common tongue [язык, который понимают все]

Жан живёт в одной из высоток респектабельного района Сиэтла — таком месте, где всё намекает на роскошь и статус, но не выставляет это напоказ. Кевин проскальзывает в лобби, когда кто-то выходит, и решает подняться по лестнице, чтобы избавиться от лишней энергии. Но уже на середине подъёма его колено начинает ныть, и он жалеет о своём решении, особенно когда чувствует, что вспотел. Он не слишком заморачивался нам своим внешним видом, но всё же принял душ, побрился и, к своему стыду, провёл немало времени, выбирая рубашку. Но никакая рубашка не может служить той «бронёй», которая ему сейчас понадобится. Дверь в квартиру Жана выглядит стерильно и безлико — просто белая дверь с номером и буквой. Никакого коврика, никаких фамилий, ничего, что говорило бы о том, что здесь кто-то живёт, а уж тем более — Жан. Кевин останавливается перед дверью, словно может силой воли заставить Жана появиться за ней. Далёкий звон лифта возвращает его в реальность — он стоит в коридоре, сердце гулко бьётся в груди. Кевин стучит в дверь, опускает вспотевшие от волнения ладони в карманы и заставляет себя не метаться взад-вперёд. Ничего. Он стучит ещё раз, пытаясь уловить хоть малейший звук за дверью, но всё безрезультатно. Он выдыхает, разрываясь между чувством облегчения и разочарования. И как раз когда он собирается развернуться и уйти, справа раздаётся низкий голос: — Заблудился? — Мужчина средних лет в рабочем комбинезоне с любопытством и лёгкой настороженностью оглядывает Кевина. Кевин ощущает растерянность. — Нет, я просто к другу пришёл, — отвечает он, натянув кепку пониже. — Похоже, его нет дома, так что я… — О, Боже! Да это же сам Кевин Дэй! — лицо мужчины моментально сменяется с подозрительного на восторженное. — Да, это я, — бормочет Кевин, мысленно жалея, что не взял с собой большие солнцезащитные очки. Кепка явно не справляется со своей задачей. — Моя дочь без ума от тебя. Можно фото? — Не дожидаясь ответа, мужчина уже щёлкает камерой телефона и начинает быстро что-то набирать на телефоне. — Ладно, как я уже сказал, моего друга нет, так что… — Кевин пытается закончить мысль и сделать шаг к лифту. — А, ты к Жану Моро пришёл? Рад слышать, что вы всё ещё общаетесь. Кевин лишь пожимает плечами, но мужчине этого оказывается достаточно. — Это прекрасно! Вас с ним не превзойдёт никто. Лучший дуэт мира экси — нападающий и защитник. Легенды! — продолжает он. — Да, ну, мне пора… — бормочет Кевин, пятясь к лифту. — О, не волнуйся, Моро скоро вернётся. Давай я тебя впущу. Прежде, чем Кевин успевает возразить, мужчина уже достаёт ключи и открывает дверь в квартиру Жана. — Вот, заходи. Это уж точно меньшее, что я могу сделать для тебя. Кстати, если захочешь, скажи Жану, пусть закажет тебе копию ключей, я всё устрою, — он улыбается и уходит, снова уткнувшись в свой телефон. Кевин снова остаётся один. Искушение войти в квартиру Жана велико. Но это было бы неправильным решением, особенно если он надеется восстановить их дружбу. Нужно уходить, но ведь он не может просто оставить квартиру Жана незапертой, правда? И где вообще Жан? Ждать здесь — чистое безумие. А вдруг Жан уехал на выходные? Или находится с кем-то? Что, если он вернётся с кем-то и найдёт Кевина здесь, у своей двери? Это было бы неловко. И, вероятно, испортило бы всё. Легче всего — уйти и вернуться позже. Или вообще больше никогда не возвращаться. Но вместо этого Кевин сползает по двери, прислонившись спиной к её холодной поверхности. Он скрещивает ноги и остаётся ждать. В какой-то момент он, видимо, начинает дремать, потому что просыпается от резкого удара по ботинкам. Жан стоит над ним, на его лице — смесь недовольства и удивления. В одной руке он держит пакет с продуктами. — Что ты здесь делаешь? Даже при искусственном свете Жан выглядит великолепно. На нём тёмные джинсы и кожаная куртка, которая чертовски ему идёт, несмотря на его возраст. — Доброе утро, — бормочет Кевин, моргая, ещё не совсем проснувшись. — С днём рождения. Лицо Жана — далеко не радостное. — Ты пьян? — спрашивает он. — Что? Нет, — хрипит Кевин, его голос осипший от усталости. Он с трудом поднимается с пола, чувствуя неприятное ощущение покалывания во всех мышцах. Боже, как ломит тело. Сидеть на полу — явно не лучшая идея, и отсутствие привычных обезболивающих только усиливает боль. Он пытается виновато улыбнуться, но Жан лишь хмурится сильнее. — Ладно, справедливо, — признаёт Кевин. — Если честно, я бы с удовольствием выпил. Но нет, я трезв. — Он выпрямляется, решительно встречая холодный взгляд Жана. Жан фыркает, вытаскивает из кармана ключи и недоверчиво спрашивает: — Что ты вообще тут забыл? — Дверь была открыта, — отвечает Кевин, указывая на дверь. Лицо Жана напрягается ещё сильнее, и в глазах мелькает подозрение. — Не смотри на меня так. Это всё домоправитель. Он узнал меня, решил, что мы друзья. Я не входил внутрь, клянусь. Жан толкает дверь, и на мгновение Кевину кажется, что он захлопнет её перед его носом. Но, к его удивлению, Жан просто заходит внутрь, оставляя дверь открытой. Квартира Жана — современная и стильная, почти уютная, хотя в ней не чувствуется жизнь. Всё выглядит так, словно её собираются продавать — чисто, идеально, будто сейчас выйдет риелтор, чтобы рассказать о преимуществах квартиры и панорамных окнах с видом на город. Жан молча начинает разбирать продукты на кухне, а Кевин не может удержаться от того, чтобы осмотреться. Всё выглядит как в выставочном зале, но его взгляд привлекает уголок с небольшим зеркалом, вокруг которого прикреплены фотографии. Одна из них — старая полароидная фотография Рене, сделанная много лет назад, когда у неё ещё были радужные кончики волос. На фото она улыбается, указывая на радугу за своей спиной. Она явно была сделана в годы, когда они были Лисами. Есть и фотографии с Джереми — много снимков, где он и Жан вместе, но все они скорее дружеские. На других фотографиях есть бывшие товарищи Жана по команде, в том числе и те, кто играл за Троянцев. Кевин узнаёт вратаря Лайлу Дермотт, с которой он сам играл несколько лет в одной команде. Кевин не осознаёт, что ищет, пока не находит — фотографию с ним. Вернее, их общую фотографию с первых Олимпийских игр. Они тогда не выиграли, взяли серебро. На фото запечатлена вся команда — Нил, Дермотт, Жан, Кевин, Джереми и остальные. Все вместе они гордо демонстрируют свои серебряные медали. Тишина на кухне заставляет Кевина обернуться. Жан стоит и смотрит на него пронизывающим взглядом. Никто и никогда не смотрел на Кевина так, как смотрит Жан — пристально, как будто видя его насквозь. — Я не пьян, — медленно произносит Кевин, приближаясь к Жану, который стоит с руками, скрещёнными на груди. — Верю, — тихо отвечает Жан. Его взгляд обжигает, проникая в самые глубокие уголки души Кевина. Все слова, которые он так тщательно готовил, всё, что хотел сказать, словно испаряется, оставляя за собой лишь пепел. Остановившись в трёх шагах от Жана, Кевин чувствует, как его втягивает в орбиту взгляда Жана, в эту немую игру, полную скрытых значений. — Я абсолютно трезв, — продолжает Кевин, делая ещё два шага вперёд. — Знаю, — шепчет Жан, его серые глаза пронизывают Кевина насквозь. Когда Кевин подходит ближе, он чувствует тёплое дыхание Жана на своём лице. Если бы Жан был холоден или отстранён, возможно, Кевин смог бы заговорить, но под таким взглядом он может только подчиниться. Он медленно наклоняется, давая Жану возможность отступить. Тот не двигается. Они встречаются в робком, почти невинном поцелуе. Он короткий и сдержанный. Кевин слегка отстраняется, изучая реакцию Жана. Вместо того чтобы уйти, Жан, осторожно проводит двумя пальцами по щеке Кевина, будто хочет запомнить каждую деталь. Его пальцы медленно скользят по линии челюсти, и большой палец останавливается на бешено бьющейся точке пульса на шее Кевина. Мир сужается до этого нежного прикосновения. Жан целует его снова, с тихим стоном, губы Жана податливы под лёгким касанием языка Кевина, и это сладко, куда мягче, чем можно было ожидать. Жан словно находится в плену лишь тепла его прикосновений и губ. Его тело дрожит, когда их языки переплетаются, отстраняются, а потом снова находят друг друга. Вдруг Жан резко отстраняется, не давая Кевину углубить поцелуй. Они замирают, лбы прижаты друг к другу, и они оба тяжело дышат. — Ты в порядке? — спрашивает Кевин. — Мы можем остановиться, если… Он не успевает закончить фразу — Жан снова захватывает его губы, на этот раз поцелуй более требовательный. Кевин сдаётся окончательно, его тело трепещет от напряжения, он прижимается к бедру Жана, отчаянно ища большего трения. Жан стонет ему в рот, рука тянется вниз и находит его эрекцию. — Спальня? — спрашивает Кевин, чувствуя, что больше не может терпеть. Жан молча кивает и указывает рукой на дверь. Кевин хватает его за руку, не давая ему уйти. Первая дверь, которую он открывает, оказывается ванной, но вторая ведёт в спальню с огромной кроватью, стоящей у панорамных окон. Несмотря на желание, Кевин на миг чувствует неловкость, глядя на кровать. — Потрясающий вид, — замечает он, кивая на окна. — Отсюда видно весь город. Это метро? — Ты серьёзно хочешь обсудить мой вид из окна прямо сейчас? — поднимает бровь Жан. — Нет, — хрипло отвечает Кевин. — Определённо нет. Уверен, я мог бы придумать лучшее применение для моего рта. С этими словами он стаскивает с себя обувь, свитер и футболку, затем забирается на кровать. — Чёрт, — выдыхает Кевин, когда Жан снимает свою футболку и ложится на кровать, нависая над ним. Кевин чуть отодвигает его, чтобы рассмотреть. Раньше он знал каждый изгиб тела Жана, но прошло больше двадцати лет. Теперь на его теле новые татуировки, которых Кевин никогда раньше не видел, а ещё появились почти незаметные следы прожитых лет, которых у Кевина было куда больше. Жан всё ещё стройный, с молочной кожей, которая так и манит, чтобы её попробовали на вкус. — Что? — спрашивает Жан, заметив взгляд Кевина. — Ничего, — отвечает Кевин, — ты просто… чертовски хорош. Годы тебя только украсили. Жан смущённо краснеет, и это заводит Кевина ещё больше. Он садится, обнимает Жана и меняет их местами, вызвав у того короткий вздох. Кевин нежно целует Жана, кусая его шею и опускаясь ниже, к груди. Он дразнит его соски, наслаждаясь резкими вдохами Жана, который явно сдерживает себя, удерживая бёдра на кровати. Когда Кевин доходит до пояса Жана, он поднимает голову: — Могу я…? — спрашивает он, имея в виду очевидное. Жан, с растрепанными волосами и тяжёлым дыханием, просто кивает. Кевин ухмыляется, стягивая с него брюки и бельё. Жан уже твёрд, его член ударяется о его живот. — Подвинься выше, — говорит Кевин. — Я бы встал на колени, но, знаешь, колени уже не те. А ещё я не хочу останавливаться из-за возможных судорог. Он надеялся, что это заставит Жана улыбнуться, но тот только слегка дёргает уголком губ. Волнение зашкаливает, его сердце колотится. Он мечтал об этом с пятнадцати лет, а теперь, когда этот момент настал, он не хочет всё испортить. Кевин облизывает головку члена, ощущая, как тот дёргается в ответ. Он наслаждается вкусом, при этом лаская рукой основание члена. Жан стонет, его бёдра слегка подаются вперёд, ноги широко разведены. Жан смотрит на Кевина с таким голодом в глазах, что у того перехватывает дыхание. Пальцы Жана зарываются в волосы Кевина, его рука мягко обхватывает затылок. — Хорошо? — спрашивает Кевин. — Очень, — шепчет Жан по-французски. — Так хорошо, продолжай. Да. Эти слова только больше заводят Кевина. Он пытается взять Жана глубже, но давится и тут же отпускает. Жан моментально опускается ниже. — Всё в порядке? — спрашивает Жан. Кевин только усмехается: — О да, просто ты больше, чем я думал. Но я справлюсь. Дай мне ещё попытку. Он наклоняется, но Жан мягко поднимает его лицо и целует, одновременно осторожно укладывая Кевина на спину. Кевин пытается возразить, но слова застревают у него в горле, когда Жан начинает расстёгивать его джинсы. Кевин ощущает, как его тело напряжено до предела, и когда его эрекция оказывается освобождена, он едва сдерживается, чтобы не начать ласкать себя. Жан ложится на него, опираясь на локти, и прижимает их бёдра плотно друг к другу. Он начинает медленно двигаться, заставляя их члены скользить друг о друга, создавая неторопливый ритм. Кевин тихо стонет, подстраиваясь под движения Жана, его тело извивается в ответ на каждое движение. Он обхватывает Жана за шею и притягивает его ближе, углубляя поцелуй, исследуя его рот своим языком. Кевин сжимает талию Жана, пальцы впиваются в его кожу, когда он жаждет большего. Его руки опускаются ниже, крепко сжав ягодицы Жана, чувствуя, как с каждым толчком мышцы напрягаются под его ладонями. Он пытается подавить стоны, но звуки вырываются из его горла сами собой. — Я уже на грани, — шепчет Кевин, тяжело дыша. — Но мне нужно больше трения. — Мне тоже, — отвечает Жан, делая последний, глубокий толчок. Кевин хочет начать ласкать себя, но Жан останавливает его, потянувшись к тумбочке за лубрикантом. — Чёрт, — выдыхает Кевин, когда Жан наносит лубрикант. Жан встаёт на колени между его ногами, обхватив их члены одной рукой, и начинает двигаться, создавая напряжённый ритм. На мгновение Кевину кажется, что Жан собирается войти в него прямо сейчас, но вместо этого он сжимает их вместе и начинает двигаться быстрее. Кевин не может сдержаться. — Чёрт, Жан, да, вот так, — выдыхает он, приближаясь к разрядке. И, когда Жан склоняется и кусает его за сосок, Кевин вскрикивает, кончая. Жан продолжает двигаться, помогая ему пройти через оргазм. А потом тихо спрашивает: — Могу я кончить тебе в рот? Кевин отчаянно кивает, уже открыв рот и высунув язык. Жан усмехается и перемещается выше, встав на колени, надавив ладонями на плечи Кевина. — Скажи, что хочешь этого, — шепчет Жан. — Я хочу, — отвечает Кевин, облизывая нижнюю часть члена Жана, пока тот двигается быстрыми, рваными движениями. — Я хочу тебя. Кевин крепко держит Жана за бёдра, вонзив пальцы в его кожу, когда Жан кончает, заливая его рот своей спермой. Кевин оставляет рот открытым, пока Жан не наклоняется, наблюдая, как тот проглатывает всё до последней капли. Жан, тяжело дыша, склоняется и утыкается лицом в шею Кевина. Когда его дыхание восстанавливается, Кевин начинает тихо смеяться, поглаживая спину Жана: — Чёрт, это было невероятно, — говорит он. Но, видимо, это не те слова, которые Жан хочет сейчас услышать. Всё его тело напрягается. Он избегает взгляда Кевина и молча начинает собирать одежду с пола. — Пойду приму душ, — бормочет он, направляясь в коридор, и, не оглядываясь, удаляется. Кевин тяжело вздыхает, проводя рукой по волосам, и снова ложится на кровать. Он весь в поту, липкий от собственной спермы, а на языке всё ещё остаётся горьковатый привкус семени Жана. Кевин лежит на кровати Жана, прислушиваясь к звукам воды в ванной. Кажется, Жан решил утопиться в душе, и спустя двадцать минут Кевин понимает, что оставаться в постели становится всё более неловко. Он встаёт, сбросив с себя одеяло. Он заправляет постель, но это кажется ему глупым, и, раздражённый, снова комкает одеяло. Это делает всё лишь ещё более неловким. Быстро одевшись, Кевин направляется на кухню. Ему отчаянно хочется выпить кофе, но единственным источником бодрости здесь является огромная, пугающая своей сложностью эспрессо-машина, которая выглядит так, будто её использование требует инженерного образования. Вся из металла и кнопок, она кажется чем-то инопланетным. Кевин привык к простоте своей кофемашины с одной кнопкой или, что ещё лучше, к свежему кофе из кофейни. Он вспоминает, что прошлым вечером заметил неплохую кофейню, когда парковался. Он бы сбегал за кофе и завтраком для них обоих, если бы не был уверен, что Жан, скорее всего, не пустит его обратно, если он выйдет за порог квартиры. Смирившись, Кевин наливает себе стакан воды и, прислонившись к кухонной стойке, смотрит на город, пытаясь продумать, что сказать Жану, если тот, конечно, не сбежал через окно ванной. Его взгляд скользит по острым линиям зданий, пока он не чувствует изменение в атмосфере — Жан входит в комнату, и его присутствие тут же становится ощутимым, словно невидимая нить между ними натягивается. Глубоко вздохнув, Кевин расправляет плечи и поворачивается к Жану. Один его вид заставляет сердце Кевина ускориться, а дыхание сбиться. — Привет, — произносит он с дрожащей улыбкой. Глаза Жана сужаются, а его поза остаётся напряжённой. Его волосы влажные после душа и слегка вьются на затылке. Тонкая футболка обтягивает его мускулистое тело, а босые ноги выглядывают из-под подвернутых джинсов. Тишина повисает между ними, тяжёлая и плотная, пока Жан не прочищает горло и не направляется к кофемашине. — Я сделаю нам кофе, — бормочет он. Кевин с интересом наблюдает за ним, немного потерянный, но благодарный за возможность отложить неизбежный разговор. Жан с лёгкостью управляется с машиной. — Какой тебе кофе? — спрашивает Жан, не поворачиваясь. — Сладкий латте, — отвечает Кевин. — А какой предпочитаешь ты? — Двойной американо, — сухо бросает Жан, словно это что-то неважное, о чём не стоит даже задумываться. Именно поэтому Кевин решает запомнить это навсегда. Наблюдать за Жаном, когда он сосредоточенно работает с кофемашиной, — почти успокаивающе. Жан подаёт ему латте, который выглядит так, будто его приготовил профессиональный бариста. Кевин тихо благодарит: — Спасибо. Жан кивает на стол: — Сахар там. Они слишком долго смотрят друг на друга, и Кевин решает действовать. Он подходит к Жану, но, когда пытается его поцеловать, Жан резко отступает. — Что ты делаешь? — удивлённо спрашивает он. — Пытаюсь тебя поцеловать? — Зачем? — Потому что мне захотелось. И я думал… ты тоже хочешь, — отвечает Кевин, отступая и внимательно всматриваясь в тревожный взгляд Жана. — Ты ведь вроде был не против ещё час назад. Или что, ты не целуешься после секса…? Жан качает головой и делает ещё шаг назад, увеличивая расстояние между ними, которое кажется холодным и напряжённым, как и вся кухня. — Это была ошибка, и ты это знаешь, — резко говорит Жан, его голос холоден, как нож, разрезающий все те тёплые воспоминания, которые Кевин начал было лелеять. — Ошибка? — переспрашивает Кевин, не веря своим ушам. — Ты гетеросексуален, ты просто переживаешь горе и ищешь что-то знакомое. Я проще, чем твоя бывшая жена. Ты знал, что получишь то, что хочешь, учитывая мою репутацию. Так что давай просто вернёмся к своим жизням и забудем, что это вообще произошло, — Жан говорит это спокойно, как заученный текст. Кевин не сомневается, что Жан провёл в душе весь этот час, повторяя эти слова снова и снова. Он не может сдержать горького смеха — то, что сказал Жан, звучит слишком абсурдно. — А ты, как всегда, думаешь, что всё знаешь, да? И неужели ты всё ещё думаешь, что я гетеро, после того, что только что произошло? — Я всегда так думал, — пожимает плечами Жан. Эти слова задевают Кевина. — Я спал с мужчинами раньше, знаешь ли, — выпаливает он, прежде чем успевает остановиться и осознать, что тон был слишком обвинительный. Жан давится кофе, и лицо Кевина заливается краской. — Чёрт, это было настолько плохо? — бормочет Кевин. — У меня не так много опыта, но я думал, что не настолько ужасен… К счастью, Жан перебивает его до того, как Кевин окончательно себя закапывает: — Нет, это не то, что я имел в виду. Просто… с кем? Когда? Жан садится за кухонный стол, и Кевин воспринимает это как приглашение. Он медленно присоединяется к нему, добавляя в свой кофе сахар, пока Жан смотрит на это с явным отвращением. — Тея хотела открытых отношений, — говорит Кевин, размешивая кофе, пытаясь не встречаться с взглядом Жана. Он бы многое отдал за что-то покрепче в этот момент. — С самого начала ваших отношений? — Да, — небрежно пожимает плечами Кевин. Для них это никогда не было вопросом — так просто было всегда. Они даже пару раз развлекались втроём, где Кевин и набрался опыта с мужчинами. Молчание снова повисает между ними, тяжёлое и вязкое. Жан поднимается, убирает их чашки в посудомойку и, облокотившись на столешницу, отворачивается. — Зачем ты приехал? Этот вопрос повисает в воздухе, и Кевин пытается найти в голове честный ответ. Почему он здесь? Что заставило его поверить, что это хорошая идея? — Я скучал по тебе, — наконец выдыхает он, и это правда — возможно, это самое честное и искреннее признание из всего, что он говорил за последние месяцы. На лице Жана мелькает слабая, едва заметная улыбка, и от этого у Кевина сжимается сердце. Он знает эту улыбку, он годами мечтал её увидеть, и даже такой короткий миг кажется победой. Кевин встаёт и подходит к Жану, стоящему у стойки. Осторожно поворачивает его к себе. — Я скучаю по тебе, Жан. Я скучаю по нам. Рука Жана, будто непроизвольно, поднимается, и его пальцы нежно касаются шеи Кевина, притягивая его ближе. Их лбы соприкасаются в молчаливом единении. Кевин не может удержаться и глубоко вдыхает. Эта близость приносит боль. Как бы он ни ненавидел расстояние между ними, эта нежность ранит ещё больше. Кевин тоскует по тому мальчику с огнём в глазах, который был таким ярким, каким сам Кевин мечтал стать. Ему хочется вернуться в то время, когда они значили друг для друга всё, даже если это означало забыть то, кем они могли стать. — Я не могу быть твоим другом, Кевин, — шепчет Жан, его тёплое дыхание касается кожи Кевина. Кевин слегка наклоняет голову, их носы соприкасаются. — Я тоже не хочу быть тебе просто другом, — отвечает он. Когда Кевин открывает глаза, он видит на лице Жана выражение боли. — Эй, эй, — шепчет Кевин, его грудь сжимается, он осторожно обнимает Жана за плечи. — Что случилось? Ты в порядке? Жан качает головой, его глаза крепко зажмурены, длинные ресницы отбрасывают лёгкие тени на его скулы. Жан не открывает глаз ещё несколько секунд, тяжело дыша. Когда он наконец смотрит на Кевина, его взгляд затуманен и полон внутренней борьбы. — Всё, что ты сказал, правда, — говорит Жан тихо, его голос звучит хрупко. — Я так старался держаться подальше от тебя. Но ты всегда в моей голове, заставляешь меня хотеть того, что я не могу получить. И, как бы я ни старался, я не могу сбежать. — Жан… — Нет, — Жан перебивает его с отчаянием в голосе. — Это плохая идея. Я должен… Я должен сказать тебе остановиться, должен попросить тебя уйти. Кевин внимательно всматривается в его глаза. — Но ты ведь хочешь этого, — говорит он, хотя в его голосе слышны нотки неуверенности. Ответ Жана едва слышен — тихий, сломленный: — Я никогда не получаю того, чего хочу. Его брови нахмурены от напряжения, и Кевин мягко проводит пальцами по лбу Жана, разглаживая морщинки. Жан до сих пор не понимает, насколько он красив. Он мог бы получить кого угодно, если бы только захотел. — Ты можешь это получить. Можешь получить меня. Я хочу быть с тобой, Жан. Чёрт, иногда мне кажется, что я хочу быть с тобой больше, чем жить. Жан качает головой: — Ты не понимаешь, что говоришь. Ты в трауре. — Чёрт возьми! — раздражённо взрывается Кевин, его гнев вспыхивает, как искра. — Все только и твердят об этом! Ему было почти семьдесят, и он давно перестал следить за собой. Это не стало ни для кого неожиданностью. Да, это тяжело, но я справляюсь. — Ну да, справляешься на отлично, — язвительно бросает Жан. — Прекрати, ладно? Я тут тебе душу изливаю. Я хотел быть с тобой задолго до того, как умер Дэвид. Господи, если бы ты только знал… — Он был твоим отцом, Кевин. Я же тебя знаю, помнишь? Ты страдаешь. Ты не сможешь обмануть меня, так что даже не пытайся. Кевин тяжело выдыхает и говорит: — Ладно, давай договоримся. Я расскажу тебе о Дэвиде, если ты позволишь мне остаться на ночь. Хорошо? А если утром ты всё ещё будешь думать, что это ошибка, я тебя отпущу. Или… по крайней мере, постараюсь. — Его взгляд впивается в глаза Жана в поисках согласия, уступки, хоть чего-то. Жан медленно кивает, его согласие — напряжённое и неохотное. Он проходит мимо Кевина и тяжело опускается на диван. Немного помедлив, Кевин садится рядом. Он глубоко вздыхает, пытаясь собраться с мыслями. Он не знает, с чего начать, поэтому начинает с самого начала: — Ты помнишь тот день, когда мы нашли письмо? — спрашивает он. Жан слегка усмехается. — Конечно, помню. Тогда они рвались к адреналину, лазая по кабинету Тэцуджи, возбуждённые подростковой энергией и подстёгивая друг друга на очередную шалость. Они искали алкоголь, когда наткнулись на спрятанное в столе Тэцуджи письмо от матери Кевина к Дэвиду Ваймаку, в котором она призналась, что Кевин — его сын. — Я не мог поверить, что я сын такого хорошего человека. И до сих пор не могу. — Ты не плохой человек, Кевин. — Я и не хороший. Нил… Нил должен был быть на моём месте. Иронично, правда? Отец Нила был чудовищем, а Нил — один из лучших людей, которых я знаю. Он должен был стать сыном Дэвида. Он бы никогда не оставил тебя, — горечь и ненависть к себе звучат в его голосе. Как он вообще мог подумать, что заслуживает кого-то вроде Жана? Неудивительно, что Жан этого не хочет. Кевин предал его, оставил. — Я не виню тебя, — говорит Жан. Кевин не верит ему. — Я виню Тэцуджи Морияма, — продолжает Жан, и его голос становится мрачным. — Я виню его за всё. Я не думаю, что можно пережить столько боли и одиночества и остаться хорошим человеком. Но ты почти смог. Дэвид Ваймак гордился тобой, Кевин. Не забывай этого, даже если не можешь вспомнить ничего другого. — Жан замолкает, задумавшись. — Я плохо знал Дэвида Ваймака. Мы мало общались, кроме того лета. Но он всегда казался мне… странным. Кевин хмурится, заинтересовавшись: — Что ты имеешь в виду? — Я не понимал его, — признаётся Жан. — Я встречал разных людей. Хороших, плохих, ужасных. Верующих, лицемеров, насильников. Но таких, как Дэвид Ваймак, я не встречал ни до, ни после. Я пытался понять его, представляешь? Звонил ему в тот первый месяц в Калифорнии и спрашивал: «Почему? Почему ты позволил Кевину остаться, ещё до того, как узнал, что он твой сын? Почему ты спас меня? Почему ты спасаешь всех этих детей, полных мрака?» Кевин медленно кивает. — Я тоже его спрашивал. Много раз. И всегда он отвечал одно и то же: «Это было единственное правильное решение. Только чудовище отвергло бы вас». Это было трудно слышать. Трудно, потому что Кевин вдруг, в тот момент, представил себе, как могла бы сложиться его жизнь, если бы его воспитывал Дэвид с самого начала. С момента смерти матери или даже раньше. Он столько раз думал, кем бы стал, если бы всё сложилось иначе. Он всегда верил, что человека определяет его ДНК. Но его психолог считал иначе — что его сформировали пережитые травмы. — Но помимо того звонка, — продолжает Жан, его голос становится более задумчивым, — больше всего я запомнил момент, когда ещё жил у Эбби тем летом, когда перевёлся. Ваймак зашёл ко мне с туалетными принадлежностями, одеждой и телефоном. Это было унизительно. Я чувствовал себя, честно говоря, как бездомный щенок в приюте. И знаешь, что он сказал мне? После того, как принёс все эти вещи, после долгих часов разговоров? Он сказал: «Кевин, может, никогда не станет моим сыном. Но, возможно, я смогу стать ему отцом». Кевин усмехается. Или, точнее, хочет усмехнуться, но звук застревает у него в горле, искажается и превращается в сдавленный всхлип. Он прочищает горло, его глаза начинает щипать, и, прежде чем он может собраться, его прорывает на рыдания. Он опускает голову, прижимает руку к рту, пытаясь заглушить звуки, которые грозят вырваться наружу. Жан обнимает его, поглаживая спину. — Всё в порядке, — тихо говорит Жан, но Кевин только качает головой, зажмурившись, стараясь взять себя в руки. — Я не плачу, — упрямо бормочет он. И это правда. Да, у него случаются панические атаки, да, иногда тревога так сильна, что кажется, сердце вот-вот остановится. Да, он ежедневно принимает обезболивающие, чтобы справляться с болью, да, он ходит на терапию, и да, его всё ещё преследуют воспоминания, настолько реальные, что кажется, он до сих пор там, в Гнезде. Но он не плачет. Уже много лет. Жан не отпускает его: напротив, он мягко тянет Кевина к себе, пока тот не поддаётся. Кевин неохотно сменяет позу, позволяя Жану уложить его голову себе на колени. Почувствовав, как пальцы Жана аккуратно перебирают его волосы, Кевин ощущает прилив уязвимости, и его снова прорывает. Он чувствует себя таким маленьким и обманутым — он никогда не был маленьким ребёнком, которому позволили бы просто лежать на коленях у матери или отца и искать утешения. — Я не плачу, — повторяет он, но уверенности в голосе больше нет, и слёзы катятся по его лицу, оставляя мокрые пятна на брюках Жана. Он злится — на свою мать за то, что она умерла слишком рано, на отца за его равнодушие, на себя за то, что не сбежал раньше. Но больше всего он горюет — по всему тому, чего у него никогда не было, по нормальной жизни и утешению, которых он был лишён. И по своему отцу. — Всё в порядке, — тихо повторяет Жан, продолжая перебирать волосы Кевина и мягко поглаживать его спину, пока тот тихо плачет. — Я никому не скажу.