Отступники.

с тяжёлом вздохом он отвернул голову от очередного поцелуя в губы. не было никакого желания нежиться: эйфория прошла, их больше ничего не связывало. и женские руки, утягивающие его в объятья, как-то даже не радовали. единственное, что ему сейчас хотелось – это найти свою футболку, надеть её и уйти. но перед таким смелым шагом стояло несколько преград: первое, это, наверно, то, что Хината по-прежнему висит на нём, хоть уже и в белье. но не сказать, что так она выглядит одетой. следующей преградой было то, что ему по-прежнему нужны таблетки. слишком много "но" удерживало его в этом кабинете, и он продолжал терпеть чужие губы на своей щеке, чувствуя, как кружевная ткань бюстгальтера трётся об его руку. – не делай такое лицо, – хихикнула она, проходясь ноготками по груди парня. – будто тебе не понравилось. Накакита вздыхает и опускает голову, следя за тем, как женская ладонь скользит куда-то к низу живота, и Юме приходится перехватить её руку, убирая с себя, словив в свой адрес ещё несколько новых усмешек. ему нужно уходить, только вот сил у него никаких нет. и рассуждать о том, понравилось ему или не понравилось, тоже нет сил. думать о правильности поступка тем более бесполезно, особенно когда он уже сделал это. нет никакой гарантии, что этот секрет, якобы хранящийся только между ними, утечёт куда-то дальше. к тем людям, которых Юма не знает. – мне нужно идти. – он устало качнул головой и приподнялся, заставляя Хинату чуть отодвинуться и позволить ему встать с дивана. наклонившись и подобрав с пола вещи, он бросил девушке её рубашку, а сам натянул на себя футболку, параллельно поправляя неопрятно сидящие тканевые шорты. – таблетки на столе, – подметила она, застегивая пуговицы рубашки. – рецепт внутри упаковки, дозировка там написана. Юма оборачивается на неё, чтобы взглянуть в лицо. её волосы растрёпанны, некогда нежно-розовой помады на губах уже не было, а на аккуратных ключицах, ещё не скрытых белой рубашкой красовался свежий красноватый засос, напоминающий им обоим о том, что они сделали. Накакита старается в голове построить хотя бы примерную цепочку мыслей, чтобы придти к одному выводу. и пока у него ничего не выходит. – почему ты так смотришь? – Сохара снова улыбнулась, заставляя Юму опомниться и отвернуться, взяв со столика пачку таблеток и запихнув её в карман шорт. если посмотреть на всю ситуацию со стороны, покажется, что Юма пытается сбежать. стыдится того, что натворил. но всё лишь потому что былая уверенность, которую он чувствовал, когда раздевал её, испарилась, а эйфория прошла. исчезла вслед за прошедшим возбуждением. за ним последовала лишь лёгкость, спокойствие, даже какое-то приятное чувство безразличия. с ней он смог забыться, хоть и постепенно, с каждым шагом, все мысли постепенно к нему возвращались. как действие наркотиков: ты чувствуешь себя на седьмом небе, а после корчишься от страданий и боли, нужды новой дозы. круг замыкается, и из него уже никак не выбраться. Юма уходит молча. даже не прощается. потому что подсознательно понимает, что вернётся. что вариантов у него больше нет: желание забыться снова появится, а этот способ оказался самым приятным из всех. поэтому он вернётся, как бы плохо и грязно, возможно, это не было. ☆☆☆ смотреть в одну точку было приятно. рассуждать о чём-то своём далеко в голове тоже. просто не думать о том, что было вчера, что будет завтра или будет через неделю. не рассуждать о событиях, прошедших недель, как бы сильно не хотелось вернуться. что-то изменить, поменять, остановить. как бы сильно не хотелось остановить. сидеть в тишине было приятно. ничто не мешало погрузиться в раздумья о том, кем он был и кем он стал сейчас. как же сильно повлияли на него события прошедших месяцев. а сколько прошло с начала? а когда это все закончится? будет ли вообще конец? существует ли то, за что они так отчаянно боролись всё это время. родились ли люди, которые способны побороть этот вирус? появились ли те, кто знает, как с этим бороться? существует ли противоядие? как в сказках. придёт великий учёный и скажет: « вот, вот оно! противоядие! », и весь мир будет спасён. деревья снова зацветут, поля станут разноцветными, будто на картинах великих художников. небо снова станет голубым, и они все снова смогут насладиться счастливыми днями солнца. и всё будет так, как прежде. как было тогда. он помнит свою маму, как сильно она его любила. как они всегда гуляли вместе, как она брала ему его любимое мороженое с дыней. как она называла его ласково « малыш мой », даже когда Джо давно перерос её. и даже когда он, будучи непоседливым ребенком, постоянно переворачивал игрушки, она ласково помогала ему их собрать. помнит, как она читала ему книги о космосе и как красиво рассказывала о звездах. как спокойно они вместе засыпали в обнимку на кровати, и как утром он просыпался от запаха сладкой каши и цветочных духов, что впитались в его маленькую детскую подушку. в голове до сих пор крутились воспоминания о её глазах, о её длинных каштановых волосах. о том, как её изящные руки с золотыми кольцами гладили его по голове, и как красиво она напевала старые песни из радио, пока готовила им завтраки. и как она любила гулять по паркам, одеваясь как главная героиня американских фильмов девяностых: длинные платья в клетку, кудрявые волосы и интересные шляпы. изящная, утонченная, прекрасная. и мысли о ней помогали Джо расслабиться. помогали заснуть. помогали отвлечь себя от реальности, которая догоняла его всегда. и почему её нет рядом? – Джо? – дверь неожиданно отворилась. парень лениво обернулся, отвлекаясь от рассматривания неинтересной однотонной стены. это был Кей. впрочем, это не мог быть кто-то другой, они ведь теперь живут вместе. в одной комнате. и Асакуре жаль, что Юдаю приходится постоянно терпеть его присутствие здесь. ответа не последовало. Кога вздохнул и подошёл ближе, без спроса присаживаясь на кровать Джо, будто он об этом его просил, но он и не возразил. не было сил возражать. ему было жаль. в какой-то степени ему было жаль их всех. Асакура чувствовал, что каждый из них напоминает ему о том, что произошло. будто каждое лицо, их голоса – они все знали его. знали Харуа. но не знали о том, что на самом деле с ним произошло. – ладно, я знал, что ты не ответишь, – Кей усмехнулся, разглаживая смятое одеяло. – но я всё-таки хотел бы узнать, как у тебя дела. Юдай хороший человек. Джо знает об этом. Кога никогда не отстанет от него, пока Асакура не найдёт в себе силы на хоть какой-то ответ. они не разговаривали, но он знал, что может ему доверять. может, не так сразу. но, наверно, это единственный выход Асакуры. другой выход был конечным. – всё хорошо, – он ответил шепотом. Кей мягко улыбнулся. он напоминает ему маму. она так же мягко улыбалась, когда слушала тихий голос Асакуры. и почему Джо не замечал этого раньше? – отлично... ты хочешь есть? может, прогуляться... или... поговорить? может хочешь поговорить? – Кога подсел ближе, опуская голову, чтобы взглянуть в чужое лицо. Джо взглянул в его глаза и медленно покачал головой. ответ был неоднозначным, но отказался он от всего сразу. – ладно, знаешь, можем и не гулять... и не есть, хотя, это плохо. но поговорить надо. расскажи о чём ты думаешь... я никому не расскажу, обещаю, ты можешь мне доверять, – он поджал губы. – может я и не такой хороший человек. может я и не вызываю доверия, но... мы все что-то потеряли. не думай, что я тебя не пойму. Кей подсаживается ещё ближе, и Асакура чувствует, как чужая тёплая рука приобнимает его, заставляя почти прижаться к чужому телу. Джо не протестует, он укладывает голову на плечо Юдая и чувствует, как пелена на глазах заставляет картинку помутнеть, а щёки начинают неприятно гореть. он шмыгает носом, жмурясь и сдерживая слезы. снова и снова шмыгает, чувствуя, как рука Коги мягко поглаживает его по спине. шмыгания переходят в всхлипы, и Асакура не осознаёт, в какой момент поток слёз становится так трудно сдерживать. Кога не пытается его успокоить, позволяя слезам выйти и наконец освободить разум. выпустить все эмоции, которые накопились, которые он не смог выпустить тогда. ему хотелось бы кричать во всё горло, каким тихим бы не был его голос. ему хотелось бы разнести всю комнату, каким спокойным он бы всегда не был. ему бы хотелось взглянуть в лицо тех, кто сделал это. взглянуть в лицо и не увидеть в чужих глазах раскаяния. упасть на колени и разрыдаться, потому что не существует в мире справедливости. и как бы он не хотел, ни одна тварь не будет наказана божественным судом. потому что бога не существует. рыдания не продлились долго. вскоре Джо постепенно стал успокаиваться – становилось намного легче, несмотря на продолжающееся желание плакать. – я... наверно предполагаю, о чём ты думаешь сейчас, да...? – и Юдай не дожидается ответа, продолжая. – и дела у тебя наверно... и без меня не хороши, – Кога даже усмехается, но продолжает приобнимать Асакуру, пока он успокаивается. ответа на его вопросы Джо естественно снова не дал: что он мог бы сказать? просто признаться? сразу все выложить? снова расковырять эту и так не зажившую рану? она всё ещё периодически кровоточит, а Кей так сразу хочет всё знать. Джо страшно думать о том, что может подумать Юдай о Харуа. – я понимаю, тебе трудно... нам всем… раз я... наверно, вовремя и вероятно угадал то, о чём ты думаешь, то может... ты расскажешь мне? – Кей уложил свою голову поверх головы Джо. – понимаешь, мы все должны знать. он и наш друг тоже, – Кога продолжал неспешные поглаживания по спине. Асакура шмыгнул носом и снова тяжело вздохнул. всё это было ему не под силу. этот разговор не может состояться сейчас. но и другого шанса больше не будет. либо сейчас, либо эта информация рано или поздно уйдёт с ним в могилу. все они когда-нибудь умрут. и Джо жаль, что Харуа встретил смерть так рано. и Джо жаль, что всё случилось именно так. – ладно, это наверно слишком трудно, да? – Кей перешёл на шепот, подобно Джо. в комнате воцарилась тишина, подобно той, которая была, когда Харуа замолчал. когда его хрипы наконец прекратились. – прости, я правда не хотел... но, если хочешь, мы можем помолчать. я просто хотел узнать, как всё произошло... понимаешь? я никому не скажу, – Кей вздыхает. Джо рассуждает безумно долго. он чувствует, как слова застревают у него в горле, и он попросту не может произнести ни звука. ничего связного, что могло бы хотя бы отдалённо напоминать им предложения. прошло слишком мало времени, чтобы Асакура мог сказать об этом так спокойно. – ладно, извини, правда, я не хотел... – Кей вздыхает и, так и не договорив, молчит, ожидая, что Джо наконец что-то ему ответит. – всё в порядке, – на выдохе и тихо отвечает Асакура. он снова собирается с мыслями. слишком долго и трудно ему даётся рассуждать и складывать все мерзкие воспоминания в предложения. Джо чувствует дрожь в своём голосе, хоть и молчит. он чувствует, как его неосознанно начинает тошнить. – я не знаю... они... они... их было слишком много... он бы не справился с ними один. почему он сказал мне остаться, Кей? почему он сказал мне остаться? – Асакура не видел смысла в действиях Харуа тогда. что он хотел добиться? он думал, что сможет? он думал, что его авторитет спасёт его от смерти? Джо не может винить Шигету в этом. виноват только он. всегда он. он виноват, что не настоял на том, чтобы пойти с Харуа. именно Джо должен был умереть. – они? кто они? – Кей продолжал заваливать его вопросами. – их было пятеро... или семеро... они... они... убили его. и... я не могу, Кей, – он не может произнести это слово. нет, это нереально. все это нереально. Джо мечтает проснуться от этого ужасного кошмара: мечтает просто узнать, что этого никогда не существовало. что никто и никогда никого не убивал. и что все они живы. и Фума... и Харуа. и нет никакого вируса. ничего нет. – Джо, все хорошо, – Кей прижал его ближе. Асакура впервые почувствовал приятное тепло чужого тела. – я рядом. просто скажи... – я не уверен, но... Кей, они каннибалы, – и он замолчал, чувствуя, как рука Юдая в ту же секунду замерла. кажется, Кей даже перестал дышать на целую секунду. – то есть они...? – он задал вопрос в тишину. Джо не мог подтвердить это вслух: он по-прежнему не верил в это сам. всё это казалось ему сном. и всё, что произошло до убийства, тоже. унижение. для Харуа это унижение. Джо знал множество его секретов. знал, как сильно ему не нравилось разговаривать на корейском, знал, как сильно он любил своего дедушку. знал, как сильно он боялся умереть. и Асакура не представлял, что чувствовал Шигета в тот самый момент. в момент, когда ты молишь бога о том, чтобы выжить, но в то же время понимаешь – после такого позора не живут. если бы Харуа остался в живых, он бы застрелился. Джо знает это, он был к этому готов. но даже то, что Шигета был готов убить себя после этого, не отменяло того факта, как сильно он боялся. боялся попасть в непроглядную темноту и исчезнуть в ней, будто его никогда не существовало. но он существовал. и хоть о нём знало не так много людей, о нём всё равно помнил Джо. и никогда, Асакура поклялся, что никогда и никто не узнает о том, что было на самом деле. какие издевательства пришлось пережить Харуа перед смертью. и даже Кей, который хотел бы узнать всё, останется в неведении. потому что Харуа бы хотел, чтобы его имя осталось чистым. таким же чистым, как его глубокие глаза. глаза цвета шоколада. – мне так жаль, – Кога произнёс это на выдохе. Джо молчал, продолжал молчать, потому что не мог произнести ни слова, как бы сильно ему не хотелось. он сказал всё, что мог сказать. Кей узнал достаточно. а значит теперь его очередь говорить. – помни, что я всегда здесь... мы ведь в одной комнате, Джо, ты всегда можешь поделиться со мной, – Джо почувствовал, как Кога уткнулся носом в его макушку, видимо, оставляя невесомый поцелуй на его голове. – думаю, теперь у Харуа всё хорошо. и Джо снова шмыгнул носом, предвкушая новую волну слез. а Кей рядом с ним лишь сочувственно продолжил гладить его по спине. Асакуре хотелось верить, что это когда-то ему поможет. что чужие поглаживания помогут ему. – знаешь, я мечтаю поехать в путешествие, когда всё это закончится. мечтаю, что весь мир снова расцветёт, а мы заживём счастливо все вместе. Я, Ты, Таки, Маки, Ыйджу, Николас, Юма… мы все… и всё будет хорошо. у нас у всех есть будущее, хоть и прошлое всегда трудно отпустить. но, поверь, всё пройдёт. и это тоже пройдёт. главное помнить, что ты не один. что мы все всегда рядом, и мы все в одной лодке, так что каждый понимает тебя. когда будешь чувствовать, что одинок, просто поговори со мной об этом, хорошо? обо всём, что тебе нравится. или о том, чем ты хочешь заниматься в будущем. у нас у всех будет будущее, Джо, я обещаю. у нас у всех будет будущее, – и Кей отстранился, позволяя Джо взглянуть ему в глаза. в его искренние, немного мокрые и красноватые глаза, – хочешь отправиться со мной в путешествие, Джо? в горы. да… именно в горы. и Джо молчит, долго молчит, рассуждая о том, хотел бы он в горы. а хотел бы Харуа в горы? нет, Харуа всегда любил море. бескрайние воды, шум ветра, волн и чайки. этот холодный песок на берегу, эта теплая кристальная вода. это голубое небо и край мира. Харуа всегда мечтал отправиться в долгое плаванье. повидать китов, акул, дельфинов. хотел быть наедине с морем, много мечтать. быть, как дедушка, моряком. Харуа просто хотел жить. – думаю, я хотел бы посетить море, – вздохнул Джо, опуская голову, – мне там спокойно. и Кей улыбается ему в ответ, заставляя и Асакуру улыбнуться ему. – хорошо, – он кивнул. – море это отлично. и Кей снова обнял его, но уже крепче, позволяя Джо опустить голову на его плечо, прижаться к телу и почувствовать тепло. всё это было так вовремя, что Асакура не мог себе представить: что было бы, если бы Юдая не было с ним? наверно, он так и не смог бы рассказать об этом никому. и все его страдания ушли бы с ним в могилу.