Саван пепельных снов

      Гонцы приносят дурные вести.       Кай вспоминает невольно традицию варварского прошлого головы таким гонцам отсекать, морщится и сплевывает. Тянется вновь к письму и перечитывает, брови у переносицы сводя. От того, ушел ли гонец со своей головой на плечах, содержание скупых строк не изменится.       Его отзывают обратно на континент.       После стольких лет – отзывают. Требуют явиться как можно скорее, ведь для Клинка нет ничего важнее защиты Императора, а ситуация в Сиродиле накаляется с каждым днем: волнения вот-вот докатятся до столицы.       Отчасти Кай даже рад.       Пусть неправильно, да вполне оправданно. Объяснимо: никаких больше данмерских дрязг и хитросплетений внутренней политики Морровинда, абсолютно нежизнеспособной, однако упрямо противящейся любым изменениям привычного порядка вещей вот уже который век вопреки всем законам логики и здравого смысла. Никаких увиливаний что светской власти, что Храма, когда дело касается угрозы, давно не дремлющей и едва ли скрытой.       Никаких пророчеств.       И от личины безнадежного любителя скумы избавиться пора давно – слишком приелась. Приросла к лицу второй кожей.       Кай думает, что пришло время вспомнить, наконец, каково это – быть только собой.       Гонит вон мысль предательскую: вспоминать на самом-то деле нечего.       Он в Морровинде полжизни провел, и больше десятка лет – на Вварденфелле. Он бы сбежал при первой возможности ещё год назад, даже месяц, но отзывают его именно сейчас, когда дело главное последних лет сдвинулось с мертвой точки: девчонка свыклась с тем, что ей придется Нереварина изображать и, призвав на помощь всё своё обаяние и самое жалостливое выражение огромных глазищ, не иначе, умудрилась шаманке из Уршилаку в доверие втереться. Не убедить в собственной избранности, но хотя бы заставить признать возможную вероятность таковой, разведать дополнительные условия, что на истинного Нереварина указать способны.       За девчонкой бы сейчас следить. Направлять. Подсказывать.       А его отзывают.       Невовремя.       Совершенно невовремя.       Каю страшно представить, что его подопечная учудит, оставшись без присмотра.       В лучшем случае – все усилия прахом развеет по ветру. Сбежит, и поминай, как звали. Дурочка, конечно, да не полная ведь дура: осознает прекрасно, на что подпишется, коли сумеет избранность свою эшлендерам доказать. Не верит в неё сама совершенно, и правильно делает, если судить, душой не кривя.       Хоть и проще было бы, коли верила.       Нереварином назваться во всеуслышанье – все равно, что на спине начертить мишень и кого-то из АЛЬМСИВИ тупицей в лицо назвать в придачу. Смелость нужна определенная. Или глупость.       А лучше – вера.       Вера, которой нет.       Пока Кай контролирует ситуацию, в равных пропорциях смешивая ободрение, лесть и туманные угрозы в ровном тоне, последние выдавая за факты непреложные. Применяет старый, как мир, метод кнута и пряника. Девчонка, разумеется, не дура, да откуда ей знать, сколько всего на Вварденфелле Клинков, какие способы остров покинуть находятся под наблюдением и насколько быстро она окажется снова в столичной тюрьме, в самой темной и сырой камере, если попытается от нежеланного предназначения скрыться или же разрубить клубок лжи прилюдно, косвенно самого Императора подставляя.       Куда проще и безопаснее помалкивать да прилежно исполнять свою роль.       Роль главную.       В конце концов, какая актриса не мечтает о такой?       Хоть немного соображающая, как выяснилось, именно о такой не мечтает: девчонка, несмотря на страх затаенный пред расплатой за неповиновение, и вздыхала тягостно, и глазищами своими хлопала печально до одури, и выдавала одну за другой то идеи, кем можно её заменить в кратчайшие сроки, то причины, почему она Нереварином точно не может быть. Даже подставным. Идеи Кая раздражали изрядно, причины не интересовали вовсе: то, что девчонка – никакой не Нереварин, очевидно. Он знает, что она – не Нереварин, ему и не надо, чтобы она взаправду Нереварином была или хотя бы сама себя им считала. Её дело – других убедить, а так пусть что хочет думает.       Кай не питает ложных надежд и смеет рассчитывать, что Император разделяет его позицию хотя бы где-то в глубине души: девчонке ведь даже ни разу не снились сны.       Те самые, тревожные, что терзают многих на Вварденфелле.       Те, что выражают Шармата интерес.       Кай не презрел деталь, вроде бы незначительную на общем фоне, спросил перед тем, как грядущие перспективы раскрыть, не снилось ли девчонке ничего эдакого. Волнующего. По прибытии или чуть позже. Или же совсем недавно. Девчонка в ответ неожиданно покраснела, насколько данмеры способны краснеть – кожа на лице пятнами темными пошла, и промямлила, что не снилось ей ничего такого. Вообще ничего. И никого.       Кроме разве что одного мужчины.       Очень красивого.       Дальнейшее словоизвержение Кай пресек: кем бы этот мужчина ни был, сны с ним носили явно не тот характер, о котором стоило беспокоиться.       И совершенно не тот, о котором хотелось бы подробнее узнать.       Кай морщится вновь.       Молодость.       И жаркая, и жадная. И безрассудная отчасти.       Словно собственная.       Повторяется всё: пусть лица другие, как и обстоятельства, а суть неизменна. Хочется жить. Изведать всего, какие бы опасности ни таились за спиной, какая бы ответственность ни лежала на плечах.       Даже самому дисциплинированному Клинку порой хочется.       Даже тому, кто служить Империи с юных лет мечтал.       Не то что девчонке ветреной.       Так что сны, переполненные томлением определенного рода – цветочки безобидные. Не то, чем стоит воздух сотрясать, от смущения умирая.       Даже если это и не сны вовсе.       Кай нашел подход, ключик отыскал, запутав изрядно наперво. Поманил благодарностью Императора, положением публичным не только рискованным, но и крайне выгодным. Содействие всяческое пообещал.       Девчонка сдалась.       Покорилась.       Не без всхлипов и охов нацепила на лицо выражение озабоченное, крайне одухотворенное, просмотрела отчеты о снах, приносящих безумие, и сочинила на их основе стопку кошмаров собственных. Вполне убедительных, если не знать, какие их части навеяны второй бутылкой флина подряд.       Может же, когда хочет.       И врать может, и хитрить, и юлить. Эшлендерская шаманка тому доказательство прямое, раз не устояла, отнеслась благосклонно, несмотря на подозрительность природную и недоверие к чужакам. Главное – не ослаблять хватку. Четко обозначать цели и методы их достижения, не скрывая, чем грозит саботаж.       Или хотя бы делать вид, что саботаж чем-то серьезным грозит взаправду.       Краски без перебора сгущать.       Наивность для Клинка – недостаток, но в данной конкретной ситуации – благо.       Девчонка, разумеется, исполнить предназначение Нереварина не сдюжит. Ни одну из версий. Однако станет замечательной ширмой для реальных дел, камнем правильным и предсказуемым на чаше весов любой, пока вера обывателей в воплощение живое старой легенды не ослабнет.       Ей всего-то и нужно, что внимание. Контроль.       А Кая отзывают.       И Кай понимает: без личного его присутствия все угрозы и обещания померкнут пред перспективой зажить свободно. Раствориться где-то посреди пепельных пустошей с концами. Девчонка потеряет мотивацию спектакль в одиночку продолжать быстрее, чем корабль с Каем на борту достигнет континентального Морровинда.       Кай думает было о том, чтобы передать кому-то дела. Мягко так вручить руководство.       Кулак от досады сжимается сам собой.       Слишком секретно.       Никому, кроме Клинка ранга равного или выше, доверить контроль нельзя, а на Вварденфелле второго Кая Косадеса не найдется. Во всём Морровинде не останется хоть сколько-нибудь значимых агентов в течение месяца: на защиту Императора созывают лучших.       Кай перечитывает письмо в последний раз, отмечая крохотные лазейки.       Время ещё есть.       Немного, но ему хватит.       Пламя вспыхивает малиновыми искрами, жадно поглощает строку за строкой. Дым – едкий, густой и чуть сладковатый от тайнописных чернил, да запах характерный теряется в пропитавшем дом насквозь привкусе паров скумы. Огонь опадает в считанные секунды, оставляя за собой лишь пепел.       Шаг первый – обозначить границы дозволенного.       Пусть затаится. Пропадет, как тогда, когда металась по Побережью Азуры. Может даже пусть опять к тому Телванни пойдет, чтобы он нагрузил её новой работой, бессмысленной равно и бесполезной. Главное, чтобы подальше от глаз чужих.       И ни слова о Нереварине или же о Шестом Доме, пока не прекратятся волнения в Сиродиле.       Ни единого компрометирующего шепотка.       Кай уже вряд ли вернется сам – легенда от вольностей подобных треснет, словно ваза из синей керамики, но приемника подготовит. Как обычно, продумает всё за всех. Историю сочинит занимательную, почему же потенциальный Нереварин ударился ненадолго в отшельничество, да такую, чтобы эшлендеры и им сочувствующие впали в экзальтацию от восторга и в один голос признали девчонку истинным воплощением. Где-то надавит, где-то подкупит. Чужими устами напомнит Крассиусу о старых долгах и обрисует возможные выгоды.       Улыбка сухая изгибает губы.       Хороший план.       Не идеальный – приемлемый. Жизнеспособный.       Всяко лучше, чем смириться и пустить всё на самотек. Или же взаправду довериться девчонке.       Риски минимальны.       Кай доволен собой. Ему даже кажется неплохой идеей открыть бутылочку настоящего сиродильского бренди, а не той бурды, что разливают близь Тира и выдают за продукт имперских винокурен.       Разве что с Гнаар Мок нехорошо вышло.       Рановато.       Хотя девчонке не вредно знать, что ждет впереди. Она, наверняка, порадуется, что это – первое и последнее её прямое столкновение с Шестым Домом до назначения нового куратора, а единичную вылазку в стан врага замять или в ином свете преподнести – не проблема. Как и скрыть истинного виновника беспорядков. Слава всем богам, Нерайя не из тех, кто влетает в разбойничий лагерь с секирой наперевес.       Чувствуется воровская сноровка.       Кай как раз лезет за бренди в ящик, припрятанный под кроватью, когда раздается стук во входную дверь. Мелкий и какой-то нервный. Ритм правильный, оговоренный, а вот исполнение дерганое.       То ли от страха, то ли от вина.       Учитывая, откуда девчонка вернулась, варианты равновероятны, если не одновременно верны. Пугливость можно пересилить, да из натуры её не вытравить никак.       А стук всё продолжается.       И продолжается.       Так и внимание лишнее привлечь немудрено.       Кай спешно выползает из-под кровати, ударившись затылком о царгу, берет ключ, почесывая пострадавшее место, и замок отпирает под непрекращающийся аккомпанемент. Хмурится, дверь отворяет пинком, пока девчонка продолжает взгляды всей улицы на себе собирать. Не со зла, конечно, и точно не из-за намечающегося синяка – в назидание, чтобы по голове неразумной за представление неуместное прилетело не сильно, да обидно.       Девчонка ойкает тоненько и проскальзывает внутрь.       Первое, что Кай отмечает – от неё не несёт. Не пьяная. Не употребившая скуму ни в каком виде.       Второе – глаза.       Огромные. Немигающие. Вытаращившиеся испуганно-безысходно.       Кожа – бледная. Почти мертвецки.       А на руках – красноватая сыпь.       Та самая.       Вот же дерьмо.       Кай мысленно произносит фразу, что никогда не позволил бы себе в приличном обществе. И ещё одну.       Он смотрит на девчонку, она смотрит на него.       Пальцы заламывает виновато.       От натяжения кожи сыпь выделяется ещё ярче. Словно позорное клеймо.       Кай поджимает губы: не то, чтобы он подобного совсем не ожидал. Надеялся, что не случится, что девчонку всё это стороной обойдет, да всякий, кто близко подбирается к Шестому Дому и его делам, рискует.       Просто пока всё шло хорошо.       Даже слишком.       Он позволил себе не поверить в успех – предположить его вероятность. Судя по всему, преждевременно.       Зря.       Нет, разумеется, на примете есть вариант, шанс призрачный на спасение: Быстрый Эдди докладывал, что один из Телванни изучает корпрус и даже разрабатывает лекарство от него. Нюанс в том, что зелье всё ещё не готово и пока ни один из добровольцев, опробовавших его на себе, не выжил.       Самые везучие умерли смертью ужасной, но хотя бы быстрой.       Кай вздыхает.       И всё же попробовать связаться с Фиром стоит. В запасе найдется двемерский артефакт из относительно редких, чтобы старого мага задобрить, и достаточно монет на случай непредвиденных обстоятельств.       Чтобы потом не мучить себя мыслью о том, что сделал недостаточно.       Что своими руками планы собственные загубил.       Кай в чудеса не верит. Исцеление от корпруса – возможность едва ли реальная, учитывая, что с болезнью этой и живые боги не в силах совладать. Девчонка не жилец, да не следует ей этого говорить. Лучше поддержать, в последний путь снарядить, а самому стратегию пересмотреть и раздать дополнительные указания тем, кто останутся на местах.       Вот и кончился почти удавшийся Нереварин.       Прискорбно.       Немного жаль чисто по-человечески и не только от того, сколь далеко удалось зайти. Неплохая ведь девчонка эта. Наивная, да старательная. Не из тех, кого хочется, едва увидев, выставить за порог.       Что ж, по крайней мере, теперь она точно ничего не учудит.       Не успеет.