Запах зверя

Двор порыжел как-то неожиданно. Казалось бы, ещё вчера была лето, и длинные вечера отбрасывали томные и таинственные тени, и солнечные блики, как антоновские яблоки, перекатывались по прогретым подоконникам. А сегодня уже стояла осень, и листва рябила ржавчиной с красными, рябиновыми прожилками. Светотень сверкала ярким солнечным сентябрём в прогалинах между веток ещё пышных деревьев. Такая погода нравилась Дорецкому. Было в ней что-то очаровательное и успокаивающее. Поскольку кухонное окно выходило на восток, утреннее солнце обычно щедро наполняло помещение. Алла готовила кофе и жарила яичницу на троих, Сергей читал газету, а их десятилетний Тимофей лопал булку с маслом. Достижения в спорте, в промышленности, в сельском хозяйстве… Обычные сводки. И Дорецкий, как типичный советский человек, с щепетильностью читал каждый столбец мелко напечатанного текста. — Ты, Тимоша, сегодня после школы к Антону не ходи, — озабоченно произнесла Алла, ставя на стол деревянную доску и водружая сверху горячую сковороду со шкворчащей яичницей. — Почему? — мальчик разочарованно посмотрел на женщину. — По кочану. Надо так. Сергей перевернул страницу. Не слушая лёгкий спор домочадцев, Дорецкий с замиранием сердца скользнул взглядом по маленькой колонке, посвящённой архангельскому маньяку и насильнику, который держал в страхе городе и область уже более пяти лет. Очередная жертва. Подросток. Смерть его была ужасной, как и муки перед ней, но об этом в переодике был молчок — никаких подробностей, дабы не напугать, не приведи Бог, население. Работой милиции уже и так мало довольны… Нет-нет, никак скандалов, но и совсем уж умалчивать об убийствах нельзя; как-никак, у несчастных жертв остались родные и близкие, и холодное равнодушие к ним со стороны хотя бы СМИ, выглядело бы кощунственно. При этом, писать нужно было немного. Мол, да, маньяк и убийца есть. Мол, творит беспредел. Но разве не важнее вот эта статья с огромными фотографиями об ударном труде работников завода «Заря»? Или не важнее наш успех в боксе, в спортивном состязании, прошедшем в Таллине? Словом, помимо убийств, есть жизнь, и она бьёт ключом. Словом, маньяк есть, но где-то там, как-то там, мимоходом и призрачно. Ничего особо серьёзного. Всё терпимо. Не могли советские газеты написать о том, что тело несчастного Бори Круглова было разобрано на «запчасти» и раскидано по лесу. А до гибели над ним совершили половое извращение. Возможно, какая-то часть трупа даже была съедена… А два месяца назад почти так же была убита молоденькая проводница Жанна Симонова. Язык вырезан, глаза выколоты, вырвана печень… Даже бывалых следователей рвало от вида жертв. Но читателям знать об этом было вовсе необязательно. — Серёжа, ты слышишь? Шум в ушах стих, его подавил голос Аллы. Дорецкий снял очки, пытаясь проморгаться: — Ч-что ты сказала? — Ешь, говорю, пока не остыло, — жена взглядом указала на тарелку с одним жареным яйцом, стоящую перед мужчиной. — Спасибо, — напялив очки обратно на нос, Сергей начал есть. Но мыслями он был далеко от залитой солнцем кухни. И в солнечном сплетении припекало от переизбытка накатившего воодушевления. Тимофей снова заныл, что не может не пойти к Антону, что они договорились, и друг будет его ждать… Алла выразительно посмотрела на мужа, мол, теперь твоя очередь. Десятилетнему мальчишке не понять, что может быть опасно шляться вечерами по окраинам города, а Антон жил именно на окраине. — Сынок, ты д-давай слушайся. После школы д-дуй д-домой, — сделав глоток кофе, Сергей застегнул самую верхнюю пуговицу клетчатой бело-голубой рубашки. Он всегда застёгивался под горлышко — привычка с юности. — Пап, ну я ж обещал ему… — запротестовал мальчик. — Опасно сейчас. Не б-бегай к нему. Пусть к нам л-лучше придёт, если т-так хочешь. Алла на миг замерла, а потом удовлетворённо поднесла чашку ко рту. Её всё равно не будет сутки — работа. Пусть мальчишки и посидят у них. Чмокнув жену в щёку и вроде бы договорившись с Тимофеем, Дорецкий вышел из квартиры, сжимая в правой руке портфель. Насвистывая бодрую песенку, себе под нос, он поздоровался с соседкой сверху — крупной девкой с белым пуделем на ошейнике. Нравы этой девицы были не то чтобы пуританские: она то и дело приводила парней, подруг, они включали музыку неприлично громко и орали, спорили, хохотали. Сергей даже жаловался на них в милицию… Везде должен порядок, и нарушать общественный покой — безобразие. Красиво было во дворе. По-рыжему так. Поправив очки, мужчина посмотрел на наручные часы, и пошёл в сторону остановки, с лёгкой улыбкой глядя перед собой. Кто-то поздоровался — он ответил тем же. А перед глазами так и стояла статья из утреннего выпуска газеты. «Очередное убийство жестокого душегуба… Тело обнаружили собачники, прогуливающиеся по лесу… Труп был разбросан по частям, поисковые работы длились неделю… Теперь личность убитого установлена…». От перевозбуждения Дорецкий даже почесал нос.

***

Домой идти Даниилу вовсе не хотелось. Видеть опустившихся и бухих мать с отцом — удовольствие сомнительное. Климов был сыт этим дерьмом. И сыт уже давно. Падение предков началось не вчера и не месяц назад, даже и не год… После занятий Даниил почти никогда не спешил домой. Порой выпивал с дружками за гаражами, где никто не мог их увидеть, порой гонял с этими же парнями мяч на стадионе близ дома, порой подрабатывал, чтобы было, на что поесть. Накануне к родителям завалились другие алкаши, тоже семейная пара. Всё чуть не закончилось поножовщиной. Вспоминая об этом со злостью и отвращением, Климов решил уехать на выходные к бабке. Та жила неподалёку от Архангельска — два часа на электричке. Правда, ходила та достаточно редко. И вот, грызя заусенец на указательном пальце, Даниил сидел в зале ожидания. Ему оставалось коротать чуть больше часа. Кто-то сел рядом. Поставил перед собой портфель прямо на пол. Климов не обратил на это особо внимания. Скосил глаза на палец, который только что грыз. Возле ногтя была заметна точечка крови. — Тоже электричку на п-пять часов ждетё? Даниил исподлобья посмотрел на человека рядом. Вид у него был, по мнению Климова, лоховский: рубашка застёгнута под самое горло, очки с огромными стёклами, волосы зачёсаны по пробору. Не молодой, но ещё и не старый. Какой-то ботан или учитель. Ещё и заика. Ничего не ответив, Даниил отвернулся и продолжил грызть, но уже ноготь. — Да… Ждать ещё долго. А погода п-погожая. Хорошая… — Дорецкий достал из кармана пиджака платок и промокнул лоб. Вспыхнувшее желание начинало завладевать всем его существом. Оно нахлынуло ещё как только Даниил появился в зале ожидания, а Сергей, словно волк, наконец дождался своего зайца. Осталось заманить его в капкан.