Отступники.

спокойствие – понятие субъективное. кто-то чувствует спокойствие в тишине, в своей комнате, лёжа в кровати и слушая музыку. а может и без музыки вовсе – просто смотреть в белый потолок и рассуждать о чём-то своём. кто-то чувствует себя спокойным в компании родных, где-то за столом, обсуждая новости, произошедшие за долгие времена их разлуки, и поедая вкусные салаты, запивая всё горячим чаем. кто-то чувствует себя спокойным, гуляя по окрестностям своего района, наблюдая за тем, как медленно вечереет, и как оранжевое солнце закатывается за горизонт, оставляя после себя красивые разводы вечернего неба. Николас чувствует себя спокойным рядом с Ыйджу. будто тот забирает все проблемы, заставляет голову окончательно опустеть, впуская туда только приятный запах своих волос, нежные прикосновения рук, робкие попытки переплести пальцы, когда Ыйджу вновь увлечённо читает ему перед сном. и из головы не выходит шум воды, чужие горячие руки, нежно гладящие его по щекам, стирая капли, стекающие с волос по лицу, огибая худые скулы и скатываясь вниз к шее. все воспоминания, связанные с Ыйджу, отдавались теплом в груди, заставляя забыть о том, что когда-то было плохо, что когда-то он желал умереть, отправившись вслед за сестрой. будь Николас менее терпеливым, будь Николас не таким, какой он сейчас, он определённо сделал бы это ещё тогда. и никогда бы не попал на безопасную зону, никогда бы не встретил Бён Ыйджу. никогда бы не поцеловал его впервые в каюте, никогда бы не почувствовал того тепла, которое Ыйджу так безвозмездно отдаёт ему каждый раз. отдаёт всего себя, будто этот день для них последний. в последнее время Николас мёрзнет. укутываясь в тёплое одеяло, он думает, что этого недостаточно. и свет, просачивающийся сквозь плотные шторы напоминал ему – они не могут спать вечно, и ночь слишком быстротечна. поднимаясь с постели, Ван обращает внимание на мирно спящего юношу напротив. Ыйджу всегда спал лицом к стене и напоминал Николасу когда-то его самого, когда в каюте, стараясь спрятаться от всех, он всегда спал точно также. они переняли привычки друг друга за такой долгий срок вместе. заставив скрипнуть пол и двинувшись к шкафу, Ван стал рыться в нём, стараясь обнаружить там хоть что-то, что хотя-бы отдалённо могло напоминать ему кофту. что-то тёплое, что могло согреть его сейчас. но ничего, кроме многочисленных однотипных футболок и длинных треников он не нашёл. ничего, кроме тонкого одеяла, похожего больше на больничную простыню, не могло согреть его сейчас. на часах было около семи утра, а Николас просто мечтал уснуть, надеясь, что ему станет хотя-бы немного теплее. – почему ты не спишь? – раздался сонный голос где-то из-за спины. Николас неторопливо обернулся, обращая внимание на то, как Ыйджу, одетый так же легко, как и сам Ван, выглядывает из своей кровати, смотря на него сонными глазами, ещё слипающимися после сна. – холодно, – коротко поясняет ему он и лениво закрывает шкаф. Ыйджу вздыхает, – это звучит чересчур громко в гробовой тишине их комнаты, – и двигается в кровати, прижимаясь спиной к стенке, хлопая по белому постельному белью, приглашая Николаса присоединиться. и он соглашается, несмотря на то, что места для них будет маловато. кровати точно не рассчитаны на двоих, но Николас не смеет отказывать ему, даже под угрозой свалиться на пол во время сна – всё это его не заботит. он ложится в нагретую постель, укрывается выделенным для него кусочком одеяла и чувствует, как тёплые руки обвивают его талию, залезая куда-то под футболку, прижимая холодное тело к себе. Николас жмётся к нему, как к спасению, потому что Ыйджу тёплый, даже горячий, и расслабление приходит в одно мгновение – Ван ощущает себя ребёнком в объятьях мамы и снова чувствует себя защищённым. и просто любимым. казалось бы, эти давно забытые чувства под пеленой ненависти, злости, страха и скорби не смогли бы пробудиться вновь, но почему-то Николас не хочет, чтобы всё это заканчивалось. он не знает, что будет с ним, если Ыйджу вдруг уйдёт. исчезнет. и он останется совершенно один. останется наедине со своими мыслями, страхами, останется наедине с самим собой, и, наверно, тогда чаша будет переполнена. но Ыйджу не уходит, каким бы Николас не был: злым, холодным, закрытым. Ыйджу всегда остаётся, и Ван чувствует, что так и должно быть. – тепло? – уточняет шепотом Бён, и Николас только удовлетворительно кивает. Ыйджу вечно напоминал ему кого-то. такого... родного, близкого, будто они провели всю жизнь вместе, но при этом с Бён Ыйджу они знакомы лишь около года. Николас не мог знать кого-то такого же доброго, тёплого, близкого, понимающего. но всё-таки чувство дежавю оставалось в нём каждый раз, когда Ыйджу пристально смотрел ему в глаза. он уже видел эти глаза. и не единожды. такие чужие, но одновременно родные, и хотел бы Николас разобраться в том, кто же всё-таки этот человек, так сильно напоминающий ему Ыйджу. потому что хоть и с Лицзин сходства у него были, этого слишком мало, чтобы быть похожим на Ыйджу. в Лицзин было всё, что есть в Николасе: эта широкая улыбка, громкий голос, тёмные густые волосы. и точно она не та, о ком сейчас так упорно пытался вспомнить Ван. – нам нужно позавтракать, – вздыхает он и прижимается ближе. Николас обвивает руками талию Ыйджу, льнёт в объятья и будто пытается слиться воедино с родным телом, таким тёплым и дружелюбным. Ыйджу никогда не оттолкнёт его, потому что Николас доверился. доверился под страхом быть вновь брошенным, но Бён пообещал. точно пообещал остаться до конца. – ещё рано, – хмыкает Ыйджу, скользя тёплой ладонью по позвоночнику юноши. – я думал, ты хочешь спать. – хочу, – отвечает Николас практически незамедлительно. – но из-за холода пришлось проснуться, – поясняет он, и Ыйджу расплывается в улыбке. Ван видит его лицо в паре сантиметров от своего – его сонные глаза щурятся, когда он пытается разглядеть черты юноши перед собой, а улыбка и этот хриплый голос заставляют Николаса задуматься об одном: а не стоит ли им просыпаться так… каждый день? всегда? Николас был бы не против спать с ним каждую ночь. вечно в одной кровати, постоянно в обнимку. постоянно чувствовать его дыхание и знать, что он никуда не ушёл. никогда не отпускать его, зная, что даже если Николас отпустит, то он никуда не уйдёт. – ладно, хорошо, идём, – Ыйджу чуть приподнимается, и Николас тянется за ним. Бён наклоняется к нему и в ту же секунду оставляет поцелуй на его слегка подсушенных и потрескавшихся губах. Николас позволяет себе улыбнуться, вновь подняв глаза на Ыйджу, который, кажется, готов повторить это, если Вану вдруг захочется. и Николас сам тянется к его губам, целует его первым, позволяя им двоим задержаться в постели ещё немного – насладиться друг другом, почувствовать теплоту в теле. и пока Ыйджу целует его, обнимая за талию, так и не выпуская руки из под растянутой футболки Вана, Николас чувствует, что он и правда счастлив. теперь он готов признаться, Ыйджу действительно делает его счастливым. счастливым как никогда. – ты уже передумал? – тихо смеётся Ыйджу, стоит ему оторваться от чужих губ. и Николас качает головой, поднимаясь с постели и надевая тапочки, попрежнему надеясь, что не замёрзнет, пока они будут идти до столовой. они выходят из комнаты уже через пару минут, надеясь, что столовая уже открыта в столь раннее время, хотя, вероятно, когда они умоются, то придут как раз вовремя. по-хорошему, чтобы согреться, нужно сходить в душ, но почему-то такие мысли посещают Николаса исключительно поздно, когда уже менять, кажется, ничего и не нужно. Ван быстро ополаскивает лицо холодной водой, вытирает руки, и ждёт Ыйджу, а тот, вернувшись к нему, неожиданно ворошит его чёрные волосы, напрочь портя уже отросшую обратно стрижку. видимо, придётся стричься заново. жесты тактильности со стороны Ыйджу с недавних пор стали ему особенно необходимы, пусть то любимая, робкая попытка взяться за руки, переплетая сначала мизинцы, а после ласково скользя пальцами по нежной ладони, как бы вкладывая свою в чужую, а после крепко сжимая пальцы друг друга, не отпуская, пока не затекут руки. они направляются в сторону лифтов. Николас думает о том, как снова ему становится холодно, как хорошо ему было в постели и как тепло ему рядом с Ыйджу. и стоит железным дверям лифта закрыться, оставляя их, на удивление, в одиночестве, Николас снова льнёт в чужие объятия. – холодно, – опять оправдывается он, а Ыйджу покорно прижимает его к себе, позволяя погреться. у Вана в голове не укладывается то, как Ыйджу умудряется оставаться таким тёплым, при этом находясь в свободной футболке и длинных спальных штанах. в принципе иногда Ыйджу его и правда удивлял – Николас никогда не думал, что сможет привязаться к кому-то так сильно, сам того и не заметив. и с каждым днём узнавая всё больше новых сторон Бёна, ему казалось, что он интересовался им только сильнее. и почему-то ни один факт, будь он приятный или не очень, никак не отпугивал его – наоборот, Николас чувствовал, что Ыйджу ему доверяет. и что они друг-другу полностью открыты. они выходят из лифта и направляются по полупустому коридору к тихой столовой, в которой, кажется, лишь отдалённо слышатся грохоты подносов, возможно, голоса и шаги. никто не ходит завтракать так рано, но вероятно, для медиков и других работников важно поесть раньше всех остальных. – что хочешь? – спрашивает Ыйджу, когда они берут подносы для еды, начиная выбирать. – мне без разницы, – хмыкает Ван и осматривает не особо огромный выбор. Ыйджу пожимает плечами и просто накладывает им одинаковые порции, решая не заморачиваться. вскоре они садятся за стол, приступая к еде в, практически, полной тишине. Николасу вновь выпадает шанс погрузиться в свои раздумья, подумать о том, что, кажется, всё вокруг не так уж и плохо. кажется, будто он уже не так сильно скорбит по смерти собственной сестры. уже не так сильно погружён в свои мысли, старается хвататься за тех, кто рядом, кто его ценит, понимает и любит. старается жить заново. начать всё с белого листа, насколько это возможно в их нынешнем положении. он просто пытается жить, как жил раньше. возможно, не так весело, и никаких куражей и друзей у него нет. но, по крайней мере, у него есть Ыйджу, который заменяет ему отсутствие всего вышеперечисленного. с ним никогда не бывает скучно, а когда совсем нет сил разговаривать, они просто сидят молча, каждый думая о своём. либо Ыйджу читает ему на ночь, из раза в раз заставляя Николаса засыпать, будто ребёнок за убаюкивающей сказкой. в конце концов, он просто приходит к тому, что ему уже не так больно. будто старые раны, глубокие, болящие и пульсирующие, стали вдруг затягиваться. потихоньку образовывая шрамы, оставляя под собой исключительно зажившую кожу. – уже не холодно? – спрашивает вдруг Ыйджу, заставляя выйти из транса. Николас поднимает на него глаза, отрываясь от разглядывания горячего риса в тарелке. – не совсем, – вздыхает он, размешивая палочками слипшиеся кусочки. – с тобой всё равно было теплее, – добавляет Ван, заставляя Ыйджу смущенно уткнуться в тарелку, продолжая есть. Николас надеется, что по возвращении в комнату они обязательно снова лягут спать, снова обнимутся и проспят так целый день, потому что Николасу необходимо это тепло. ничьё другое, а именно Ыйджу. – кстати, – Бён снова пробует завести разговор. Николас вопросительно изгибает бровь, ожидая вопроса, и Ыйджу тут же удовлетворяет его любопытство, – я не знаю, уместная ли эта тема сейчас но… помимо твоей сестры, у тебя же есть родители, да...? какие у тебя с ними отношения были? – Ыйджу аккуратничает, будто думает, что Николаса это заденет. они все потеряли семью, оставшись один на один с этим страшным и несправедливым миром, который распорядился с их судьбами именно таким образом. – нормальные, были, – хмыкнул Николас, укладывая палочки на тарелку. – с мамой мы были близки, а вот с отчимом... он стал ухаживать за моей мамой, когда мне было пять, так что мы в нейтральных отношениях. он хороший человек, просто мы как-то не сошлись, – он снова взял палочки в руки, продолжая есть. отчим для него – просто человек, который частично воспитал его, стал родным отцом для Лицзин. он хороший человек, Николас ни разу не ставил под сомнение этот факт. – ну, всё не так плохо, – Ыйджу усмехнулся, пережёвывая рулетик из тонкого ломтика огурца. – а у меня отец ушёл, как раз, когда мне было пять... мы с мамой неплохо жили и без него, так что не думаю, что я что-то потерял, – он обращает взгляд на Николаса и расплывается в нежной улыбке. – возможно, частичку своей мужественности? – усмехается Ван и видит, как на лице Ыйджу в ту же секунду появляется возмущение. и выглядит это, если честно, очень смешно. – смешная шутка, – фыркает Бён, и Николас протягивает свободную руку, чтобы ущипнуть Ыйджу за щёку, в очередной раз удивляясь тому, насколько он мягкий. размышлять о том, какой была его семья, уже в какой-то степени бессмысленно. только расковыривать старые раны, думая, что это будет приятно. думая, что кровь из только зажившей царапины не пойдёт: она ведь зажила! Николасу, наверно, нужно больше времени, но он давно осознал, что единственный, кто у него остался – это Ыйджу. и именно тем, за которого он будет хвататься до последнего вздоха, будет Ыйджу, потому что так будет правильно. зачем доверять кому-то ещё, когда можно доверять ему? единственному человеку, который помогал ему во все трудные дни, человеку, который принял его таким, какими бы глубокими не были его шрамы. они едят в тишине. Николас расправляется с едой достаточно быстро, не решаясь спрашивать у Бёна что-то банальное, потому что казалось, что после неожиданной темы про родителей он попросту должен молчать. – может, ты хочешь в душ? – интересуется Ыйджу, укладывая тарелки по компактнее, чтобы вернуть их столовой. – вместе и как в прошлый раз? – хмыкнул Николас и заметил, как Ыйджу улыбнулся, прежде чем отвернуться. – нет так нет, – он пожал плечами и отнёс их посуду, оставляя Николаса поразмышлять над его предложением. нет, всё-таки он хотел спать. душ нравился ему – там он по-настоящему может расслабиться. но не сегодня, сегодня он хочет поспать вместе с Ыйджу. погреться о его тело и наконец почувствовать любимое уединение, которого ему так сильно не хватает. и Ыйджу покорно исполняет его желание. они вновь идут к лифту, и Бён цепляется мизинцем за мизинец Вана, делая попытку взять его за руку. несмотря на то, что в коридоре они были не одни, почему-то и Николасу в один момент стало всё равно на то, что подумают о них люди. они пережили столько, что, кажется, их вообще не должно волновать мнение общества. стране, которой они служили в начале апокалипсиса, теперь они враги, потому что так просто отреклись от правительства, решив, что они умнее. поступи они иначе, Фума был бы жив. но уже ничего нельзя вернуть, они прошли вместе так много, что бесполезно жалеть об ушедших. Николас всегда мечтал ощутить это спокойствие, когда он думает о том, что возможно, они не мучаются. что они не переживают этот ад, посеянный на земле вирусом. что возможно, им так даже легче, несмотря на то, какими ужасными были их смерти. – снова думаешь о ней? – Ыйджу говорит в полголоса, наклоняясь над ухом Николаса, когда они заходят в лифт. – немного, – признаётся Ван, и Ыйджу совсем легонько касается губами его лба. – ты же знаешь, что ей будет лучше там, – Бён говорит такие очевидные вещи, до которых Николас сам давным давно догадался, но Ван не протестует, позволяет ему высказаться об этом и попытаться его успокоить. во всяком случае, у него это получается. пусть до комнаты пролетает так быстро, что Николасу кажется, будто они вовсе и не выходили оттуда. Ван закрывает за ними дверь, позволяя Ыйджу первому завалиться в кровать, снова освобождая для Николаса место. юноша вновь жмётся спиной к стене, позволяя ему лечь у края, и ждёт, пока он оставит свои тапочки у кровати и наконец заберется под одеяло. и приятное тепло от чужого тела тут же обволакивает его. Ыйджу снова крепко обнимает его, только теперь уже пряча лицо в шее Николаса, опаляя ту своим тёплым, размеренным дыханием. – тепло, – вздыхает Ван, обнимая юношу в ответ. Бён ничего ему не отвечает, лишь жмётся ближе, снова нагло лезет руками под футболку, снова гладит его по спине, пальцами проходясь по позвоночнику, заставляя Николаса лишь расслабленно прикрыть глаза, позволяя себе погрузиться в дрёму, думая о том, что всё так и должно было быть. – я хочу отправиться в путешествие с тобой, – шепотом говорит Николас, чувствуя, что Ыйджу ещё не успел заснуть – чужие ленивые поглаживания продолжают выдавать его. – куда? – тихо спрашивает Бён, касаясь носом мягкой кожи на шее юноши. Николас поджимает губы, думая, что, возможно, путешествие не подразумевает какой-то определённой точки нахождения: путешествовать можно везде, по всему миру. и Николас бы хотел, чтобы они вместе посетили все страны, которые только попадутся им на глаза. – куда угодно, – серьёзно заявляет Ван, укладывая подбородок на голову Ыйджу. – главное, чтобы вместе. и юноша тихо смеётся на слова Николаса. – что? – всё-таки уточняет он из интереса. – ты говорил, что хочешь вернуться домой, – напоминает Ыйджу, и Ван вдруг задумывается. и правда, несколько дней назад он так и сказал. возможно, он и хотел бы когда-нибудь вернуться домой. снова увидеть родные улицы, услышать понятную ему речь, возможно, встретить кого-то из выживших друзей. но теперь, кажется, что-то в нём всё-таки изменилось, заставляя поменять свое мнение. – мой дом там, где есть ты, – тихо отвечает Николас, поудобнее устраиваясь на подушке. ещё не так давно он мог бы подумать, что всё это неважно – чувства не важны, и говорить о них вслух вовсе не обязательно. не обязательно озвучивать, показывать, давать понять партнёру, что он тоже любим. но это "не так давно" было полгода назад. а сейчас, смотря на Ыйджу, который, несмотря ни на что, отдавал ему всю любовь, которую копил в себе, возможно, для себя самого, Николасу казалось, что он должен делать тоже самое. Ыйджу тот человек, который заслуживает большего, чем простые "люблю" и другие нежные слова. Ыйджу заслуживает всего мира и явно заслуживает жить лучше, чем они живут сейчас. и Николас готов потратить всю свою жизнь, лишь бы обеспечить Ыйджу всё это. и не важно, какую цену он готов заплатить.