common tongue [язык, который понимают все]

Кевин и представить себе не мог, что ему когда-нибудь придётся пройти своеобразный обряд посвящения, но вот они здесь. Жан, которому почти сорок лет, впервые в жизни собирает мебель из IKEA — и делает это в типичной для себя манере, ставя на уши весь дом. — Ты серьезно никогда в жизни не собирал сам мебель? — спрашивает Кевин, сидя на складном стуле, куда его отправили после того, как он попытался пропустить несколько шагов из инструкции. Все же знают, что инструкции это всего лишь рекомендации, так же как и рецепты. Все, кроме Жана, который впервые собирает кровать из IKEA и настаивает на том, чтобы следовать каждой букве инструкции. — У меня никогда не было такой необходимости, — отвечает Жан. — Обычно я просто соглашался на любую меблированную студию, которую предлагал мой агент. Он уже минут пять внимательно изучает набор шурупов, испытывая терпение Кевина. — Ты же видел первую страницу инструкции, да? Там ведь написано, что собирать в одиночку нельзя. А тебе там явно одиноко. Жан листает инструкцию, и Кевин расценивает его ворчание как знак капитуляции. Он подходит к Жану со своего «места ссылки» и протягивает руку. — Ну что, определился с этим шурупом? Подходит? Жан передаёт ему шуруп. — Да, и я идиот. Они все лежат отдельно в том пакете. Похоже, они действительно всё продумали. Кевин качает головой и смеется. — Я сам был на твоём месте, и именно поэтому не буду тебя подкалывать. — Вот почему ты меня терпишь, да? — Что ты имеешь в виду? — Просто ты единственный, кто понимает, насколько я сломан. Жан говорит это легко, но в его словах слышится скрытая тревога. Кевин ни разу не упомянул надпись на стене спальни, которую, как ему показалось, он видел ночью. Утром её там уже не было: либо она не видна при дневном свете, либо её никогда и не было, и это был просто сон. Такое уже бывало. А если она и была, то теперь закрашена — Жан выбрал оттенок синего и трижды покрасил стену к следующему приходу Кевина. Жан выравнивает раздвижную часть кровати: — Кажется, это теперь подходит. — Точно, просто нажми. Жан удивленно наблюдает, как планки аккуратно встают на место. — Удивительно. Эти викинги знали свое дело. Кевин не может сдержать смех. — Никогда не видел, чтобы кто-то так радовался сборке мебели из IKEA. — Мне нравится, — говорит Жан. — Чувствую себя настоящим человеком. — Ты и так настоящий, — хмурится Кевин. — Знаю, — говорит Жан. — Но ты ведь понимаешь, о чем я. Конечно, Кевин понимает. Привыкать к новой жизни после «Гнезда» было нелегко. Бывают дни, когда он делает что-то впервые, тогда как для других это — обычное дело. Перейти от «собственности» к… настоящему человеку — нелегкое испытание. Кевин тихо улыбается и притягивает Жана к себе, любуясь проделанной работой. — Настоящая мебель. Настоящие отношения. Мы действительно живем этой самой настоящей жизнью, да? Кто бы мог подумать? Жан прижимается к Кевину. — Я не мог о таком и мечтать, — тихо произносит он. — Иногда кажется, что это всё нереально. — Знаю, — говорит Кевин, убирая непослушную прядь волос и целуя его. — Но это так. — Он кивает на кровать. — Хочешь протестировать? Жан улыбается и снова его целует. — Очень. В итоге они оказываются на диване, слишком взбудораженные, чтобы добраться до кровати. Кевин впервые садится на Жана сверху, и, хотя ему нравится интимность этой позы — Жан откинулся на подушки дивана, — через какое-то время у Кевина трясутся бедра, а в колене начинает неприятно покалывать. Он мысленно решает, что нужно срочно вернуться к физиотерапии и программе укрепления мышц. После этого они приводят себя в порядок, заправляют кровать и отправляются на машине Кевина к комплексу, где тренируется Кэт. Забирать Кэт с тренировки — сладостное мучение. Каждый раз, переступая порог корта, Кевин ощущает смешанные чувства — радость и боль переплетаются в один коктейль эмоций. Привычный запах пота и лакированного паркета сливается с эхом ударов мяча и приглушенными криками — всё это вызывает воспоминания, от которых одновременно хочется убежать и вернуться к ним. — Скучаешь по играм? — спрашивает Жан, когда они идут к внутренней площадке. Они останавливаются у трибун и наблюдают за завершением тренировки. — Каждый день, — отвечает Кевин. Иногда ему кажется, что с момента окончания карьеры он проводит каждый день в тоске. Раньше, в последние годы его карьеры, он ежедневно пытался обогнать время — и всегда проигрывал эту схватку. Он отгоняет эти мысли, сосредотачиваясь на том, что Жан наконец согласился встретиться с Кэт. Жан, как обычно, отказывается надевать бейсболку, предпочитая огромные очки, которые скрывают его татуировку. Как только они входят в зал, он сдвигает их на голову, и Кевин замечает любопытные взгляды других родителей. Он легонько толкает Жана локтем в бок. — Взял хорошую ручку? — Зачем мне ручка на тренировке по экси? — Тебе придется расписаться на парочке футболок, — сухо говорит Кевин. — Я же говорил, что это команда Малой лиги экси, помнишь? — Конечно. Просто думал, что они уже привыкли к твоему присутствию. Да и зачем им мой автограф? Кевин только улыбается и качает головой. Жан и не догадывается, какое впечатление он производит на людей. И вот, наконец, Кэт появляется на площадке — вратарская форма делает её похожей на решительного пингвина. Даже под шлемом видно, как загораются ее глаза, когда она замечает их. Она мчится к ним изо всех сил, насколько это позволяет её форма, но вместо того чтобы броситься к отцу, пробегает мимо Кевина и кидается к Жану. — Жан! — восклицает она, и Кевин с трудом сдерживает смех: лицо Жана бесценно. Пока Кэт виснет на нём, Кевин поднимает её брошенную клюшку. Толпа вокруг начинает волноваться, и Кевин понимает, что ему нужно вмешаться, пока Жана не обступили для фотографий и автографов. Он подходит к ним и начинает расстегивать шлем Кэт. Она тараторит на уверенном французском, путая слова, говорит, как сильно она его любит. Сердце Кевина замирает, и он снимает шлем с дочери, открывая её пылающее от счастья лицо. Глаза Жана расширяются, а рот приоткрывается от удивления. — Смотри! — Кэт указывает на свою левую щеку, где нарисована смазанная, но узнаваемая цифра три. — Мы теперь близнецы! — Ого… Это… очень мило, — растерянно бормочет Жан. Он выглядит абсолютно потерянным, не зная, как реагировать на восторженное объятие и слова Кэт. Кевин наконец решает его пожалеть и нежно дергает Кэт за один из хвостиков. — Ну-ка, Кит-Кат. Иди переодевайся, — с улыбкой говорит он. — Хватит отвлекаться. Кэт хмурится и ещё крепче обнимает Жана. — Нет, ни за что! Я хочу сделать фотографии и чтобы он расписался на всей моей одежде, шлеме и даже на руке! — Жан поедет с нами домой, — объясняет ей Кевин. — Он обещал подписать всё, что захочешь. Отдай его хотя бы на минутку твоим сокомандникам, а потом он будет только твой. Она смотрит на Жана своими огромными глазами. — Обещаешь? — спрашивает она, и Жан кивает. — Обещаю. — Как только ты будешь готова, мы уедем, — говорит Кевин, и она наконец отпускает Жана, бросая на них последний взгляд, и ковыляет в раздевалку. Родители и дети начинают окружать их, и Кевин поворачивается к Жану. — Ну что, оставляю тебя на растерзание. — Мы об этом ещё поговорим, — бормочет Жан, и Кевин поднимает руки, показывая, что он здесь не при чём. Он с теплой улыбкой наблюдает, как Жан расписывается на футболках, шлемах, блокнотах и плакатах, позирует для селфи. Наконец кто-то зовет Кевина: — Можно фото вас двоих вместе? Как в старые добрые времена? Кевин поднимает брови и смотрит на Жана. — Конечно, — отвечает Жан. — Как в старые добрые времена. Они прижимаются друг к другу для фото, и Жан наклоняется к Кевину и тихо шепчет: — Ты же понимаешь, что она выложит это фото, как только мы отсюда выйдем, да? Кевин надеется, что на фото они выглядят достаточно по-дружески, потому что вид Жана и Кэт вместе перевернул его мир с ног на голову. — Знаю, — говорит он. — Может, мне просто поцеловать тебя? Так мы одним махом покончим с этим? — Не говори глупости, — бормочет Жан, сжимая его руку чуть крепче. — Я, кстати, не шучу, — добавляет Кевин. Но их разговор обрывается, когда к ним начинают подходить родители, желающие сфотографировать своих детей вместе с ними. — Удивлён, что твоя дочь получила номер четырнадцать, — замечает Жан, когда толпа наконец отходит от них. — Да, — кивает Кевин. — Им меняют номера каждый год. Говорят, что привязанность к определённому номеру может вызвать у ребёнка нездоровую зависимость и даже кризис идентичности. — Да ну, интересно, кто до этого додумался? — Без понятия. Наверное, какое-то новое либеральное веяние. Жан улыбается, его лицо озаряет редкая, широкая улыбка, а его глаза начинают сверкать удивительным блеском. — Твоя дочь — замечательная. Кевин коротко смеётся. — Она настоящий ураган с хвостиками. Ревнива и полностью одержима тобой. Вся в своего отца… — Кевин замечает, как щеки Жана тут же заливает румянец. Он становится зависимым от этого зрелища и решает дразнить его почаще. — Мистер Дэй, можно вас на минутку? Разрушая этот очаровательный момент, рядом внезапно появляется Мишель Харрис. Похоже, она всегда материализуется именно тогда, когда её меньше всего ждут, — с идеальной улыбкой и с выверенной до мелочей учтивостью. После того как она сменила профессию школьного учителя на стратегическое управление командой, миссис Харрис превратилась в «командную маму» — эффективную, незаменимую и не в меру назойливую. По крайней мере, сегодня у Кевина есть уважительная причина избежать разговора с ней. — Нет, миссис Харрис, не сейчас. У меня гость, как видите. — Вообще-то… — начинает Жан, — мне нужно в туалет. — Я покажу, где он, — говорит Кевин. — Тут легко заблудиться… — Нет, вовсе нет, — резко перебивает миссис Харрис, указывая в сторону своим накрашенным ногтем. — Южный выход, сразу направо. Жан вежливо кивает. — Отлично. Я найду. Дам вам возможность поговорить, — добавляет он, уже уходя, а Кевин тяжело вздыхает ему вслед. — Не забудь, налево! — кричит Кевин ему вслед, и в его голосе проскальзывает тревога. — Мистер Дэй, — настаивает миссис Харрис, её тон приобретает медовую нотку. — Говорят, что вы будете вести церемонию награждения в этом году. Если миссис Харрис хотела привлечь его внимание, то ей это удалось. Её слова, словно ушат ледяной воды, окатывают Кевина. — Что? — поворачивается к ней Кевин. — Откуда у вас эта информация? Улыбка миссис Харрис остаётся неизменной, но в глазах блестит удовлетворение. — У меня свои источники. — Ваши источники ошиблись. Я ничего вести не собираюсь, — отрезает Кевин, не скрывая раздражения. Но миссис Харрис, ничуть не смутившись, продолжает, её голос теперь звучит чуть более восторженно. — Это была бы отличная возможность для команды. Это помогло бы нам найти спонсоров, а значит, решить финансовые проблемы. Подумайте, какой пиар! Вы могли бы стать лицом нашей команды, мистер Дэй. Кевин глубоко вдыхает, пытаясь собраться с мыслями под таким натиском. — Миссис Харрис, я ценю ваш энтузиазм, но такие вопросы нужно обсуждать с советом, — говорит он, стараясь звучать убедительно, несмотря на то, что внутри его терзает неуверенность. — И потом, я не уверен, что подхожу для этой роли. Улыбка миссис Харрис становится ещё шире, обнажая идеальный ряд белых зубов. — Что вы, мистер Дэй. Вы — именно тот, кто нам нужен. У вас есть природное обаяние и умение находить общий язык с людьми. А в этом и суть церемонии награждения — объединить наше сообщество. Кевин качает головой. — Я давно отошёл от дел. Это больше не моя забота. Глаза миссис Харрис чуть прищуриваются, и на её лице появляется тщательно скрытое разочарование. — А что бы на это сказали ваши родители, м? Это удар ниже пояса. Кевин чувствует, как стены начинают сжиматься вокруг него, и ему не хватает воздуха. Миссис Харрис наклоняет голову, снова улыбаясь, но на этот раз в её улыбке нет прежнего тепла. Кевин пытается сделать глубокий вдох, но прежде чем он успевает собраться с мыслями, миссис Харрис продолжает: — Подумайте о наследии, которое вы можете оставить, о влиянии, которое вы… — Пап! — раздаётся резкий, звонкий голос Кэт, который прерывает разговор. В любой другой день Кевин сделал бы ей замечание за то что она так внезапно перебила старших, но сейчас он этому только рад. — Что такое, Кит-Кат? — спрашивает он, обернувшись к дочери с облегчением, и намеренно игнорируя разочарованное лицо миссис Харрис. — Где Жан? Ты же сказал, что он поедет с нами домой. Кевин быстро осматривает корт — Жана нигде не видно. Может быть, он вышел? Или ждёт их на парковке? Вряд ли. — Кажется, всё-таки заблудился, — говорит он, бросая взгляд на миссис Харрис, но та уже не выглядит раздражённой, её лицо выражает странное, настораживающее любопытство. — Я пойду поищу его, — говорит Кевин Кэт. — Оставайся здесь с миссис Харрис на случай, если он вернётся. Кэт злится, а миссис Харрис хмурится, но сейчас Кевину не до этого. Он точно знает, где искать Жана. Быстрым шагом Кевин направляется к южному выходу, стараясь не привлекать внимания, а выйдя за дверь, переходит на бег. Его шаги гулко отдаются в пустом коридоре, пока он не добегает до конференц-зала. Там он и находит Жана — тот стоит неподвижно перед стеной с фотографиями. Кевин останавливается рядом. — Надо было предупредить тебя, — говорит он хриплым голосом. — Я хотел, но думал, что лучше в следующий раз, чтобы не портить твою встречу с Кэт. Я всегда буду ассоциировать корты с ним, но искренне надеялся, что здесь буду в безопасности. Но нет… На стене висят семь фотографий. В центре — Рико Морияма, слева от него Колин Дженкинс, Уэйн Бергер и Люк Карди, справа — Грейсон Джонсон, Брейден Уильямс и Фил Энгл. — Как бы странно это ни звучало, именно из-за этого я и выбрал эту команду для Кэт, понимаешь? Потому что он хотел для неё именно этого. Хотел, чтобы кто-то признал весь тот ущерб, который «Вороны» нанесли этим детям. Кевин не может оторвать взгляда от фотографии Рико. — Когда я впервые сюда пришел, меня чуть не подкосило. Если у меня и остались хорошие воспоминания об этих людях, они утонули в грязи. Ну, Дженкинс был вроде нормальный, а Бергер — лучший из них, определённо лучше меня. Над фотографиями надпись: «В память и назидание: чтобы всегда ставить здоровье и счастье наших детей на первое место, всё остальное — на второе». Кевин сглатывает, и, когда он снова начинает говорить, в его голосе слышится горечь. — Единственный, чьей смерти я рад, — это он, — Кевин кивает на фотографию Рико. Жан поворачивается к нему, его глаза широко раскрыты. — Что? Почему? Кевин хмурится. — Почему я рад, что Рико мёртв? — Нет, просто… — Жан запинается, глядя на фотографию. — Он ведь был твоим братом. — Нет, не был, — твёрдо отвечает Кевин. — Он был моим мучителем. И твоим тоже. Иногда мне жаль, что я не верю в ад, чтобы знать, что он там горит. Жан молчит, его взгляд прикован к изображению Рико. Кевин продолжает: — Остальные… Не сказать, что они были святыми. Джонсон был настоящим ублюдком, но… они не заслужили этого. Они тоже были жертвами. Он тянется к плечу Жана, но едва касается его, как тот отстраняется, словно обжёгшись. Рука Кевина бессильно опускается, знакомая боль сжимает сердце. Вот почему он никогда не сможет думать о Рико иначе, чем как о монстре. Даже похороненный под двумя метрами земли, его дух всё равно вбивает клин между ними. Даже спустя двадцать лет. Они возвращаются к выходу, где их ждёт нервно вышагивающая Кэт. Увидев Жана, она мгновенно перестаёт хмуриться, тянет его за руку к машине. Кевин плетётся сзади, смирившись с ролью носильщика вещей. — Ты садись вперёд, принцесса. А я, как подобает простолюдинам, буду сторожить задний ряд, — шутит Жан. Но Кэт тут же мотает головой. — Нет, — твёрдо заявляет она. — Я хочу сидеть с тобой сзади. А папа пусть будет нашим водителем. Жан умоляюще смотрит на Кевина, но тот лишь пожимает плечами, оставляя Жана разбираться самому. Всю дорогу Кевин краем глаза наблюдает за ними в зеркало заднего вида. Вид Кэт и Жана вместе заставляет его испытать непривычное, но тёплое чувство. Остаток дня Кевин почти молчит. Болтовня Кэт заполняет тишину, и когда она ненадолго замолкает, то лишь для того, чтобы дождаться ответа от Жана. Она скачет с английского на французский, и Жан, в отличие от Кевина, ни разу не поправляет её произношение, просто мягко поддерживает, если она запинается на каком-то слове. Жан, как и обещал, подписывает всё, что ему приносит Кэт, — практически все футболки каждой команды, за которую он играл в профессионалах. Каждый новый автограф вызывает у Кэт волну восторга, и Кевин невольно улыбается, глядя на её сияющие глаза и то, как она прижимает футболки к себе, словно это самые ценные сокровища. Когда солнце начинает опускаться за горизонт, суматоха в квартире постепенно успокаивается. Кэт устраивается на полу в гостиной, сосредоточенно раскладывая свои подписанные богатства. Жан и Кевин сидят рядом на диване, тишину нарушает лишь довольное мурлыканье Кэт да шелест ткани. У Жана в руках книга, но взгляд его постоянно возвращается к Кэт, а на губах играет тёплая улыбка. — Ты знаешь, — начинает Кевин, нарушая тишину, — у тебя с ней хорошо получается ладить. Жан поднимает взгляд, удивлённый. — Она замечательная девочка. С ней легко. Кевин кивает, глядя на Кэт. — Да, это так. Жан легко толкает его плечом. — Ты хорошо справляешься. Ты замечательный отец. Я всегда знал, что так и будет. Сердце Кевина сжимается от этих слов. — Спасибо, — тихо отвечает он, не доверяя себе сказать что-то большее. Искренность в голосе Жана словно бальзам на старые раны, которые, казалось, никогда не затянутся. Вечер тянется, и дом наполняется уютом. Кэт засыпает прямо на полу, обнимая одну из подписанных футболок, как плюшевого мишку. Кевин бережно относит её в кровать, с неожиданной для себя нежностью укрывает одеялом. Когда он возвращается в гостиную, Жан всё ещё сидит на диване, задумчиво водя пальцами по подлокотнику. — Ты в порядке? — спрашивает Кевин, снова садясь рядом. Диван слегка проседает под его весом. — Да, — отвечает Жан, но в его голосе что-то скрыто. — Просто… задумался. Кевин кивает. — Со временем становится легче, — говорит он, сам не до конца веря в эти слова, но всё же пытаясь утешить. Жан едва заметно улыбается. — Я надеюсь. Они сидят в тишине, будто разделяя это спокойствие на двоих. Кевин знает, что призраки прошлого никогда не исчезнут совсем, но такие моменты — маленькие, значимые, наполненные странным спокойствием — делают будущее чуть менее пугающим. Кевин понимает реакцию Жана: собирать мебель из IKEA — это одно, а дети — совсем другая реальность, которая всегда казалась ему чужой. Да и сейчас порой кажется. Квартира погружается в уют ночи, и вскоре они уходят в спальню, забираясь под одеяло. Тихий шелест простыней, когда Жан поворачивается к Кевину. — Почему ты мне никогда об этом не говорил? Кевин фыркает. — Сказать тебе, что моя дочь — твоя самая ярая фанатка? Только через мой труп. — Он качает головой, ухмыляясь. — Как будто тебе нужен ещё один повод, чтобы потешить своё самомнение. Уголки губ Жана чуть приподнимаются, но в его глазах видна искренность, почти непривычная для его обычно сдержанного лица. — Я бы подписал для неё футболку. Я бы подписал все её футболки, — тихо произносит он. — Для неё… и для тебя. Кевин встречает его взгляд. — Знаю, подписал бы, — мягко говорит он. — Но дело было не в этом. Когда ты даже не отвечал на мои сообщения, я не собирался использовать Кэт, чтобы привлечь твоё внимание. Жан отворачивается и надолго погружается в свои мысли. Молчание затягивается, и Кевин уже решает, что ответа не будет, но по прерывистому дыханию Жана он понимает, что тот всё же хочет что-то сказать. — Мне жаль, — наконец тихо произносит Жан. Кевин пожимает плечами, отпуская прошлое. — У тебя были на то свои причины. Проехали. Просто надеюсь, она перерастёт эту фазу до того, как узнает про технику татуировок хендпоук. Ты знал, что на меня однажды подали в суд? Какой-то подросток решил набить себе ферзя на щеке и сказал, что это якобы я одобрил. Жан молчит, и Кевин тянется к нему, находит его руку под одеялом. — Ты в порядке? Ты… …собираешься уйти… — …не слишком перегружен всем этим? Жан выдыхает и сжимает его руку. — Всё хорошо, она… она потрясающая. Правда. Кевин видит, что Жана что-то гложет — какая-то тень проносится в его взгляде, — но решает не настаивать. День был долгим. Вместо этого он притягивает Жана к себе и целует, тем поцелуем, который завершает разговоры и сшивает порванные мысли. — Я люблю тебя, — шепчет он, прижимаясь к губам Жана. И, как всегда, Жан смотрит на него широко распахнутыми глазами, словно не верит, что эти слова действительно адресованы ему. Жан не отвечает, просто притягивает Кевина ближе и накрывает его губы глубоким, страстным поцелуем. Он возбуждается под ним, и Кевин теснее прижимается к его телу, пока руки Жана не ложатся на его бёдра, останавливая движение. — Нет? — Твоя дочь в соседней комнате, — шепчет Жан, его голос становится почти неслышным. Кевин хмурится. — И что, теперь мы будем воздерживаться каждую вторую неделю всю оставшуюся жизнь? — Осталось всего лет десять, до тех пор пока Кэт не поступит в колледж, — отвечает Жан ещё тише. Смех вырывается из груди Кевина — лёгкий и искренний, и тихо разливается по комнате. — Ну ладно, — говорит он, снова прижимаясь к Жану, целуя его в челюсть, покусывая за ухо, пока Жан не рычит и не переворачивает его на спину, начиная срывать с них одежду. — Сможешь быть тихим? — шепчет Жан, смазывая пальцы и осторожно касаясь Кевина. Тот кивает и прикусывает губу, пока Жан осторожно готовит его, растягивая медленно и аккуратно. Когда Жан входит в него, Кевин не может сдержать стон, и Жан тут же прикрывает его рот рукой, приглушая звук, медленно и глубоко двигаясь. Всё это кажется новым и таким горячим, что Кевин кончает быстрее, чем ожидал, но, к счастью, Жан почти сразу же следует за ним. После того как Жан кончает внутри него, он продолжает медленно двигаться, целуя Кевина в губы, не спеша, нежно и со всей своей страстью.