~ Вторая ночь сентября ~

«Влипли мы, да?» — голос Финкса разорвал звенящую в помещении тишину. Мужчина стоял, сложив руки на груди, не отрываясь, мрачно наблюдал за происходящим. Даже его возбуждение улеглось само собой. — «Шал. Шал, ты меня слышишь мать твою?» — он сжал и разжал кулаки, ощущая, как по паутине связи идёт вибрация от желания аналитика — вот только немного изменившегося. Манипулятор оторвался нехотя от чужого, такого податливого сейчас, рта, слизнул ниточку слюны, протянувшуюся между ними и безмятежно-насмешливо перевёл взгляд на Усилителя. «Как будто ты сам не хочешь?» — спросил чуть хрипло, успевая на миг заметить тёмный отблеск в чужих глазах. Перевёл взгляд на улыбающегося как всегда мягко Куроро, на Уво, глядящего так, что по спине горячей па̀токой потекло его вожделение. Они все будто вели параллельно молчаливый диалог, а вслух раздавалась лишь часть фраз. Финкс промолчал, только передернул плечами. Он со скрипом принимал перемены. Увогин же ухмыльнулся шире. — «Извини», — проговорил Шалнарк, глядя в золотые радужки. «Подумаешь», — ответил гулко одиннадцатый номер. — «То, что ему придется жить в тени Паука теперь, не означает, что он не вырастет сильным противником. Посмотри — сломал сам себя, отменил сковывающую его самого глупую способность… и спорить могу — очухается вскоре так же быстро», — мужчина оскалился, от чего его лицо приобрело откровенно дикое, звериное выражение. Шалнарк тихо рассмеялся, притискивая к себе новую игрушку. Никто не собирался принимать мальчишку в Геней Рёдан — тем более все номера и так заняты. О нём не будут заботиться, холить и лелеять. Его по-прежнему собирались примерно наказать за произошедшее. Но Курапику Курута больше никто не выпустит из поля зрения. Ему придется до конца жизни вздрагивать из-за монстров, стоящих за спиной. Из-за монстров, заворожённых и пойманных в раскрывшийся бутон его новой ауры, как в диковинную ловушку. Возможно, превратись он в размазню — и Паук просто уничтожил бы его… но всё произошедшее и прочувствованное сейчас говорило о том, что мальчишка встанет на ноги. Да сломался — но все в Геней Рёдан такие. И как они — он срастит осколки, превращаясь в нечто новое. Уже начал превращаться. К слову о Геней Рёдан… точнее, о том, что все номера в нём заняты. «Финкс…» — Шалнарк моргнул, чувствуя, как привычная рациональность остужает его и прочищает мозги. Он погладил кончиками пальцев мальчишку в своих руках — не задумываясь даже, просто потому, что так лучше думалось. Призрачная аура, всё же задевшая всех в помещении, слабо пульсировала на коже. «Чего?» — недовольно рыкнул Усилитель внимательно следя за чужими действиями, запоминая их, не смотря на плещущееся внутри раздражение. А его был немало просто из-за ситуации. По тому, как вот этот мальчишка напротив, которого сейчас словно любимую игрушку притискивал Манипулятор, умудрился не просто попасть в их паутину, но только что впитал несколько ниточек, оказавшись связанным с Труппой. «Когда ты встал из-за видео… и из-за звука… Хисока и Шизуку были со всеми?» — Курапика невольно, даже через усталость, вздрогнул при упоминании имени фокусника. «Вон оно что», — протянул палач. — «Значит всё-таки грёбанный клоун», — он усмехнулся, увидев, как взгляд Курапики стал затравленным, подтверждая предположение. Мальчишка сейчас обнажён не только физически, но и морально — каждый его нерв оголён произошедшим. Азиат протянул руку, жёстко стёр дорожки влаги с чужих щек, намеренно надавливая на ожоги. — «О, не волнуйся — ему будет куда больнее, чем тебе», — прозвучало предупреждением. «Шизуку спала рядом со мной. Хисока…» — египтянин, почувствовав, что вопрос задан серьёзно, потёр подбородок, ощущая под пальцами чуть пробивающуюся с утра колкую щетину. Она не была видна — слишком светлая, в тон волосам, но бриться всё равно приходилось. — «Нет. Его не было», — вспомнил. На память в данном плане Усилитель не жаловался. Он являлся взрослым, матёрым хищником, мог не помнить дат, но диспозицию сил выхватывал и оттискивал в памяти намертво даже неосознанно. — «Где этот урод накосячил опять?» — сощурился опасно. Фокусник ему не нравился. Да он половине Пауков не нравился. Вроде похож на них, мог бы стать частью Рёдана… но вёл себя, словно в любой момент собирался всех кинуть. Одно только то, как не являлся на назначенные встречи, выбешивало до алой пелены перед глазами. «Хисока, судя по всему, оказался тем самым Иудой, о коем толковал Уво», — изрёк задумчиво Куроро. — «Мафии он нас не сдавал, а вот свою марионетку натравил», — от его слов Курапика снова едва заметно дёрнулся, но с правдой не поспоришь — фокусник использовал его, а Курута позволил это с застланными яростью глазами. — «Мимо «порнушки», как ты любезно выразился, пройти Моро не мог. Наверняка узнал свою игрушку и сбежал, поняв, что так, либо иначе, мы выпотрошим чужую память», — лидер Труппы рассуждал спокойно, без негативных эмоций, хотя нельзя сказать, будто его недовольство произошедшим и лёгкую ноту разочарования не ощутили все остальные. — «В любом случае — надо проверить, как далеко он успел уйти. Уво, Финкс, Шал — прочешите местность.» Он отдал приказ будничным спокойным тоном, каким мог попросить подсказать время, заставляя Курапику содрогнуться. Своей новорожденной аурой, ещё слишком чувствительной, Курута ощущал, наконец, полноценно, какое чудовище находится напротив него. Паук смотрел прямо на него, улыбаясь дружелюбно-мягко. Тёмно-серые, почти чёрные сейчас, глаза не отражали никакого волнения. Да о чём речь, если там, под этой графитной водой жили настоящие демоны? Остальные Пауки не посмели ослушаться — не из чувства страха, а просто потому, что их глава так решил. Шалнарк нехотя отпустил Курута, чуть толкнув в сторону Фэйтана. Подростку мгновенно стало холодно до одури, он предположить не мог, что станет так болезненно, когда Манипулятор оторвался от него. Палач же легко подхватил тонкое тело на руки, так же вставая с пола, пока остальные выходили. Курапика слабо дёрнулся, пытаясь отстраниться, однако азиат только языком цокнул, прижимая его жёстко к себе. Действие афродизиака на их жертву не ослабло, просто организму так же нужно время, чтобы начать испытывать возбуждение вновь. Небольшая передышка. «Ты остаёшься?» — приподнял бровь, глядя на данчо. «Думаю, я им сейчас не нужен. Хисока не идиот — он должен быстро уходить. Днём нам придется сняться и поискать другое убежище… а пока время есть. К тому же, с нашим «гостем» ещё предстоит поработать. Раз уж вышло… так» — Люцифер тоже встал, оставляя книгу лежать на ящике, подходя вплотную к палачу и к пытающемуся собраться с силами Курапике. Они все неосторожно подставились в момент, когда чужая аура, наконец вырвалась на свободу. Повреждений Паукам та не нанесла… но захватила тонкие паутинки интереса к своему хозяину… и срослась с ними. Мужчина провёл тыльной стороной ладони по чужим волосам, ему совсем не показалось — они напоминали настоящее золото своим блеском. Азиат сощурился, заставляя своего лидера улыбнуться чуть шире. «Я не претендую на твои права и привилегии. Но своё собираюсь получить.» От подоплеки сиих слов Курута чуть пришел в себя. Он вскинулся, вздрогнул, снова пытаясь хоть как-то вырваться из крепкой хватки. Безрезультатно, конечно. А вот его Нен потекла, сворачиваясь и волнуясь. Проколы на теле тут же перестали кровить, стремительно зарастая по мере того, как Курута инстинктивно вспоминал Тэн. «Хххо… нет, так не пойдёт», — пальцы Люцифера зарылись в чужие волосы… для того, чтобы сжаться безжалостно, до боли, заставляя пленника откинуть голову назад. — «Надевать на тебя ограничитель Нен сейчас смерти подобно — поэтому пусть будет так», — его вторая ладонь прижалась к гортани Курапики, будто желая немного придушить… а потом чужая аура скользнула по паутинке… и пробила силу мальчишки, безжалостно, вытравливая само дыхание из тела. Возникшее ощущение укуса огромного насекомого вырвало из горла подростка вскрик, тут же сменившиеся хрипом. Жжение расползалось во все стороны, обхватывало ошейником… пока тот не защёлкнулся. Мальчишка сипло втянул воздух, лихорадочно пытаясь понять, что произошло. Чужая Нен билась внутри тела, её невозможно было исторгнуть, она будто прорастала насквозь, пуская корни вовнутрь. «Что…?» — только и смог выдавить из себя. Куроро покачал головой, проводя пальцами по чернеющему на фарфоровом бархате кожи пауку, лапами обхватывающему горло пленника, впиваясь жвалами ровно под подбородком. Без номера — клеймо принадлежности, а не знак равенства. Неотчуждаемая собственность Геней Рёдан. «Ты не сможешь всерьёз нападать на Пауков больше — ни физически, ни при помощи Нен», — слова Люцифера ударили в голову, будто Курапике снова со всей силы залепили пощечину. Снова. Сказанное выжигалось на подкорке разума, вытравливалось тьмой. Курута показалось в этот миг, что он послушается любого приказа — каков бы тот ни был, и это было страшнее чем всё уже произошедшее. Ведь так мужчина мог велеть выдать мальчишек, Сенрицу, даже дурочку Неон. Наверное, мысли отразились на лице по тому, как Куроро рассмеялся бархатно, подцепляя пальцами чужой подбородок, заставляя смотреть на себя. — «Свободу твоей воли я ограничить не могу. Только взаимодействие с остальными Пауками. Не знаю, как Хисока смог пойти против моего знака на своем теле, но я выясню.» Мужчина был снисходителен, заставляя внутри вспыхнуть желание заставить его проглотить свои слова. Люцифер прекрасно прочёл и эту мысль тоже, но она его позабавила лишь. У остальных Пауков не было такой жёсткой установки, конечно — но тут он предпочел перестраховаться. Курапика просто не понимает, что его сочли слишком серьёзным противником, именно поэтому и давят так жёстко сейчас. На бесхребетного слизняка Люциферу не пришлось бы тратить ауру, вкладывать столько сил. Курута мотнул головой, отворачиваясь… вот только с другой стороны на него, не мигая, глядел Фэйтан. Палач смотрел и смотрел до тех пор, пока мальчишка не задрожал мелко и не зажмурился. Хотя всё равно ощущение чужого пристального внимания не пропало. Под этим взглядом тело снова начинало гореть, тем более, азиат был горячим, словно костёр — его руки жгли открытую кожу. От такого должны оставаться отметины, однако они существовали больше в воспаленном воображении пленника. Фэй хмыкнул на столь наивно-детскую реакцию, обусловленную тем, что чужая личность пережила несколько сломов за сегодня. Физические травмы, к слову — те же ожоги, уже начали заживать, а корочки отсыхать, обнажая розовые ровные рубцы. Курапика выглядел вымотанным, уставшим, измученным… не хватало ровно одного пункта до личного идеала Палача. «Почти полностью в твоём вкусе», — проговорил Куроро, как если бы прочёл чужие мысли. Ему для этого не требовалась даже их особая связь. Он протянул руки приглашающе и невысокий мужчина передал ему свой хрупкий груз. Люцифер сел на край крепкого тяжёлого деревянного стола, разворачивая их трофей, устраивая удобнее у себя на коленях. Курапика даже глаза распахнул, что, правда, далось уставшему организму с трудом. Но отключиться он также не мог, чувствуя, как снова предательски поддается действию афродизика собственное тело. Скольжение рук мужчин по коже, их жёсткие прикосновения отдавались вовнутрь, ударяя в голову, ускоряя пульс. Ему было противно от самого себя, от этих реакций и от происходящего. Руки уже подчинялись, пусть казались онемевше-болезненными и едва шевелились, но аура латала тело с неимоверной скоростью, исцеляя Курута. Он вцепился в запястье Куроро, прижимавшее его легко к тёплой голой груди. «Как поистине быстро ты приходишь в себя», — восхитился лидер Геней Рёдан, не сдвигаясь ни на миллиметр. Преимущество в силе и опыте всё равно находилось на их с Фэйтаном стороне. Палач же, в это время рывшийся внутри своей сумки, вернулся обратно. Глаза мальчишки расширились в ужасе, он затрепыхался бабочкой в липкой сети, увидев, как азиат выдавливает на пальцы прозрачно-белесый крем… или что бы это еще ни было. Куроро рассмеялся, легко ловя чужие запястья и удерживая их. — «Тише. Иначе будет очень больно. Фэйтану конечно понравится… а вот тебе нет.» Подошедший вплотную азиат лёгким и жёстким одновременно движением раздвинул чужие ноги. Пальцы левой руки сжались на бедре Курута, сдавливая предупреждающе, оставляя тёмные следы. Как бы мальчишка ни пытался вывернуться, это пока только забавляло палача. И лучше блондину не испытывать чужого терпения, иначе второй номер Геней Рёдан может показать ему уже свое раздражение. «Нет», — замотал головой Курапика. «Как будто детский протест меня остановит», — процедил мужчина, растирая между пальцев смазку на силиконовой основе. Даже учитывая восстановившуюся Нен, увеличивающую прочность чужого тела, такая мера предосторожности лишней не будет. Да и Фэйтан в принципе предпочитал держать только лучшие инструменты, а так же… средства. Он перепробовал кучу всего за свою отнюдь не короткую жизнь. К тому же, надо помнить, что их пленник — трофей Уво и подготовить его придется действительно хорошо, в уплату компенсации за возможность поиграть с такой куколкой и быть первым. «Тебе действительно стоило лучше думать, прежде чем лезть к нам. Теперь же, пищи — не пищи, а придётся расплачиваться, красавица. Или было бы лучше, чтобы мы тебя запытали да убили?» Палач встал вплотную, ощущая, как сжимают его бока тонкие сильные ноги. Машинально скорее, нежели специально, оценил потенциал чужого тела. Выше мальчишка никогда не станет — пика своего роста он достиг. И мышечную массу не накачает при всём желании. Даже тренируйся Курута по двадцать часов в сутки, сам азиат сложен в разы крепче, пусть под балахонистой одеждой этого обычно не видно. Но всё же в хрупкой фарфоровой фигурке таились сила и мощь — они вибрировали на границе восприятия, танцевали под кожей сейчас, учитывая, что весь контроль мальчишки слетел и ему придётся заново учиться управлять своими способностями. Всё же, видимо, даже тип Нен сменился. Для слабо посвященного обывателя могло показаться, будто владея одним — легко сможешь управлять и другим, что основа одинаковая. Как бы ни так. Тогда все были бы поголовно специалистами, как минимум пяти типов Хацу. Однако предрасположенность играла чертовски много роли, а каждое направление ауры имело свою специфику. Это как после автомобиля попытаться пересесть на мотоцикл — вроде бы средство передвижения одно — машина, а управлять им ты толком не можешь. «Лучше бы убили», — Курапика выдыхает это с вызовом, но он не чувствует внутри ни былой ненависти, ни злости — только боль и усталость. Говорит больше по привычке, потому что пытается найти хоть какие-то крупицы гордости, одновременно понимая, как не хочет умирать. Он сам слышит неискренность собственных слов, а уж эти двое тем более. Куроро перехватывает его запястья обеими руками, стягивает их накрепко извлечённым и кармана брюк бинтом и напитывает тот Нен, чтобы мальчишка не смог порвать хоть какое-то время свои путы. «Очень неубедительно», — произносит Люцифер, как глупому ребенку выговаривая. Курапика вспыхивает, сжимает губы от иррациональной обиды. Собственные чувства словно с ума сошли — они действительно слишком детские, слишком открытые, импульсивные… глупые — как в детстве. Будто с него сорвало годы и годы прожитых лет, вновь возвращая того наивного мальчишку каким Курута когда-то был. Тогда он мог себе это позволить, ведь позади были родители, был Пайро… целый клан, что мог вступиться, каким бы дурным он ни был. Курапика не ценил этого тогда. Воспоминания о семье ударили больно, захлестнули с головой, заставляя втянуть воздух судорожно. Куроро, пользуясь этим, перекинул связанные чужие руки через свою шею и заставил пленника опуститься ниже, опираясь головой о свою грудь. Тот дёрнулся было… однако стало уже поздно. Глава Труппы только издал негромкий лёгкий смешок, встрепав чужие волосы. Он освободил свои собственные руки и теперь мог трогать их новое приобретение, изучать внимательно — на самой грани осязания прикасаясь, дразня. Фэйтан же хмыкнул — поза получилась более чем удобной и открытой для него. Смазанные пальцы нырнули вниз, благо силиконовый лубрикант не имел тенденции к высыханию. Он так же и не впитывался слизистой — идеально. Курапика вздрогнул, замер, осознав, как в его тело вторгается палец — пока всего лишь один. Восприятие — обострённое, раскачанное, слишком чувствительное из-за вещества, споенного ему палачом — буквально обожгло по нервам. Все попытки подростка абстрагироваться от происходящего, собрать себя из кусочков хоть как-то, разлетелись в пыль. Он замер, напрягся и Фэйтан чуть зашипел сквозь зубы, почувствовав туго обхватывающие его мышцы. «Сколько мороки с девственниками», — процедил одновременно зло и… предвкушающе. «Тебе же нравится», — подтвердил подводное течение его мыслей Куроро. «Я не жалуюсь — только констатирую факт», — Фэйтан глухо засмеялся, звуки посыпались битым стеклом, заставляя пленника задрожать, попытаться закрыться ещё сильнее… однако само ощущение проникновения, каким бы непривычным, неправильным он ни было, всё равно горело внутри сознания. Будто там, где притрагивался невысокий мужчина, сосредоточилось всё восприятие и рецепторы оказались взбудоражены сильнее всего. Палач погладил чужое тело изнутри, медленно двинул указательным пальцем по кругу, смазывая вход и усиливая скольжение. Подушечкой большого потёр снаружи чувствительное местечко чуть ниже входа. Курапика вздрогнул. Из-за жгущего внутри афродизиака ему захотелось податься вперед, ощутить проникновение глубже. Но вместо этого он ещё сильнее стиснул мышцы… и дернулся от острой судороги удовольствия, прошившей тело. «Ты сам себя стимулируешь», — произнёс негромко, почти прошептал Куроро, опуская руки на чужую грудь, притрагиваясь пальцами к уже зажившему, благодаря ауре, пирсингу. Сжал напряженные соски, что выделялись как кораллово-алые пятна на фарфоровой бледности кожи, потянул несильно, массируя и потирая — вырывая сдавленный стон у жертвы. — «Так — хорошо?» — вопрос прозвучал риторически, мужчина улыбался снисходительно по-прежнему, фальшиво-мягко. Он тянул и мял плоть, вызывая приток крови, играя с аккуратными титановыми украшениями, и при этом на нём совершенно не читалось вожделения, как в том же Шалнарке. Лидер Пауков будто забавлялся, играя с чужим телом… и с чужим разумом, с личностью в сиём теле заключённом. Внимание Курапики переключилось на эти интенсивные ощущения, его захлестнула новая волна удовольствия — такая острая от стыда и ужаса из-за происходящего — что он даже не заметил, как палец азиата покинул его тело. Фэйтан выдавил ещё смазки — и снова толкнулся внутрь, всё также продолжая смазывать колечко тугих внешних мышц. Основная проблема была именно тут — расслабить их, размять до эластичности, ведь накладывать потом швы — то ещё удовольствие… а потом, через какое-то время мальчишка сам вряд ли сможет толком сжаться. Курута дёрнулся, поняв, что его обманули, что чужое прикосновение теперь гораздо глубже, чем до этого — скользит и трётся внутри, вызывая мурашки, бегущие от затылка и до кончиков пальцев на ногах. Люцифер над его головой рассмеялся, увидев промелькнувшую смазано досаду на собственное тело, на сверхчувствительность, вызванную приёмом афродизиака. Возбуждение снова нарастало в теле — и ничуть не менее слабое, нежели до этого. Алые глаза полыхали от унижения, от страха того что с ним собирались сделать… а ещё от понимания наконец-то этого факта в полной мере… и где-то на дне зрачков, откуда поднимался золотой вихрь искр, мелькало отвращение к себе ведь ему даже против воли… нравилось. Не сталкиваясь прежде с чувственной стороной отношений, игнорируя собственное тело, Курапика сам себе оказал дурную услугу — он не знал, чего ждать и реагировал слишком откровенно на пытку удовольствием. Не мог не реагировать, ощущая себя шлюхой из-за этого, готовой раздвинуть ноги пошире, если на неё хорошенько надавить. «Кстати, как на счёт пароля от телефона?» — спросил вдруг, наклонившись к нему, Фэйтан, нажимая на какую-то точку внутри, от которой по всему телу пробежала судорога острого незамутненного удовольствия… Курапика вскрикнул глухо в чужой рот, не ожидая подобного, а палач удовлетворённо поймал и проглотил сей жалобный звук вместе с дыханием. Мальчишку затрясло, ему на живот плеснула собственная сперма, растекаясь полупрозрачно-белесой лужицей по чётко очерченным мышцам. Палач снова засмеялся скрипуче, словно хорошей шутке. По сути, им уже не так была и важна информация на телефоне Курута — Паку проснётся и достанет легко пароль из чужого разума. Они уже знают имя предателя, чёртового Иуды посмевшего пойти против Паука. Плевок в лицо всей Труппе, ведь как бы они ни грызлись, но всегда были едины, готовы защищать своих — даже этого грёбаного фокусника, если понадобится. А Хисока притворялся частью… и ударил в спину. «Нет», — жалобно выдохнул мальчишка, стискивая зубы, совершенно не понимая, что сейчас стоило бы промолчать. Палач замер, сощурился. Его палец внутри продолжал массировать чувствительное место. Оргазм уже прошёл, унёсся, оставляя Курапику снова разбитым и опустошённым, но стимуляция теперь заставляла его чрезмерно возбужденные нервные центры посылать жёсткие сигналы в тело и мышцы просто продолжали содрогаться, сокращаться, подёргиваться. «Так тебе есть всё ещё, что скрывать. Мальчишка с сюрпризом», — Куроро огладил ладонями чужие бока, прослеживая напряженные линии, надавил чуть на подмышечные впадины, где, так же, как и в паху, вместо волос был лишь золотистый пушок — сейчас намокший и прилипший к коже. Погладил предплечья связанных рук, будто успокаивающе-издевательски. — «Что-то против Пауков?» — спросил с любопытством. «Нет», — ответил Фэйтан отслеживающий чужой пульс. Да, тот был ускорен возбуждением, но характерного толчка сбившегося с ритма сердца не случилось и профессионалу хватило этого, чтобы расшифровать голос тела. «Тогда что же ты скрываешь? Постыдные грешки?.. нечто, способное нас заинтересовать?.. а может, ты защищаешь кого-то?» — на последнее предположение даже подтверждений Фэя не понадобилось, так с силой дернулся блондин, а его сердце задергалось судорожно, как птица в клетке. Куроро положил ладонь, на чужую грудную клетку, ощущая это биение невидимых крыльев о рёбра, беззвучный жалобный крик. В клетке из рёбер сердце, как птица… Петь не решается, плакать боится, Бьётся о прутья и просит пощады, Счастья глоток — ему больше не надо. Пусть не взлететь, пусть хотя бы оконце, Лишь бы увидеть, как плавится солнце, Лишь бы услышать шёпот прибоя. Небо… Ведь, правда, оно — голубое? Бейся, не бейся, кричи, не кричи — Сломан замок, потерялись ключи… И осколком стекла, задыхаясь от боли, Я выпускаю птицу на волю.* Бархатный текучий голос наполнил помещение импровизированной пыточной, маленького царства их палача в новом логове. Курапика замер, почти дыхание задержал, чувствуя течение звуков через тело и по коже. Интонации лидера Труппы проникали в его жилы, отравляли кровь, убаюкивали сознание, будто убеждая довериться. Но даже процитированный чужой стих был жестоким — таким же, как сам Люцифер, обманчиво красивый, притрагивающимся к нутру… чтобы распороть его от ключиц до паха безжалостным жестом мясника, для коего люди — не более чем скот. Куроро чуть надавил на рёбра мальчишки ладонью, задел указательным пальцем сосок и поиграл со штангой пирсинга, прокручивая её в дырочке. Всего одно движение — только лишь одно… и он просто проломит грудную клетку, раскрывая её, показывая сердце Курута миру, заставляя его увидеть свет, хотя данный орган один из тех, что никто и никогда не должен узреть. Это осознание огнём обжигает по нервам, заставляет адреналин поступать в кровь горячей волной — прибавляясь к и так испытываемому возбуждению. Курапика не хотел получать удовольствия от чужой, завуалированной красивыми интонациями и словами, угрозы, не желал реагировать вожделением на жестокость… но справится с предающим его в который раз за сегодня телом не смог. Он снова содрогнулся в сладкой судороге, быстро поверхностно дыша, словно желая получить гипервентиляцию и потерять сознание. Втягивая воздух ртом, глотая его жадно, не в силах насытиться. На глазах снова выступили непрошеные слёзы — в голове уже мутилось от происходящего, он ощущал, как всё меньше может контролировать собственный рассудок в чужих умелых руках. Ему не удавалось сосредоточиться ни на Куроро, ни на Фэйтане — они перебрасывали его внимание с одного на другое, поэтому мальчишка потерял в итоге концентрацию, ему мышцы чуть расслабились… пропуская внутрь уже два обильно смазанных пальца. Силиконовый лубрикант сочился между ягодиц, капал на пол. От ритмичных, размеренных, жёстко-спокойных действий палача сзади хлюпало непристойно-громко, как в каком-то дешёвом порнофильме, и мальчишке хотелось сгореть от стыда. «Кого ты защищаешь, Курапика?» — мягко выдохнул демон-искуситель, прячущийся за человеческой оболочкой, глядящий на него глазами Куроро Люцифера сверху-вниз. — «Кого-то любимого? Друзей?» — он наклонился низко, прикасаясь своими губами к чужим губам, втягивая чужое тёплое дыхание, полное болезненных эмоций. — «Думаешь, мы и их у тебя отберём, мальчик?» Тихие размеренные слова диссонировали со вспышками удовольствия, с тем, как чужие пальцы уже почти спокойно двигались взад-вперёд, раскрывая сильнее и сильней, расслабляя пугающе-умело. Кто, как не палач, умеющий калечить и знающий самые потаенные уголки человеческого организма, может так легко играть с телом? Курута не удержал всхлипа, хотя ему хотелось больше кричать на самого себя за то, что не смог удержать внутри важную информацию, за то, что снова не уберёг, не спас, не защитил. Ладонь лидера Труппы давила на грудь, а сердце внутри теперь билось так, словно хотело толкнуться в эту руку, оказаться в стальных, обманчиво-аккуратных пальцах. «Вы и так… всё… у меня… забрали», — он почти прошептал это, выталкивая наружу свою боль, заставляя слезы горчить ею и кислотой разъедать щёки, скатываясь вниз. Нен вокруг волновалась, как море перед штормом, но он, даже если бы и хотел, не мог больше напасть на этих людей. И паук, жадно обвивающий шею, был далеко не главной причиной. Просто пойти именно против них, он не находил в себе сил — а ведь ещё перед тем как село солнце, Курапика вывернулся бы из кожи, сломал себе всё и вся, пожертвовал своей жизнью, лишь бы добраться до ненавистных тварей, что закрепились в его сознании главными врагами, источниками боли. Однако происходящее не только переломало его на куски — оно смыло и всё лишнее, показывая неприглядную истину — смерть Рёдана не вернет ему клан, не сделает менее больно, не снимет вину за то, что он не был тогда в селении. Самый главный и самый тяжелый его грех — душащий, заставляющий до сих пор истекать кровью. «Грех выжившего», Курапика — я чувствую его в тебе», — Куроро улыбнулся, будто увидел нечто невероятно прекрасное. — «Ты запятнан им и знаешь это… теперь знаешь, мой маленький паучок. Сколько тебе было тогда? Двенадцать? Одиннадцать? Остался в одиночестве, без смысла в жизни. Ты больше всего похож на домашнего ребенка, выброшенного на улицу. Эта смесь невинности, памяти о тепле и любви, а вместе с тем — лютая ненависть к забравшим счастье. Ненависть — что есть лишь перегной страха. Мы ненавидим только то, чего боимся, но в чём не желаем себе признаваться. Ты — боишься, что мы снова придем и снова заберём всё, что у тебя есть. А ещё пытаешься заполнить пустоту своего существования хоть чем-то, пусть даже местью. Я ведь прав?» — не смотря на заданный вопрос, Люцифер не дал мальчишке ответить. Он наклонился ещё ниже, поцеловал его так же, как недавно это делал Шалнарк — уверенно, умело, глубоко, почти не давая дышать. Даже когда Курута укусил что было силы, лишь бы не позволять унижать себя ещё больше, всё равно продолжил, теперь уж смешивая не только слюну, но и кровь. Лидер Геней Рёдан сжал зубами и так искусанную нижнюю губу блондина, заставляя вскрикнуть себе в рот, пустил кармин свободно течь между ними из крохотных воспалённых ранок, из трещинок, влажно раскрывающихся на нежной плоти. Его рука легла на чужое лицо, в это же время… перекрывая мальчишке приток кислорода — словно в отместку за укус. Курапика забился в его руках, пытаясь оттолкнуть, глотнуть хоть немного воздуха, потому что мужчина душил его не только физически этим поцелуем, но будто сдавливал ментально. Нен закрутилась вихрем вокруг них, завибрировала на коже энергией… бинты, которыми были стянуты запястья пленника, лопнули с жалобным треском сгнившей материи, ведь заряд Нен Куроро почти выветрился. Курапика вцепился освободившимися, всё ещё плохо слушающимися, руками в чужие волосы, пытаясь отодвинуть мужчину, ему было нечем дышать. Нечем. Дышать. Нечем… Адреналин поступал в кровь волнами, в голове вспыхивали искры, перед глазами всё потемнело, лёгкие горели… и когда Куроро оторвался сам, мальчишка вдруг снова кончил, а затем обмяк, не в силах шевелиться. Всё, что он мог — это дышать, и мысли занимало только одно — осознание того, что он ещё жив. Фэйтан облизнул губы быстрым движением, глядя на происходящее — прекрасное зрелище отточенного мастерства. Когда-то он сам показывал этот трюк Люциферу. Чертовски опасный в руках любителя, но весьма интересный, если умеешь правильно его выполнять. Когда в организм перестает поступать кислород, возникает состояние гипоксии — сосуды расширяются и появляется кратковременная эйфория. В сочетании с тем, как тело мальчишки раскрыто сейчас, сколь чувствительно — ему хватило пары секунд. И наказание, и поощрение в одном действии. А сейчас расслабленное, не сопротивляющееся тело оказалось в идеальном состоянии, чтобы добавить ещё один палец и ещё немного смазки — мало её в таких вещах не бывает. Тем более в первый раз. Тем более, когда этот самый первый раз планируется более чем бурым и насильственным. «Ты чувствуешь себя виноватым в том, что остался жить. Ты чувствуешь себя одиноким. Боль, страх — вот что внутри… но ведь это показывает, что ты жив», — Люцифер скользяще провёл по безвольной руке пленника, сжал пальцами тонкое запястье с выступающей хрупко пястной косточкой и, поднеся к своему лицу, прикоснулся губами. — «Ты жив… и оттого виноват. Ты хочешь жить — поэтому винишь себя ещё больше. Эта вина давит, от неё хочется избавиться — переложить ответственность на чужие плечи. Что ты и делаешь — считая виноватыми нас до темноты перед глазами. Двигаться дальше с этой виной — куда сложнее. А знаешь что самое смешное? Тебе придется. Больше обманывать самого себя не получится. Ты сломался не от того, что мы с тобой сделали — ты сломался сам, уничтожил ложь, заставляя себя прозреть. Это восхищает. Поэтому ты будешь жить дальше», — мужчина скользнул губами по тонкой мозолистой от тренировок ладони, по пальцам, прикоснулся к самым их кончикам, согревая своим дыханием. Блондин мог лишь слушать, впитывать чужие слова, понимая, что демон просто выворачивает его наизнанку, складывает заново мозаику по имени Курапика Курута — так, как хочется ему. Больно, чудовищно больно осознавать собственную глупость и правдивость этих жестоких самодовольных изречений. «Всё ещё сопротивляешься», — вздохнул Куроро. — «Осталось ещё что-то не сломанное от твоего прошлого, да?» — он улыбнулся ласково, обхватывая мальчишку подмышками, поднимая его выше — аккуратный до приторности, лживый насквозь. Его губы прижались к сгибу чужого плеча и шеи, собирая солоноватые капельки пота, мужчина провёл носом по коже, обоняя тот же чудесный аромат, что и Шалнарк недавно. Чистота, невинность… а ещё боль — море боли, сочившейся наружу. За этой напускной нежностью Курапика, пребывающий где-то в пограничном состоянии, не понял даже, как его подхватывают под колени. Лишь когда палач согнул свою жертву почти пополам, разум встрепенулся вяло, пытаясь осознать происходящее. Однако было уже поздно. Звякнула молния на штанах и к разработанному колечку мышц прижалась огненно-горячая головка каменного почти, по ощущениям, члена азиата. Он направил себя рукой в первый раз, придерживая второй ладонью бёдра Курапики. Курута вздрогнул всем телом, ощущая, как в него протискивается нечто куда большее, нежели пальцы. Количество смазки внутри тела и расслабленные мышцы пропускают инородное тело неохотно, но всё же не в силах сопротивляться этому напору — палач прекрасно поработал. Он знал свое дело и знал, как не поранить жертву, если это нужно. Но даже так ощущалось что мальчишка девственник — мышцы обхватывали член азиата туго, до темноты перед глазами. Фэйтан закусил губу, впился ногтями в чужие бёдра, пробивая слабое Тэн блондина, подавляя желание сделать партнёру больно, чтобы заставить это мышцы еще и сокращаться. А Курапика мог только всхлипнуть, чувствуя, как окончательно проигрывает — казалось, мужчина проник не только в его тело, но ещё и куда-то внутрь, в самую душу, омывая её кровью и пятная своими прикосновениями, отмечая запахом и кровавыми следами от жёстких пальцев. «Нравится?» — спросил у Фэйтана мягко Куроро, чуть подаваясь вперёд, насаживая мальчику до самого основания чужого члена, на что пленник вскрикнул жалобно. Палач ухмыльнулся, с силой разжал пальцы правой руки и под ними оказались чёрные отпечатки с расцветающими рядом полукруглыми лунками от когтей, тут же начавших заполняться кровью… впрочем, они быстро заживут, учитывая танцующую вокруг ауру. «Ты сама догадливость», — хрипло ответил азиат и освободившейся рукой обхватил своего лидера за затылок, притягивая ближе, зажимая чужое тело между ними двумя. Жёсткие, обветренные губы палача столкнулись с измазанным кровью ртом Люцифера — знакомо до одури. Как когда-то безумно давно, когда тот вырос из маленького, слишком умного, энергичного мальчишки — в подростка, желающего доказать своё право стоять не за чужим плечом, но рядом — бок о бок, словно равный, а не как опекаемый. Спокойный, уравновешенный, не смотря на море нерастраченной энергии внутри. Не так. Не «уравновешенный». «Уравновешивающий» самого Фэйтана, подчиняющийся и подставляющийся, дающий причинить себе боль, но при этом не сгибающийся и не ломающийся под его напором. Это заставило посмотреть на него совсем иными глазами — когда изрезанный ножом, окровавленный, избитый, Куроро всё равно позволял прикасаться к себе почти смертельно. Показывая — он отнюдь не жертва, что бы с ним палач ни сотворил. Они оба — одной крови, они оба — части целого, понимающие друг друга без слов и взглядов при необходимости, не отказывающиеся от индивидуальности, однако всё же сливающиеся в одно. Их Нен взметнулась, легко пересиливая ослабленную силу Курута, сплелась вокруг плотным покровом… перемешалась, растворяясь друг в друге, и заставляя его задохнуться — не сколько от толчков внутри тела, не от безжалостных движений, рассаживающих мышцы — но из-за того, что чудовище проглянуло вдруг наружу из чужих оболочек, посмотрело на него пристально и удовлетворенно. Один простой поцелуй — даже не глубокий, а Курапика может только дрожать, подавленный мощью слияния этих двоих. То, почему Паук — немыслимая сила, то, отчего их так боятся. Вопрос не столь в жестокости… а вот в этом — не доступном простому человеку умении становиться несколькими в одном. На миг показалось, что не просто один палач сейчас насаживает его на себя, присваивая и отмечая своими руками, запахом, движениями, но они оба движутся в унисон друг другу, сплетают и оплетают его собственное тело. Поцелуй мужчин разомкнулся… однако ощущение не пропало. Куроро легко перехватил Курапику удобнее, пользуясь отсутствием всякого сопротивления подавленной психологически жертвы. Фэйтан ухмыльнулся жадно, широко растягивая, демонстрируя островатые зубы, напоминающий оскал акулы, рот. Блондин задохнулся, представив, как легко мужчина может порвать его этими зубами — просто слишком сильно укусить за шею — и всё. Внутри вспыхнуло… слова Куроро отозвались эхом в подреберье. Он прав — ему хотелось жить, не смотря ни на что. Ради друзей… ради самого себя. Это больно, страшно… унизительно… он будет испачкан собственной дуростью, чужими смертями — но если остановится… то, наверно, умрёт окончательно. Уничтожит того маленького Курапику, что ещё оставался внутри него и сейчас, вздрагивая, так же ощущал каждое прикосновения. Плавился от неправильного удовольствия — непрошенного, навязанного. Однако за все пять последних лет — он себе никакого вовсе не позволял. И поэтому тот мальчишка жадно собирал по крупице эти вспышки фейерверка в ночи. Сжимал мерцающие ярко искры в ладонях, пряча внутри сердца, что успокоилось почти и теперь билось ровно, пусть и быстро, будто танцуя, подчиняясь чужим движениям и навязанному ритму. Разум отключился, наконец, остались только ощущения, образы, яркие картинки перед глазами, смысл коих он тут же забывал, стоило им раствориться. Невольно, не контролируя себя, Курапика запрокинул руки вверх, цепляясь за плечи Куроро, вздрагивая, сгорая от смущения и ужаса, цепляясь и позволяя взять более удобный угол. Тело двигалось само, принимая проникновение, внутри снова росло напряжение, не такое болезненное теперь, ведь он знал, как оно расцветает и вспыхивает, вырываясь наружу. «Хороший мальчик», — услышал пленник над своим ухом, а затем ощутил, как Куроро прижимается губами к пульсирующей жилке на шее, чуть ниже линии челюсти, оставляет метку зубами и губами — сдержанно, как, наверное, делал всё в своей жизни, но с силой, вкладывая внутрь Нен, чтобы след не исчез быстро, как остальные. От его слов внутри всё содрогнулось, перекрутилось, вывернулось наизнанку. Палач же стал двигаться быстрее и жёстче, почти на границе боли, от чего внутренности просто горели… — «Курапика», — позвал его по имени лидер Призрачной Труппы — будто увидел внутри маленького мальчишку, смотрящего на него широко раскрытыми голубыми глазами, утопающего, но ещё живого во тьме. Паук протянул лапу через мрак, сделал несколько шагов, нависая сверху, будто вот-вот откусит ребёнку голову, наклонился к детскому лицу. А потом острые жвала прихватили ключицу, там же, где Люцифер оставил ещё одну метку, и внутрь по жилам побежал яд чужих слов… Курапика выгнулся, не контролируя себя, от слишком ярких ощущений, застонал громко. Словно наркоман, только что получивший вожделенный укол, наполненный удовольствием и болью до ярких вспышек перед глазами. Тело содрогнулось в оргазме, сжимая палача внутри себя, заставляя того вплотную прижаться, входя в последний раз, и так же кончить, наполняя изнутри жидким жаром. Руки соскользнули, Курута прижал их к груди, почти не чувствуя собственного тела. Он закрыл глаза, сжимаясь из-за произошедшего. Не от насилия… а от того, как позволил себе попытаться захотеть понять это существо, добровольно прикоснулся в ответ, даже зная что именно оно принесло ему столько мучений и боли. Мальчишка вздрогнул только, когда Фэйтан куснул его в плечо, оставляя свою метку рядом со следом губ и зубов Куроро, так же вкладывая внутрь Нен, создавая странное начало ожерелья из цепочки синяков и кровоподтеков. Палач выскользнул из него легко, убрал медленно руки, разглядывая их жертву — как никогда за сегодняшнюю ночь напоминающую то ли девушку, то ли ребенка. «Мечта фетишиста и садиста», — проговорил сипло, вытаскивая из кармана военных штанов кусок ткани и приводя в себя в порядок перед тем, как снова оказаться застегнутым на все молнии и пуговицы. «Ты только что эту мечту поимел, фетишист и садист», — насмешливо отозвался Куроро, перехватывая трофей Геней Рёдан удобнее. Он отвёл прядь светлых волос, прилипших к поблескивающему испариной виску мальчишки, за ухо, очертил кончиками пальцев контуры лица, искусанные распухшие губы, почти незаметный уже синяк от пощечины палача на скуле и тонкие розовые линии рубцов недавних ожогов. Что-то было в его спокойно-насмешливом взгляде, скрывающееся за темнотой графита, как демон за толщей воды. Фэйтан прикрыл на мгновение глаза, почти ощущая чудовищное тело левиафана, скользящее почти у самой границы восприятия. «И я полностью этим удовлетворён. Хотя один раз — это безбожно мало», — азиат усмехнулся, накидывая свой плащ. — «Проверю — не разбудили ли мы кого. Заодно узнаю, что там с поисками. Данчо», — он вышел из помещения стремительно и Куроро прекрасно знал почему. Иначе Фэй просто не сдержался бы — в одиночку затрахал мальчишку до полусмерти, отрываясь по полной. Впрочем, вполне возможно, в будущем, у него будет такая возможность. «Моя очередь», — проговорил лидер Труппы в чужой висок и улыбнулся — пленник вздрогнул, подтверждая его догадку, что уже пришел в себя. — «Слишком много, да?» — спросил, опуская руку на чужую грудную клетку, снова захватывая пальцами украшение в соске, играя с ним. — «А ведь я далеко не последний, Курапика», — ему будто доставляло удовольствие называть Курута по имени — как влезать в сокровенное, в самое нутро своим паучьими лапами, притрагиваться к живым подрагивающим внутренностям. — «Скоро вернется Шалнарк, Финкс тоже не против получить кусочек столь сладкого торта, и еще есть Уво — он так смотрит на тебя, словно уже поимел до крика и жаждет продолжить» — пошлые откровенные слова скатывались бархатно с губ, ударяя более хлёстко, чем пощечины. «Прекрати», — мальчишке хотелось зажать уши, лишь бы не слышать этих закрадывающихся внутрь звуков чужого голоса. — «Заткнись», — он не подумал сейчас даже ударить мужчину, только обхватил ладонями голову, пытаясь отодвинуться, но Люцифер притянул его наоборот ещё ближе — голой кожей к коже. «А что если нет? Ты пока не предложил мне ничего взамен на молчание», — усмехнулся демон, заставляя пленника пораженно распахнуть глаза. О чём вообще шла речь? Предложить? «Как будто ты и так мало забрал!» — блондин попытался выпрямиться, будто забыв, в чьих объятьях находится. Уютное кольцо рук тут же превратилось в смертоносную ловушку, когда его поймали аккуратно, но жёстко — Куроро умел обращаться со своими игрушками и уж тем более умел быть острожным, пусть и властным с тем, что было куда интереснее их. Этот мальчишка сейчас занял уникальную роль — не имеющий права решить что-либо, подчинённый, зависимый… но уже всё же не предмет обихода и не вещь, которую можно выкинуть за ненадобностью. Это будет интересно — посмотреть, к чему они в итоге придут. «Не столь уж много. У тебя ведь всё ещё есть друзья», — улыбнулся обезоруживающе глава Геней Рёдан. Курапика замер, как кролик перед ядовитой змеей. — «Слышал, как мы упоминали Пакуноду? Паку. Она необыкновенная — прекрасная и мягкая, а вместе с тем безжалостная к тем, кто не Паук. Её способность прочтёт твои мысли — и мы узнаем, что ты хотел бы скрыть, Курапика», — мужчина выделил чужое имя особенно, словно до нутра дотронулся через проделанную инструментами Фэйтана дыру. — «Найдём твоих друзей — всех, кто остался тебе дорог. Тебя ведь это пугает», — мальчишка в ответ лишь задрожал мелко, сжал снова ладони на груди, будто пытаясь закрыть и спрятать то, что у него еще осталось. — «Смотри, как я могу быть добр — их никто не тронет, пока они сами к нам не полезут. Но за это хочу получить не много и не мало — твою душу.»