Отступники.

может быть он чего-то не понимал. в двадцать четыре года быть настолько недалёким – талант, которого Юма добился честным трудом. Накакита погружён в глубокое изучение уже порядка четырёх дней. он выучил каждое слово, каждую формулу, запомнил на какой странице подробный разбор и с какой страницы начинается южный диалект. голова болела от количества информации, чертежей и подробных, поэтапных пометок. но все записи, каждый завиточек высохших чернил, не дали Юме абсолютно ничего, кроме тех знаний, которые он не может применить на практике. ему нужно взять кровь правильной группы, а как правильно брать кровь, он не знает. он не знает, что нужно делать с ней дальше, что в неё добавить, как создать эту злосчастную вакцину даже в условиях, где всё располагает к приготовлению. вся лаборатория исключительно в его распоряжении, но он чувствует себя потерявшимся ребёнком в торговом центре, чьё имя оповещают через большие колонки и просят маму подойти к стойке охраны. но она не придёт. и он сам виноват. хотел бы он мыслить как Ли Нгок. как учёный с огромным стажем, как учёный, который славится высоким статусом и самой лучшей репутацией в стране. его знания – бесценны, и тот факт, что его рукописи теперь полноправно принадлежат Юме, не может уложиться в его голове. его мысли крутятся в ней как юла, да и он сам, уже который раз меняя положение на скрипучем стуле, в итоге чуть не валится с него, в последний момент хватаясь за белый столик.  он тихо ругается и в итоге встаёт, хватая с него потрёпанный дневник и отряхивая обложку от налипших маленьких осколков, которыми он царапает пальцы. он понял, что пора принимать решение. что больше ждать нельзя, и погода, которую они так сильно мечтают увидеть, придёт только тогда, когда они начнут двигаться с мёртвой точки. Юма чувствует, как их прогресс медленно перетекает в неминуемую деградацию, а каждый день, который они здесь проводят, избегая друг друга в стенах лаборатории, заставляет задуматься о том, с чего они начали и к чему пришли. Юма вспоминает первые тяжёлые дни. вспоминает, как злополучной ночью Кей схватил его и утащил за угол, имитируя похищение. вспомнил, как они вошли в порт, как впервые познакомились с Харуа и как они приживались друг к другу. эти мысли томились в голове Юмы, вытесняя все полученные знания из дневника. он вспоминал, как пытался избавиться от Маки, вразумить Фуму. вспоминал, как не мог уснуть, потому что юноша стучал в стенку без перерыва. вспоминал, как впервые узнал, что ему шестнадцать и как успокаивал его, напевая давнюю колыбельную матери. от количества мыслей, накопившихся в его голове, хотелось рвать волосы, но он был терпелив. по крайней мере, он старался быть терпеливым хотя бы сейчас, когда жизни всей команды свалились на его плечи. но как сплотить эту команду, если они по-отдельности разваливаются? Накакита не может выпустить из головы день, когда Таки чуть не покончил с собой. не может выпустить из головы фантомный смрад, тянущийся с кухни, теперь уже заброшенного, судна. он не может забыть заплаканные глаза и разорванную, будто звериными зубами, плоть. он следует по этажу. его шаги тяжёлые и шаркающие. он пинает носком берца раскиданное стекло, похрустывая мелкими кусочками, и медленно направляется к выбитой двери, чтобы подняться на этаж выше. убедиться, что всё хорошо, и отдохнуть самому. спина безумно ныла от постоянного положения, и Юма вздыхает, когда добирается до нужного ему этажа. ему бы хотелось вдохнуть полной грудью свежего воздуха. а лучше морского. побыть на берегу моря, посидеть в песке, почувствовать пальцами ног тёплую воду. увидеть, как луна отражается в лазурных волнах, и наконец почувствовать себя свободным от груза. но больше нет такого райского места на земле. везде кишат монстры, от которых не избавиться и за годы. количество заражённых превышает количество выживших, и это не может не пугать. он останавливается посреди коридора, так и не доходя до каморок, в которых уютно расположились другие. Юма отдалённо слышал смех Таки. кажется, они с Кеем снова играли. Юма сглотнул неожиданный ком в горле и последовал дальше, чтобы дойти до комнатки и проверить Джо. он заходит внутрь, встречаясь с лежащим на кровати телом и поджимает губы, наклоняясь к нему, чтобы проверить, дышит ли тот. и приметив чужую спокойно вздымающуюся грудь, Юма вздыхает. Асакура спит. бояться за чью-то жизнь тяжелее, чем скорбить об ушедшем. ушедшего нельзя спасти, а живого – вполне. и Юма попытается спасти его, пока не стало слишком поздно. он поудобнее натягивает на чужое плечо тонкое одеяло и выходит из комнаты, оставляя его одного. кажется, каждый угол этого места пропитан разными эмоциями. на этаже ниже, в лаборатории, в которой обычно занимается Юма, он чувствует себя спокойным. серьёзным. чувствует, как повышается его работоспособность. стоит ему взойти на этаж выше,он ослабевает. ментально ослабевает. он позволяет себе шмыгнуть, протереть кулаками глаза. позволяет себе с поджатыми губами прислушиваться к еле различимому дыханию Джо. и не позволяет себе расплакаться от безысходности, о которой никто не должен знать. по коридору, кажется, от начала двери, эхом пролетают чьи-то шаги. гадать долго не пришлось – в поле зрения Юмы появляются две контрастные макушки. Накакита обращает внимание на них лишь мельком – они не общаются вовсе, а значит это делать ему не обязательно. – Юма, – окликает его Ыйджу и останавливается. Накакита поворачивается к нему вновь. он переминается с ноги на ногу, хмыкая. – ну что? – нетерпеливо спрашивает парень, складывая руки на груди. голос Ыйджу звучал немного непривычно строго. Николас за его спиной не пугал Юму. он лишь ожидал ответа от Бёна, который так неожиданно и сюрпризом решил выяснить с ним отношения. – мы решили, что нам делать дальше? эта база, безусловно, безупречная. но разве мы останемся здесь? что будет дальше? – на голос Ыйджу выходят Кей и Таки. Бён выкапывает лопатой недавно закопанные Юмой мысли. что будет дальше. да откуда ему знать, что будет дальше? будет солнце светить, и птицы с неба падать, да и всё. хотя, даже солнце в таком раскладе – сомнительная херня, на которую не стоит надеяться вообще. и Юма не надеется, потому что знает, что бесполезно. – я же сказал, что мне нужно время, – в пол голоса ответил Юма. отговорки. везде эти отговорки. разве так трудно сказать железное "я не знаю" или коронное "помогите мне пожалуйста", потому что Накакита чувствует, что не выдерживает. он кусает губы, ощущая, как они немного побаливают после прошлых укусов. он снова шаркает ногой, распихивая по кафелю маленькие кусочки стекла. ыйджу тяжело вздыхает, складывая руки в замок. – понимаешь же, что мы не можем ждать вечно, – почти разочарованно, как кажется Накаките, произносит Бён. Юма знает. и не нуждается в бесконечных напоминаниях. – да, – тихо соглашается он. теперь, когда даже Ыйджу, к которому Юма питал хоть какую-то симпатию, как к личности, решил высказать ему всё, что накопилось, Накакита понял, что, возможно, он делает всё не так правильно, как мог бы. он мог бы лучше. решение могло бы быть намного взрослее. дело могло бы давно продвинуться с мёртвой точки, но Юма ничего не знает. ничего не умеет. его научили держать оружие, подготовили к концу света, а после усадили за бумажки и велели писать подробные стратегии. Накакита никогда не знал, как всё происходит у учёных. и никак не мог подозревать, что, оказывается, он – не такой уж плохой лидер. и тут Накакиту пробирают мысли. они думают, что Юма сделал это по своей воле? – тогда, ну… когда прогресс? должно же получиться хоть что-то, – Ыйджу сбавил обороты. Юма вздохнул. сделал это ещё раз. – блять, да делай сам, – недовольно вскрикнул он, разводя руками. – а то тут все, смотрю, только под руку пиздеть умеют! да вы хоть что-то сделали? хоть кто-то из вас? да ничего вы не сделали! только сидели, да хуйней маялись, как дети малые. вы двое вообще ушли на другой этаж, и я ничего вам не сказал. я, блять, безумно рад за вашу душевную связь, но мы команда! и должны быть вместе! я пытался, сука, видит бог, я пытался молчать. но вы меня все раздражаете. все до единого. он переводит дух, чувствуя, как злоба разрастается в нём, будто грибок, поражая мозг и внутренности. паразиты захватывают их вместе с нервной системой, они движут им. – а что мы должны были сделать? я ничего не смыслю в медицине, Николас то- – да всё равно мне, что Николас. будь добр отвечать исключительно за себя, Бён Ыйджу. и твоё неумение – не отговорка, потому что я, блять, военный, но я сижу и вылизываю этот дневник от корки до корки, стараясь за короткие сроки внушить себе то, что я медик! как видишь, у меня отлично получается. и если ты хочешь, я проведу свою первую практику на тебе и не обещаю, что не проткну твою вену насквозь, – фыркает Юма, перебивая Бёна и заставляя Николаса, стоящего позади него, нахмурить брови. но они замолкают на некоторое время, и Накакита уже думает, что на этом всё. Ыйджу никогда не влезал в споры. либо Юма недостаточно хорошо его узнал за то время, которое они провели вместе. – твоя импульсивность не к месту, Юма, я разговариваю с тобой спокойно, – вздыхает он. – именно твоя агрессия и мешает тебе понять меня. успокойся, – продолжает Бён, и Накаките только сильнее срывает крышу. – пидорок, успокой свои, блять, гормоны, – Юма уже не осознаёт, какой лепет срывается с его уст, потому что его это конкретно достало. достало, что его старания не замечают, достало, что его обесценивают. да, он никогда не будет Фуме ровней. никогда. но разве он заслуживает такого отношения? разве хоть кто-то, кто старался так же сильно, как Юма, заслуживает такого отношения? его растоптали и сверху плюнули. Юме хотелось ругаться сильнее, кричать, разбить что-то. ему хочется достучаться до пустых голов и донести, что они все не сделали даже одного процента из того, что сделал Юма. что они, живущие на всём готовом, забыли о том, что такое трудиться. как выживать. будто пережитый ими всеми опыт, который они проходят до сих пор, никак на них не влияет. будто они всю жизнь прожили в золоте, а тут какой-то дядя пытается втюрить им долбанную позолоту. Накакита не забирает слова обратно даже тогда, когда к нему подходит Николас, стоящий до этого за спиной Ыйджу. Юма видел, как тот напрягается с каждой секундой их, переполненного желчью, разговора, и, вероятно, он всё также будет на стороне Ыйджу, даже тогда, когда он очевидно не прав. людей ослепляют чувства, а Николас, по всей видимости, все эти месяца был слепым идиотом, да и к тому же глухим, раз не слышит Бёна и то, какой бред он озвучивает. но Юма стоит, будто статуя. он не жмурит глаза, ни одна мускула на его теле не дрожит. ему абсолютно не страшно перед возвыщающейся фигурой Вана. он не первый раз получает за свои слова. за свой длинный язык. но для самого себя он – прав. и никто не заставит его изменить своё мнение. – ну что, ударишь? давай, бей. иначе... Юма замолкает, когда слышит отдалённый шум рации. помехи длятся около десяти секунд, пока вся компания, вышедшая в коридор в это время, оглядывает помещение в поисках источника звука. Юма находит рацию под столом и подбирает её с пола. всё ещё звучит противный шум помех. Накакита держит пыльную рацию в руках и практически роняет её, когда шум сменяется на мужской голос. и он не разбирает ни одного слова, но видит испуганный взгляд Таки. и ошарашенный взгляд Кея. они стоят в тишине, пока наконец голос в рации не замолкает. а они так и не решаются заговорить вновь.