Это патруль!

***

Суга смеялся, танцуя и кружась. Вино в его высоко поднятом бокале опасно плескалось, угрожая пролиться, и Суга, не останавливаясь, прикончил то в два больших глотка. Цветные лампочки над баром бросали блики на его счастливое лицо, на растрепавшиеся волосы, на длинные руки, двигающиеся легко и небрежно. Ойкава снял кардиган, не прерывая танца. В нем были уже три маргариты и ноги слегка не слушались, двигаясь чуть неуклюже. В поздний вечер вторника в баре почти никого не было. Бармен со своим парнем, Суга с Ойкавой и три пьяных завсегдатая в углу зала. Они не танцевали, но громко, нестройно подпевали и размахивали руками. – Зажигай, королева танцпола! – почти кричал Ойкава, мотая головой из стороны в сторону. – Молодая и милая! – Тебе всего семнадцать, королева танцпола! – вторил ему и Аббе Суга и закинул руки на плечи Ойкавы. Они смеялись, цепляясь друг за друга, двигаясь вместе, почти прижимаясь. Движения замедлились, доверительно сливаясь в один ритм. Глаза Суги блестели и веселые морщинки собирались в их уголках. Друзья были так близко, что даже в полумраке Ойкава мог отчетливо увидеть маленькую родинку на светлой щеке. Его руки сами собой – привычно и расслабленно, но в этот раз как-то иначе, волнительнее коснулись талии друга. Улыбка Суги вдруг истаяла. Они оба почти остановились. Близко-близко, соприкасаясь, все еще покачиваясь под музыку, глядя глаза в глаза. Пьяные дыхания смешались, посылая волну мурашек по щекам. Взгляд Ойкавы коснулся губ Суги. Потемневших от вина и приоткрытых. Огни бара плясали на светлом лице друга, поднятом вверх, обращенном к Ойкаве. Вот черт. Ойкава и Суга одновременно потянулись за поцелуем, закрывая глаза, но неловко столкнулись носами. Зубы Суги клацнули, а Ойкава всплеснул руками, высвобождаясь из объятий, и раздраженно выдохнул: – Мы как тюлени! – Это всегда ужасно, зачем мы только пробуем?! – раздраженно поддакнул Суга и обернулся к бармену. – Сатори-кун, можно мне повторить? – Хотите еще вина после вашей очередной неловкой попытки найти утешение своих одиноких сердец друг в друге? Разумеется! – отозвался Сатори, ловко подхватывая бутылку и наливая Суге новый бокал. – Тебе не обязательно это озвучивать! – уязвленно воскликнул Ойкава. Из угла раздались улюлюканья завсегдатаев и Ойкава от стыда залился краской. – Возможно, если ты услышишь это много раз, то, наконец, осознаешь, что тебе надо начать ходить на настоящие свидания, Ойкава, – прямолинейно ответил за своего парня Вакатоши, сидя за барной стойкой со стороны бармена. Он сделал музыку потише, и его степенное лицо вызвало у Ойкавы приступ острого раздражения. – Тендо, налей-ка и мне тоже, – прошипел он. – Это невыносимо. – Мы просто поддались моменту, – улыбнулся Суга, хотя щеки его тоже были красными от неловкости. – Тоору красивый как черт, как не пытаться его поцеловать? – Это правда, – спокойно согласился Вакатоши. Иногда его простодушие казалось неприемлемым, особенно учитывая, насколько он был прав в такие моменты. – Ойкава, как и ты, Суга, очень привлекателен. Но когда дело касается любви, внешность лишь приятное дополнение. Главное, это личные качества человека и его отношение к самому себе и окружающим. – Необязательно говорить настолько очевидные вещи с таким нравоучительным видом, – едко ответил Ойкава, забирая свой бокал. – Уверен, как только вы встретите кого-то достойного своей любви, вы это сразу поймете, – улыбнулся Тендо. Он покивал, оглядывая неловко усевшихся за бар Ойкаву и Сугу, которые слишком быстро опустошили свои бокалы и снова попросили добавки. Ойкава подпер щеку ладонью, из-за чего его очки перекосились, делая привлекательное лицо смешным. Двое лучших друзей, выглядящих уныло и одиноко на фоне темного, пустого зала ночного бара. Они пришли сюда, в вечер буднего дня, и принялись ожесточенно веселиться, что казалось Тендо странным, но он предпочел не торопиться с вопросами и дождаться нужного момента. И этот момент определенно настал. Тендо спросил: – Почему вы вообще торчите здесь во вторник? Половина первого ночи, вам не пора домой? – Вы все равно еще не закрыты, – проворчал Ойкава. – Мы живем над баром, я закроюсь, когда захочу, – повеселел Тендо, приводя рабочее место в порядок. Вакатоши принялся ему помогать. – Что-то стряслось? – С чего ты взял? – Я довольно догадливый, разве нет? – Тендо смотрел пристально и, кажется, не моргал. Взгляд его был почти гипнотическим, и Суга, поджав губы, нехотя протянул: – Меня сегодня уволили из магазина. Ну вот. Он признал это вслух. Да, Ойкава был в курсе. Суга позвонил ему сразу же, как только вышел из магазина. Тогда грудь жгло огнем тихой ярости и обиды. И стыда. Разумеется стыда! А ведь он даже ничего не сделал. Просто был собой. И этого было достаточно, как оказалось, чтобы случилась столь отвратительная ситуация… – Ого! Что произошло?! – воскликнул Тендо, высоко вздернув руки. Ойкава взглянул на Сугу, словно спрашивая: «Ты уверен, что хочешь говорить?» Суга протянул к нему руку, коснулся пальцев Ойкавы, и тот погладил мягкие подушечки в ответ. Все хорошо. Суга со вздохом сказал: – Ну, мой начальник приставал ко мне. – Вот мудак! – взвился Тендо и пара завсегдатаев из угла присоединились к его возмущению. – И что ты сделал? – Ничего? – неуверенно протянул Суга. – А что я сделаю? К тому же, я не позволил ему перейти черту. Он просто трогал мои колени. А когда я ему твердо отказал, тот очень разозлился и уволил меня. Правда, дал двойной оклад, как полагается. Он явно хотел, чтобы я не поднимал шума и ничего никому не рассказал. У него жена. – Он ублюдок, – мрачно сказал Вакатоши. – И он очень легко отделался, – лицо Тендо казалось брезгливым и злым. Но на Сугу он смотрел мягко. – Может, заявишь на него? – И что я скажу? Меня потрогали за колени? – Суга горько рассмеялся. – К тому же я уже взял деньги. – Рассказать его жене? – предложил Ойкава. Вид у него был мстительный и заговорщицкий. – Напишем ей тайное письмо. – Я не хочу влезать в это, – Суга вдруг стал раздраженным, и потребовал еще вина. – Не хочу разборок, не хочу в рожу его смотреть. Не хочу. – Тогда давай разъебем его магазин? – рассмеялся Ойкава. – Расколотим окна, обоссым порог. – О, не ожидал от тебя такого, Ойкава-кун! – Тендо явно был доволен предложением. Глаза его блестели. – Я не буду ссать ему на порог, фу! – Суга скривился, но явно повеселел. Вероятно, фантазии о теоретическом вандализме ему понравились. – Хотя этот придурок этого явно заслуживает. Зато теперь я могу найти работу получше. – Ты и так мог ее найти, без принесения в жертву своих коленей, – Ойкава начал ощутимо пьянеть, и Суга понял, что он тоже не очень-то и трезв. Приятная, томная пьяность разливалась по телу, лишая движения четкости, а речь плавности. Тендо это тоже заметил и, вздохнув, громко объявил: – Все, бар закрывается. Идите домой. Суга, а ты все же подумай над тем, чтобы доставить неприятности своему бывшему боссу. Смс его жене или типа того? Суга скривился, расплачиваясь. Может, он и хотел возмездия, но свои нервы дороже. Иногда легче переступить дерьмо и идти дальше, и это явно тот случай. Вместе с Ойкавой они покинули бар, зашагав по пустым улицам в сторону квартиры Суги. Ойкава шел рядом, цепляя плечом. Смотрел он вперед, потому что знал – излишнее сострадание не к месту. Погода была теплой, сентябрьской, фонари освещали дорогу желтым светом. Окна вокруг темные, спящие, и только в конце улицы светилась неоном вывеска крохотного круглосуточного магазинчика. Едва ли не единственного в районе. Не сговариваясь, друзья зашли в него, лениво набирая продукты для позднего ужина и грядущего завтрака. Ойкава был рассеян, пьян и нетороплив, но он заметил, что Суга вдруг замер и не двигался, глядя на полку с яйцами. В замешательстве, Ойкава оказался рядом, тоже воззрившись на стройные лотки. – В целом, – тихо протянул Суга, не отводя взгляда от яиц. – Я думаю, небольшие неприятности для босса и впрямь не будет лишним. – Возьмем две упаковки? – спросил Ойкава. – Четыре, – ответил Суга. Они переглянулись, быстро разложили прочие покупки по местам и под удивленным взглядом продавца купили только яйца. И бутылку вина. Так же молча они направились в сторону магазина с техникой, откуда Суга был сегодня уволен, все ускоряя шаг. Ойкава открыл бутылку и друзья, передавая ту из рук в руки, пили прямо с горла. Три квартала они преодолели удивительно быстро, спускаясь с холма вниз, и добрались до магазина пьяными, решительными и бесстрашными. Суга не нервничал – он слишком захмелел для этого. Зато внутри его расслабленного тела бурлило удовольствие из-за надвигающейся мести. Он никогда не делал ничего подобного, но сейчас все казалось правильным. Они с Ойкавой собираются вершить правое дело! Друзья остановились перед дверьми небольшого двухэтажного здания. Вывеска не горела, а камеры наблюдения, наоборот, подмигивали красным. За витринами громоздились телевизоры, вентиляторы и аудиосистемы. Суга еще утром вытирал пыль с этой самой техники, и клеил объявления об акциях и скидках. Болтал с покупателями, и, в целом, был доволен своей работой. А теперь он уволен за то, что не позволил начальнику залезть к нему в трусы. – Уверен? – коротко спросил Ойкава, не глядя на Сугу. Лицо его было обращено к магазину. – Более чем, – кивнул Суга и с дьявольской улыбкой чинно опустил лотки на землю, открыл, взял несколько холодных яиц в ладонь. – Пошел он на хуй. – Пошел он на хуй, – согласился Ойкава, широко улыбнувшись. Суга хорошенько размахнулся и с силой бросил яйцо. То с приятным, влажным звуком врезалось в стеклянную дверь и разлетелось по тому жидкими, густыми ошметками. Суга сделал несколько глубоких, счастливых вдохов. Ребра сильно расходились в стороны, пальцы задрожали от удовольствия. Ойкава захохотал и тоже бросил, попав в вывеску. И после этого друзей было не остановить. Они принялись бросать яйца в витрины, в двери, стены. Смеясь, танцуя, грубо ругаясь и продолжая дебоширить. Яйца с восхитительным хрустом врезались в стекла. Их светлое нутро лениво стекало вниз, выглядя торжественно и непристойно. – Это тебе за то, что лапал мои колени! – кричал Суга, приплясывая от переполняющего его чувства безнаказанности и бесстыдства. – За то, что пристаешь к людям, когда женат! – вторил ему Ойкава, вскидывая руки, из-за чего рубашка выбилась из-за пояса брюк и оголила бока. – Не стану я сосать твой член, тупой ублюдок! – не унимался Суга и бросил опустевший лоток в камеру. Тот не долетел, безвольно упав на ступеньки магазина. Ойкаву окатила волна ужаса. Он круто обернулся к Суге, хватая его за руку. – Он тебе это предлагал?! – лицо Ойкавы исказили отвращение и боль. – Почему ты не сказал?! Суга передернул плечами, не зная, что ответить. Что ему было стыдно? Что ему казалось, что может он сам виноват? Может, был слишком дружелюбен, или нечаянно подал какие-то сигналы своему начальнику, раз тот счел уместным предложить такие непристойности? Что это он, Суга, был повинен в произошедшем? Ойкава, словно все поняв, надвинулся на друга и процедил: – Ты тут не причем. Он кусок дерьма, а ты просто чудесный, ясно? – Я же ничего не сказал, – Суга с болью рассмеялся и запустил пальцы в волосы, убирая те от лица, зачесывая назад. – Но согласись, я иногда выгляжу флиртующим. Может, я правда флиртую и люди не так меня понимают? – О, то есть теперь любой человек, с которым ты был мил, может предложить отсос?! – Ойкава не на шутку разозлился. И на Сугу, и на его бывшего начальника. – Ну нет! Это не так работает! Ты можешь быть мил настолько, насколько тебе хочется! Ясно?! А эта сволочь… И Ойкава, не удержавшись, яростно направился к магазину, расстегивая по дороге ширинку. Суга вдруг понял, что его друг действительно собирается помочиться на входную дверь и почувствовал жгучую благодарность. Стыд исчез, словно его и не было. Его вытеснил благоговейный восторг. И теперь Суга был в чертовом мгновении оттого, чтобы присоединиться, когда из-за ближайшего поворота показался автомобиль. Друзья замерли. Это была чертова полицейская машина. – Копы! – крикнул Суга, разом ощутив себя в кино. Ему никогда в жизни не приходилось этого кричать, и теперь, утопая в ужасе и восторге он бросился наутек. Ойкава побежал в другу сторону, грубо ругаясь и на ходу силясь застегнуть штаны. Осквернить дверь он не успел. Из машины стремительно выскочили двое полицейских. Разделившись, они пугающе быстро помчались за разбегающимися правонарушителями.

***

– Двенадцать способов приготовить блинчики, – дикторским тоном прочитал Дайчи, развернув журнал. – Довольно много. – Я голоден, давай что-то другое, – ответил Иваизуми, поворачивая руль и неторопливо выезжая на перекресток. Ночь была теплая и тихая, так что шум колесных шин и мягкий рокот мотора патрульной машины казались единственными насыщенными звуками на улице. Было начало второго, крайне раннее утро – такое же беспечное и скудное на происшествия, как и всегда. Дайчи сидел рядом, включив свет над собой и листая журнал по домоводству, который он прихватил из участка. Было скучно, так что напарник искал хоть что-то, что могло их развеселить. – Как справиться с тревогой? – предложил он новую статью и присвистнул, пробежавшись взглядом по тексту. – Медленное дыхание на четыре счета, медитации, аффирмации и еда. – Едва ли это поможет, – буркнул Иваизуми, опуская оконное стекло пониже, чтобы теплый сентябрьский воздух, пахнущий асфальтом, свободнее проникал в салон. – Кто это писал? Человек, никогда с этой тревогой не сталкивающийся? – Ты бы предложил что-то другое? – с интересом спросил Дайчи, весело взглянув на напарника исподлобья. У них всегда случались такие разговоры около двух часов ночи, когда выпитый кофе еще бодрил, но уже просыпался голод. Дайчи подумал о сэндвичах, что они забыли в участке, и что он сможет перекусить еще не скоро. Может, в бардачке остались конфеты, которые он клал туда на прошлой неделе? – Психотерапевт? – ухмыльнулся Иваизуми. – Так говоришь, будто был у него, – пробормотал Дайчи, шаря в бардачке и со счастливым вздохом находя там конфеты. – Будешь? – Терапию? – вскинул брови Иваизуми, покосившись на Дайчи. Тот в ответ продемонстрировал свою находку. Иваизуми на мгновение замер, а потом кивнул. Дайчи неловко развернул одну конфету для напарника, и тот забрал ее из обертки, закинув в рот. Шоколадная и подтаявшая, она была не очень вкусная, но зато позволила немного забыть о голоде. Дайчи съел три конфеты подряд, прежде чем немного замедлился. Он откинулся на сидении со вздохом облегчения и оглядел улицу со своей стороны, темные дома, хорошо освещенные тротуары. Потом он снова заглянул в журнал. И вдруг коротко хохотнул. – Почему с вами никто не хочет встречаться? И что с этим делать? – прочел он название статьи. – О, знать не хочу, что они там придумали! – враз разозлился Иваизуми. – Кто вообще пишет такую чушь? И зачем? – Чтобы мы с тобой могли их обругать? – улыбнулся Дайчи, сдвинув форменную фуражку на затылок. – Не очень-то у нас насыщенные патрули. Что хорошо, конечно. С другой стороны, в прошлый четверг мы поймали подростков. – О, серьезное дело! – Иваизуми весело фыркнул, покосившись на напарника. – Предотвратили похищение велосипеда. – Для того, кто мог потерять велосипед, это серьезное дело, – Дайчи рассмеялся. Иваизуми тоже заметно повеселел. Они доехали до тихого перекрестка, машина повернула, и оба полицейских одновременно увидели невероятную, ошеломляющую картину. У магазина с техникой, где Дайчи на прошлой неделе купил тостер, громко крича и размахивая руками, ошивались двое парней. Прилично одеты, но явно пьяны. – Они что, закидали стены яйцами? – пораженно прошептал Дайчи, подавшись вперед и неверующе глядя на происходящее. Один из парней вдруг обернулся, заметив их, замер на мгновение, а потом истошно крикнул: – Копы! И оба дебошира бросились врассыпную. Иваизуми ударил по тормозам, и они с Дайчи вылетели из машины, бросившись догонять разделившихся вандалов. Иваизуми стремительно преодолел расстояние между ним и улепетывающим рослым парнем. Тот с трудом справлялся со своими длинными ногами, но несся вперед без оглядки и чертовски быстро для того, кто был так сильно пьян. Но Иваизуми потребовалось всего несколько секунд, чтобы нагнать его и сбить с ног под короткое, испуганное «Блять!» Дебошир рухнул на асфальт, едва успев выставить руки перед собой, чтобы не удариться лицом. Иваизуми склонился и лихо завел эти самые руки за спину парня, чтобы отработанным движением застегнуть на тех наручники. Парень не сопротивлялся. Только болезненно шипел, силясь не коснуться лицом асфальта, а потом быстро и удивительно отчетливо заговорил: – Офицер, я от испуга побежал! Просто от неожиданности! Я не сопротивляюсь! Не будьте со мной грубы, пожалуйста. – Груб? Ты убегал от полиции! – Иваизуми с возмущением перевернул парня и увидел перед собой раскрасневшееся лицо в перекошенных очках. Задержанный послушно лежал на земле – всклокоченный и напуганный. Иваизуми обежал строгим взглядом привлекательное лицо. Большие глаза глядели с ужасом и сожалением. Рот приоткрыт, и щеки красные-красные. – Я не буду сопротивляться больше, извините, – жалобно выдохнул задержанный. Иваизуми поджал губы и выпрямился во весь рост, поднимая следом парня. Тот неожиданно оказался выше, на ногах стоял нетвердо. Джинсы его порвались на коленях и испачкались в крови. – Что вас заставило заниматься вандализмом посередь недели? – раздраженно спросил Иваизуми, поведя парня к машине. – А если в конце недели, то это было бы не так удивительно? – вскинул брови тот и, наткнувшись на жесткий взгляд, неловко улыбнулся, чтобы вдруг попросить: – Поправьте очки, пожалуйста, идти тяжело. Иваизуми, не замедляя шаг, поправил одной рукой очки, пытаясь не касаться чужого лица. Задержанный благодарно улыбнулся и их взгляды встретились. Парень вдруг пораженно уставился на офицера, губы его приоткрылись, округлившись, а щеки стали еще красней. И он вдруг пьяно выдохнул: – Я и правда сразу все понял. – Чего? – Иваизуми скривился и активней потащил парня к машине, по пути выглядывая Дайчи. Тот тоже был не один, и уже усаживал своего задержанного на заднее сидение. Похоже, этот бегун оказался еще слабее, чем его товарищ, и не успел уйти далеко. А вот Дайчи, что удивительно, выглядел запыхавшимся. Но Иваизуми не знал, что причина разгоряченного вида напарника была совсем не в беге. Конечно, для Дайчи догнать пьяного парня, что едва держался прямо и громко хохотал, было легко. Тот упал сам, споткнувшись о собственные ноги и рухнув как подкошенный на клочок газона, заходясь смехом. Дайчи навис сверху, достав наручники, а смеющийся парень перекатился на спину, невольно подставляя лицо теплому свету уличного фонаря. Дайчи обмер. Никогда прежде он не видел пьяных людей, что оставались такими красивыми. Бессовестный парень посмеивался, и его светлое лицо выглядело приветливым, разрумянившимся и улыбчивым. Светлые, прищуренные глаза блестели, волосы разметались, падая на лоб непослушными прядями. Вся светлая, изогнутая и расслабленная фигура парня казалась прекрасной. Дайчи вдруг понял, что стоит над пойманным за дебошем, прекрасным ангелом, и сам пьянел от увиденного. В руках звякнули наручники, словно напоминая о себе. Дайчи подобрался, стараясь справиться с увиденным, и склонился над задержанным. Тот остановился, снизу вверх глядя на офицера. Глаза его широко распахнулись, а влажные губы разомкнулись с тихим вздохом. Правонарушитель взглянул на Дайчи чуть удивленно и вдруг спросил: – Хотите обездвижить меня, господин офицер? Дайчи словно электричеством прошило. Он судорожно вздохнул, ощутив дрожь в собственном теле. Он нервно облизал губы, становясь на колени и беря парня за руки, чтобы застегнуть наручники. Кожа того была прохладной, а сами руки послушные. Дайчи оказался так близко с этим изумительным парнем, что мог разглядеть длинные, светлые ресницы и маленькую родинку под глазом. – Вдруг вы решите снова сбежать, – сказал он негромко. Парень улыбнулся и приоткрыл рот, чтобы снова заговорить. Дайчи невольно склонился ближе. И тут парень резко повернул голову на бок и его обильно вырвало. В воздухе тошнотворно запахло кислым. Задержанный болезненно застонал и его вырвало еще раз. – Проклятье! – ужаснулся Дайчи и повернул того на бок. Задержанный блеванул еще раз, а потом, замерев ненадолго, сдавленно сказал: – Все. Больше не буду. – Блевать? – уточнил Дайчи, оттаскивая парня от лужи рвоты и осторожно помогая подняться с земли. – Блевать, бросаться яйцами, убегать, – кивнул тот, становясь на нетвердые ноги. – Вы меня арестовываете? – Задерживаю, – ответил Дайчи и со вздохом повел парня к машине. Наваждение сошло, оставляя за собой неловкость и, пожалуй, немного стыда. Офицер почувствовал себя глупо, так что теперь старался на задержанного не смотреть. У машины он встретился с Иваизуми, и они усадили дебоширов на заднее сиденье, а сами сели вперед. Иваизуми завел двигатель, но машина все стояла на месте. Оба офицера молча смотрели вперед слепым взглядом, пока позади них двое парней ворочались и елозили, пытаясь устроиться удобней. Тот, которого поймал Дайчи, громким шепотом сказал: – Мы как преступники. Я в наручниках! – Ну должен же ты был хотя бы раз оказаться в них не в постели, – пьяно засмеялся его друг и они оба начали пихаться и шикать друг на друга, раскачивая машину. Иваизуми взглянул на Дайчи. Тот тяжело посмотрел в ответ. Уши у обоих были красные. Наконец, Иваизуми нажал на педаль газа, и автомобиль неспешно поехал в сторону участка.