюсти процедуру.       — При всем уважении, но я не имею понятия, о какой причастности идет речь, — ответил Перси, хмуря брови. — Если позволите…       — Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. — Дориан сцепил руки в замок и улыбнулся. — Это вам ясно, мистер Уизли?       Перси, оборванный на полуслове, захлопнул рот и угрюмо кивнул.       — Вслух, пожалуйста, — сказал Максвелл, довольный отведенной ему ролью палача. — Кассандра ведет протокол слушания, который будет предоставлен высшему руководству для ознакомления. Ваши кивки в нем будут отражены как нежелание отвечать на поставленные вопросы.       — Я все понял, — процедил Перси, пылая от злости и унижения.       Дориан снисходительно улыбнулся и опустил глаза в бумаги, лежащие перед ним. Пауза затягивалась, и Перси был уверен, что чертов ублюдок нарочно тянет время, греясь в лучах собственной значимости.       — Как именно мистер Крауч передавал вам поручения?       — Каждое утро записки исправно появлялись еще до моего прихода на рабочее место.       — То есть вы не знаете, действительно ли их вам передавал мистер Крауч? — уточнил Дориан, вскинув брови.       — Поручения были написаны и заверены его личной подписью, — без промедления ответил Перси. — Я не выбрасывал ни одно из них и, как только началось следствие, сразу же их предоставил.       Дориан неопределенно хмыкнул и бросил вопросительный взгляд на Кассандру. Та быстро пролистала страницы и протянула ему исписанный пергамент. Мужчина бегло ознакомился с содержимым и вздохнул.       — Лично вам, как человеку, который координировал работу департамента и непосредственно контактировал с мистером Краучем, не казались ли странными некоторые поручения?       — Нет, сэр. Я занимался исполнением, а не оценочным суждением решений своего начальника.       Дориан ухмыльнулся краешком губ, но Перси так и не понял, значило ли это одобрение или насмешку.       — Вас не удивило такое длительное отсутствие начальника?       — Удивило, — честно признался Перси. — Но у меня не было причин подозревать его во лжи.       Дориан утвердительно кивнул и, сдвинув брови, углубился в документ. Когда он вновь поднял глаза, Перси выпрямил спину, стараясь казаться увереннее.       — Тут сказано, что восьмого ноября тысяча девятьсот девяносто четвертого года вы навещали мистера Крауча. С какой целью? Виделись ли вы с ним лично?       — Я хотел сам убедиться, что с мистером Краучем все в порядке, а также подписать документы, не терпящие отлагательств.       Дориан ухмыльнулся. Перси мог поклясться, что уж этот подхалим точно раскусил его навязчивое желание лишний раз проявить себя перед начальником.       — И вы убедились?       — Его домовой эльф не пустил меня за порог, — смущенно пробормотал Перси. — Просто забрал документы и захлопнул дверь.       — И вы так просто отдали важные рабочие документы в руки какому-то эльфу? — удивленно спросил Дориан.       — Я опешил и ничего не успел предпринять, — растерянно ответил Перси.       — Могло ли в вашей вопиющей безответственности иметь место то, что вы, мистер Уизли, и не желали возвращения начальника на свой пост? Ведь в ваших руках оказалось столько власти… Это, вероятно, очень вдохновляет?       Перси закусил щеку изнутри, теряясь под цепким взглядом Максвелла.       — О какой безответственности вы говорите? — вспыхнул он, решив, что настала пора защищаться, парируя все несправедливые нападки. — Весь Департамент международного магического сотрудничества гудел о том, как подобное поведение не похоже на мистера Крауча, да так гудел, что слухи заполонили уже все уровни министерства, но никто не взял вопрос на контроль!       — Мы сейчас говорим только о вас, мистер Уизли, так как именно через вас строилась работа в отделе, — с приторной улыбкой ответил Дориан, наблюдая за горящим от ярости лицом Перси. — Вы признаете свою вину, мистер Уизли?       Перси задохнулся от возмущения. Даже если сейчас его с позором уволят, он не позволит втоптать свое честное имя в грязь, чтобы после пресс-служба — псы Корнелиуса Фаджа — из интервью в интервью ссылались на его возмутительную невнимательность и постыдную безответственность.       — Вину? Я ни в чем не виноват, мистер Максвелл! — выпалил Перси. — Так же, как и многие, я стал жертвой обстоятельств и абсолютно не согласен с решением повесить всю вину на меня, когда виноваты в этой ситуации либо все, кто знал о происходящем, либо никто, кроме самого мистера Крауча, который нарушил закон и поплатился за свое преступление.       Перси вовсе не собирался этого говорить, но слова, подпитываемые пламенной волной гнева, срывались с языка быстрее, чем успевали образоваться мысленным фантомом в мозгу. Он часто дышал и сжимал кулаки так сильно, что на ладонях от ногтей проступили красные полумесяцы.       По лицу Максвелла нельзя было понять, что он думает по поводу услышанного, но Перси было все равно. Какая теперь разница, если это слушание — лишний повод его унизить на законных основаниях? Но он не позволит этому свершиться. Даже если и придется распрощаться с карьерой, Перси Уизли уйдет на своих условиях, не испытывая стыда за собственное малодушие — то единственное, что он мог сделать достойно.       — Думаю, на этом мы и закончим, — подытожил Дориан, поднимаясь с места. — Протокол нашей сегодняшней беседы будет изучен миссис Боунс и мистером Фаджем. Об их решении вас уведомят дополнительно.       Перси разжал пальцы, бездумно впиваясь взглядом в красные отметины, и понял, что больше не чувствует ни гнева, ни разочарования, ни волнения о своей дальнейшей судьбе. Он настолько перегорел, что единственным возможным чувством оказалось то, что называлось опустошением.       Перси вышел вслед за Максвеллом, а их процессию замыкала Кассандра. Девушка попыталась ему ободряюще улыбнуться, но он лишь бросил на нее безразличный взгляд и отвернулся. Хуже было только то, что он не смог найти ни одного предлога, чтобы задержаться и покинуть уровень в одиночестве, поэтому навязчивая тишина в кабине лифта буквально рвала в клочья остатки выдержки.       — Честно сказать, Уизли, я впечатлен, — нарушил молчание Дориан. — Мне думалось, что ты начнешь лебезить, оправдываться и унизительно хвататься за брошенные мной соломинки, чтобы тебя не пнули под зад.       Перси привалился плечом к стене и покачнулся, когда лифт резко дернулся.       — Рад, что не смог утолить твою жажду зрелищ, — саркастически заметил он.       Дориан раскатисто засмеялся и, сузив глаза, доверительно зашептал:       — По правде говоря, мы оба знаем, что единственный виновный в случившемся прямо сейчас пьет дневной чай с молоком и думает, как бы ему избежать свержения с теплого местечка.       Кабину вновь качнуло, и ее створки мгновенно распахнулись, погружая слух в рабочий гул. Перси в изумлении округлил глаза, не веря собственным ушам. Дориан ему лукаво подмигнул и как ни в чем не бывало скрылся за поворотом вместе со своей молчаливой помощницей.

***

      Порой Дафна ненавидела свою работу. Бизнес недвижимости так разросся по Лондону, что, помимо действительно интересных дел, приходилось заниматься разрешением неурядиц, которые отнимали слишком много драгоценного времени. Так, например, какие-то подвыпившие волшебники или обыкновенные бродяги два дня назад в ночи разгромили помещение, которое Гринграссы сдавали в аренду одной милой престарелой волшебнице. Эйрмед Страут уже не первое десятилетие торговала целебными отварами и травами, и Дафна даже не могла представить, чтобы та обзавелась врагами. Но Деметриус Гринграсс считал иначе, поэтому, когда от стражей правопорядка не поступило должного участия в поиске виновников, из-за которых оба бизнеса претерпели убытки, он поручил дочери отправиться в министерство и лично проконтролировать ход дела.       За всю свою сознательную жизнь Дафна еще ни разу не бывала в Министерстве Магии, поэтому, шагнув в Атриум, на мгновение опешила. Перед ней распростерся огромный зал с темным, отполированным до блеска паркетом, на потолке то и дело сияли золотые символы, издалека напоминая сотни солнечных бликов. В обшитых гладкими панелями стенах были устроены покрытые позолотой камины, и каждые несколько секунд из них выходили волшебники. В центре холла в роскошном, выполненном из белого мрамора фонтане шуршала вода, а некоторые волшебники, опасливо озираясь по сторонам, вылавливали оттуда монетки — в основном кнаты и сикли, — но иногда на свету мерцали и галлеоны. Но все это великолепие убранства меркло на фоне огромного знамени с портретом Корнелиуса Фаджа. На нем министр выглядел величественно и несокрушимо, напоминая доблестного и мудрого лидера волшебной Британии. Дафна, как и многие, знала, что за всей этой напускной значимостью крылся банальный страх потерять власть после того, что произошло на Турнире Трех Волшебников. Это знамя являлось предупреждением тем, кто возжелает пойти против него.       Отстояв внушительную очередь, Дафна наконец получила пропуск и отправилась прямиком в Департамент магического правопорядка. Где-то на задворках души притаился жгучий страх, из-за которого она пыталась отсрочить свой визит или вовсе его избежать. Ступая в лифт, она невольно вглядывалась в лица людей, что набились внутрь так, будто на кабину должны были наложить Заклинание незримого расширения, но почему-то об этом позабыли. Перси среди них не было, как не оказалось и на втором уровне, в длинный коридор которого она еле выбралась, протискиваясь между людьми. Всю ночь напролет Дафна думала, что она сделает, если встретит сегодня Перси? Как бы он выглядел спустя год чудовищной разлуки? Все такой же педантичный и серьезный, а меж бровей наверняка уже прочно поселилась хмурая морщинка, выдающая глубокую степень вечной задумчивости.       Она встряхнула головой. Перси выглядел бы как кусок драконьего дерьма, посмевший растоптать ее чувства.       Оказавшись в приемной Амелии Боунс, Дафна замерла у стола ее секретаря и, когда реакции не последовало, постучала ногтями по полированной столешнице. Женщина подняла на нее тяжелый взгляд и, не скрывая равнодушия, вопросительно вскинула тонкие темные брови:       — Чем могу помочь?       — Мне необходимо переговорить с миссис Боунс.       На табличке перед секретарем значилось «Дж.Стюарт», а рядом покоилась белая чашка с красным отпечатком губ на ободке. Мисс Стюарт устало вздохнула и, опуская глаза обратно в документ, произнесла:       — Миссис Боунс сегодня не принимает посетителей. Внизу у администратора вы можете записаться на ближайшую свободную дату.       — Вы меня не поняли, — настаивала Дафна, упираясь руками в край стола. — Мне необходимо с ней встретиться. Мое имя — Дафна Гринграсс.       Женщина сложила руки перед собой, уставившись на девушку безразличными коровьими глазами.       — Да хоть Моргана ле Фэй — правила для всех едины.       Дафна зло усмехнулась.       — Что уж говорить о надлежащем выполнении обязанностей рядовыми сотрудниками вашего департамента, если даже его глава настолько надменна, что не способна оперативно координировать работу.       — Мисс Гринграсс, я еще раз повторяю: запишитесь на ближайшую свободную дату. Кажется, в конце месяца было окошко, — монотонно отрапортовала Стюарт.       — К концу месяца у меня не только помещение разнесут, но и старушку-арендатора убьют, но министерству плевать. Впрочем, ничего нового.       Дафна была уверена, что Эйрмед Страут быстрее убьют не условные злодеи, а пристрастие к хересу, однако зачем незадачливой секретарше об этом знать? Но когда та уже открыла рот, чтобы выдать в ответ раздраженную тираду, в приемную вошел высокий мужчина, облаченный в бордовый, идеально отутюженный костюм; благородный винный цвет играл на контрастах со светлой кожей и соломенными волосами — те были уложены настолько ровно, словно зафиксированные черной магией. Мужчина задумчиво взглянул на секретаря, а затем бросил заинтересованный взгляд на Дафну.       — Прошу прощения, мисс, могу ли я вам чем-то помочь?       — Очевидно, что вы не похожи на Амелию Боунс, так что не думаю, — саркастично ответила Дафна, теряя терпение.       Мужчина подошел ближе, растягивая тонкие губы в услужливой улыбке. Возможно, ему хотелось думать, что та была соблазнительной или хотя бы обаятельной, но Дафна ловко определила перед собой очередного лизоблюда, какими полнился весь министерский аппарат.       — Меня зовут Дориан Максвелл, и по счастливой случайности я прихожусь заместителем Амелии Боунс.       — В министерстве получают повышение лишь благодаря случайности? — едко поинтересовалась Дафна, выгнув бровь. — Или такое происходит только в этом департаменте?       Дориан засмеялся — не очень искренне, но явно желая ей угодить, — поэтому его смех звучал чуть дольше, чем требовалось.       — Целеустремленность, упорство и амбиции — вот и вся формула счастливой случайности, мисс…?       — Гринграсс, — холодно ответила Дафна, игнорируя протянутую ей мужскую ладонь.       — Позвольте я помогу решить вашу проблему, мисс Гринграсс, — вкрадчиво произнес Дориан. — Пройдемте в мой кабинет, и я уверен, мы найдем удовлетворяющее вас решение.       Дафна шумно выдохнула, давая понять, что перспектива общения с этим слащавым красавчиком ее вдохновляет не больше, чем встреча со смердящим горным троллем, но все же последовала за ним. Если ради того, чтобы поскорее покинуть эти стены, ей придется перетерпеть общество самодовольного министерского нарцисса, значит, так тому и быть.       Кабинет Максвелла оказался небольшим, но вполне лаконичным. Его удобное расположение позволяло наблюдать за множеством подчиненных сквозь панорамную стену или открытую дверь. Дафна без приглашения села в кресло, наблюдая за действиями Дориана. Тот, не переставая подобострастно улыбаться, двумя взмахами волшебной палочкой захлопнул дверь и опустил на стекло жалюзи, скрывая их обоих от любопытствующих взглядов коллег.       — Не желаете чаю, мисс Гринграсс? Или предпочитаете кофе?       — Предпочитаю перейти сразу к делу, так как у меня совершенно нет времени на любезности, — отрезала Дафна, закинув одну ногу на другую. Она могла поклясться, что Дориан Максвелл вытянул шею, чтобы скользнуть сальными взглядом по ее коленкам и обнаженным щиколоткам.       — Как пожелаете, — любезно ответил он, сцепив руки в замок. — Чем я могу вам помочь?       — Нашей семье принадлежит помещение в Косом переулке, в котором открыта лавка под названием «Сушеная полынь». — Дафна сделала небольшую паузу, проверяя, достаточно ли внимательно собеседник ее слушает. — Ей управляет Эйрмед Страут, и в ночь на вторник ее лавку разгромили злоумышленники, выкрали некоторые ценные экземпляры зелий, но мракоборцы махнули на это рукой, списав на обыкновенный пьяный разбой.       — Вы, полагаю, так не считаете.       — Разумеется, не считаю, — терпеливо ответила Гринграсс. — И я требую, чтобы этим делом у вас в управлении занялись с должным усердием, потому как и нашему бизнесу, и бизнесу миссис Страут был нанесен урон.       Дориан внимательно выслушал ее монолог, в нужные моменты участливо кивая, словно правда был искренне заинтересован разбоем в Косой аллее, а не вырезом на женской блузке. Дафна едва подавила отвращение, гадая, как скоро Перси превратится в такого же полировщика чужих задниц, как Дориан Максвелл.       — Что ж, мисс Гринграсс, мне жаль, что вы столкнулись с такой ситуацией, однако смею вас заверить, что лично возьму на контроль ваше дело. Может, вы оставите ваши данные, чтобы я, как только со всем разберусь, мог написать вам о результатах?       Она прохладно улыбнулась и, молча нацарапав на бумаге официальный адрес офиса, протянула ее мужчине. Мельком взглянув на часы, Дафна досадливо поджала губы: стрелка уже клонилась к половине первого, и это означало, что она проторчала в министерстве все утро. Проследив за ее взглядом, Дориан пригладил волосы и торопливо поднялся с места, застегивая пуговицу на пиджаке.       — Прошу прощения, что вот так обрываю нашу беседу, но у меня назначено дисциплинарное слушание, а я на него и так уже бессовестно опаздываю, — усмехнулся Дориан.       Дафна сузила глаза и спустя мгновение протянула ему руку — как знак благосклонности, которая, вероятно, заставит его взяться за работу скорее. Максвелл улыбнулся, обнажая белые зубы, и, мягко коснувшись ее пальцев, оставил короткий поцелуй на тыльной стороне ладони.       — Я на вас рассчитываю, мистер Максвелл, — мягко проговорила Дафна, придавая своей интонации льстивую тональность. — Приятно иметь дело с профессионалом.       Дориан расцвел на глазах и, казалось, весь подобрался, расправляя плечи и задирая подбородок. Дафна улыбнулась еще шире, понимая, что попала точно в цель. В конце концов, иметь ручного министерского щенка может оказаться весьма полезно.       Вечером Дафна вернулась домой — вымотанная и обессиленная — и удивленно застыла, увидев в их поместье Джинни Уизли. Всполох рыжих волос и россыпь веснушек на бледной коже всколыхнули в ней воспоминания, которые она умело давила уже много месяцев. Встряхнув головой, Дафна дружелюбно улыбнулась.       — Привет, Джинни. Астория не предупреждала о гостях.       — Привет! — бойко ответила Джинни. — О, мы просто случайно встретились…       — Не надо, Джинз. Дафна не будет ругаться, — мягко прервала ее Астория и перевела взгляд на сестру. — Мы давно договорились об этой встрече. Ты же не расскажешь папе?       — Разумеется, нет. Что делали?       Дафна небрежно бросила сумочку в кресло и рухнула на диван рядом с девчонками. Она сняла жутко неудобные, но красивые туфли и с наслаждением размяла уставшие ступни.       — Немного погуляли, поплавали в бассейне, поболтали… — начала Астория.       — У вас просто потрясный бассейн! — восторженно перебила Джинни, сверкая ярко-карими глазами. — Будь у меня такой, я бы зависала в нем сутками!       — Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, — с усталой улыбкой проговорила Дафна.       — Ага, только папа вряд ли одобрит, — буркнула Астория. — Он такой зануда со всеми своими чистокровными замашками!       Дафна засмеялась, ощущая, как весь узел ответственности и злости, что копились в груди целый день, стал медленно развязываться.       — Это еще что! Ты бы видела, как у него едва дым из ушей и носа не валил, когда он узнал, что мы с Перси… — Она резко замолчала, и призрачная улыбка соскользнула с губ, будто ее насильно стерли магией.       — Ну, моя мама тоже относится к вашей семье с предубеждением, — усмехнулась Джинни. — Я думала, она убьет Перси, когда он сказал, что перестанет с ней разговаривать, если та будет плохо о тебе отзываться.       Дафна опустила взгляд, делая вид, что ее крайне заинтересовали собственные ногти. Как чертовски легко это воспоминание, похороненное на самом дне сердца, сорвалось с языка!       Астория внушительно пихнула подругу локтем и скосила красноречивый взгляд на сестру. Джинни неловко поджала губы и наклонилась поближе к ней, о чем-то неслышно зашептав.       Погруженная в безрадостные мысли, Дафна упрямо старалась выровнять дыхание и утихомирить дрожащую алую книгу, бушующую в подсознании. Та, скованная цепями разума, рвалась из заточения и грозилась обрушить весь кропотливо воздвигнутый лабиринт.       — Дафни, ты не могла бы трансгрессировать с нами? Джинни уже пора домой, — произнесла Астория и заправила темные волосы за уши.       Дафна растерянно моргнула, возвращаясь в реальность и заставляя проклятую книгу затихнуть.       — Разве Флои не может проводить вас? — озадаченно поинтересовалась она.       — Да, но я так хочу мятное мороженое! — взмолилась Астория. — Пожа-а-алуйста!       — Ладно, три шарика мятного мороженого, и домой! Я жутко устала, — закатив глаза, согласилась Дафна.       Девочки переглянулись, с трудом пряча хитрые улыбки. Втроем они вышли на улицу, прошли по шуршащей широкой дорожке и только за пределами искусно выполненной чугунной ограды взялись за руки и трансгрессировали к Косому переулку.       — Где тебя будут встречать? — спросила Дафна, отпуская девичьи ладошки. — Наверное, нам с Тори не стоит показываться твоей семье, это подорвет легенду…       — О, не волнуйся! Он точно ничего не скажет маме. — Джинни лукаво улыбнулась и помахала кому-то.       Не поднимая глаз, Дафна уже и так знала, кто там стоит. Что-то предательски сжалось внутри, и она с трудом смогла сделать шаг вперед, чтобы встретиться с озадаченным взглядом знакомых голубых глаз. Перси почти не изменился, если не считать по-идиотски зализанные волосы и черный строгий костюм с галстуком в цвет, который так ему шел и оттенял пламенно-рыжие волосы, что Дафна с трудом смогла сделать рваный вдох, болью отразившийся в грудной клетке. Если у судьбы и было чувство юмора, Дафне в то мгновение едва ли было до смеха.       Перси не мог поверить своим глазам: весь день он старался не забыть о дурацкой просьбе матери и сейчас, уставший и озлобленный на весь этот убогий мир, торчал в Косом переулке уйму времени, чтобы встретить Джинни, но не мог оторвать взгляд от Дафны. Она совсем не изменилась за год — все такая же прекрасная и холодная в своем недосягаемом совершенстве. Этот год оказался ему не по карману: слишком высокая цена за уродливый крах никчемных амбиций.       Перси сделал глубокий вдох и шагнул к ней, натягивая нерешительную улыбку и надеясь, что эта девушка сейчас не отвесит ему звонкую и, несомненно, заслуженную пощечину.       — Привет, — произнес он, даже не скользнув взглядом по Джинни. Та хихикнула и пихнула ухмыляющуюся Асторию локтем.       — Привет, — холодно ответила Дафна, задрав нос. Пощечины не последовало, но острый взгляд, словно тысяча ножей, пронзил его грудь насквозь.       — И тебе привет, дорогой старший брат, — со смехом заявила Джинни. — Спасибо, что заметил меня.       Перси вопросительно взглянул на сестру и на одно мгновение почувствовал закипевшую в жилах ярость в ту секунду, когда она заставила его отвлечься от Дафны. Но гнев остыл, остуженный убивающей вспышкой зеленых глаз, и Перси сердито сдвинул брови.       — Ты солгала матери, Джинни, и втянула в эту ложь меня. С тобой я поговорю позже, — сухо произнес он.       — Мы собирались поесть мороженое… — начала Астория под одобрительным взглядом Джинни. — Не хотите с нами?       — Мы не идем есть мороженое, — звенящим от ярости голосом произнесла Дафна. — Ты можешь вообще забыть о мороженом, Астория. Прощайся с подругой, и мы уходим.       — Мне конец, — прошептала Астория, обняв на прощание Джинни.       Та сочувственно поджала губы.       — Напиши мне!       Даже не взглянув на Перси, Дафна схватила сестру за руку и тут же трансгрессировала. В дом они вошли молча. Астория кожей чувствовала гнев старшей сестры и лишь безвольно плелась за ней следом, надеясь, что эта беснующаяся молчаливая буря ее не коснется.       Дафна достала из шкафчика бутылку вина и один широкий бокал. Резкий взмах волшебной палочки, и пробка отскочила на гладкую поверхность стола, оставив на белой поверхности несколько бордовых капель.       — Что ты устроила? — строго спросила Дафна, не глядя на сестру.       — Я хотела помочь тебе…       — Помочь? — выпалила девушка. — Чем?       — Мы с Джинни хотели вас помирить, — сдалась Астория, выдавив печальный вздох.       Дафна озадаченно посмотрела на бокал и, небрежно отставив его в сторону, припала губами к горлышку бутылки.       — Я тебе расскажу, что ты сделала. — Она облизала губы и вытерла тонкую красную каплю, заструившуюся по подбородку. — Я целый год работала над собой, давила все чувства к нему, заставляла себя перестать вспоминать хорошее, перед сном крутила в голове только плохие воспоминания.       Дафна усмехнулась и утопила рвущийся наружу всхлип в очередном глотке, а после, причмокнув губами, продолжила:       — И когда мне удалось научиться засыпать без мыслей об этом человеке, ты заставила меня столкнуться с ним лицом к лицу!       Астория побледнела и опустила глаза.       — Я же не знала… Ты ничего мне не рассказываешь! Никогда! — обиженно выпалила она, стараясь защититься.       — Потому что не хочу рассказывать, ясно? И это не дает тебе права считать, что ты можешь влезть мне в голову и что-то там исправить, — зло ответила Дафна, испепеляя взглядом хорошенькое лицо сестры. Так, будто хотела сжечь ее на месте.       — Я думала… Мы думали, что тебе будет лучше с ним, чем без него.       Дафна усмехнулась и поджала дрожащие губы.       — Часть меня тоже так считала. И если бы я ей поддалась, то перестала бы себя уважать.       — Лучше остаться гордой, но несчастной? — удивилась Астория, вскинув брови.       — Если человек разворачивается и уходит, то никогда не проси его остаться, — севшим голосом ответила Дафна. — И ни при каких условиях не пускай отныне на свой порог.       Сжав бутылку, она медленно прошла мимо сестры. Астория еще долго могла слышать ее мягкие шаги, пока на втором этаже наконец не послышался негромкий хлопок дверью.       Дафна набрала горячую ванну, наполнила ее мягкой душистой пеной и разделась догола. Чувствуя себя такой уязвимой, она опустилась в воду по самую шею, с наслаждением чувствуя, как та обжигающе кусает покрасневшую кожу, позволяя медленно привыкать к себе. Дафна пригубила еще вина из горлышка и прикрыла глаза. Где-то на задворках мыслей она снова слышала тихий шепот той части себя, что уже давно заперта в самом темном углу души. Она снова молила о пощаде, придумывая самые нелепые способы, как вернуть себе его. Она давила на больную мозоль, угрожала, слезливо умоляла, снова угрожала, кричала, плакала, хрипло шептала…       Дафна открыла глаза и равнодушно провела пальцами по влажным от слез щекам. Не позволяя себе издать ни звука, она давилась молчаливыми слезами, которые засыхали на коже черными разводами.       Дафна допила остатки вина и швырнула бутылку в угол; та зазвенела по мраморному полу и укатилась вглубь просторной ванной комнаты.       Больно, но не настолько, чтобы позволить себе проиграть эту битву. Зажмурившись, девушка с головой опустилась под воду и не выныривала, пока легкие не начали неистово гореть от недостатка кислорода, — как той зимой под слоем льда на Черном озере. Но сейчас никто не придет, и спасти себя может только она сама.              Перси сердито сопел всю дорогу, что они шли по полю. Трава приятно шелестела под ногами, а закатное солнце мягко путалось в волосах. Джинни небрежно сорвала одиноко растущую ромашку и преувеличенно громко вздохнула.       — Ты злишься на меня, — произнесла она. — Но я не хотела врать маме! Просто иначе она бы не отпустила меня к Астории. Ты же знаешь, что у нее особая нелюбовь к Гринграссам.       — Мне плевать на твое вранье! — гневно обрушился на нее Перси. — Ты подстроила нашу встречу с Дафной!       — Да, — призналась Джинни, сунув бутон ромашки себе в волосы. — Я попросила маму, чтобы ты меня встретил, надеясь, что Дафна к тому времени вернется домой.       — Зачем, Джинни? — сокрушенно спросил Перси, чувствуя лишь сковывающую мышцы вселенскую усталость.       — Потому что, тупая ты башка, глядя на вашу пару в школе, я верила в существование любви! Вы были для меня примером, — распалялась она, игнорируя удивленный взгляд брата. — Раз уж вы смогли быть вместе, будучи настолько разными, то, значит, и у меня есть шанс однажды… — Джинни встряхнула головой. — А потом вы поссорились и разошлись, как будто все было невзаправду!       — Какие глупости! — рассердился Перси. — Мы с Дафной расстались не потому, что просто поссорились, а потому что так было нужно! На том этапе отношения были в любом случае обречены.       — И кто, интересно, приговорил их? — едко спросила Джинни. Она смотрела на него таким осмысленным, решительным взглядом, от которого Перси становилось не по себе.       — Это все вообще не твое дело.       — Значит, ты, — хмыкнула она. — Тогда понятно, почему Дафна смотрела на тебя так, будто хотела то ли обнять, то ли задушить.       — Джинни, не лезь в это, — сухо предупредил Перси. — Не то раскрою матери твой маленький секрет.       — Валяй! Только лучше бы ты так же упрямо боролся за свою любовь, пока еще можешь все исправить.       Она взмахнула волосами и, демонстративно вздернув нос, быстрым шагом направилась в дом. Перси вздохнул и задержался у покосившегося забора, сунув руки в карманы. Солнце уже почти село, делая небо похожим на малиновое варенье; его пурпурные отблески ласково касались лица, целовали каждую веснушку и застревали в волосах, будто таким образом надеясь отсрочить наступление сумерек. Перси изо всех сил зажмурился, задрав голову вверх, и затаил дыхание. Взяв еще немного времени и везения взаймы, Перси надеялся, что однажды действительно сможет явиться на порог Дафны, но уже не склонив перед ней головы, а равным ей. Как он всегда и хотел.       Но они оба знали, что, если встретятся вновь, все может в очередной раз пойти не по плану.

***

      — Эй, Перси, чего нос повесил?       Перси оторвал взгляд от своего очередного бесполезного отчета по стандартам импортных газовых горелок и увидел перед собой улыбающуюся физиономию Ричарда Боунса. Он облокотился плечом о стену и держал в руках чашку с дымящимся напитком.       — Как будто у меня есть поводы для радости, — буркнул Перси и снял очки. В глазах ощущалась неистовая резь, а в голове — желание стать невидимкой, чтобы ни одной живой душе не было до него дела.       — Если тебя это утешит, я не одобряю позицию Фаджа. Это несправедливо — обвинять во всем тебя, когда каждый из нас шептался о странной болезни Крауча, — произнес Ричард и сделал маленький глоток. Кофейный аромат восхитительной терпкостью растекся по кабинету, обволакивая обоняние.       Перси неопределенно хмыкнул, порядком устав от ничего не значащих утешений. Этого добра ему хватало дома: мать, видя его состояние, изо дня в день порицала слепца Фаджа, загнивающую систему правительства и не забывала закончить гневную тираду тем, что грош цена всему министерскому аппарату, раз они все считают Гарри Поттера лжецом. Перси понятия не имел, какая связь между ним и Поттером, но уже давно уяснил, что у родителей какая-то обостренная, нездоровая любовь к избранному мальчишке.       — Я говорил об этом с тетей Амелией, — невозмутимо продолжил Ричард.       Перси в изумлении вскинул брови, чувствуя, как сердце в груди сделало кульбит.       — Не стоило, — смущенно пробормотал он.       — Еще как стоило! Она сказала, что ознакомилась с протоколом твоего допроса, инициированным Максвеллом, и считает, что применение к тебе любых санкций неправомерно.       Перси мгновенно воспрял духом и весь обратился в слух, надеясь, что прямо сейчас Ричард сообщит ему, что он оправдан. Но Ричард медлил, гипнотизируя взглядом едва заметную дымку, исходящую от чашки.       — Так что ты можешь рассчитывать на ее поддержку, однако никто не знает, станет ли Фадж к ней прислушиваться, — со вздохом ответил Боунс. — Тетя Амелия говорит, что сложившаяся ситуация с Краучем и турниром очень его подкосила.       Перси язвительно фыркнул, проглотив ядовитую остроту. Результат фаджевской истерии развевался победным знаменем в холле министерства, надменно возвышаясь над всеми остальными, и не вызывал ничего, кроме недоумения.       — Спасибо, Ричард, — тихо проговорил Перси. Он понятия не имел, почему этот человек ему помогает и с самой первой встречи набивается в друзья, ведь сам Перси ничего из себя не представлял, не был полезным или хоть чуть-чуть значимым. Это бескорыстие казалось неестественным и совершенно нетипичным.       — И если хочешь знать мое мнение, то ты был управленцем получше Крауча, — лукаво улыбнувшись, сказал Ричард. — Если Фадж этого не ценит, то найди того, кто оценит.       Перси еще несколько минут неотрывно таращился на то место, где стоял Боунс, и думал лишь о том, что совсем не заслуживает поддержки от человека, которого едва не одарил своей подлостью. Может, все случившееся и есть расплата за собственные мелочность и малодушие.              Через два дня Корнелиус Фадж вызвал Перси к себе в кабинет. Сидя перед тучным мужчиной в костюме, который, казалось, был ему на два размера меньше, он буравил взглядом пуговицу зеленого жилета, которая при каждом движении Фаджа опасно трещала и норовила отскочить кому-нибудь в глаз. Перси завидовал ее прочности, то и дело вытирая вспотевшие ладони о брюки.       У Корнелиуса Фаджа было добродушное круглое лицо, наделенное крупными чертами и вечным румянцем, но за последние недели оно осунулось и посерело, а под глазами залегли характерные темные круги. Министр поднял взгляд на Перси и, лукаво сузив глаза, совершенно неожиданно улыбнулся.       — Ну-с, мистер Уизли, непростой у нас с вами выдался месяц, а?       Опешив, Перси тяжело сглотнул вязкую слюну. Он ожидал, что Фадж начнет его отчитывать, допрашивать, уволит, в конце концов!       — Так и есть, сэр, — хрипло выдавил Перси.       — Барти, конечно, наворотил дел, а нам, честным чиновникам, расхлебывать! — причитал министр, откинувшись на широкую спинку кожаного кресла. — И себя погубил, и сынишку Амоса Диггори… Он, я слышал, убит горем!       — Я знал Седрика, — мрачно ответил Перси. — Он был необычайно талантливым волшебником и хорошим человеком.       — Да-да… — отстраненно проговорил мужчина. — Что же с ним случилось на этом треклятом турнире? Одному Мерлину известно.       — Полагаю, трагическая случайность? — предположил Перси.       Фадж тяжело вздохнул — так, будто его цепями окутала вселенская усталость.       — Дамблдор заверяет меня — какая нелепость! — что Седрика убил Сам-Знаешь-Кто! — Он нервно икнул при мысли о темном волшебнике прошлого и обтер вспотевший лоб голубым платком. — Но как, скажите мне на милость, Перси, можно утверждать такое, основываясь лишь на словах мальчишки? Не хочу преуменьшать горести, свалившиеся на плечи юного Гарри, но с таким багажом травм никто бы не осудил, если бы он слегка… потерял рассудок.       Перси нахмурился, не понимая, какое он и его будущее имеют отношение к Гарри.       — Как по мне, мальчик попросту потерял себя в этом горе, — скорбно продолжил Фадж. — Не хочется думать, что наш самый юный чемпион распробовал вкус славы и теперь лжет, чтобы о нем не переставали говорить.       — Гарри никогда не был корыстолюбивым, — запротестовал Перси. — Я считаю, что излишняя нагрузка на Турнире Трех Волшебников, подкрепленная смертью товарища, послужила неким триггером к прогрессирующей паранойе.       — Вы, мальчик мой, говорите как искусный мозгоправ! — добродушно рассмеялся министр, а после сипло закашлялся, прикрывая рот все тем же платком. Когда приступ сошел на нет, он воодушевленно продолжил: — И я говорю о том же! Несчастного юношу так долго стращали сказками о возрождении Темного лорда, что он попросту оказался узником собственных страхов, а Дамблдор этот параноидальный психоз поощряет.       Перси заерзал на месте. Ему абсолютно не нравилось, в какую сторону клонился разговор, ведь так или иначе его семья тоже безоговорочно верила Гарри на слово, а мать и вовсе тревожилась, что мальчик сейчас один, без защиты, и может случиться все, что угодно. Перси в эти сказки сразу не поверил, поэтому, пока это не зашло слишком далеко, старался держать мнение при себе, чтобы лишний раз не гневить родню.       — Профессор Дамблдор уже давно и школу обеспечить должной защитой не может, — нерешительно ответил он, впервые вслух выражая свои опасения. Дома его мнение не поддерживали, талдыча про неоспоримую веру в могущество и мудрость Альбуса Дамблдора, а с Теренсом эту тему он попросту не обсуждал.       — Вы так думаете, Перси? — полюбопытствовал Фадж, сложив руки перед собой. Его взгляд выражал крайнюю степень заинтересованности, а голос насквозь пропитался доверительной интонацией.       Перси неловко прочистил горло и расправил плечи, чтобы его речь звучала убедительно:       — Из года в год он нанимает преподавателей с сомнительной репутацией, будто даже не способен детально изучить их послужной список. К тому же он ни разу за год не заметил странностей в поведении Лжегрюма, не расследовал необычное стечение обстоятельств, из-за которого Кубок Огня избрал Гарри Поттера чемпионом… — оборвав себя на полуслове, Перси замялся, но все же продолжил: — Моя сестра едва не погибла, пока он, великий и могущественный волшебник, даже не потрудился приложить все силы, чтобы ей помочь. Вместо этого они всем профессорским составом решили поглумиться и отправить на ее спасение бестолкового Локонса!       Корнелиус Фадж внимательно слушал его пылкую речь, участливо кивал и благосклонно, по-отечески улыбался.       — Знаете, Перси, я должен принести вам свои искренние извинения за то жестокое представление, главным участником которого вы стали по моей вине, — с сожалением произнес министр, бросив на Перси извиняющийся взгляд. — Я был так зол и опечален произошедшим, что невольно решил, будто вы могли быть как-то связаны с этой трагедией. Но теперь, поговорив с глазу на глаз, я вижу, что вы, как и я, ратуете за справедливость и честность.       — Разве может быть иначе, сэр? Именно на этих постулатах и должно строиться правильное магическое общество, — решительно заявил Перси.       — Все верно, все верно, мистер Уизли, — согласился Фадж, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. Встрепенувшись, он выудил из кармана на жилете золотые часы на цепочке и ахнул: — Батюшки, вот это мы засиделись! Вот что значит побеседовать с умным коллегой.       Перси зарделся, вновь ощущая давно позабытое чувство собственной значимости и особенности, какими наделил себя сам. Он уже напрочь позабыл о своей злости на Фаджа, ведь тот — подумать только! — принес ему извинения. Стал бы Министр Магии так изгаляться перед мелкой сошкой?       — Переходя к главному, я хочу сделать вам заманчивое деловое предложение, — торопливо произнес Фадж, заговорщически ухмыляясь. — В наше время так трудно отыскать человека, чьи нерушимые убеждения совпадают с убеждениями министерства, но мне и тут повезло! Не иначе я везунчик, — хохотнул он.       Перси знал, что настал тот самый момент, когда будет решаться его дальнейшая судьба. Хоть он и уговаривал себя отпустить ситуацию, даже принял кощунственную возможность остаться ни с чем, все равно испытал ужасающую смесь чувств — почище, чем во время оглашения результатов на должность при Крауче.       — Как вы смотрите на возможность стать моим помощником? Не торопитесь, взвесьте все…       — Я согласен! — выпалил Перси, перебивая его.       Он счел, что взятая пауза охарактеризует его не слишком заинтересованным человеком, а, исходя из своего недавнего падения в лужу, Перси попросту не имел права так расточительно растрачивать плывущие к нему прямо в руки возможности.       Корнелиус Фадж расплылся в самодовольной улыбке и немедля протянул юноше руку:       — Тогда поздравляю вас, Перси! Пока вы стоите плечом к плечу со мной, за вашей спиной целое Министерство Магии. Никогда не забывайте об этом.       Перси знал, что заслужил второй шанс кропотливой работой, усидчивостью, ответственностью и верностью, но прекрасно понимал и то, что третьего уже точно не будет.              Окрыленный головокружительным успехом Перси вернулся домой, когда уже стемнело. Нора медленно затихала: домочадцы разбрелись по своим комнатам, и лишь родители все еще оставались в гостиной. Молли неторопливо вязала пеструю шерстяную шаль и еле слышно напевала себе под нос песню Селестины Уорлок, которая доносилась из приемника. Артур расположился в кресле и дремал с зажатой в руках книгой: очки съехали на кончик носа и упали на колени, когда мужчина встрепенулся от дверного хлопка.       — Ах, дорогой, ты снова задержался, — запричитала Молли, откладывая спицы в сторону. — Скорее мой руки и садись за стол.       — Все потом, мама. У меня хорошая новость! — с порога заявил Перси, едва не лопаясь от восторга. — Меня повысили!       Тишина, возникшая после этого заявления, зазвенела в ушах предвкушением, но прошло одно мгновение, второе, а молчаливое напряжение нарастало, прерываемое лишь заунывными завываниями из волшебного приемника.       — Повысили? — осторожно переспросила Молли. — Но… как?       — Это еще одно доказательство, что Министерство Магии всегда поступает справедливо, — гордо ответил Перси. — Мистер Фадж лично вызвал меня к себе, выслушал, мы обсудили произошедшее, и он принял решение назначить меня своим младшим помощником.       — И ты согласился?       — Разумеется! Разве мог я отказаться от такого шанса, мама?       Широкая, по-детски наивная улыбка, озарившая его всегда серьезное лицо, медленно таяла, пока взгляд судорожно цеплялся за растерянное материнское лицо и застывшую хмурую морщинку меж бровей отца. Молли осторожно присела в кресло-качалку и выключила приемник, когда Артур отложил книгу в сторону. Перси, озадаченный такой реакцией, почувствовал себя глупо.       — Не думаю, что ты принял правильное решение, сынок, — начал Артур, убрав очки в нагрудный карман.       — Брось, папа! Они поняли, что ошиблись на мой счет, а мистер Фадж даже принес мне извинения, так чего таить обиду?       — Дело не в этом, Перси. Корнелиус всем дал понять, что возвращение Сам-Знаешь-Кого — выдумка, но мы-то знаем, что он отрицает действительность, опасаясь, что правда разрушит его хрупкий счастливый мирок и карьеру в придачу. — Артур устало вздохнул. — Дамблдор пытался его вразумить, но все закончилось тем, что теперь это имя в министерстве почти что ругательное, а «Пророк» с легкой руки Фаджа выставляет и Дамблдора, и Гарри лжецами.       — Откуда тебе знать, что они действительно не врут? — мрачно спросил Перси. — С Гарри столько всего приключилось, что никто бы не удивился, если бы у него слегка поехала крыша, а Дамблдор вполне мог воспользоваться этим в своей манере, чтобы дискредитировать мистера Фаджа и занять его место.       — Перси! — вспыхнула Молли, округлив глаза. — Да как ты можешь так говорить?       — Прости, мама, но это звучит куда правдоподобнее версии Гарри про телепортацию через Кубок на кладбище, ритуал по воскрешению Темного Лорда, дружеское собрание преступной группировки и счастливое воссоединение с господином, а также чудесное спасение благодаря душам погибших родителей, — скептически заметил он. — Я не считаю, что Гарри лжет или пытается выбить себе очередную минуту славы, как пишут в газетах, но вся эта история звучит как бредни Лавгудов о мозгошмыгах, поедающих мозг.       Артур покачал головой.       — Мы верим Дамблдору, как верим и Гарри.       — О, тому Дамблдору, который и палец о палец не ударил, когда Джинни едва не погибла? — Перси издал ядовитый смешок. — Да, кумир и впрямь под стать нашей семье.       — Неужели мысль о работе под началом Фаджа лишила тебя критического мышления и здравого смысла, Перси? — спросил его отец, устремив на юношу изумленный взгляд. — Еще несколько дней назад ты искрился злостью и принимал свое предстоящее увольнение, а сейчас с легкостью готов прогнуться, когда тебя приняли обратно.       — А почему меня вообще должны были уволить? — вскричал Перси. — Значит, когда ваш святой Дамблдор целый год у себя под носом не замечал Пожирателя Смерти под личиной Грюма, это ничего, это бывает! А как Перси не догадался, что начальник сошел с ума, значит, можно отыграться? Это ты хочешь сказать, папа? — Он всплеснул руками, ощущая, как щеки вспыхивают от гнева, и продолжил уже спокойнее: — Возможно, я тебя огорчу, но не все мыслят так радикально.       — Ты что же, и впрямь не понимаешь, что Фадж хочет держать тебя подле себя лишь с одной целью: шпионить за нашей семьей и за Дамблдором? — невозмутимо поинтересовался Артур, сузив глаза. Перси чувствовал, что это спокойствие было обманчивым, но и сам уже едва сдерживал злость, закипевшую в жилах. — Ты ведь знаешь, что я у него не на хорошем счету, но все равно принял это предложение!       — Я ничего не сделал, а ты уже нарек меня доносчиком! — оскорбился Перси, лопаясь от негодования. — Думаешь, я бы поставил благополучие семьи под сомнение? Таким вы меня считаете, значит?       — Ну, разумеется, нет! — ахнула Молли, прытко вскочив с кресла. — Артур, скажи же ему!       — Подожди, Молли, — отрезал тот, поднимаясь с места, чтобы поравняться с сыном. Он посмотрел на него таким сердитым взглядом, какого Перси по отношению к себе не видел ни разу. — Если ты правда думаешь, что Фадж разглядел в тебе что-то особенное, то ты тот еще глупец.       Перси отшатнулся, вспыхивая в одно мгновение. Эти слова хлесткой и унизительной пощечиной алели на щеках, растаптывая все амбиции, стремления и собственную значимость. Ярость раскалила грудную клетку до предела и горячим огненным шаром поднялась к горлу, опаляя гортань и норовя сорваться с языка диким пламенем. Перси так сильно в этот момент ненавидел отца, что презирал и себя за унижение быть его сыном.       — Если я глупец, тогда ты, папа, идиот, — процедил он сквозь плотно сжатые зубы. — Яблоко от яблони или как там говорится?       Обрамленное множеством веснушек отцовское лицо побледнело, становясь похожим на серую восковую маску. Тонкие губы сжались в одну линию, а желваки на скулах гневно дернулись. Перси расправил плечи, с вызовом глядя на отца, закипевшего, подобного чайнику, что отчаянно свистел на кухне.       — Да как ты смеешь так со мной разговаривать? — взревел Артур с такой силой, что стекла в рамах задребезжали. — Ты настолько самодоволен и преисполнен безосновательным чувством собственной важности, что готов пойти против семьи, лишь бы погреться в лучах мнимой власти?       Периферическим зрением Перси заметил несколько неясных теней возле лестницы, но ему уже было все равно.       — А как ты смеешь упрекать меня в стремлениях добиться в жизни чего-то большего, чем ничего? — выкрикнул он. — С первого дня, как я оказался в министерстве, мне пришлось иметь дело с твоей дурной репутацией, доказывать важным людям, что я не похож на тебя. Как ты смеешь указывать мне, как жить? Ты, у которого никогда не доставало честолюбия, амбиций и целеустремленности выбиться в люди, чтобы позволить своей семье жить достойно? — Перси инстинктивно ослабил тугой узел на галстуке, чувствуя, что задыхается, захлебывается своей злостью, сочащейся из него сквозь кожу. — Пока ты до дыр просиживал штаны за убогой работой, твои дети донашивали друг за другом одежду и пользовались подержанными книгами и школьными принадлежностями. И прости, что у меня совсем нет желания продолжать эту нищую жизнь!       О, как давно в нем росла, вызревала, наливалась гноем эта болезненная обида! Ее стержень рос и с годами все больше креп, грозясь однажды лопнуть, как мыльный пузырь. С особенным упоением он видел, как отцовское лицо искажает гримаса бешенства, а лицо из серого полотна превращается в спелый томат. Где-то сбоку всхлипывала мать, но Перси так упивался неконтролируемой злобой, что ему не было до этого никакого дела.       — Нет, Перси, ты не просто глупец, — ответил Артур, с трудом выдерживая ровную интонацию. — Ты неблагодарный и недалекий мальчишка, который всю свою жизнь будет из кожи вон лезть, чтобы преуспеть и не стать мной. Но я хотя бы остаюсь верен себе и своим убеждениям, пока ты принимаешь сторону более сильных.       — Я не обязан жить по вашим принципам, как не обязан и быть верным Дамблдору. И да, — он едко улыбнулся, но улыбка больше напоминала нервную гримасу, — меня совершенно не заботят вечные трудности Гарри. Он мне не брат, ну, в самом деле! Пока ты якшаешься с Дамблдором и разгребаешь проблемы этого мальчика, навлекаешь на нашу семью беду гораздо большую, чем мой потенциальный шпионаж, которого ты так боишься. Они и утянут вас на дно за собой.       Перси выплевывал каждое слово, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Недалекий! Неблагодарный! Он буквально ощущал на языке тошнотворный привкус окончательного разочарования. Перси заявился домой, рассчитывая поделиться своей радостью с семьей — самыми близкими людьми, — а получил лишь грязный поток нравоучений, упреков и оскорблений, которые пеплом оседали на стенках сознания. Каждое отцовское слово гремело обесцениванием всего, к чему он стремился и чего добился на данный момент, и это буквально разбивало его уязвленное сердце.       — Ты, Перси, наглядный пример того, что высшие экзаменационные баллы — не признак большого ума, — с горечью ответил Артур. — Если ты предпочтешь сторону министерства, не жди от меня помощи, когда оно в очередной раз пережует тебя и выплюнет. Теперь ты сам по себе, и это только твой выбор.       Перси обомлел, не веря собственным ушам.       — Артур, что ты говоришь? Прекращайте этот спор! — взмолилась Молли, переводя взгляд с мужа на сына и обратно.       — Я тебя понял, — сухо ответил Перси. — В ближайшее время я торжественно объявлю всем и каждому, что больше не считаю себя членом этой семьи.       В тот же вечер он наспех собрал все необходимые вещи и ушел из дома, ни разу не обернувшись.       Погода была отвратительная: дождь лил стеной, и Перси до нитки промок еще до того, как вытащил из кармана волшебную палочку. Ему было совершенно некуда идти. Стоя посреди узкой лондонской улицы, он держал в озябших пальцах свой потертый чемодан и бездумно наблюдал, как яркие вспышки молний озаряют темное небо и подсвечивают черепицы малоэтажных домов. Ноги сами привели его на порог одного из таких; он отбросил мокрую челку с лица и дважды нажал на дверной звонок. Внутри послышались торопливые шаги, а когда дверь открылась, появилось удивленное женское лицо. Меган потребовалось всего несколько секунд, чтобы оценить бедственное положение гостя и распахнуть дверь пошире, впуская его в теплую, сухую гостиную. Перси неловко помялся при входе, наблюдая, как под ним стремительно разрастается дождевая лужа, но Меган молча взмахнула палочкой, высушивая и ее, и самого Перси.       — Ты голодный? — участливо спросила она.       Перси тяжело вздохнул, и ответом послужило громкое урчание желудка. Меган улыбнулась и махнула рукой на желтый диван:       — Ты пока присядь, а я разогрею ужин.       Дом оказался небольшим, но очень уютным: в гостиной преобладали яркие, солнечные оттенки мебели, а возле окон примостились в нарядных горшках разнообразные растения и цветы с пестрыми бутонами. Меган выразительно гремела посудой на кухне, а Перси, утопая в мягкости дивана, гадал, где же в такой час носило Теренса. Стоило ему об этом подумать, как входная дверь открылась, впуская в дом шум ночного дождя и характерную влажную прохладу.       — Эй, Мегс, ну и погодка, скажи? — выкрикнул парень. — Я уже близок к тому, чтобы купить себе зонт, как настоящий магл.       Теренс бросил сумку на пол и прошел в гостиную. Увидев на диване друга, он замер и удивленно покосился на настенные часы — те услужливо показывали половину одиннадцатого.       — Вот это сюрприз, Перси! Разве по твоему распорядку в такое время ты не должен уже готовиться ко сну? — ухмыльнулся он и уселся рядом. Перси даже не улыбнулся, поэтому Теренс продолжил серьезнее: — Что-то случилось?       — Могу ли я несколько дней пожить здесь? — нерешительно поинтересовался Перси, бросив на друга затравленный взгляд.       В этот момент в комнату вошла Меган и молча поставила перед ним тарелку с рагу. От блюда спиралями тянулся горячий пар, и исходил такой восхитительный аромат, что Перси был готов в ту же секунду захлебнуться слюной. Меган приветственно поцеловала Теренса в щеку и осторожно присела в кресло напротив парней.       — Конечно, можешь, что вообще за вопросы? — фыркнул Теренс, бросив на девушку вопросительный взгляд. Меган тут же участливо закивала, и темный кудрявый локон, выбившийся из наспех завязанного хвоста, весело запружинил в такт ее движениям.       — Что случилось, Перси? — взволнованно спросила она. — У тебя проблемы? Мы можем как-нибудь помочь?       Если бы Перси не чувствовал страшную неловкость, то обязательно обнял бы их обоих, стискивая до хруста костей. Может быть, судьба отняла у него любимую девушку и семью, но в обмен подарила двух верных друзей.       — Я поссорился с отцом и, — он шумно выдохнул, никак не решаясь озвучить это вслух, — ушел из семьи. Но мне бы не хотелось это обсуждать, если это возможно.       Пару мгновений Теренс молчал, а затем, хмыкнув, хлопнул Перси по плечу и широко улыбнулся:       — О чем речь, приятель? Расскажешь, когда будешь готов, а у нас можешь оставаться, сколько необходимо.       — Это всего на несколько дней, — смущенно затараторил Перси, испытывая страшную неловкость от того, что приходится так унизительно просить о помощи.       Меган тепло улыбнулась и, потянувшись вперед, мягко сжала его руку.       — Не беспокойся, Перси, мы всегда тебе рады, ведь для этого и нужны друзья, ведь так?       Он ощутил невероятный прилив сил и благодарности, глядя в лица друзей, которыми так бесцеремонно пренебрегал в угоду своим амбициям. Он не помнил, когда в последний раз виделся с ними в неформальной обстановке, и совершенно точно отклонил приглашение на новоселье, решив, что дела департамента куда важнее, чем значимое для друзей событие.       — Глядя на нас, мне хочется придумать какой-то тупой анекдот, который начинался бы со слов: «Заходят как-то слизеринец, гриффиндорец и пуффендуйка в бар…», — хохотнул Теренс, вмиг превращаясь в самого себя — беспечного балагура, каким его все и знали. — И, если вы не поняли, это намек.       Меган закатила глаза и бросила в него маленькую подушку, попав точно в лицо. Вскоре эта подушка полетела обратно, а крошечная гостиная наполнилась заливистым смехом и непрекращаемым потоком взаимных острот. Перси позволил себе несмело улыбнуться и, наконец, приступил к остывающему ужину.              Лишь спустя неделю Перси удалось подыскать подходящий вариант квартиры; он совсем не ожидал, что аренда жилья в Лондоне окажется настолько высокой, поэтому говорить о жизни вблизи центра даже не было и смысла. Он нашел небольшую квартирку ближе к окраине: в старом доме с исписанными разными непотребствами стенами, неблагополучными соседями и весьма скромной площадью. Крошечная прихожая, небольшая спальня и маленькая кухня — это и был весь его набор для начала самостоятельной жизни. В ванной кое-где треснула плитка, а в пустой комнате стояли лишь кровать, шкаф да письменный стол у окна с видом на тихий мрачный двор. Перси решил, что этих минимальных удобств должно хватить на первое время, а уж дальше, когда вместе с повышением вырастет и жалование, он сможет подыскать что-то получше.       В своей неуютной и темной каморке Перси только ночевал, а с утра до позднего вечера и даже иногда выходные проводил на рабочем месте. Фадж щедро выделил своему помощнику отдельный кабинет, который, впрочем, был еще меньше его новой спальни, но зато Перси справедливо расценил, что это лучше, чем делить кабинет с кем-то еще.       В один из дней Перси взял работу на дом и корпел над отчетом для Фаджа уже не первый час. Сверяя все колонки расчетов, он то и дело прихлебывал горький остывший кофе, чтобы глаза перестали так яростно слипаться под теплым освещением настольной лампы. Изредка Перси бросал уставший взгляд наружу, но кроме единичных окон напротив, в которых еще тускло горел свет, зацепиться было не за что. Он взвалил на себя столько работы, чтобы выжечь изнутри эту изнурительную безнадегу, но холодными летними ночами, как эта, справиться с ней было невозможно.       Услышав тихий стук в дверь, Перси вздрогнул и напрягся всем телом. Когда тот повторился, он сжал в руке волшебную палочку и бесшумно двинулся ко входу, но старая половица предательски заскрипела под ногой. Мысленно выругавшись, Перси приблизился к двери и весь обратился в слух. По ту сторону кто-то тяжело дышал и нервно переминался на пятках. Не успел он открыть рот, как услышал мягкий женский голос:       — Перси, милый, открой, пожалуйста, дверь. Давай поговорим?       Перси застыл, подобно нелепой фигуре скульптора-дилетанта, с приоткрытыми губами и удивленно распахнутыми глазами. Он даже подумал, что материнский голос ему попросту чудится, пока накачанный огромными кофеиновыми дозами мозг работает на пределе возможностей.       — Билл помог мне узнать твой адрес… Надеюсь, ты не сердишься? — дрожащим голосом продолжила Молли. — Я так за тебя волнуюсь… Мы все волнуемся! И папа тоже.       Перси саркастически хмыкнул, продолжая крепко сжимать пальцами дверную ручку, но так и не решаясь ее повернуть. С той стороны послышался судорожный вздох.       — Не должно быть все так, дорогой. Вы с папой погорячились, но мы же одна семья, а значит должны стоять единым фронтом! Будь мудрее, пойди на примирение с отцом первым.       Перси уже собирался возмутиться, ощущая, как ярость вспыхивает и обдает лицо знакомым жаром, но надломленный голос матери заставил его усмирить порыв:       — Перси, я тебя очень люблю, ты же мой сын… Возможно, я была где-то не права или несправедлива к тебе, но дома без тебя так пусто.       Он медленно сел на пол и прислонился спиной к двери, так и не решаясь ответить. Малодушно надеясь, что она сейчас уйдет, он корил себя, ненавидел за трусость, но знал, что попросту не вынесет вида осунувшейся с горя матери. Перси услышал, как она тихо всхлипнула, и медленно закрыл глаза. Сердце так колотилось в груди, что становилось даже больно; он мысленно отсчитывал глухие удары, стараясь унять обезумевшую пульсацию, но всхлипы становились все отчетливее и горше.       — Что же нам теперь, стать чужими людьми? — в отчаянии бросила Молли и красноречиво шмыгнула носом. — Ты всегда был нашей с папой гордостью и отрадой… Такой не похожий ни на кого, ответственный и трудолюбивый…       Голова Перси безвольно рухнула ему на грудь. Он провел дрожащими ладонями по лицу, унимая предательскую резь в глазах, и надавил на веки с такой силой, что под ними замелькали белые вспышки.       Почему? Почему, если все это правда, вы никогда этого не говорили?       — Прошу тебя, открой, я же знаю, что ты дома, — слезно настаивала мать. — Мне достаточно всего лишь увидеть тебя, знать, что ты в порядке. Я принесла пирог с патокой… Ты же с детства так его любишь!       Перси до крови искусал губы, ожесточенно сдирая с них сухую кожу, и зажал уши руками, чтобы не слышать в материнском голосе смешанные друг с другом боль, отчаяние, заботу и нежность. Фантазия услужливо подбрасывала в мысли, как дрова в камин, навязчивые образы ссутулившейся под гнетом горя матери, ее тоскливый, влажный взгляд… Он не хотел, не мог позволить себе впустить ее. По-прежнему больше не будет никогда, пока вся его семья во главе с отцом из раза в раза принимают сторону Дамблдора, развязавшего холодную войну с Корнелиусом Фаджем. А война с ним де-факто означала войну со всем Министерством Магии. Такие опрометчивые действия обязательно скажутся на будущем Перси, пятная его и без того втоптанную в грязь репутацию. Этого он себе позволить не мог.       Плач становился все отчетливее и безнадежнее, забираясь под кожу и пробивая брешь в защитной стене, насилу выстроенной его обезображенным подсознанием. Это было похоже на жестокую пытку «Круциатусом», и Перси уже едва держался.       — Мне пора, Перси, — безжизненным голосом сказала Молли. — Я оставлю пирог у порога. Быть может, его сладость немного растопит обиду в твоем сердце.       Эти слова, озвученные как приговор, сносили все стены и несли истинный хаос в хрупкий, упорядоченный Перси мирок. Он неподвижно сидел на холодном полу, прислушиваясь к медленно удаляющимся шагам, словно Молли надеялась, что сын одумается и окликнет ее.       Свет, исходящий от настольной лампы, тревожно заморгал и наконец окончательно потух, погружая комнату в кромешную тьму. Перси не чувствовал в себе сил, чтобы встать и вернуться к работе; он поднял тяжелый взгляд, всматриваясь в темную пустоту его убогой жизни, и почувствовал себя одиноким как никогда прежде.