Книга

Лариса, уже почти час просидевшая у дома Уэнсдей и в очередной раз отбросившая мысль позвонить девушке, задумчиво смотрела на хмурое небо Джерико сквозь лобовое стекло своей машины. Воскресная погода словно вторила её настроению. В отличие от вчерашнего дождя, угрюмая серость и непривычная безветренность полностью соответствовали сегодняшнему состоянию женщины. Проведя практически всю ночь за чтением книги Уэнсдей, Лариса успела ощутить целый спектр эмоций: от удивления и беспокойства до шока и невыносимой грусти, которая до сих пор не отпускала женщину. Она ожидала разного: увлекательно закрученный триллер с кучей убийств, мрачное фэнтези о преследовании людей монстрами всех форм и размеров, автобиографическое расследование нарциссичной девушки-детектива, на худой конец. Но то, что в итоге оказалось спрятано за таинственным названием книга, совершенно не приходило женщине в голову. Возможно, такие ожидания были связаны с образом той Уэнсдей, шестнадцатилетней девчонки-гота, которая никого и никогда не слушает, а только и может, что создавать проблемы для себя и для других. Но Уэнсдей изменилась. Причём изменилась в лучшую сторону: и духовно, и физически. Перед глазами Ларисы вновь появились соблазнительные формы девушки, которые так и манили своей свежестью и недоступностью. И эти мысли пора прекращать, ведь последнее, зачем она приехала в дом 221б, это сексуальные фантазии об ученице, слава Богу, уже бывшей, но даже такой смягчающий факт никак не оправдывал женщину. Отбросив неуместные мысли в дальние уголки своего разума, Лариса задумалась. Для чего на самом деле она приехала? Для разговора? Для прощения? Женщина сама не очень понимала, почему сидит рядом с домом Уэнсдей предрождественским утром. Лучше было бы нарядить ёлку. Но ёлку Лариса не наряжала уже много лет. Не видела смысла. Для кого? Для себя? Дальнейшая уборка совершенно не стоила драгоценного времени женщины. Ей вполне хватало ёлки в «Невермор». Так и не придумав слова, которые она скажет Уэнсдей, Лариса наконец вышла из машины, аккуратно придерживая сумку с драгоценной рукописью. Единственное, что она сейчас знала, ей просто необходимо увидеть девушку. Миновав грязные лужи от вчерашнего дождя, женщина была готова открыть тяжёлую дверь, как из-за угла дома вышел улыбающийся мужчина с большим подарочным пакетом. И тут Ларису осенило — завтра Рождество, а она идёт к Уэнсдей без подарка. Хотя какой подарок она должна ей принести? Они не виделись два года, как вдруг девушка свалилась как снег на голову со своей рукописью. Из внезапного сеанса самоанализа Ларису вывел его же инициатор. Мужчина галантно придерживал дверь, пропуская женщину внутрь. Наградив джентельмена благодарной улыбкой, Лариса медленно прошла в дом на поиски заветной квартиры. С каждым шагом вся затея с неожиданным приходом без предупреждения казалась ей всё менее правильной. Но пути назад уже не было. Подойдя к двери с затёртыми цифрами 27, Лариса поправила и без того безупречно сидевшее клетчатое платье и, сделав глубокий вдох, постучала. Тишина. Спустя томительные минуты ожидания женщина уже начала думать, что Уэнсдей вообще нет дома, как вдруг за дверью послышались неразборчивые звуки. Через несколько секунд неуверенно начал открываться замок. По привычке натянув на себя фирменную улыбку директора Уимс, Лариса приготовилась встретиться с точно удивлённой девушкой. Но то, что она увидела, стало абсолютной неожиданностью для самой женщины. В едва освещённом коридоре квартиры стояла Уэнсдей в одном нижнем белье, явно только что проснувшаяся и совершенно неждавшая незваных гостей. Откровенный вид девушки заставил сердце Ларисы забиться с бешеной скоростью. Растрёпанные волосы, спадающие по белоснежным плечам, были недостаточно длинными, чтобы прикрыть короткий и прозрачный кружевной топ, огромные, словно чёрная бездна, зрачки были слишком завораживающими, чтобы в них не смотреть, а округлые ягодицы, обтянутые неким подобием всё такого же прозрачного белья, были настолько обнажены, что было бы преступлением не возжелать к ним прикоснуться. Похоже, Ларисе просто катастрофически нужно решать проблему с отсутствием женщины в её жизни, раз лишь один вид полураздетой Уэнсдей запустил внутри волну такого возбуждения. — Лариса? — сонный голос девушки был на тембр ниже обычного и от того казался безумно сексуальным. — Уэнсдей… — начала Лариса и не знала, что сказать дальше. Женщина даже не стала отчитывать наглую девчонку за фамильярность, ведь ещё вчера она не собиралась позволять Уэнсдей называть её по имени. А теперь… Какое это имеет значение теперь? После прочитанного Лариса уже не может быть для неё директором Уимс. Смотря на женщину в полном замешательстве, девушка всё же решилась прервать затянувшееся молчание и шире открыла дверь, безмолвно приглашая Ларису в квартиру. Женщина также без слов вошла внутрь, сразу заметив свой раскрытый и давно высохший зонт. К сожалению, жизненные невзгоды невозможно так быстро высушить. — Гостиная слева, — с этим словами Уэнсдей быстро скрылась в комнате напротив коридора, чтобы, по-видимому, прикрыть свой неподобающий для гостей вид. Теряясь в противоречивых чувствах внезапного плотского влечения и такого желанного духовного высвобождения, Лариса не торопясь прошла в указанном направлении. В углу гостиной, рядом с небольшим диваном, горел высокий торшер, своим тёплым светом скрашивая ненастный серый день. Для съёмной квартиры всё выглядело более чем мило. Винтажные обои были украшены чёрно-белыми фотографиями старых улочек Джерико и столетних деревьев, а вдоль стены с пылящимся телевизором красовались пёстрые корешки книг всех цветов и размеров. Подойдя ближе к полкам, женщина вытянула книгу с голубой обложкой. На удивление, за потрёпанным переплётом скрывался один из её любимых романов. Хозяин квартиры точно знал толк в хорошей литературе. Поставив книгу на место, Лариса вновь мысленно вернулась к прочитанному ночью. Сейчас она вообще сомневалась, стоит ли говорить об этом с Уэнсдей. Вполне подошла бы правдоподобная версия, что женщина случайно обнаружила оставленную рукопись у себя в машине, когда утром собиралась поехать куда-нибудь по делам. И будучи воспитанным человеком, ценящим творческий труд других людей, Лариса просто привезла её Уэнсдей. Но такой вариант совсем не подходит. После прочитанного — он больше не вариант. Из круговерти мыслей женщину отвлёк звук льющейся воды. Обернувшись, Лариса обнаружила Уэнсдей, стоящую к ней спиной и наполняющую электрический чайник. Как она смогла так бесшумно пройти в гостиную? Слава Богу, девушка спрятала свой вызывающе неприличный вид за бесформенной чёрной футболкой и слишком обтягивающими бёдра штанами. Невольно облизнув губы, Лариса поставила на пол сумку с рукописью и, пододвинув высокий стул ближе к барной стойке, изящно на него села. — Горячего шоколада нет, — девушка поставила две фарфоровые чашки на столешницу и, избегая взгляда Ларисы, добавила, — сахара и сливок тоже нет. Только кофе. — Вопреки распространённому мнению, я очень люблю чёрный кофе, — как можно мягче ответила женщина, совершенно не ожидавшая от Уэнсдей такого гостеприимства. Наконец подняв чёрные глаза на Ларису, девушка медленно обвела изучающим взглядом её тело, чем вызвала у женщины непривычный дискомфорт. — Здесь… очень много растений, — решив начать с самой безопасной и очевидной темы, Лариса повернула голову на узкий подоконник, полностью заставленный цветами всех оттенков и размеров. Через секунду Уэнсдей уже стояла у этого подоконника с большой бутылкой воды. — У хозяина библиотека со старинными книгами и внушительная коллекция ретро-пластинок. Я не смогла устоять, — со свойственной ей педантичностью девушка аккуратно полила каждое растение и поставила бутылку на пол. — А цветы на полу и стенах? — женщина продолжила озвучивать никому ненужные наблюдения, одновременно раздумывая, как подступиться к скользкой теме. — Их я поливала вчера утром. Суккуленты и аэрофиты не нуждаются в ежедневном поливе, — девушка вновь оказалась на противоположном стуле и начала разглядывать дубовую столешницу. Лариса провела рукой по идеально уложенным волосам в попытке собраться с мыслями. Неужели она действительно приехала к Уэнсдей для того, чтобы обсуждать график полива цветов? Противный писк оповестил о готовности воды. Девушка мгновенно вскочила со стула и, прихватив чайник и железную банку с изображением зёрен, расставила все предметы на столешнице. Женщина внимательно наблюдала, как Уэнсдэй сосредоточенно насыпает кофе серебряной ложкой в чашки, а затем заливает кипятком. Ещё никогда Лариса не видела девушку в такой домашней обстановке и за таким обыденным делом. И ей почему-то это очень понравилось. В этом простом акте заботы было что-то такое уютное, чего Ларисе давно не хватало и в чём женщина не хотела признаваться даже самой себе. — Спасибо, — Лариса взяла фарфоровую чашку из рук девушки и, не желая и дальше тянуть быка за рога, решила наконец перейти к истинной причине своего визита, — я привезла рукопись. Она лежала на сидении в моей машине. Женщина почувствовала, как Уэнсдей заметно напряглась и практически залпом выпила половину чашки с горячим эспрессо. Вытащив из сумки рукопись, Лариса положила её на столешницу и, словно копируя вчерашние действия девушки, пододвинула ближе. — Я так понимаю, вы её не читали, — с явным разочарованием в голосе произнесла Уэнсдей, разглядывая первый лист своей книги. — Напротив, — Лариса внимательно изучала лицо девушки, — я прочитала её всю. В эту же секунду чашка выскользнула из рук Уэнсдей и с характерным звуком разлетелась на маленькие фарфоровые кусочки по столешнице, заливая остатками кофе рукопись. Лариса быстро схватила стоящие рядом салфетки и начала усердно промакивать ими теперь коричневые листы. Уэнсдей, в свою очередь, принялась вытирать кофе со столешницы, но, видимо, осознав всю бессмысленность такого занятия, бросила мокрую салфетку и отвернулась от женщины. — Уэнсдей, — Лариса тоже бросила салфетки и начала медленно обходить барную стойку, боявшись, что девушка убежит от неё как какой-то дикий и запуганный зверёк. Уэнсдей неподвижно смотрела в пол, совершенно не реагируя на женщину. — Посмотри на меня, — тихо произнесла Лариса, подойдя ближе к девушке. И Уэнсдей посмотрела на женщину. То, что открылось её взору, буквально лишило Ларису дара речи. Всегда дерзкие и неподвижные глаза, сейчас были наполнены самыми настоящими слезами, а сжатые губы едва заметно дрожали. Было очевидно, что девушка сдерживается из последних сил, чтобы не заплакать. Внезапно первая слеза предательски скатилась по бледной щеке Уэнсдей. Затем другая. За ней следующая. Уже не пытаясь скрыть нехарактерную слабость, девушка просто смотрела на Ларису, пока наконец-то вырвавшиеся на свободу слёзы заливали лицо Уэнсдей. Женщина, не в силах смотреть на такое печальное и душераздирающее зрелище, подошла ещё ближе к девушке и взяла её за руку в попытке то ли успокоить, то ли наоборот дать возможность выплакать всё, что скопились в раненой душе Уэнсдей, пытающейся постоянно казаться холодной и бесчувственной. Но теперь Лариса точно знала, что Уэнсдей совсем не холодная и бесчувственная. Напротив, то с какими подробностями были описаны болезненные переживания главной героини её книги, может говорить лишь о том, что сам автор их испытал. Сам прожил это глубоко внутри себя. — Уэнсдей, всё хорошо, — Лариса положила руки на плечи девушки, от чего та немного вздрогнула. Разница в росте теперь была не такой как два года назад, но всё же женщине пришлось опустить голову, а Уэнсдей — поднять. Впервые так близко оказавшись с девушкой, Ларисе захотелось оградить её от всего несправедливого и причиняющего страдания в этом мире. Забрать всю накопившуюся боль. Высушить все слёзы. Поддавшись импульсу, женщина обняла Уэнсдей и ощутила, как неожиданно быстро бьётся её сердце, вероятно, от льющихся слёз. Сердце Ларисы билось с такой же скоростью, но не от слёз. От такой близости с девушкой. От божественного запаха её волос. На удивление, от Уэнсдей не пахло каким-нибудь ладаном, сандалом или пачули, как это было раньше. Теперь сладкая ваниль своим пьянящим ароматом соединялась с уникальным запахом кожи девушки, источая ни на что не похожий аромат. — Мне жаль, — наконец послышался тихий голос Уэнсдей, — я не знала, если бы я знала… Я бы никогда… Было очевидно, что девушке тяжело говорить и морально — от несвойственного выворачивания своей души наизнанку, и физически — от сбившегося дыхания и стекающих слёз. — Я знаю, — Лариса ещё сильнее обняла Уэнсдей, медленно поглаживая её по спине, — я знаю, моя девочка. В это же мгновение Уэнсдей, словно ударенная током, отскочила от Ларисы на расстояние вытянутой руки. В заплаканных глазах появилось что-то ещё, что женщина не могла распознать. Не понимая причины такого резкого изменения эмоций, Лариса снова подошла ближе. — Что случилось? Тебе неприятно, когда я рядом? — женщина не хотела в это даже верить, но это было вполне возможным, учитывая, какую психологическую травму она нанесла Уэнсдей своей почтисмертью. Девушка провела одной рукой по взъерошенным волосам, а другой пыталась вытереть слёзы со своих щёк. — Нет, дело не в этом, — Уэнсдей вновь скользнула взглядом по телу женщины и тихо добавила, — всё очень сложно. — По-другому у Уэнсдей Аддамс и быть не может, — с грустной улыбкой заметила Лариса. Девушка сделала попытку улыбнуться, которая, вышла очень даже милой, не смотря на заплаканные глаза и мокрые щёки. Пытаясь убрать хотя бы внешние проявления слёз с лица Уэнсдей, женщина подошла к раковине и смочила белоснежное полотенце прохладной водой. Вернувшись к барной стойке, Лариса снова заметила, как сильно напряглось всё тело девушки. — Я не кусаюсь, Уэнсдей, — с этими словами Лариса дотронулась до подбородка девушки и аккуратно подняла её голову вверх, — не надо меня бояться. В глазах Уэнсдей было столько всего, чего раньше женщина никогда не видела. Или просто не могла видеть два года назад. Сейчас бледное лицо девушки выражало объяснимую растерянность и смирение, но в огромных чёрных зрачках читалась неожиданная эмоция, похожая на… Желание? Нет, это не может быть правдой. Это просто игра больного воображения одинокой женщины, у которой давно не было нормального секса. Промокнув остатки слёз полотенцем и нежно скользнув длинными пальцами по бледной щеке девушки, Лариса замерла. Уэнсдей, не отрывая чёрных глаз от женщины, медленно облизнула свои пухлые губы. Навязчивое желание поцеловать девушку теперь стало просто невыносимым. Не в силах сопротивляться соблазну, Лариса, как и до этого Уэнсдей, резко ретировалась в противоположную сторону. Повесив полотенце на ручку духового шкафа, женщина сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить сумбурные мысли в голове. Главное, что она сейчас должна сделать, это чётко объяснить, что Уэнсдей не виновата в случившемся два года назад. — Я никогда, слышишь, никогда не винила тебя ни в чём, что произошло той страшной ночью, — Лариса посмотрела в окно, за которым теперь поднялся ветер, и продолжила, — но я всегда винила себя. Я, которая, пообещала защищать академию и каждого ученика, — в этот момент Лариса перевела взгляд на Уэнсдей, и голос женщины задрожал, — я не смогла защитить тебя. Девушка удивлённо смотрела на Ларису, словно такой вариант развития событий совершенно не приходил ей в голову. — Думаешь, ты одна все эти годы чувствовала вину? — теперь женщину уже было не остановить. — Уэнсдей, то, что ты написала, тронуло меня до глубины души. И пусть любому читателю всё покажется глупым вымыслом, я знаю, про кого твоя книга, — подойдя ближе, Лариса улыбнулась, — ты писала её про себя и про меня. И мне кажется, это лучший способ рассказать о своих мыслях и тревогах. И только такой талантливый и гениальный человек как ты мог вообще до такого додуматься. Теперь я знаю, почему ты так и не вернулась в «Невермор». Теперь я знаю всю правду. Уэнсдей дёрнула губами, словно хотела сказать что-то, но тут же передумала. — Поговори со мной. Есть ещё что-то, что беспокоило тебя все эти годы? — бровь Ларисы вопросительно изогнулась, а мозг активно начал придумывать, что кроме мук совести могло мучить девушку. Своим молчанием Уэнсдей явно давала понять, что отвечать на вопрос она не собирается. По крайней мере, сейчас. В попытке подобрать нужные слова взгляд женщины начал разочарованно блуждать по гостиной. Заметив пластинку с изображением рождественской ёлки, в голове Ларисы появилась сумасшедшая идея. — Почему бы тебе завтра не прийти ко мне домой? Рождество — это волшебное время исполнения самых заветных желаний. Оставим все сожаления и тревоги в прошлом, — женщина заметила смятение на лице Уэнсдей и неуверенно добавила, — если, конечно, никто тебя не ждёт в другом месте. — Я похожа на человека, который отмечает Рождество? — девушка внимательно смотрела на женщину. Произнесённый вопрос в миг убил зарождающуюся в душе Ларисы надежду всё исправить. — Никто и нигде меня завтра не ждёт, — продолжила Уэнсдей, не отрывая пристального взгляда от женщины, — кроме директора одной очень загадочной академии. Лариса широко улыбнулась, довольная таким поворотом событий. Если есть хоть какая-то возможность забыть прошлое и оставить в памяти лишь приятные воспоминания от встречи с девушкой — женщина сделает для этого всё. Даже достанет чёртову ёлку. Уэнсдей повернулась к барной стойке и посмотрела на рукопись, почти подсохшую от разлитого на неё кофе. — Не думаю, что она сильно пострадала, ты выпила практически всё одним глотком. Скажи, как тебе удаётся пить настолько горячие напитки? — Лариса с улыбкой смотрела на Уэнсдей, всё ещё разглядывающую выгнувшиеся от кофе листы рукописи. — Это один из моих многих талантов, — девушка подняла на женщину глаза, которые теперь излучали привычную самоуверенность. — Надеюсь, завтра ты расскажешь мне о других? Уэнсдей ничего не ответила, а лишь впервые за этот день наградила Ларису настоящей и искренней улыбкой.

***

Уэнсдей медленно сползла по закрывшейся двери на холодный паркетный пол, уткнув готовую взорваться от беспорядочных мыслей голову в колени. В её идеально распланированном сценарии всё должно было быть совсем по-другому: Лариса прочитает исповедальную рукопись, наконец узнает об истинных причинах, заставивших девушку так спешно покинуть «Невермор», Уэнсдей почувствует невероятное облегчение от долгожданного очищения совести и перейдёт к главной цели своего визита в Джерико — соблазнению одинокой и томящейся без любви женщины. Однако, как теперь понимает девушка, всё, что связано с чувствами, всегда идёт не по плану. В результате при первой же возможности хотя бы намекнуть Ларисе о своей совсем не платонической любви Уэнсдей позорно расплакалась как маленький ребёнок. После такого фиаско уверенность в том, что она действительно сможет справиться с ролью роковой соблазнительницы, таяла на глазах. И надо смотреть на вещи трезво. Какая из неё соблазнительница? Единственный раз, когда у Уэнсдей был настоящий секс, можно сравнить разве что с кошмарным сном. Тогда девушка, в очередной попытке стереть женщину из своей памяти, пришла в ближайший бар и напилась настолько, что сама же инициировала знакомство с каким-то высоким блондином, сильно напоминающим мужскую версию Ларисы. После последовала отвратительная оргия из потных объятий, слюнявых поцелуев и омерзительного полового акта, слава Богу, защищённого, в туалете бара. Когда же парень наконец понял, что лишил девственности новую знакомую, то моментально ретировался под глупым предлогом. Может ли такая неопытная девушка вызвать в искушённой Ларисе что-то кроме жалости? Хотя в момент опасной близости Уэнсдей показалось, что женщина слишком долго и пристально смотрела на её губы, словно думала о том же, о чём и она — раствориться в запретном поцелуе. Конечно, это всего лишь игра воображения, разыгравшегося от непристойностей. Когда Лариса прижала Уэнсдей к своей груди и начала нежно гладить по спине, у девушки появилось видение, точно такое же как и в машине накануне вечером. Но та страсть, с которой всё горело внутри, не шла ни в какое сравнение. Было реальное ощущение, что если Лариса продолжит и дальше находиться так близко, девушка просто взорвётся от переполняющих эмоций и возбуждения как праздничный фейерверк. Наконец поднявшись с пола, Уэнсдей вяло поплелась в ванну, чтобы умыть своё постыдно заплаканное лицо. Взглянув на отражение в зеркале, девушка ужаснулась: глаза были настолько красными, словно в них насыпали жгучий перец чили, а щёки были такими опухшими, будто все пчёлы Юджина внезапно решили нанести ей визит. В таком чудовищном виде сложно понравится даже самому закомплексованному студенту-ботанику, что уж говорить о Ларисе. Вернувшись в гостиную, Уэнсдей с грустью посмотрела на свою рукопись, рядом с которой теперь лежали осколки некогда английской фарфоровой чашки и куча грязных салфеток. Очень символично. Разбита изнутри переполняющими чувствами и испачкана предательскими слезами снаружи. Девушка быстро собрала со столешницы коричневые салфетки и, завернув в них острые осколки, выкинула в мусорное ведро. Как бы то ни было, теперь Лариса наконец-то знает, что чувствовала все эти годы Уэнсдей. Ведь все свои переживания она подробно расписала через уста главной героини рукописи — девушки-детектива. И хотя бы от этого на душе Уэнсдей стало легче. Как тяжёлый груз, годами непрошено давящий на хрупкие плечи, чувство вины медленно отошло на второй план, уступая своё первенство второй нерешённой проблеме — неозвученной ни в книге, ни тем более на словах, любви к Ларисе. Сейчас девушка видела только два выхода из сложившейся ситуации: честно признаться в своих чувствах или сделать вид, что она приехала в Джерико только для того, чтобы попросить прощения. Оба варианта ей совсем не нравились. В первом случае Уэнсдей действительно придётся произнести вслух три главных слова. Но, как сегодня в ужасе поняла девушка, сделать она этого просто не может. Словно огромный ком из страха быть отвергнутой или ещё хуже — высмеянной, прочно засел в голосовых связках, физически блокируя способность говорить. Во втором случае опять останется противная недосказанность, уже и так предостаточно изменившая саму личность Уэнсдей с бесчувственной, всегда собранной и уверенной в себе девушки на жалкое, нуждающееся в поддержке со стороны и не в состоянии связать двух слов влюблённое и отвратительное нечто. Сделав глубокий вдох и мысленно похоронив себя прошлую, Уэнсдей забралась на неудобно высокий стул, и взгляд её сразу упал на недопитый кофе. Тонкий ободок белоснежной чашки украшал след от красной помады Ларисы. Как бы девушке сейчас хотелось ощутить эту помаду на своих губах. В отчаянной попытке хотя бы на секунду, но прикоснуться к женщине, Уэнсдей медленно провела пальцами по чашке и поднесла руку к своим губам. Нежный помадный запах приятно ударил в нос. Закрыв глаза, девушка вновь погрузилась в мучительно-сладостные воспоминания. Самым пугающим и одновременно обнадёживающим было то, что все видения Уэнсдей рано или поздно сбывались. Но сейчас девушка просто не в состоянии представить, какие действия с её стороны, и уж тем более со стороны Ларисы, вообще могут привести к таким желанным последствиям. Залпом допив противно холодный кофе, парадоксально обжёгший всё внутри, Уэнсдей спрыгнула со стула и подошла к молчавшему на полке виниловому проигрывателю. В самые сложные моменты в жизни музыка всегда помогала девушке собраться с мыслями и отвлечься от невыносимого происходящего. Осмотрев высокую пирамидку из затёртых коробок, Уэнсдей сразу заметила лежавшую наверху пластинку, на обложке которой красовалась зелёная ёлка с яркими шарами. Сборник старых рождественских песен. Она никогда не любила этот глупый праздник. Но теперь он вселял призрачную надежду. Как там сказала Лариса — Рождество — это волшебное время исполнения самых заветных желаний? Высмеяв свои собственные мысли, Уэнсдей всё же вытащила пластинку из коробки и вставила в проигрыватель. По гостиной разлился мягкий голос Дина Мартина. В отличие от слов песни погода на улице совсем не создавала рождественское настроение. Ещё ни одна снежинка не упала на мокрую землю Джерико. Девушка подошла к большому окну и посмотрела вокруг. Сплошная серость. Всё как на её душе. Внезапно в этой серой картине появилась яркая деталь — улыбающийся мужчина нёс в руках большую красную коробку с золотистым бантом. И тут Уэнсдей поняла, что у неё совсем нет подарка для Ларисы. Боже, теперь она думает о рождественских подарках. Любовь точно превращает людей в идиотов. Что вообще можно подарить человеку, у которого есть всё? Власть, деньги, связи, уважение, влияние. Список можно продолжать до бесконечности. Любовь? Только свою любовь Уэнсдей готова дарить Ларисе день за днём. Девушка глубоко вздохнула. Как же это унизительно. Теперь она ещё превратилась в сопливого романтика. Наблюдая за медленно крутящейся пластинкой, у Уэнсдей появилась идея. Лариса точно похожа на человека, у которого есть виниловый проигрыватель. Весь вид женщины словно кричал, что она не из этого времени. Причёска пятидесятых годов, костюмы в духе Одри Хепберн, даже парфюм Ларисы точно был каким-то редким селективом прошлого столетия. Уэнсдей имела исключительно тонкий нюх, а парфюмерия была одним из её увлечений. Девушка явно чувствовала ноты, которые часто использовали парфюмеры в начале двадцатого века: альдегиды, натуральная амбра и мускус. Лариса и должна так пахнуть: дорого, эксклюзивно и непохоже ни на кого. Уэнсдей подошла к пирамидке из коробок и начала читать названия на пластинках: вечерний джаз, Фрэнк Синатра, инструментальная музыка, Арета Франклин, даже сборник песен о цветах. Нет. Всё не то. Наконец обнаружив красную затёртую коробку, Уэнсдей моментально вспомнила губы Ларисы. Всегда так ярко накрашенные красной помадой. Теперь она даже знает её запах. На обложке пластинки пафосно красовалась надпись — лучшие хиты о любви. Слишком в лоб? Слишком не по-рождественски? Зато слишком от сердца. Если сама она не может сказать о своих чувствах Ларисе, пусть за неё это сделают профессионалы своего дела. Положив пластинку на столешницу, Уэнсдей начала осматривать гостиную в поисках чего-то ещё. Материальный ущерб хозяину она, конечно, компенсирует. Блуждая взглядом по чёрно-белым картинам, зелёным цветам и фарфоровым статуэткам, у неё появилась ещё одна идея. Подойдя к книжным полкам, Уэнсдей внимательно начала изучать цветные потрёпанные корешки. Нужно найти какую-то особенную книгу. Раз уж только таким способом девушка может говорить с женщиной, почему бы не сделать такой же подарок? Лариса очень умная женщина и точно оценит это. Это одна из причин, почему Уэнсдей так влюбилась в эту женщину. Ни с одним человеком в своей короткой жизни девушка не чувствовала такого восторга от интеллектуальных бесед. Все их разговоры всегда были насквозь пропитаны сарказмом, иронией и обоюдными колкостями. Это приводило девушку практически в экстаз. Удивительно, но за последние два дня, проведённые в обществе Ларисы, их разговоры сложно назвать интеллектуальными. Правду говорят, что когда человек влюбляется, он тупеет и теряет всякую возможность привычно выражать мысли, а лишь способен глупо хлопать глазами. Глаза. У Ларисы были самые красивые глаза, которые Уэнсдей видела в своей жизни. Этот хрустально-голубой цвет с синими, словно море, вкраплениями, завораживал и гипнотизировал. Хотелось бесконечно тонуть в этих бездонных омутах. Обнаружив тонкую книгу с голубой обложкой, на корешке которой, по-видимому, не могло поместиться название, девушка с любопытством её вытащила. Вирджиния Вулф. Волны. Как символично. Это идеально подходит под глаза Ларисы, и идеально характеризует их с ней отношения. Сначала затишье, потом ураган, смывающий всё на своём пути, потом снова затишье. Лёгкий бриз. И снова яростная буря. Уэнсдей никогда не читала этот роман, но много о нём слышала. Вулф, будучи экспериментатором по писательской природе, работала в разных литературных жанрах. Волны как раз были неким экспериментом. Повествование о том, как разные люди могут мысленно переплетаться друг с другом и как по-разному они видят одну и ту же ситуацию. Сегодня вечером она определенно её прочитает. Чтение всегда успокаивало девушку. А этого ей как раз не хватало перед завтрашней встречей с Ларисой. Положив книгу к коробке с пластинкой, девушка взглянула на первый лист своей рукописи. Теперь кофейные разводы добавляли красивой состаренности. Внезапно в голову Уэнсдей пришла самая сумасшедшая за сегодня идея. Чтоб уж наверняка закопать свою гордость и поставить ей памятник, девушка достала из сумки перьевую ручку из обсидиана, подаренную родителями на её восемнадцатилетние. Раз карты почти открыты, так почему бы не открыть их до конца? Пришло время называть вещи своими именами. Хотя тринадцатая глава ещё не написана, девушка знала о чём она будет. Не знала она лишь, какой будет реакция второй главной героини — директора частного университета. Немного подумав, Уэнсдей уверенно написала на многострадальном листе настоящее название своей книги. Теперь все карты точно открыты. Осмотрев импровизированную пирамидку из подарков для Ларисы, девушка посмотрела на свою одежду. В чём она завтра к ней пойдёт? Вернувшись в спальню, Уэнсдей начала перебирать свой привезённый мини гардероб. Платье? Слишком пафосно. Юбка? Слишком откровенно. Брюки? Простые чёрные брюки в обтяжку станут лучшим вариантом. Натянув их на себя, девушка начала присматривать верх. Бесформенная чёрная футболка. Чёрная футболка в обтяжку. Чёрная футболка подлиннее. Чёрный топ с открытой спиной. Простой чёрный топ с открытым декольте. Решив остановиться на последнем варианте, Уэнсдей подошла к зеркалу в спальне и внимательно осмотрела себя. Может ли такой вид заставить забиться сердце Ларисы хоть чуточку быстрее? Маленькая девочка гот. И тут девушка вспомнила про главное. Хотя она и заметно подросла со времён своей учёбы в «Невермор», до роста женщины ей очень далеко. Порывшись в чемодане, Уэнсдей достала самые высокие туфли на каблуках. Полностью облачившись в завтрашний образ, девушка ещё раз посмотрела на себя в зеркало. Волосы останутся распущенными. Так она выглядит взрослее и женственнее. Канула в лету пора подростковых фирменных косичек вместе с прошлой Уэнсдей. Удовлетворённая своим внешним видом, девушка направилась в ванну. Сегодняшний душ уже не вызвал таких ощущений, как вчера. Словно засор, который годами забивал трубу, наконец расчищен, и сейчас Уэнсдей смывала с себя остатки сомнений, тревог и угрызений совести. Вернувшись в гостиную за книгой Вулф, девушка заметила, как небо Джерико вновь заволокло тёмными тучами. Солнце давно зашло за горизонт, и единственный источник света, который она никогда не выключала, мягко разливал свой свет по гостиной. Наконец устроившись поудобнее в кровати, Уэнсдей раскрыла голубую книгу, как вдруг откуда-то из сумки раздался короткий противный писк. Номер её телефона знали всего несколько человек: Ксавье, подаривший эту отнимающую время машину, мама, которая никогда не пишет сообщения, и Энид, которая сейчас находилась на другом конце планеты, путешествуя с Аяксом по Китаю. И Лариса. Что-то подсказывало девушке, что это был не Ксавье. Достав чёрный телефон, Уэнсдей увидела незнакомый номер. Сердце моментально ускорило свой ритм. Тапнув на сообщение, она окончательно убедилась, что это не Ксавье. [Жду тебя в три часа. Думаю, адрес ты знаешь?] Уэнсдей усмехнулась. Конечно, она прекрасно знала адрес Ларисы. Знала сколько в квартире комнат, и, судя по психологическому портрету женщины, даже примерный цвет мебели. [Буду ровно в три. Адрес знаю] Невероятно, насколько красноречивой Уэнсдей была в своих писаниях, и насколько немногословной в своих сообщениях. Телефон вновь запищал. [Я много лет не наряжала ёлку. Но завтра можно сделать исключение] Девушка глупо заулыбалась. Идея нарядить ёлку с Ларисой внезапно стала до ужаса приятной. Вопреки своим тёплым ощущениям в сообщении Уэнсдей оставалась Уэнсдей. [Не поздновато наряжать ёлку?] Отправив сообщение, девушка вновь пожалела о своей прямолинейности и холодности. [Лучше поздно, чем никогда. Не так ли?] Уэнсдей задумалась. А ведь действительно. Лучше поздно, чем никогда. Телефон вновь запищал. [К сожалению, у меня нет чёрных шаров. Только красные] Девушка улыбнулась. [Вопреки распространённому мнению, я очень люблю красный цвет] Внезапно очередная безумная мысль пришла в голову Уэнсдей. Откинув книгу и телефон в сторону, девушка потянулась за чемоданом. Когда-то гуляя с Энид по магазинам, та уговорила её купить комплект нижнего белья красного цвета. Тогда девушка поддалась на уговоры лишь бы побыстрее уйти из злополучного магазина, заполненного кучей тупых зевак. Но стоит признать — бельё действительно было красивым. И сексуальным. Собирая вещи в Джерико, Уэнсдей сама не понимала, зачем взяла его с собой. Но теперь она точно знает, что завтра его наденет. Может, её видение на самом деле сбудется, и в покупке реально будет смысл. Мысли девушки снова перетекли к соблазнительному телу Ларисы, которое сегодня прикасалось к её телу. Будучи ярым противником плотских утех, Уэнсдей всё же ничего не могла поделать со своим собственным телом и своей собственной головой. После таких ярких и сексуальных снов с Ларисой, девушке ничего не оставалось, как заниматься самоудовлетворением и усмирять разбушевавшуюся плоть. Оргазм за оргазмом перед лицом девушки появлялась Лариса с томным взглядом, шепчущая неприличные слова. Это самое возбуждающее порно из всех существующих. Положив бельё на стул, Уэнсдей подошла к окну, и перед её взором предстало удивительное зрелище. На улице пошёл снег. Самый настоящий снег. Нежными белыми хлопьями он мягко укутывал голые деревья и грязные улицы Джерико. От такого зрелища на душе стало совсем розово-сопливо. Очередной писк телефона заставил девушку отвлечься от созерцания рождественского чуда. [Тогда до завтра. И не забудь загадать желание. Говорят, желания, загаданные в рождественскую ночь всегда сбываются] Уэнсдей улыбнулась и задумалась, что бы она хотела загадать? Очевидно она хочет, чтобы завтрашний день расставил все точки над и. В хорошем смысле. Она хотела быть с Ларисой. Быть частью её жизни. Любить её. Оберегать от всего страшного и несправедливого. И никогда, никогда не отпускать. Большего всего на свете она хотела только этого. Вглядываясь в пушистый снег, Уэнсдей со всей силой представила, как её желание уже исполнилось. Взяв телефон, девушка ответила женщине. [До завтра. Надеюсь, моё желание исполнится] С приятными мыслями девушка прыгнула в кровать и провалилась в чтение Волн, которые лишь одним своим названием погружали девушку в синие-голубые глаза самой прекрасной женщине в мире — Ларисы Уимс.