common tongue [язык, который понимают все]

К 19:47 в следующую среду Кевин уже привел свою квартиру в идеальный порядок, принял душ, тщательно побрился и провел минут десять, раздумывая, стоит ли брить пах. В итоге решил просто подстричь. За день он уже отправил Жану три сообщения, но ни на одно не получил ответа, и теперь думает, сколько времени должно пройти, чтобы можно было считать, что его продинамили, и начать пить, не опасаясь, что Жан появится и разозлится, увидев его пьяным. Кевин уже почти уверен, что Жан не придёт. Он в очередной раз идет поправить волосы и снова меняет рубашку. Его рука уже тянется к бутылке водки, когда вдруг звонит домофон, и Кевин, едва не споткнувшись об оттоманку, кидается к домофону. — Открыто, поднимайся, — говорит он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Нет, — раздается в динамике хрипловатый голос Жана. — Спустись. У Кевина неприятно сжимается живот. — Что? Почему? — спрашивает он. — Просто спустись, — настаивает Жан. Изображение Жана на размытом экране домофона кажется таким же спокойным, как обычно, но в голове Кевина уже прокручивается десяток тревожных сценариев. Поездка в лифте превращается в пытку, а его колено ноет ещё больше, чем обычно. Он старается избегать викодина, хотя и недавно обновил рецепт. Последнее, что ему сейчас нужно, — это разбитое сердце на фоне ноющей боли. — Привет, — говорит он, выходя на улицу. Он держит дверь открытой, надеясь, что Жану просто нужна была компания в лифте. Почему бы и нет? Ведь Жан вряд ли стал бы ехать три часа, чтобы расстаться. — Кевин, — говорит Жан своим ровным голосом, и Кевин на мгновение просто любуется им. Жан стоит перед ним в кожаной куртке, его волосы слегка растрепаны и падают на лоб, создавая вид идеальной небрежности. Взгляд Кевина скользит дальше, и он едва не отпускает дверь от увиденного. — Да ладно… не может быть! — восклицает он, чётко выделяя каждое слово, и бросается к черному спортивному мотоциклу, припаркованному позади Жана. — Ты сумасшедший! — выдыхает он. — Это почти нарушает обещание, которое ты мне дал, — добавляет Кевин с улыбкой. — Но, пожалуй, это достаточно горячо, чтобы я тебя простил. — Он тянется, чтобы поцеловать Жана, но что-то твердое бьет его в грудь, заставляя отшатнуться. Кевин машинально ловит шлем и недоуменно смотрит то на него, то на Жана. — Ну уж нет, ни за что, — возражает он, возвращая шлем Жану. — Я на эту штуку с тобой не сяду. Если ты хочешь рисковать своей жизнью — это твоё дело, но меня не втягивай. Жан смотрит на него с неподдельным презрением. — Трус. Ты же говорил, что прыгал с парашютом? — Да, и именно поэтому я не трус, — парирует Кевин. — Кроме того, смертность при прыжках с парашютом почти нулевая. Я, конечно, не знаю точной статистики по мотоциклам, но она явно не стремится к нулю. — То есть ты делаешь только то, что безопасно и не выходит за рамки твоего комфорта? — с вызовом спрашивает Жан, приподнимая бровь. — Я осторожен, — защищается Кевин. — Я уже не мальчишка. Я отец. Я не могу принимать импульсивные решения ради адреналина. Я должен думать о своей дочери. — Я привёз тебе экипировку, — спокойно отвечает Жан, кивая на второй шлем и комплект кожаной защиты, прикреплённые к байку. — Довезу тебя без единой царапинки. — О, ну то есть у меня не будет ссадин, когда я сломаю себе позвоночник? Отлично, — язвит Кевин. — Зато на похоронах гроб можно оставить открытым. Жан закатывает глаза. — Обещаю, я верну тебя живым и невредимым, — говорит он, а затем добавляет мягче: — Ты не доверяешь мне? Кевин прищуривается, понимая, что проиграет этот спор. — Ладно, — нехотя соглашается он. — Но только потому, что я могу прижиматься к тебе во время поездки. Когда он переодевается в кожаную куртку и штаны, Жан застёгивает ремешок на его шлеме. Этот простой жест кажется настолько интимным, что у Кевина мгновенно перехватывает дух. Если ему суждено погибнуть, то хотя бы он будет выглядеть стильно и окажется ближе к Жану, чем когда-либо. Как и ожидалось, Жан в кожаной экипировке на мотоцикле выглядит просто сногсшибательно. Кевин усаживается позади него, проводит в перчатках по его бедрам — отчасти потому, что хочет, отчасти потому, что обещал, но в основном потому, что его рвет на части от страха. Когда мотоцикл оживает под ними, все его тревожные мысли мгновенно исчезают, и он вцепляется в Жана, словно тот — его единственный якорь. Кевин крепко обхватывает его талию, чувствуя вибрацию мотоцикла всем телом, когда они выезжают из его района. Кажется, Жан держится в рамках допустимой скорости, но ощущение такое, словно они летят по улицам. Городские кварталы медленно уходят вдаль, и Кевин чувствует, как все его тревоги растворяются — дом за домом, фонарь за фонарём, уступая место неожиданному возбуждению. Жан управляет байком уверенно и плавно, направляя их к центру города. Откуда Жан так хорошо знает улицы Портленда? Кевин следил за всей его карьерой и уверен, что Жан никогда не играл в команде из Орегона. Он встречался с кем-то из местных? Просто любит этот город? Или заранее продумал и выучил маршрут? Последний вариант Кевину нравится меньше всего. Они проезжают мимо центра, по бокам мелькают стеклянные и бетонные здания. Они не задерживаются в городе: Жан поворачивает на запад, и вскоре городской пейзаж сменяется зеленью пригородов. Дорога извивается и поднимается вверх, проникая в густой лес, скрывающий Портленд от океана. Кевин ловит себя на том, что его взгляд постоянно метается между открывающимися видами и уверенной фигурой Жана впереди. Прорезав живописные леса, они выезжают на историческое шоссе реки Колумбия. Жан сворачивает на малозаметную дорогу, и у Кевина возникает ощущение, что они поднимаются в совершенно иной мир — отдалённый и дикий. Деревья редеют, и вдали начинает проглядывать океан — огромный, сверкающий в лучах облачного неба. Дорога становится гравийной, и Жан плавно ведет мотоцикл к небольшой поляне у обрыва. Как только мотоцикл останавливается, Кевин тут же соскакивает. — Охренеть! — кричит он, пробегая несколько шагов вперед, адреналин искрит в его жилах. — Это было невероятно! Он судорожно пытается расстегнуть шлем. Странно, ведь всю свою жизнь он снимал шлемы после игры, но этот, видимо, с другой застёжкой — или он просто слишком взволнован. Жан опять приходит на помощь, осторожно отстёгивает ремешок и придерживает шлем, пока Кевин его снимает, встряхивая головой, как мокрая собака. — Охренеть, — наконец повторяет Кевин, его голос звучит отчётливо и чисто. Он глубоко вдыхает, упирая руки в бока и глядя на океан. Кажется, сейчас он способен свернуть горы. — Думаю, мне нужен такой байк. Кризис среднего возраста у меня в самом разгаре. — Я думал, я и есть твой кризис среднего возраста, — насмешливо отвечает Жан, и Кевин шутливо толкает его в бок. — Заткнись, — смеётся он, разминая напряженные руки. Жан ведёт его к полянке у самого края утёса. Перед ними раскинулся Тихий океан — величественный и захватывающий. Внизу бурлят волны, взметая в воздух солёные брызги, и шум волн приносит умиротворение в тишину этого уединённого места. Именно этот момент спокойствия Кевину и был нужен, даже если он не знал об этом раньше. — Ну как, понравилось? — спрашивает Жан, когда они садятся рядом, ветер треплет их волосы. В его голосе звучит едва уловимая нежность. — Понравилось? — Кевин смеётся. — Да я в восторге. Жан улыбается, и его глаза наполняются мягким светом, и Кевин мгновенно сдаётся. Эта улыбка — что-то новое, и осознание того, что она предназначена только ему, заставляет Кевина терять почву под ногами. Жан выглядит настолько счастливым — растрёпанные волосы, румянец на щеках, улыбка, светящаяся теплом. Таким Кевин хочет видеть его всегда: свободным, живым и влюблённым в жизнь. Кевин берёт его за руку. — Я уже начал думать, что ты не приедешь. — Я уже думал, что не приеду, — мягко признаётся Жан, переплетая их пальцы. О. Кевин не знает, что ему чувствовать от этого признания — радость или грусть. — Почему ты всё-таки приехал? — спрашивает он. Жан переводит взгляд с горизонта на Кевина, и тот пытается прочесть ответ в его глазах. Жан опускает взгляд на его губы и осторожно целует Кевина. Это их первый поцелуй за день и первый после той субботы. И, каким бы хорошим он ни был, как бы Жан ни старался, Кевин не позволит ему снова уйти от прямого вопроса. Но потом Жан запускает пальцы ему в волосы, нежно кусает за нижнюю губу, и их языки переплетаются так, что у Кевина перехватывает дыхание. Он открывается и позволяет Жану взять всё, что тот хочет — всё, что Кевин может ему отдать. И ему этого мало, он не может насытиться, его сознание заполнено только ощущением губ Жана, его вкусом, их отчаянным притяжением. Он ложится на траву, и Жан следует за ним, целуя его до головокружения, пока оба не остаются без сил, но с горячим желанием друг друга. — Думаю, пора возвращаться? — шепчет Жан, его голос хриплый, когда он наконец отстраняется, приводя себя в порядок. — Да, — соглашается Кевин, возвращаясь к реальности. — Кажется, я уже слишком стар для того, чтобы заниматься этим на траве. Как оказалось, он слишком стар даже для того, чтобы просто подняться на ноги. Жан поднимается первым и протягивает руку, но больное колено подводит Кевина, и он чуть не падает на спину. Жан ловит его, удерживая. — Эй, ты в порядке? — спрашивает он с ноткой беспокойства. — Да, — отвечает Кевин. Он никогда бы не подумал, что сам когда-нибудь отстранится от прикосновений Жана, но он делает это, стряхивая его руку. — Просто колено. Возраст берет своё. Жан смотрит на него с сомнением. — Я пытаюсь отказаться от обезболивающих после операции, — объясняет Кевин, поморщившись, проверяя ногу. — Это долгий процесс. — После операции? — Жан хмурится. — Разве это было не два года назад? — Погоди-ка, — Кевин замирает, удивленный. — Ты следил за мной? Не говоря ни слова, Жан вручает ему шлем и слегка сжимает плечо, словно возвращая его в настоящее, а затем ведет их обратно к мотоциклу. Как и обещал, Жан довозит их целыми и невредимыми. — Так это всё-таки была проверка? — спрашивает Кевин с полушутливой улыбкой, когда они идут от парковки к его дому. — Проверить, стал ли я храбрее? — Может, я просто хотел посмотреть, как ты отреагируешь, если тебя увидят на мотоцикле с мужчиной, — парирует Жан. Кевин останавливается как вкопанный. Неужели Жан всё это время боялся, что Кевин не готов к отношениям с мужчиной? Они всё ещё стоят перед подъездом, и несмотря на то, что большинство окон тёмные, любой может увидеть их, освещенных уличными фонарями. Кевин притягивает Жана за шею к себе. — Соседи, — пытается возразить Жан. — К чёрту их, — шепчет Кевин и целует его. — Значит, это всё-таки была проверка, — говорит Кевин, когда они входят в лифт, в его голосе звучат вызов и радость. — Я прошел её? Жан ничего не отвечает, но этого и не нужно. Его улыбка, румянец на щеках и то, как он лениво прислонился к Кевину, говорят сами за себя. Этого более чем достаточно. Решив, что для ужина уже слишком поздно, они отправляются прямиком в спальню — Кевину так и хочется поскорее ощутить Жана под собой. — Останься, — просит Кевин позже, когда Жан садится на кровати. — Ты, наверное, устал. Проехать столько из Сиэтла, потом на побережье и обратно… — Не переживай за меня, — Жан отвечает с легкой улыбкой, его глаза выдают усталость, которую голос тщательно скрывает. — Я приехал ещё вчера. — Вчера? — Кевин нахмуривается от удивления. — Да. — А… Где он тогда остановился? Вернётся ли он туда снова этой ночью? Эта мысль никак не даёт Кевину покоя. — Всё равно останься, — мягко просит он. — Останусь, — говорит Жан и притягивает его к себе. ******* Жан остается ещё на одну ночь, и это хорошо. Даже больше — это как взгляд на что-то настоящее. Но когда он уходит, у Кевина не проходит ощущение, что это мог быть последний раз, когда они видятся. В пятницу он забирает Кэт с тренировки, а в субботу они идут в зоопарк. В воскресенье встречаются с Нилом, Эндрю и их детьми. В течение недели Кэт ходит в школу, а Кевин старается не сойти с ума. В пятницу утром он отвозит Кэт в школу и потом несколько часов борется с письмами и телефонными звонками. Руководство государственного университета Пальметто продолжает настаивать, чтобы он взялся за тренерство их команды, но, кажется, они также наконец понимают, что он не вернётся — по крайней мере, не в этой роли. Тем не менее, его уговаривают проводить мастер-классы по выходным, как бы заманивая его миром экси — тем самым миром, который стал для него так далек. Кевину хочется согласиться, но он знает, что не сможет заниматься чем-то, связанным с экси, не отдаваясь этому на все сто. А на все сто у него не выйдет уже никогда. Он даёт советы и консультации с самого выхода на пенсию, отчаянно цепляясь за эту возможность, как за спасательный круг — но он так же понимает, что этот круг тянет его вниз. Есть пословица, которую он никак не может забыть: «С тяжелым грузом далеко не уйдёшь». Сейчас он как раз ощущает, как не может двигаться дальше из-за груза, раздираемый между прошлой славой и настоящей реальностью. С тяжёлым вздохом он закрывает ноутбук ближе к полудню. С тех пор, как они виделись в пятницу, Кевин не общался с Жаном. Его телефон полон черновиков сообщений, которые он так и не отправил — слишком скучные, слишком отчаянные или слишком приторные. Отвёз Кэт в школу. Приедешь? Он отправляет сообщение, пока не передумал, и убирает телефон. Ему нужно срочно чем-нибудь себя занять. Его взгляд останавливается на фортепиано в углу комнаты, покрытом слоем пыли. Однажды он расколотил его клюшкой для гольфа — очередное неудавшееся хобби, — когда услышал о смерти Дэвида. Или, по крайней мере, ему так хочется думать. На самом деле, это случилось, когда он репетировал свою речь для похорон, и тогда его накрыли горе, гнев и чувство вины. Ответа от Жана не приходит, но через час звук мотора его мотоцикла разрывает тишину района. Кевин открывает дверь ещё до того, как Жан успевает нажать на звонок. — Ты мог бы хотя бы иногда отвечать на сообщения, — говорит он. — Для разнообразия. — Я не люблю писать, — бросает Жан. — Я скучал, — говорит Кевин, захлопывая дверь за ними. Жан отвечает на его поцелуй, и они занимаются сексом на диване. Потом Жан готовит ужин, и Кевину начинает казаться, что он вовсе никуда и не уезжал. В воскресенье Жан снова уезжает. На следующий день Кевин замечает, что Жан оставил в его шкафу запасной шлем и экипировку. После этого он не слышит о нём почти две недели, пока очередной пятничный утренний звонок не прерывает его мысли: Жан спрашивает, может ли он приехать. И всё повторяется — цикл, чередование его присутствия и отсутствия в жизни Кевина. Ещё месяц назад Кевин был счастлив от одного только звука его голоса и не стремился торопить события. Но сейчас эта неопределенность начинает грызть его изнутри. Жан проводит в Портленде больше времени, чем где-либо ещё, но на все попытки Кевина — и тонкие, и прямые намёки — узнать, где он останавливается, он получает в ответ полуправду и смену темы. Однажды Кевин был уверен, что видел его мотоцикл в районе, где живут Эндрю и Нил, и решил, что Жан гостит у них. Но недавно Нил обмолвился, что не видел Жана с похорон. В следующий раз, когда Кевин встречает Жана, он понимает, что должен спросить его напрямую. Это необходимо, если у них действительно есть шанс на что-то настоящее. Его пальцы нервно скользят по глянцевым обложкам журналов на столике, в который раз раскладывая их в идеальном порядке. Жан приходит с ужином, и сердце Кевина начинает биться быстрее, когда он наблюдает за тем, как Жан раскладывает еду на столе, двигаясь непринужденно, словно у себя дома. Кевин следит за тем, как Жан оглядывает комнату, будто ненароком, не задерживая взгляд ни на чём. Они начинают есть молча, но Кевин не выдерживает. Он прочищает горло, и Жан смотрит на него, держа вилку на полпути ко рту. В его взгляде появляется настороженность. — Жан, могу я кое о чём тебя спросить? — голос Кевина предательски дрожит, выдавая его волнение. Он мысленно пытается вспомнить все подготовленные фразы, которые тут же застревают в горле. Он набирает воздух, останавливается, но всё же решается: — Я знаю, что у меня нет права спрашивать, но… Ты встречаешься с кем-нибудь ещё? Не то чтобы… — Кевин запинается и берёт паузу, чтобы успокоиться. — Это не претензия, просто мне кажется, я должен знать. Или, вернее, не то чтобы должен… Это твоё тело, твоя жизнь, конечно. Но мне бы хотелось знать. И если мы собираемся… ну, заниматься сексом, хотелось бы, чтобы мы сходились во взглядах в некоторых вопросах. — Он чувствует, как его лицо заливает краской, и это его бесит. Но он думал об этом больше, чем готов признать. Почти всегда Жан был сверху, и почти всегда — без презерватива. Их тела двигались вместе, звуки их стонов смешивались, а потом… — Так вот, — прерывает он свои мысли, — ты встречаешься с кем-то? — Нет, — Жан сразу же отвечает, откладывая вилку. — Я… — Он замирает на мгновение, будто подбирает слова. — Нет. Я ни с кем не встречаюсь. Кевин кивает, скорее по инерции, чем успокоенный. — Ты так часто бываешь в Портленде… Сначала я думал, что ты живёшь у Эндрю и Нила, — продолжает он, испытывая смесь облегчения и всё ещё не исчезнувших сомнений. На лице Жана появляется лёгкая растерянность, но Кевин продолжает. — Знаю, знаю, глупо было так думать. Но если ты не у них и не с кем-то другим, то где? У какого-то друга, о котором я не знаю? В гостинице, или?.. — Он понимает, что звучит почти как параноик. Жан глубоко вздыхает, передвигает еду по тарелке, а потом аккуратно откладывает приборы. — У меня есть квартира, — наконец говорит он, словно нехотя. — Квартира? В Портленде? — удивляется Кевин. С чего бы Жану покупать квартиру в Орегоне? — Не льсти себе. Она у меня уже много лет. Собирался продать, но… — он откашливается. — Нужно было сделать ремонт. Я начал его, но потом ушел из спорта, и всё застопорилось. — Понятно. — Кевин пытается собрать воедино новую информацию и понять, как она сочетается с тем Жаном, которого он знает. — Значит, сейчас у тебя там ремонт? — Да. Давно пора было. — А потом ты её продашь? — Такой план, да. Хотя когда — пока не знаю. Нужно учитывать ситуацию на рынке. Кевин совершенно не разбирается в рынке недвижимости. — Конечно. Рынок. Говорят, сейчас он на спаде. Возможно, стоит подождать, — неуверенно говорит он. — Да, думаю ты прав, — Жан внимательно следит за его лицом и добавляет: — В любом случае, теперь мне не помешает бывать в Портленде почаще. Улыбка озаряет лицо Кевина, и теплота разливается внутри его души. — Да, не помешает, — отвечает он.