Ты будешь на вершине, слышишь?

      —Андрюша... Может, Антон дома останется? Он ведь малыш ещё... — Майя аккуратно складывала детские вещи в чемодан. Её сухие губы уже устали от напряжения, но женщина ничего не могла с этим поделать, она переживала за своего ребенка. Их дела шли хорошо только тогда, когда ее мама была жива, Майя брала Антона с тобой, и они вдвоем гостили у нее. Там мальчишка познакомился со своим будущим профессиональным спортом — скалолазанием. Карелия здорово помогала раскрываться Антону вдали от деспотичного отца. Спорт укреплял силу и характер взрослого не по годам мальчика.        —Да блять! Обсуждали же, — прорычал супруг, проливая пиво прямо на и без того грязную майку. Он не был алкоголиком, но часто срывался, поэтому в и без того грязной, старой квартире часто можно было уловить запах алкоголя и сигарет, а после и крики пьяного Андрея, — Заебался я уже от него. Как баба ноет. Пусть валит. Большой уже. А так, вырастишь бабу. Меня опозоришь, — Андрей допил содержимое, сплюнул куда-то за диван и переключил очередной канал на телевизоре. Он выставил канал с хоккейным матчем и довольно ухмыльнулся, — Когда-то и я был такой форме... А все почему? Потому что спорт мужиков растит! Особенно хоккей. Жил отдельно лет с четырнадцати, и ничего, все было заебись.       —Да... Ты прав... — выдохнула Майя, с трудом закрывая детский чемодан, — Но как он там без помощи совсем... У них ведь без команд...       —Слушай. Я что-то непонятно говорю? Молчи и меня слушай. А то быстро выселю тебя, а сын со мной останется. Он меня любит, — начал орать мужчина, размахивая руками.       —Прости, пожалуйста. Я была не права, — женщина в очередной раз закусила губу и вышла из комнаты, пока глава семейства остался лежать на диване. В первые годы, когда мужчина проявлял агрессию даже к трехлетнему сыну, она старалась защищать дитя, но из-за этого нередко оставалась за порогом с побоями, а Андрей будто бы специально заставлял ребенка плакать прямо за дверью, чтобы “преподать урок” Майе. После первого такого случая в доме появились правила, созданные Андреем.       Запрещалось жалеть Антона, успокаивать, любые вопросы решались только на повышенных тонах. И Майя, и ее сын, были обязаны проявлять то, как сильно они любят своего “лидера”. Но при всем этом, такой обязанности у самого Андрея не было.       Женщина давно смирилась с этим, потеряла смысл спасать ребенка из такого воспитания, и, более того, с каждым днем в этом доме правила казались в какой-то степени нормальными. А уйти она не могла. Любит ведь своего супруга всем сердцем. “А любовь бывает и такая...” — успокаивала себя Майя после очередного скандала.       Но как в этих развалинах живется Антону? Его никто не спрашивает. За свои девять лет он успел повидать много ужасов семейной жизни. За его оценками никто не следил, кроме тренера, который воспитывает его с трех лет, но они все равно были хорошими.       Ребенок, у которого идеальный порядок в комнате, дневник без замечаний, у которого есть базовые умения в готовке, стирке, не мог понять, что с ним не так. Но все равно мысль о том, какой он плохой, что он хуже всех детей на планете, не оставляла его. А отец? Отцу виднее, конечно же. Как воспитывать, и когда.       Антон, являясь удобным ребенком, всегда был тихим. Он боялся незнакомых людей, особенно мужчин. Любое прикосновение вызывало неприятный пожар, панику, и желание скрыться. Хотя иногда мальчику этого не хватало. Элементарных объятий, когда ты чувствуешь, что кому-то нужен, что ты не один в этом огромном, особенно для ребенка, мире. Порой хотелось раствориться. Шастун точно знал — он никому не нужен. Тренер? У тренера, наверное, обязанности такие. А новый, может, совсем не будет смотреть на нового подопечного.       Каждый день был одинаковым. Хотя, были и совсем мрачные дни. Те дни, когда Андрей приходил с работы, вспоминал, что “воспитывает мужика”, и там Антону оставалось только надеяться на то, что завтра у него ничего не будет болеть. В эти “мрачные” дни мальчик чувствовал, что становился все взрослее. Он уже привык ко всему этому, но ночью его душа открывалась, он ревел в подушку, обнимал одеяло, разговаривал с игрушками, и, сам того не замечая, старался себя согреть. Качался на кровати перед сном и читал детские сказки.       Вместе со смертью бабушки умерло и детство Антона. Уже год он не был в Карелии. На сборы едет только на Кавказ, знакомые скалы он больше не может видеть. Все живописные виды этого места потеряли смысл, когда в доме бабушки повисла мертвая тишина. Она была единственным человеком, с кем Шастун был ребенком — он ел варенье, пачкая все вокруг, смеялся до боли в животе, лазал на крышу сарая и помогал собирать ягоды.       Вот уже два года он лишен островка детства, и не верит в то, что он может обрести новый такой островок. Антон больше вообще ничему хорошему не верит — нет смысла. Оно все равно болезненно заканчивается.       Сегодня Антон переезжает. Это его одновременно и радует, и пугает: вдруг мрачных дней станет больше? Но пока все это на втором плане. Через час он наконец-то сможет уехать отсюда.       Он больше не почувствует запах сигарет, может, он больше не услышит ссор. Может, у него наконец-то сойдут все синяки. Шастун знал, что за новым началом скрывается много нового. И радости, и печали.       Верить в чудо мальчик не собирался, он просто по-детски надеялся, что наконец-то все скоро наладится.             

***

      —Слушай меня сюда, — Андрей навис над Антоном, пока тот отчаянно вжимался в стену, надеясь, что та убережет его, — ты должен занимать только первые места. Если я увижу в новостях тебя не на первом месте — или тренера подключу, или сам приеду. Ты ведь не хочешь опозорить меня? — мальчик отрицательно помотал головой, вжимая голову в плечи, — вот и отлично. Вести себя нормально. Иначе вернёшься в хоккей, а там как к бабе не относятся. Понял? — Антон испуганно смотрел куда-то вдаль. Хоккея в его жизни хватило. Накатался, — Ты меня понял?! — мужчина схватил сына за ухо.       —Понял. Прости, — быстро проговорил Шастун, но отец даже не думал отпускать.       —И повзрослей уже, заебал. Как трёхлетний, — фыркнул Андрей, отталкивая сына к двери. Из кухни пришла Майя, она отдала Антону чемодан, слегка улыбнулась ему, — Все, иди. Буду по тебе скучать, Антон, — Андрей ради приличия приобнял жену.       — Я по вам тоже. Буду звонить, как договаривались. Пока, — сухо проговрил ребенок. Натянутая улыбка выглядела искренней, поэтому у отца вопросов больше не было.                         ***       Вот и улица. Долгожданный глоток свободы, чемодан в руках, и слезы на глазах. Видимо, от облегчения. Антон улыбнулся двору, который совсем скоро наконец-то станет чужим для него, попрощался с бабушками на лавочке, и набрал номер Павла Алексеевича, своего старого тренера, который должен вот-вот подъехать за ним.

—Алло, Тош. Я уже почти подъехал. Как все прошло дома? — мужчина общался по беспроводным наушникам, поэтому проблем с вождением машины не возникало.

—Могло быть и хуже. Хорошо, я Вас жду у подъезда, — дрожащим, но счастливым голосом ответил ребёнок, крепче сжимая телефон.

—Ты чего там слезы роняешь? Во дает! Без меня не плачь, приеду, вместе поплачем. Хорошо? — буквально улыбнулся в трубку Воля, услышав смех мальчика, — Все, давай, Антошка. Совсем скоро все наладится. Арсений Сергеевич хороший, познакомиться с ним, справку у медика возьмёте, заселит тебя. Не переживай, мы тебя в обиду не дадим.

—Спасибо, Павел Алексеевич. А к медику прям обязательно? Арсению Сергеевичу я тогда точно сразу не понравилось... — Антон поджал губы, когда звонок завершился, но в ту же секунду...

      Подъехала машина его тренера. Он радостно сел на переднее место с бустером.       —Ну здравствуй, — улыбнулся Воля, — горе мое луковое. А про медика ты отбрось мысли. Арсений тебя примет. И что, что боишься? Я ведь тебя принимаю, — Паша выехал из двора Антона.       —Да... Просто... Я к Вам привык... — слезливо проговрил мальчик, смотря на тренера.       —Во-первых, мы будем видеться, во-вторых, я обычно подменяю твоего нового тренера, если вдруг что. А ещё... Ты об этом пока не думай. Сейчас главное радоваться, что все наконец-то идёт в лучшую сторону. Ладно, не буду тебя грузить. Можешь даже поспать, нам долго ехать...       Воля всегда говорил дело, и этот раз — не исключение. Сначала ребёнок долго обдумывал слова старшего, а потом и правда уснул. Уснул спокойным, глубоким сном. А проснулся уже на закате дня, и рассвете своей новой жизни... Хоть для него это пока просто закат, все причастные к судьбе мальчика уверены, что это рассвет, долгожданный рассвет, который ждёт каждый человек. А где-то там, в спортивном комплексе, нервно ходит Арсений Сергеевич, в чьих руках теперь этот самый детский рассвет.