Отступники.

смотря в окно, он не мог с точностью определить – весна сейчас или лето. или, может, уже давным-давно осень. если честно, время для него давно стало чем-то непосильным, а календарь в комнате перестал переворачиваться после, кажется, марта. с каждым днём ему становилось немного, но легче дышать. как будто все проблемы, находящиеся за пределами закрытого города, никак его не касались. будто злобный пёс никогда не пытался перегрызть ему глотку, и будто Юме никогда не святил срок около двадцати пяти лет колонии. будто всё произошедшее было не с ним, а с кем-то другим. воспоминания отдавались чем-то чужим, а смотрелись будто со стороны. Юма всегда видел себя со стороны, но никогда не мог повлиять на то, что уже произошло. "прошёл уже год" – говорил ему знакомый голос, который раньше казался ему противным и надоедливым. они виделись каждый день в коридоре: Бён Ыйджу никогда не отказывал ему в этом вопросе и каждый раз напоминал Накаките, что прошёл уже год. Ыйджу выглядел бодрее. его лицо уже не казалось таким потерянным, наконец приобрело здоровый оттенок, даже розоватые щёки. и Ыйджу уже не казался таким раздражающим, каким был, господи, целый год назад. с Николасом они виделись также чуть реже, чем с остальными, но Юме было не грустно – они все изменились, но всё-таки что-то прошлое оставалось с ними всегда. а с Юмой оставался Маки. когда Маки стал неотъемлемой частью жизни Юмы, не знал даже он сам. он просто был рядом, постоянно находился у него под боком, будто пригревшийся птенец, потерявший родителей. будто Накакита когда-то приютил его маленьким щенком, а тот смотрел на него и гордо звал его "Папой", несмотря на то, что они вовсе не похожи. только вот папой Юму никто никогда не звал, да и это, может, к лучшему. а Маки относился к нему всегда одинаково. может иногда он был чуть более настойчив, может он стал чаще пытаться обнять Накакиту, может ему всё чаще и чаще нужна была его компания – парень никогда не отказывал ему в своём присутствии. и Юма никогда не мог бы даже задумываться, что с Маки может быть настолько интересно. ему уже семнадцать, но они никогда не говорили об этом вслух. в голове Мауса ему по-прежнему восемнадцать. а может и не восемнадцать вовсе. а может он и не Маки уже. но он всегда отзывался на это прилипшее к его личности короткое и звучное имя, Юма всегда звал его так, а Маус отвечал ему лишь нежным взглядом и широкой улыбкой. и он никогда не видел его глаза настолько живыми. если бы время можно было охарактеризовать чем-то материальным, то, наверно, он потерял как минимум одиннадцать шариков, пока проживал свои дни, находясь в стенах двухместной комнаты. он давно не видел смысл в записях в дневнике – он даже не помнил, где они лежали, потому что около пяти месяцев не вспоминал о них. теперь они не играли никакой роли. не играло роли и то, что им обещали, так долго и упорно обещали, что их выпустят, что они поедут туда, куда захотят, но в итоге единственное, что Юма получал от Харви – это "мы работаем над этим вопросом", и Накакита упорно ждал, пока эта работа уже кончится. сегодняшний день не отличался ничем необычным: он должен пойти и навестить Хинату, да и она, очевидно, ждёт его. и, наверно, она единственная, кто его понимает. по крайней мере, Юма так думал. они знают о друг друге уже слишком много за то время, которое общались практически каждый день, каждую неделю, каждый прошедший месяц. Юма знал, какую школу она закончила, как выучила корейский и каким образом попала сюда. знал, как её называли в университете, знал в какой цвет она хотела покраситься после голубого, как только весь апокалипсис закончится. их встречи постепенно перетекали во что-то обыденное, вошедшее в привычку. Юма просто приходил, она клала свою голову ему на плечо, и они долго разговаривали, будто в их жизнях за прошедшие сутки произошло так много интересного, о чём можно размышлять часами напролёт. Юма давно понял, что ничего между ними, кроме каких-то спонтанных поцелуев и редкого секса, быть не может. они не более, чем друзья с привилегиями, знающие о друг друге даже самые сокровенные тайны: Хината знала, потому что умела правильно спрашивать, а Юма знал, потому что она не скрывала. и почему-то, не чувствуя обязательств, Накакита думал о том, что ему даже легче общаться с ней, когда они не в отношениях. хотя, признаться честно, они пытались. правда пытались. расхаживая по комнате так, будто он видел её впервые, Накакита подходит к шкафу, доставая оттуда чёрную футболку и длинные серые спортивки. и, надев тапочки на голые ноги, он уселся за стол. часы показывали около семи часов вечера – Юма не помнил, какого числа, десятого или всё-таки пятнадцатого, и был ли сейчас июнь или всё-таки май. Маки в комнате не было, он постоянно уходил куда-то. Накакита подозревал, что у него появились друзья. люди, что намного интереснее Юмы. и он сам не знал, почему это так сильно его волнует. хотя, безусловно, он подозревал и предполагал истинную причину собственных переживаний. около полугода назад Маки сказал ему одну вещь, что, честно говоря, так точно ввела его в ступор ещё на несколько дней, несмотря на то, что он был к ней готов: семнадцатилетний травмированный мальчишка признался Накаките в любви, неугасающих чувствах, что зародились ещё, кажется, на судне, тогда, когда Фума был жив. Юма не помнил, что ответил ему. кажется, это была невнятная фраза, состоящая из неуверенного "хорошо" и утешающего "дай мне время", позволяя себе замолчать на неопределённый и явно длинный срок, оттягивая момент полноценного ответа: принятия чувств или всё-таки их неминуемого отвержения. Юма предполагал и был готов, потому что у Маки всё было написано на лбу – ему даже необязательно было что-то говорить, чтобы наконец поставить Накакиту перед выбором, но он всё равно был удивлён, что он сделает это именно так резко и без предупреждения. и Юме пришлось думать. но поначалу он боялся – боялся, что скажет что-то не так. он всегда думал о том, что обязан защищать Маки, потому что это была его единственная цель в жизни. и если бы он с ней не справился, то, наверно, никогда бы не стал по-настоящему достоин своего звания. и под страхом того, что Маус может сделать с собой что-то из-за отказа, Юма молчал. и, кажется, молчал слишком долго. сначала это были просто глупые игры в догонялки. сейчас Накакита полностью не понимал прошлого себя. зачем нужно было убегать, постоянно просиживая дни в кабинете у Хинаты, лишь бы избежать компании Маки в комнате, где он не сможет спрятаться? это казалось пыткой, до жути глупой и бессмысленной. сейчас он не бегал, попросту не видел смысла. но и Маки никогда больше не поднимал эту тему. и только около месяца назад Юма понял, что его мучает совесть. и, наверно, ему стоит ответить. хоть как-то. и не оставлять Маки в неведении, хоть и Юма почти уверен, что тот уже давно об этом забыл. но вот почему-то Накаките не хочется, чтобы он об этом забывал. когда Маус начал курс таблеток, неминуемо возвращая себе свое истинное состояние, наконец мысля трезва и здраво, он стал… как будто взрослее. в его действиях и словах виден и смысл, и мотив. и теперь Юма знал, почему и зачем он делает то или другое, и это не казалось ему чем-то безумно странным. Маки постоянно убирался: ему нравилось расставлять на столе разные незамысловатые вещички, происхождение которых Юме известно не было. Маус постоянно приносил их, а иногда они появлялись в комнате волшебным образом, но, наверно, тем же путём, что и остальные. когда Юма уходил на завтрак рано и забывал заправить постель, Маки любезно и бескорыстно делал это за него. Маки полюбилось читать книги на английском, которые подарила ему Хината из собственной коллекции: в северокорейских библиотеках таких книг не было, поэтому Маус с удовольствием принимал такие подарки, а после эти книги постепенно становились его собственностью – он перечитывал их, оставлял на тексте заметки, а после ложился спать, укладывая вещицу на пол рядом с кроватью. и все действия, те или иные, которые входили Маки в привычку, когда тот начал лечение, казались Юме... даже милыми. истинный Маки, – каким считал Юма его нынешнее состояние, – нравился Накаките намного больше, чем тот, с которым они однажды познакомились. а ещё Маус подстриг волосы: немного короче, чем было до этого, но он состриг все свои отросшие белые волосы, оставляя родной тёмно-каштановый, который к слову, и сделал его и визуально намного взрослее. юношеские черты постепенно уходили, а на замену им пришли более взрослые, уже мужские, и Юме казалось, что Маки навскидку можно было дать года двадцать три, да и, кажется, по внешности, он превосходил возраст Юмы в года два точно. а ведь Накаките уже исполнилось двадцать пять. он старался не думать о том, что потерялся во времени, что у него появились проблемы с памятью и тремор рук, который то появлялся, то снова сходил на нет – эта проблема не казалась ему такой значительной, поэтому он игнорировал и её, каждый раз удивляясь, что она не прошла. и сейчас, смотря на собственные худые ладони, он вздыхает, сжимая их, стараясь унять дрожь, но та, почему-то, не проходит. дверь отворяется, и в комнату, как ни в чём не бывало, возвращается пропавший Маки – на нём серая футболка и какие-то незамысловатые пижамные штаны, которые он носит круглыми сутками, а когда стирает, то не выходит из комнаты вообще. Юма предполагает, что он будет носить их, пока на них не появятся дырки, но даже если так, он их с лёгкостью зашьёт. они встречаются взглядами. Накакита видит, как смягчается взгляд Маки, стоило ему отвлечься от лежащих на полу книг на парня, и почему-то этот тёплый взгляд отдаётся в душе чем-то таким же тёплым. Юма хмыкает, опуская голову снова на руки, а после жмурится, стараясь прогнать мысли из головы. он смотрит на часы. вообще-то ему уже нужно идти. он поднимается, потягивается и зевает, неизвестный раз за день. Юма поворачивается на Маки, что уселся на кровати, как-то долго вороша одеяло и стараясь его уложить. он скидывает тапки рядом с книгами и забирается в постель с ногами, а после они снова встречаются взглядами, только теперь Накакита резко отворачивается. Хината ждёт его. наверняка ждёт. он подходит к двери, хватается за холодную ручку и с готовностью, будто по скрипту, нажимает на неё, а дверь, неудивительно, поддаётся ему. только вот он останавливается, когда слышит оклик позади себя. и это не может быть кто-то другой, кроме Маки. – Юма, – зовёт он его прямиком из постели. – уже уходишь...? Накакита опускает взгляд на ручку двери и то, как крепко он вцепился в неё своими пальцами. с ним определённо что-то не так. он мотает головой, чтобы избавиться то ли от мыслей, кишащих в его голове, то ли от осознания того, что теперь он стоит перед выбором. и снова это он. – а что? – срывается с уст Юмы, но он не спешит поворачиваться. ему нельзя решать слишком долго, рассматривая сюжеты каждого из выборов. либо сейчас, либо никогда. – может останешься...? мне как-то… тревожно, – он вздыхает, почти неразличимо, а Юма, как назло, всё ещё не имеет сил даже повернуться. и он тупо смотрит в деревянную дверь: его взгляд скользит по рисунку на ней, а в голове звучит только каша из мыслей о том, что он слишком сильно ненавидит выборы, и о том, что, если он не ответит прямо сейчас, то уже через несколько секунд вопрос станет неактуальным. а оставлять его без ответа Накакита точно не хотел. с одной стороны, ему по-прежнему нужно уходить. Хината ждёт его, и он единственный, кто может придти к ней сегодня вечером – их особенная связь это что-то, что нельзя нарушать, и если Юма решит пропустить встречу без объяснений, то девушка явно обидится. это гложило его так же сильно, как то, что если он уйдёт, то Маки, вероятно, останется со своими мыслями наедине. несмотря на прошедшее время, им всем по-прежнему тяжело. да, они научились справляться со стрессом и да, они уже очень давно не виделись с зомби лицом к лицу. это определённо то, за что стоит поблагодарить Харви. они не гниют в темнице до конца дней и даже едят тогда, когда им вздумается. но всё равно, даже в комфортных условиях вспоминая о том, что было раньше, мозг невольно выдаёт обыденную "тревогу", напоминая Накаките, да и всем им, что они пережили. и избавиться от этого уж точно нельзя. поэтому Юма, как никто, понимает Маки в такие моменты. и если бы у него был человек, который мог бы остаться с ним, пока ему плохо, Накакита был бы безмерно благодарен. но если он сам может остаться с Маусом, чтобы помочь пережить ему очередное испытание наступающей взрослой жизни, то, наверно, так будет правильно. Юме по-прежнему не нравилось выбирать между собой и кем-то ещё. Хината могла утешить его сейчас, и неважно, какой способ она выберет в этот раз: их дружба не имела никаких ограничений после всего, что они успели натворить в первые месяца после их знакомства. и организм Юмы желал расслабления, а разум цеплялся за то, что Накакита – не плохой человек. и если бы выбирать было так легко, вероятно, Юме бы не пришлось стоять в тишине целую минуту, бездумно изучая дверь в комнату. – что случилось? – он тихонько толкает дверь обратно, закрывая её и поворачиваясь к Маки. тот кутается в одеяло и освобождает для Юмы место на постели. Накакита, шаркая тапочками, медленно подходит к ней, а после аккуратно опускается под внимательным взглядом Маки. – просто чувствую себя одиноко. я же не задерживаю тебя, правда? – он двигается ближе, заглядывая в глаза Юмы, а у него самого ответ застревает в горле. – нет. мне никуда не нужно, – и Накакита понимает, что сделал свой выбор. несмотря на то, как тяжело ему это далось. Маки подаётся в бесконечный монолог, рассказывая о том, что его на самом деле тревожит. и Юма понимает, что его слова – это не отрывки предложений, а его мысли – это не страшные картинки прошлого. и где-то внутри он молча ликует о том, что лечение правда работает, а Маки правда становится лучше. и, наверно, это единственное, о чём сейчас стоит переживать. они болтали около получаса, но в основном говорил Маки. отчего-то Юме было легче его слушать, чем отвечать, хоть даже простым "да" или "нет." да и, кажется, Маусу хватало просто его присутствия, чтобы продолжать свой монолог, а Накаките просто нравилось слушать, слушать, бесконечно вникая в непрекращающийся поток информации. и, залезая в постель с ногами, – предварительно скидывая с голых стоп тапочки, – Юма подтягивает ноги к себе, спиной упираясь в холодную стену, продолжая слушать Мауса. – всё хорошо? – вдруг прерывается Маки, задавая вопрос в лоб. и Накакита даже поначалу теряется, не зная, что ответить, потому что не успел задуматься и оценить: всё у него хорошо или всё-таки плохо. – да? – неуверенно отвечает он, предполагая, что Маки такой ответ устроит. но юноша двигается ближе, садится почти вплотную, также упираясь спиной в стену. они сидят плечом к плечу, а Юма по-прежнему молчит. – я могу...? – тихо интересуется Маки, а Накакита даже не задумывается о смысле вопроса. – да, – и Маус без раздумий, получая согласие, кладёт голову на плечо парня. до сегодняшнего дня он никогда не спрашивал у Юмы разрешения. никогда не думал о том, что ему будет неприятно, что, возможно, Накакита вовсе не тактильный человек, и что все прикосновения для него противны. и, привыкая к тому, что его границы из раза в раз остаются проигнорированны, он удивляется, что Маки впервые спрашивает его разрешения. теперь они сидят молча. Юма слышит чужое дыхание почти у себя под ухом, а голова на его плече не создаёт никакой тяжести – наоборот, Накаките кажется, что ему так даже легче. дрожь в руках наконец-то проходит, постепенно сходя на нет, а мысли о чём-то тревожном сменяются теми, что он хочет спать. только вот, сон уходит мгновенно, когда он слышит два громких стука в дверь, а после женский голос, заставляющий его тут же подпрыгнуть от неожиданности. Маки поднимает голову, смотря на него, а после на дверь, а Юма только поджимает губы. – заходи, – наконец отвечает Накакита, повышая голос, чтобы до человека за дверью дошёл его ответ. и на пороге наконец появляется Харви. она поправляет длинное платье и улыбается им двоим, убирая чёрные волосы за уши. – я пришла вас обрадовать! так что не нужно смотреть на меня таким замученным лицом. или я вам помешала...? – говори уже, – хмыкает он, заставляя Харви улыбнуться. девушка усмехается на холодный тон Накакиты. Юма имеет право злиться на неё по определенному ряду причин, но, наверно, она сама это знает. размусоливать диалог – это последнее, что хотелось ему сейчас. и, если она скажет всё быстро, по существу и правда обрадует его, то, возможно, Накакита сжалится и перестанет злиться на неё так сильно, но пока что репутация никак не восстановлена, а единственное, на чём держится его искреннее "спасибо" – это жильё и еда. – в общем, я всё сделала за вас. так как большинство из вас относятся к Японии, то мы решили, что отправим вас непосредственно туда, а оттуда вы уже летите туда, куда хотите, естественно тогда, когда самолёты запустят свои рейсы. готовы и поддельные документы с именами, которые вам нужны исключительно для галочки, просто чтобы у вас было хоть что-то, с чем вас пустят в страну. и я надеюсь, что не разозлила вас такой задержкой, – Харви снова широко улыбается, заставляя Юму закатить глаза. – в общем... вот все паспорта, за имена, сразу говорю, отвечала не я, и подбирали те, которые более менее гармонично смотрятся. она достаёт из сумки пачку паспортов, складывая их на недалеко стоящий стол, заставляя Юму подняться с места, быстрым шагом босыми ногами добираясь до стола. он раскладывает паспорта, бездумно беря первый попавшийся в руки, и раскрывает его, всматриваясь сначала в фотографию, – неожиданно в руках Юмы оказался новенький паспорт Джо, – а потом вчитывается в имя: Камилл. – совсем не задумывались, да? – хмыкает он, поднимая взгляд на Харви, на что та с улыбкой пожимает плечами. – какие были, – и кивает на паспорта, намекая Накаките продолжить изучение. Маки встаёт рядом с ним, открывая паспорта постепенно, кажется, ища свой и, видимо, наконец находя, уже вслух комментируя новое имя. – я Лука? – с детским восторгом интересуется Маус, прежде чем Накакита забирает его паспорт из рук. и год рождения, так любезно указанный в строке, был неверным. указанный две тысячи пятый год был далеко не правильным, но раз эта информация, вероятно, дошедшая из уст Маки, его устраивала, то Юма даже не стал портить ему дальнейшее пользование и так поддельным паспортом. тем временем Накакита наконец-то находит и свой, и, открывая документ, он изучает досконально все цифры, возраст и собственное имя, где аккуратно напечатано "Луис", и это могло означать только то, что это имя с ним теперь навсегда. по крайней мере, пока он не захочет сменить его на своё настоящее. – ты задержалась, – говорит Юма, кладя паспорт на стол. – когда мы отправляемся в Японию? – я даю вам этот остаток дня и весь следующий. завтрашним вечером уже можете отправляться, – и Накакита кивает, сгребая паспорта в кучу и отодвигая их, расчищая стол. всё было более чем ясно, и своё обещание она безусловно выполнила: обрадовала его и практически не разочаровала, возможно, Юма перестанет относится к ней с таким скептицизмом… но уже через пару дней им обоим это будет попросту но к чему. Харви больше ничего не говорит, оставляя их двоих наедине. а Накаките просто нужно время, чтобы в очередной раз переварить всё, что будет ждать их в будущем – будет это хорошим решением или плохим они узнают только тогда, когда уедут. и, взглянув на Маки, стоящего непозволительно близко, Юма вздыхает. если уезжать, то точно вместе. – ты будешь скучать? – с какой-то лёгкой печалью вдруг интересуется Маки. он мнётся на месте, будто вопрос кажется ему неудобным и странным, а Юма только отвечает. – по кому? – почему-то именно этот вопрос срывается с уст. – по Хинате, – тихо добавляет Маус, отводя взгляд и скользя им по стене. и Накакита думает о том, что этот вопрос как никогда важен для Маки сейчас, а Юма вспоминает о том, что, вообще-то, хотел дать ответ на чужое признание. но ни одно слово предательски не хочет прозвучать в этой гробовой тишине. Маки ждёт ответа, а Юма только желает его дать, но вслух так ничего и не произносит. – не думаю, – наспех выдаёт Накакита, опуская взгляд в пол. и Маус вдруг обнимает его так крепко, что Накакита на пару секунд прекращает дышать. и как бы сильно Маки его ни сжимал, Юме не хочется отстраниться и прекратить. и что-то в его сознании, безусловно, ломается, заставляя Накакиту бесконечно отрицать и в итоге неминуемо сдаться, переставая бороться с тем, что уже случилось.