~ Вторая ночь сентября ~

Руки сводило судорогой от того, насколько сильно они стянуты за спиной. Курапика почти ощущал, как его суставы выходят из пазов. При этом, блондин осознавал — всё сделано специально, Увогин мог порвать его в клочки своей ужасающей силой, а не связать. Выбраться из пут не так чтобы сложно для Нен-пользователя, тем более такого, как Курута, однако сейчас он не мог найти в себе сил на сопротивление или побег. В голове мутилось и его тошнило… Снова. Всего часом раньше Паук с номером одиннадцать на спине стоял напротив него, источая желание убивать и сырую звериную ярость, ощущавшуюся запахом крови в воздухе. Он был связан, его Нен было подавлено, но всё же… Руки блондина дрожали. «Способности остальных Пауков! Говори!» — слова вырывались изо рта облачками пара. — «Я наложу на тебя ограничение. Если ты нарушишь его и промолчишь — то умрёшь!» — цепь как продолжение парня, его ненависти к этим людям — она огнём вырывается из жил, тянется через весь кровоток, заполняя тяжестью, рвёт вены, вгрызается в сердце. Боль внутри, боль в сердце, боль в душе — это она холодным пламенем пожирает изнутри всё, что составляет личность Курапики Курута. Клинок Правосудия прорывает чужую плоть с влажным глухим звуком, однако не наносит урона на самом деле… Пока не наносит. Впивается в сердце мужчины — огромное, сильное, с неимоверной скоростью и мощью гонящее кровь через исполинское тело. Впивается холодом металла и пожаром отчаяния. Курапика открывает рот, желая вытолкнуть из себя условия принудительного ограничения. Он шёл к этому годами. Готовился, заточил свою технику под Пауков, посвятил всего себя ненависти. Однако, вместо слов, вырывается лишь только тишина. Горло вдруг перехватывает острой судорогой, мешающей дышать, как будто ледяная рука сжала с силой, не желая отпускать. Он смотрит в светло-карие, фактически золотые глаза Усилителя, сейчас словно погасшие, отстранённые, и в отражении видит Смерть. Ту самую Смерть, коя находилась подле него, пока он сидел на земле, пропитанной кровью клана. Ту самую Смерть, забравшую души всех Курута. Ту смерть, что прикасалась к нему ледяными костьми пальцев, лаская нежно, звала уйти следом за Пайро и мамой. Он лицезреет её снова — стоящую за собственным плечом, оскалившуюся, готовую получить новую жертву, уже открывающую чудовищные челюсти с острыми, как бритвы, зубами. Жаждущую перемолоть в труху чужую душу, стоит только Курута сделать последний шаг. Её рука всё так же, как много лет назад, лежала на нём — белоснежные кости сжимаются сильнее и сильнее, стискивая левое плечо, проникая через плоть до самого сердца. Курапика ощутил, как желудок вдруг сворачивается узлом внутри, как все его органы стискивает и стягивает. Что он творит? Данный вопрос впервые за долгие годы пробился к сознанию, подавляемый до этого старательно. Он столь упорно разжигал костер ненависти, питая его угольками с пожарища, в коем упокоился клан, что заглушил треском пламени тихий отчаянный крик внутри самого себя. Маленький Курапика вопил от боли, от отчаяния и страха, от одиночества и ужаса, от того, что видел глазами своей взрослой личности. Об этом он мечтал? Ведь Уво не первый, на самом деле. До этого Курута уже убивал своими руками — несговорчивых информаторов, преступников, имеющих нужную информацию. Он сам уже давно убийца — грязный, покрытый кровью, запятнавший себя так, что никогда уже не встретится со своими близкими — грешникам не место рядом с невиновными. Увогин — убийца, положивший при Курапике десятки людей играючи, развлекающийся с ними, как с куклами, как с манекенами в тренажерном зале — был и то чище. Он не прятался за маской поруганной невинности, не искал оправдания своим поступкам и желаниям. А сейчас был готов умереть за тех, кого считал своими. Блондина захватило, будто невидимым водоворотом, цепь в руках натянулась до предела, ворочаясь внутри чужого сердца, желая получить приказ и, в случае непослушания, убить непокорного. Он не сдастся. Уйдёт с безносой, позволит ей порвать своими клыками в клочья сердце, если нужно, но не предаст. Чувства одиннадцатого номера Геней Рёдан втекали к Курута, затапливая, как в детстве, когда они с Пайро сбежали на озеро в лесу. Курапика тогда не рассчитал своих сил, его ногу свело судорогой, и он ушёл под воду. Ласковая, любимая стихия неожиданно превратилась в чудовище, рвущееся внутрь тела, заливающее и рот, и нос, и уши, рвущаяся в лёгкие, не дающая дышать. И как тогда водой, теперь блондин захлебывался чужой решимостью, готовностью отказаться от всего — настолько же несгибаемой, насколько был силён этот мужчина в принципе. По звеньям пробежала дрожь, передаваясь от руки парня. Чувства Усилителя давили, толкались внутрь, заполняя в собой всё — чужие, но знакомые одновременно, пугающие и близкие. Желудок содрогнулся в ответ на нервное напряжение, испытываемое Курапикой, не выдержал такого издевательства, и по горлу начала подниматься вязкая, острая, жгучая желчь, будто тело пыталось избавиться от чужих навязанных эмоций. Увогин медленно поднял глаза, глядя на застывшего мстителя, выбивавшего из него пыль буквально несколькими минутам раньше. Золотые глаза сощурились внимательно, жёстко. Зрачки хищно сузились до крохотных точек. Он потянул воздух носом, обоняя… Слабость. Мужчина медленно сделал шаг вперёд, преодолевая натяжение цепей. Не отрывая взгляда от своего пленителя, не мигая, наблюдая за каждым движением, за подёргивающимися мимическими мышцам последнего дьявола из племени Курута. Сбившееся дыхание не осталось незамеченным, как и спазм горла. Взгляд алых глаз, ещё недавно полный ненависти, ярости, безумия… Погас, сменяясь ужасом, осознанием того, что мальчишка мог сделать — словно он собирался убить впервые в жизни. Обманчивое ощущение, однако, в чём-то и правдивое. Впервые Курапика задумался над тем, как он поступал ради своей мести, где оказался и во что превратился. Впервые он почувствовал неуверенность. А это всегда начало конца — ведь стоит семенам сомнения попасть внутрь, как они прорастают и парализуют. Увогин ощущал всей своей натурой хищника чужую слабину, допущенную сейчас. Потому глядел, не отрываясь, жадно, вновь собираясь с силами. Понимая — его не убьют. Не сейчас уж точно. Мальчишка содрогался всем телом, его цепи дрожали и звенели, а Усилитель ощущал даже со скованным Нен, будто звенья ослабли вдруг. Затрещали жалобно и обиженно. Шаг. Ещё один. И ещё. Курапика вздрогнул, его рука метнулась ко рту, словно пытаясь удержать спазм, выкручивающий внутренности, выворачивающий его самого мясом наизнанку. Нен Курута начала мерцать, подёргиваться… Пропадать. Курапика ощущал себя дырявой консервной банкой, из коей вдруг выпустили всю силу. Аура протекала между пальцев, цепи мерцали, рябили помехами в телевизоре под жёстким взглядом противника, потерявшем смирение, но приобретшем хищность. Враг выжидал. До этого Паук был в ярости, он поступал чудовищно импульсивно — что свойственно Усилителям в принципе. Однако теперь в узких точках зрачков читалось ожидание, с которым хищник загоняет и поджидает жертву терпеливо. «Что случилось, мальчишка? Неужели мне выпала честь увидеть, как хоть у одного недомстителя просыпается сознание?» — пророкотал мужчина, напрягая тело. Цепи затрещали… А потом порвались с треском сгнившей материи. Разлетелись в стороны, превращаясь в быстро истаивающие кусочки чужой ауры. Смерть за плечом Курута ухмыльнулась, царапнула в последний раз, сжала сердце до крика… И отпустила, вытягивая изнутри крохотный, но безумно опасный кусочек иллюзорного металла. Курапика вскинулся, внутри головы разорвалось чувство паники, не сдерживаемое ничем, обнажающее все уголки разума, впервые не перекрываемое ненавистью. Мозг кричал об опасности, о том, что его Нен пропала куда-то, словно запечатанная Зецу — и даже клинок Правосудия, что тянул грузом меж рёбер с того момента, как Курута его установил, больше не чувствовался. Мальчишке показалось, будто с него сняли заживо кожу — он остался открыт и обнажён перед чужой, взметнувшейся над каньоном силой, он мог только отступать перед Усилителем, что больше не психовал, не злился, не ярился — расчётливо надвигался, идя шаг в шаг, сокращая расстояние. Курута почувствовал жар чужого тела издали — обжигающий, остро и пряно пахнущий мускусом, мехом, дикостью. Паника захлестнула с головой. Парень сделал ещё один шаг назад… А потом побежал. Чисто инстинктивная реакция, заложенная в нас самой природой. Испугался — беги. Инстинкт, подчинившись которому, из хищника он стал жертвой. Как будто обычный человек, каким в мгновение стал Курута, может убежать от чудовища, тем более в темноте, в этой глубокой стихии, когда луна обозначает приход времени правления монстров. Чужая рука схватила его за волосы жёстко, дернула назад, сбивая с ног. Уво ухмыльнулся дико, подтягивая к себе мальчишку, чуть поднял вверх, заставляя привстать на цыпочки и вцепиться пальцами в мощное запястье удерживающей его руки. Курапика зашипел от боли, он дышал часто-часто, тело сотрясалось от охватившего его жара, а горло стягивало спазм за спазмом. Руки соскользнули с Увогина, когда, содрогнувшись в очередной раз, организм решил — с него хватит. Мальчишка зажал рот рукой, чувствуя, как тот наполняется горькой гадкой желчью, как эта жидкость заливает собой дыхательные пути, с силой выталкиваемая из желудка. В этот момент его буквально поставили на колени, сжали больнее пальцы в волосах. Если бы Уво хотел — он мог раздробить череп блондина одним движением, но реакция мальчишки… Это было восхитительно, почувствовать, как что-то ломается в чужом нутре, как выкручивается и выворачивается наизнанку. Может, среди членов Рёдана Фэйтан и самый отъявленный садист, вот только эта черта присуща им всем — в той или иной мере. А ещё, Паук, как ни странно, в чем-то понимал сейчас мальчишку — каково тому̀. Они все проходили через это, пусть в более раннем возрасте, будучи детьми почти. Убивать за свою жизнь и свободу, либо в состоянии аффекта — одно. Убивать осознанно, с ясным разумом, давая человечности начать отмирать — совсем другое. Курапике повезло — произойди всё это десятком минут ранее, в бою — его размазали бы по скалам тонким слоем в приступе ярости и жестокости. Эта жестокость осталась и сейчас. Однако теперь Уво мог мыслить трезво, впервые с момента, как освободился от плена мафии. И вот так умереть — нет, для мальчишки это будет слишком легко. Мужчина ухмыльнулся, сильнее сжал пальцы, так, что Курута обдало острой жгучей болью — и это была последняя капля. Он всхлипнул, захлебываясь желудочным соком, желчью, собственной местью, что горечью собралась во рту. А затем его вывернуло — теперь уже совсем не фигурально — наизнанку, жёлтым и зелёным, остро пахнущим, жгущим рот, гортань и нёбо. «Мститель», — протянул насмешливо Увогин, удерживая своего противника до тех пор, пока тот содрогался от рвотных спазмов, покуда те не сменились пустой тошнотой. Курапика мог только дышать судорожно ртом, оглушенный, дезориентированный. Из его рта тянулись ниточки слюны, стекая по подбородку, голова кружилась нещадно, а сердце заходилось в бешеной тахикардии. Одежда пропиталась мерзко пахнущей рвотой, липла к коже, волосы приклеивались к влажным щекам и покрытым испариной вискам. Усилитель вздёрнул своего недавнего противника снова вверх. На жёстком лице со звероватыми чертам читалось мрачное удовлетворение происходящим и увиденным. Да, Уво любил хорошую драку — и сегодняшнюю он тоже оценил, как и то, что чуть не проиграл. Спасло его чудо в прямом смысле слова. Вот только… «Случайности не случайны», — говорил порой Куроро, улыбаясь тонко, глядя из-под ресниц, когда обстоятельства снова складывались в пользу Геней Рёдан. «Ты не умрёшь легко», — произнес он рокочуще, смотря прямо в голубые, сейчас напуганные и дезориентированные, глаза. — «Не факт, что вообще умрёшь в ближайшее время», — мужчина оскалился, оттирая второй рукой совершенно не брезгливо разводы засыхающей слизи и желчи с чужого лица. Мальчишка вскинулся, забился, видимо, его инстинкт самосохранения требовал бежать и спасаться. Вот только без Нен он не сильнее куклы в чужих руках. Уво просто зажал подростку рот и нос ладонью — при желании и оторвать голову мог бы, конечно. Но Усилитель только перекрыл теперь уже своему пленнику кислород, заставляя задыхаться, биться в сильных руках, как бабочку в паутине. Курапика ощущал, как его легкие горят, как медленно темнеет в голове, а сознание отдаляется неотвратимо. Последнее, что он увидел — золотые жадные глаза, смотрящие на него, словно на трофей, добытый с боем. В некотором смысле, именно это и было истиной. Уво удовлетворённо посмотрел на обмякшее тело, после чего перекинул его через плечо и двинулся в сторону машины, на которой они приехали сюда в глухом, даже яростном молчании. Курапика начал приходить в себя лишь лежа на заднем сидении — от того, что на нём порвали испачканную тунику, а затем… Вытерли лицо обрывками от покрывшейся коркой желчи и крови. Потом лишь верёвки, лежащие до этого в багажнике — оставленные там Дальтзорном — впились в тело, стягивая запястье к локтю за спиной, больно, с силой, заставляя прочувствовать своё положении. Чужое колено упиралось меж лопаток, выдавливая воздух, пока Усилитель стягивал мстительно тонкие хрупкие запястья, зная, что нарушает кровообращение. Им было не так уж долго ехать — конечности мальчишка не потеряет, а вот шевелиться ещё долго не сможет. Курапика так и остался лежать лицом в сидения, пока они добирались до убежища, его трясло от холода и опустошения, от пережитых эмоций, от оглушающей паники, накрывающей с головой и мешающей мыслить рационально — будто он снова стал маленьким мальчишкой, неспособным справиться с ситуацией. Стоило лишь попытаться сосредоточиться на произошедшем, как его накрывало новой волной психоза, вот только к осознанию того, что же он чуть не натворил, и в кого превратился за эти годы, прибавился ужас от того, к кому в руки он попал. Куда его везут? Что будут с ним делать? Пытать? Ну, однозначно не кормить конфетами. Курута подтянул ноги к груди, пытаясь унять взбунтовавшийся организм, однако расшатанные нервы окончательно сорвались с нарезки, не давая сосредоточиться, не позволяя успокоить себя — уж точно не привычной мантрой о том, что он должен отомстить за клан. «Ложь!» — кричали инстинкты — «Хватит! Просто ты сам стал мстительным ублюдком, забывшим о ценности человеческой жизни. Потерявшим всё, что вкладывала в тебя мать!» «Нет! Это они виноваты! Они лишили меня семьи, лишили меня родных и близких — всех, кого я когда-либо любил!» «И ты уподобился им!» — в собственном внутреннем голосе слышалось презрение, такое, какое он никогда и ни к кому не ощущал — даже к Геней Рёдан. Ибо что может быть более мерзостным, чем предавший самого себя человек? Сначала он бросил того мальчишку, каким был, отшвыривая его в глубину сознания, жёстко закрывая рот местью и ненавистью к Паукам. Теперь предал и то чудовище, в какое превращался. Весь его внутренний мир, все убеждения, мысли и чувства лежали в руинах. Что ему делать? Как быть? Даже инстинкт самосохранения рассыпался на части, раздираемый остальными эмоциями. Может это — то, чего он заслужил? Вот это всё и то, что случится позже. Курапика даже не сообразил, что машина остановилась. Хлопнула дверца спереди. «Уво!» — раздался облегченный, мальчишеский почти голос снаружи. — «Ты в порядке?» — чужие интонации сочились сдержанным волнением, причиняя боль. Много лет Курапика даже не желал задумываться над тем, что Пауки тоже могут кого-то любить, что у них в жилах такая же красная кровь, какими бы чудовищами они ни были. И им не чужды человеческие эмоции. Может не все, но… Многие. И это убивало, ломало сильнее любого внешнего воздействия. Осознание содеянного вылилось сверху, как ушат ледяной воды, смывая желание мстить, оставляя Курута настолько чистым, насколько это возможно. Тем самым, так и не выросшим мальчишкой, упавшим в темноту. А теперь — должным расплатиться за собственную беспомощность и бессилие, за неспособность справиться со своими порывами и мыслями. Он ведь даже не пытался. Улыбался друзьям, кивал, а думал лишь об одном, предавая чужие чувства в тайне, раз за разом. «Фактически», — Усилитель хохотнул, смотря на Шалнарка, а потом замолк, вглядываясь в ярко зеленые, как стеклянные, остановившиеся на нем глаза. Ещё несколькими часами ранее, когда они расстались, все казалось совсем другим. Уво мог позволить себе не думать о чужих чувствах, о холодном социопатичном мальчишке, считая — вернётся, и тому будет не о чем волноваться. Он мог сколько угодно бравировать своей силой, неуязвимостью, стальной кожей и боевыми умениями… Вот только сегодня его ткнули носом в то, что это не стоит и выеденного яйца, если противник окажется достаточно умным. Способностей сотни и тысячи — Увогин не задумывался особо над данным фактом, просто сражался с противником, как бы силён тот ни был. Он бы должен сейчас хотеть уничтожить блондина, что показал ему собственную беспомощность, однако это скорее заставило Усилителя включить мозги в кои-то веки. Вспомнить о Пауках и, в особенности, о Шалнарке, оставить которого означало обречь на смерть от внутреннего холода. На смерть души — самое худшее, как Уво вовсе мог поступить с тем, кто ему дорог. Обычно их аналитик вёл себя весьма уверенно, холодный и расчётливо-позабавленный в сторону противников, открытый и улыбчивый для своих. Однако Уво знал другого Шалнарка Рьюсей — продрогшего до нутра мальчишку, лезущего к нему под футболку, царапающего острыми, вечно неподрезанными ногтями по коже и напуганного тем, что привязался к кому-либо так сильно. Он отвергает слово «отношения», не показывает близости больше, чем с остальным, даже если все вокруг знают об их связи, но это не отменяет того, что внутри Манипулятора всё ещё находится тот самый подросток, цепляющийся за Уво ледяными пальцами и просящий быть осторожнее. С тех пор прошли годы — Шалнарк вырос, стал сдержанней, укрылся за маской — точь-в-точь, как Куроро, однако он ни за что не обманет того, кто знает его до последнего миллиметра кожи, снаружи и внутри. Поэтому Усилитель замолкает, заставляя себя перестать нести обычную чушь, притягивает к себе тонкое, в сравнении с его собственным, тело, прижимает к жару кожи. «Дурак я», — проговаривает без улыбки уже. «Дурак», — соглашается аналитик. Безжалостный, холодный, расчётливый Шалнарк, считающий людей игрушками, обхватывает его руками за талию, прижимается, унимая внутреннюю дрожь, позволяя себе поверить в то, что плохое предчувствие не сбылось, что Усилитель вернулся. Вернулся к ним, к Пауку… И к нему. А как только отвратительное липкое ощущение исчезает, молодой мужчина сощуривается, заставляет себя оторваться и смотрит без улыбки пристально на Усилителя. «С чего ты вдруг решил осознать свою дурость?» — опытные, ловкие руки ложатся на предплечья, оценивая количество и качество синяков, кровоподтёки, засохшие бурые корки на коже. Он позволяет себе слабость ненадолго, потому что чует подвох. Глядит требовательно, безо всякой улыбки — даже фальшивую спрятал, не желая позволять Увогину перевести тему. «С того, что почти сдох», — честно отвечает мужчина и, видя, как сужаются в крохотные точки чужие зрачки, открывая ледяную, будто стеклянную радужку, подхватывает блондина на сгиб локтя — словно фарфоровую куклу, не обращая внимания на сдавленное злое шипение. — «Извини», — они не просят прощения друг у друга словами обычно, но сейчас ему хочется сказать это вслух. Он прижимается разбитым в драке с Курапикой ртом к виску Манипулятора, ощущая бьющуюся жилку, чувствуя блаженную прохладу, словно прикоснулся к святыне, остужающей бешеный пыл и дарующей прояснение. «Я тебя однажды сам убью!» — шипит молодой мужчина у него на руках, однако вместо того, чтобы ударить, как хочется, лишь втягивает воздух через зубы, сжимает пальцами длинные, грязные после сражения, пепельные пряди и тянет на себя. Шалнарк ни черта не сентиментален, он Манипулятор до самого мозга костей, что аурой, что разумом. Но он всё ещё живой, и у него есть, что терять. А потерять Уво — слишком больно, будто некто вбивает в панцирь льда, окружающий сердце, металлический штырь. — «Ублюдок-с-цепями был так силён?» — спрашивает глухо, в подбородок Усилителя. Вместо ответа Увогин спускается ниже губами по щеке, целует, болезненно прикусывая кожу — совсем не в шутку, как накануне, и Рьюсей в этот раз не отбивается — отвечает, приоткрывая рот, позволяя выпить остатки своего напряжения. «Силён», — отвечает мужчина, когда через несколько минут, наконец, может оторваться. — «Зол, силён и хорош», — вне своего обыкновения, он говорит совершенно серьёзно, хоть обычно противники и вызывают в нем только насмешку. Шалнарк прекрасно это знает — от того может до̀лжно оценить слова Усилителя. «Недоволен победой?» — только и может спросить чуть недоуменно, ведь Уво не хвастается привычно. «Я и не победил», — качает головой мужчина, вырывая у Шалнарка удивленный рваный выдох. — «Он просто не смог меня убить», — чужой голос рокочуще отражается меж стенами руин, где они находятся, щекочет Манипулятора по коже. «Не… Смог?» — недоуменно проговаривает Рьюсей. Вновь откладывая ответ, Уво опускает его на землю осторожно, потом поворачивается к машине и открывает заднюю дверцу, показывая своего пленника. Курапика всё ещё подрагивает, его трясёт от холода, от неопределённости, от болезненных обрывков собственных мыслей и чувств, разломанных на части им же самим. Будто вся накопленная ненависть пополам с яростью обрушились на него, стоило лишь оступиться и на мгновение попытаться осознать, что же он натворил. Курапика дал слабину впервые за годы, а теперь расплачивается за это — собственные мысли голодными пираньями откусывают от него куски, пуская кровь, заставляя метаться от боли. Он не знает, чего хочет теперь — мстить ли, бежать, жить или умереть. Одинаково вероятны все варианты, а учитывая, к кому его привезли… Возможно, очень скоро смерть станет лучшим и самым желанным исходом. «Это ублюдок-с-цепями?» — недоверчиво тянет Шалнарк, разглядывая мальчишеское тело, стянутое жёстко, побелевшие кожные покровы пережатых конечностей, алые следы, расползающиеся от веревок зло по коже, тонкую, почти девичью фигуру и хорошенькое личико с остановившимся взглядом. Курапика одет в одни штаны, оставшиеся относительно чистыми, пусть и покрытыми пылью — Увогин выкинул всю грязную одежду, оставил её в пустыне, не желая тащить с собой. — «Он тебя победил?» — вырывается невольно. Нет смысла не верить Увогину, но слишком нереально все это выглядит. Перед ним мальчишка, только начавший взрослеть по-настоящему, сломленный, разбитый. Не похож он на того, кто смог бы поставить члена Геней Рёдан на колени. С другой стороны… Часть из них тоже выглядит безобидно — та же Мачи или Фэйтан — последнего из-за роста и отсутствующих на лице возрастных следов часто принимают за совсем маленького пацана. Уво молчит, позволяя аналитику сделать свои выводы. Шалнарк смотрит на их «гостя» расчетливо — как на вещь, что нормально для него. Однако подспудно сейчас ощущается чужое желание сделать мальчишке больно — все Манипуляторы крайне щепетильно относятся к своей территории и собственности, коей в данном случае по умолчанию является Увогин, да и весь остальной Геней Рёдан. Но Уво в особенности — как тот, кто смог первым растопить его лёд и добраться до живого нутра. «Ладно, потом объяснишь», — мотнул головой блондин в итоге. — «Хорошо, что ты привез его живым, можно будет узнать, на кого он работал и кто ему помогал, если такие есть» — Шалнарк наклоняется, внедряясь в машину, и вытаскивает чужое тело легко, держа на вытянутых руках, как куклу. Что-то коробит сознание, лишь через пару мгновение приходит осознание «что именно» — «Где его Нен? Он ведь должен быть Нен-пользователем, а это… обычный человек», — звучит недоумённо. «Потом расскажу. Нужно его обколоть до того, как аура вернётся», — Уво перехватывает несопротивляющегося пленника, ощущая на запах буквально, как заполошно бьётся чужое сердце, а аромат страха с примесью боли растекается в стороны, от чего хочется облизнуться невольно. Не кислый, как обычно бывает, но будоражащий, отчаянный. — «Его сотовый», — кидает электронную игрушку аналитику, что заставляет того разительно поменяться сразу, принимая хищный и заинтересованный вид. «Если обкалывать, то это к Фэйтану», — мотает головой, снимая блокировку экрана, а под ней вполне предсказуемо обнаруживая требование введения пароля. Выглядит, как вызов, и Паук улыбается, снова надевая маску на лицо, погружаясь в привычную ему стихию и заставляя мысли о произошедшем уйти на задний план. Он позже еще выскажет и покажет в супервыразительных жестах, что думает об одном безголовом придурке, а сейчас есть занятия поважней и поинтересней. «С возвращением», — палач как всегда не отличается дружелюбием, но даже он незримо расслабляется, увидев Усилителя. Его взгляд поднимается от журнала, и невысокий мужчина окидывает взглядом Увогина. — «Хорошо тебя отделали», — констатирует, лишь затем обращая своё внимание на чужую ношу. — «Ты ко мне с трофеем?» — тянет уже чуть более заинтересованно, откладывая глянцевое издание с более чем скромной обложкой, страницы которого на деле сочатся кровью и болью от изображений внутри. Палач профессионально, с чисто рабочим интересом рассматривает тело подростка в руках Увогина, отмечая нарочито затянутые веревки, от коих конечности уже наверняка онемели. Еще чуть-чуть и начнутся осложнения. «Типа того», — Усилитель осматривается, а затем устраивает свою ношу прямо на полу, возле коробок. Курапика всё же пришел немного в себя, он дышит поверхностно-быстро, чувствуя, как рвётся из грудной клетки сердце, будто желая проломить ребра… И молчит, словно прикусил язык. «Ублюдок-с-цепями?» — тянет азиат, глядя чёрными глазами поверх банданы на пленника, словно на кусок первосортного мяса на прилавке. — «Забавненько», — он склоняет голову на бок, так же быстро, как и Шалнарк, отмечая несоответствие недавних событий и отсутствие Нен у блондина. «Уво», — доносится от дверного проема. Куроро чуть усмехается, держа немного на отлёте книгу, которую читал, когда Шалнарк попросил его выйти к Фэйтану. Остальные уже беспокойно спят и он не хочет их будить, даже ради такой однозначно хорошей новости. Его люди вымотались в эти дни из-за неожиданных проблем, всё оказалось далеко не так гладко, как планировалось. Словно кто-то с завидным упорством вставлял Рёдану палки в колеса, и эта мысль на периферии сознания неприятно царапала, заставляя анализировать ситуацию, раз за разом прокручивать с разных сторон, как диковинную головоломку. Подобное было бы даже забавно, не нависни над ними угроза потерять одного из своих, а сегодня её почувствовали все — будто холодная тень прошла мимо, собираясь утянуть за собой одного из Пауков. Как бы они ни считали, что целое важнее частей, однако эти самые части являются продолжением друг друга. Умри Уво, следом за ним вскоре мог последовать Шалнарк, и это уже не говоря о том, что всему Пауку было бы нестерпимо больно. Пусть они и чудовища в понимании обывателей, но это не означало полное отсутствие чувств — лишь их искажённость. «Данчо», — Усилитель усмехнулся от уха до уха, наконец-то приходя в подобие равновесия с самим собой. Однако, всё равно этот мальчишка, которого, казалось бы, ветром могло бы переломить, заставил Увогина ощутить всей шкурой, насколько близко к грани он прошел. Стал слишком самоуверенным, забывая — у него есть нечто более важное, чем собственное развлечение и восстановление уязвленного самолюбия, долг — защищать своих. Он понял это под самый конец, когда чужая цепь впилась в сердце, готовая разорвать его в клочки, будто олицетворенная ненависть, воплощённая в металл безумная жажда крови. Хотя… Отчего «будто»? Именно она это и была. «Не хочешь объясниться?» — мягкие нотки голоса мужчины скрывали за собой стальную сердцевину — просьба, являющаяся требованием по факту. Куроро прошёл внутрь, сел на один из ящиков, с интересом разглядывая их «гостя». Курапика ощутил острое паническое желание забиться в угол под этими изучающими жёсткими взглядами. Совсем недавно ещё он пылал желанием убить всех Пауков, но сейчас… Перегорел внутренне и мог чувствовать себя лишь жалкой, выжатой досуха тряпкой. Ему не удавалось заставить себя даже силком снова вернуть то ощущение внутреннего огня — теперь за грудиной ощущалась только саднящая, отупелая боль. Возможно, на краю сознания проскальзывала ещё жалость, что, скорее всего, он никогда не увидит больше друзей. Однако воспалённое сознание, парализованное болью и шоком, отказывалось притягивать сию мысль ближе и опираться на неё, выстраивая хоть какую-то негативную защиту. «Курута», — просто произнес Усилитель. От прозвучавшего имени по помещению пробежала кинетическая волна. Фэйтан повернул голову и теперь с куда большим интересом вглядывался в связанного мальчишку на полу. «Ххооо. Пришёл мстить», — не спросил, но констатировал Куроро, беззвучно похлопывая книгой по раскрытой ладони. — «Что-то интересное?» — лидер Труппы склонил голову на бок, оглядывая Уво. — «Тебя редко могут вот так зацепить. А сейчас, вижу, на коже живого места нет», — он, как и Шалнарк, вполне оценил следы на чужом теле, кровоподтёки, синяки, ссадины. Учитывая силу и умения Увогина, сидящий на полу потерянный мальчишка, явно пребывающий в шоке, должен был оказаться той ещё штучкой. «Интересное в том, что сейчас у него совершенно не чувствуется ауры», — палач лёгким движением распахнул плащ, открывая доступ к инструментам, висящим на поясе — уже почищенным и аккуратно упакованным в соответствующие кармашки после того, как он пытал Инджу, забравшего все лоты с первого подпольного аукциона этого сезона. «И это тоже», — согласился Люцифер. Тёмно-серые глаза задумчиво скользили по практически девичьей фигуре, слишком красивому для парня лицу, тонким запястьям и щиколоткам. — «Так что произошло?» «Сломался», — пожал плечами Уво, хотя равнодушия в нём сейчас не чувствовалось. Это заставило Куроро перевести своё внимание обратно на Усилителя. — «До него дошло, что он собирался сделать. Полноценно», — эти слова объясняли крайне много, какими бы скупыми не казались. Все Пауки проходили через первое осознанное убийство, каждый переживал его по-разному, но все, в той или иной степени, ломались, даже Фэйтан. Вопрос был в том, останешься ли ты потом жалкой амёбой, лелеющей обломки, или дашь им срастись, превращаясь в нечто совершенно новое и устойчивое к таким… Стрессам. «Так мальчик в шоке», — произнёс насмешливо-едко палач, подойдя к пленнику скользящим шагом. Вот он на своем месте, а вот уже стоит вплотную. Курапика ощутил, как захолонуло сердце от чужого присутствия. Невысокий мужчина источал жестокость и раздражение, а также желание причинить боль каждой клеточкой своего тела. Это легко ощущалось даже без ауры, наоборот, незащищенному сейчас ничем подростку показалось, будто ему на кожу плеснули кислотой. Или не показалось — чужая аура может нанести вполне физический урон не укрытому Тэн человеку. На коже начали быстро проступать алые следы — как раздражение, обещающее в самое ближайшее время превратиться в язвы. «Ты и правда Курута?» — протянул с интересом, запуская пальцы в чужие волосы, несмотря на то, что Курапика пытался отстраниться. Слишком заторможенный, слишком разбитый — блондин просто не мог оказать сопротивления толком. — «Покажешь мне свои красивые глазки?» — ладонь палача сжалась в волосах, практически вырывая часть из них, оттягивая назад голову мальчишки и заставляя смотреть прямо себе в лицо. Однако глаза подростка оставались голубыми, а взгляд расфокусированным. «Фэй!» — рявкнул Уво, заставляя остальных посмотреть удивленно. Даже Шалнарк, вошедший следом за боссом, всё ещё пытающийся вскрыть чужой телефон, подключив его к своему кабелем и включив дешифровщик, поднял голову. Рьюсей моргнул недоуменно, посмотрел на Усилителя, а затем на пленника… И усмехнулся едва заметно. «Что?» — тот в тон ответил азиат раздражённо, не отпуская свою жертву. Мальчишка пах болью, страданиями, смертью и был чертовски красив — как раз то, что палач любил. В отличие от того же Совы, пытать коего было развлечением, тут скорее активизировались все острые углы внутри довольно-таки больного, даже по собственному признанию, сознания палача. Грубо говоря, вид пленника надавил на чувствительные точки и фетиши мужчины, заставляя испытывать интерес куда больший, нежели обычно. — «Ты притащил его ко мне — избитого, сломанного и готового к употреблению по факту. Спрашивается, зачем? Подразнить?» «Обколоть, потому что его Нен чертовски сильная, а способность слишком опасна для нас», — слова Усилителя заставили палача замолчать. Он посмотрел ещё раз на судорожно дышащую жертву, пытающуюся не кричать от острой боли в затылке и шее, затем перевёл взгляд снова на одиннадцатый номер. «Какая способность?» — заинтересовался Куроро, даже откладывая книгу, услышав подобную информацию. С его страстью к коллекционированию всего редкого и необычного сложно пройти мимо таких слов, тем более Уво обычно не преувеличивал и не врал. «Когда глаза мальчишки алые, он становится мастером всех типов Нен. А его цепи заточены ограничением конкретно под нас», — произнес Увогин, прекрасно запоминающий чужие слова, каким бы тупым он ни хотел казаться. Этого хватило, чтобы Фэйтан отодвинул все свои желания развлечься. Он отпустил чужие волосы, а затем достал из поясного кармашка ампулу и шприц. Быстрые профессиональные движения — сломать колпачок, набрать наркотик и вколоть под ключицу. Мальчишка попытался дёрнуться, но оказался жёстко придавлен аурой азиата. Буквально через несколько секунд сознание Курута начало плыть, и он перестал сопротивляться, бездумно глядя в потолок. Все мышцы расслабились, так что палач просто вздернул его вверх и уложил на стол. «А теперь Уво, поясни, пожалуйста, свою реакцию», — проговорил Куроро, с интересом глядя, как Фэй разрезает веревки на пленнике, открывая тёмные следы, врезавшиеся глубоко в кожу — почти чёрные уже, но пока не особо опасные. «Что тут объяснять?» — со смешком произнес вместо Усилителя Шалнарк, прекрасно понявший направление чужих мыслей — всё же они с Увогином были куда ближе нежели остальные. — «Он ему понравился. Я прав?» — Манипулятор совершенно не ревновал, как странно это ни было бы для посторонних. Будучи выходцем со Свалки, где никто никому ничего не должен, и, тем более, являясь действующим членом Геней Рёдан, что приходились друг другу куда ближе обычных людей, безо всякого стеснения и стыда позволяя любые жесты, он не чувствовал себя обманутым. Слишком обывательская эмоция, а они давно уже оставили свои человеческие сущности позади. «Я не хочу его убивать. Уже не хочу», — Усилитель осмотрел распростертое на столе безвольное тело спокойно. — «Он сам себе сделал так херово, как никто из нас не смог бы. А умирать… Слишком жирно выйдет». «Вот так просто?» — понимающе качнул головой Куроро, опираясь локтями о колени и тоже глядя на пленника. «Нет, конечно», — ухмыльнулся Усилитель жёстко, его лицо вмиг стало хищным. — «Ненавижу этих «мстителей». Лицемерные ублюдки, которые считают себя лучше нас. Настолько слабаки, что не могут думать ни о чём, кроме своей мести. Окажись он таким же — я бы размазал его по стене, не жалея. Но пацан понял, что сам с собой сделал. И это интересно. Фэйтан сказал бы «вкусно». Глядишь, однажды он станет стоящим противником — если сможет собрать себя из кусков. И я даже дам ему для этого повод», — от этих слов, Фэйтан за его спиной ухмыльнулся под банданой. «Не боишься доломать окончательно? Мальчишка хрупкий, как стекло, сейчас. И психически, и физически». «Психически… Думаю, переживёт», — оскалился Усилитель, вспоминая чужие удары, ярость и стержень внутри блондина, прямо перед ним разломившийся на куски с хрустом, фактически в его собственных руках. Однако сломало его не сражение — сломал себя он сам, допустив слабину. — «А физически… Видимо, придется попросить помощи… Чтобы не добить», — хохотнул. «У меня?» — протянул Фэйтан, позабавленный чужой наглостью. «А если поделюсь?» — зверовато ухмыльнулся одиннадцатый номер. Палач задумался, молча глядя на Увогина. «Щедрое предложение», — протянул — «Полагаю, калечить запретишь?» «Как будто и без этого не найдёшь, как развлечься?» — пожал плечами Уво, вызывая на свет чужую усмешку, более напоминающую оскал сытой акулы. «По рукам. В таком случае, я займусь им первый — иначе он точно не переживет твоего «воспитательного» рвения», — смешок невысокого азиата более напоминал скрип металла по стеклу или звук веселья привидения. «Дивно. Раз вы уже поделили будущие сферы влияния, Уво, я хочу узнать, что всё-таки случилось с его Нен. Такая сила, как ты мне описал, не исчезает в никуда», — проговорил Куроро, задумчиво потирая подбородок. Интересовало ли его то, что Пауки собирались развлечься? Ни в коей мере, хотя последний из Курута… Звучало заманчиво, и выглядел мальчишка словно игрушка — неудивительно, как обычно спокойный азиат столь легко повелся. А ведь Фэйтан ещё и изрядно раздосадован тем, что Сова сдал все свои секреты более чем быстро. Поэтому блондину можно только посочувствовать. Но надо ли? Такой потребности в себе Люцифер не ощущал. То, чем собирались заняться его люди, не было чем-то обыденным для Рёдан. Однако и нонсенсом не являлось. Обычно, несмотря на страсть Фэйтана к пыткам, или жестокие убийства совершаемые Пауками, до сексуального насилия они не опускались. Но тут — совсем другой разговор. Мальчишка напал первым, похитил одного из них и пытался убить. Нет никакого смысла жалеть глупое создание, тем более, Уво действительно не собирался его калечить. Психика? Или выдержит, или нет — другого не дано. В любом случае — пленник получит сполна. «Она сначала зарябила, а потом рассеялась. И ощущение всякой ауры пропало» — пожал плечами Усилитель. — «Смутно понимаю, из-за чего и как оно работает. Но, видимо, в нём что-то перемкнуло». «Если думать логически, то пропажа Нен совпадает с тем, что ты назвал «сломаться», — Шалнарк улыбнулся с интересом ребёнка, стоящего перед витриной магазина игрушек, рассматривая их «гостя». Обычно Манипулятор легко убивал людей вокруг — они были для него не более, чем объёмными картинками, фоном. Даже не интересовали в сексуальном смысле — то же самое, что дрочить на журнал. Да даже Фэйтан только рассматривал картинки, а не пускал их в ход. Но тут… Этот мальчишка попытался убить Уво, что уже вызывало желание сломать его во множестве мест. Жалость? Нет, такого Рьюсей не испытывал. Он легко мог избавиться даже от красивой куколки — возможно, и без лишнего садизма, если тот, конечно, не был оправдан тонким расчётом. В конце концов, Шал — не Хисока, который будет выжимать из человека всё до последней капли, а потом ещё и оболочку изорвёт в клочья когтями. Интерес Уво… многое менял. Что-то былj в мальчишке, иначе Усилитель просто убил бы его или бросил в пустыне, разбитого и поломанного. Поэтому внутри Манипулятора сейчас холодными ледяными коготками скреблось любопытство, желание тоже попробовать на вкус их трофей. «Хм… Я слышал о таком», — после непродолжительного молчания протянул Куроро, обхватывая пальцами свой подбородок задумчиво. — «Техника заточена на Пауков. Однако он не смог убить одного из нас. Возможно, способность самоуничтожилась — редкий случай, хотя прецеденты бывали. Нен, созданная для определенной цели, на грани фола, так сказать. Его разум просто отторг её во время «слома», — лидер Призрачной Труппы откинулся на ящики спиной, продолжая рассматривать Курапику. — «Она, скорее всего, не вернётся, либо же вернётся, но только базовая составляющая в таком случае. А технику ему придется придумывать новую, если вовсе она вовсе не сама себя создаст», — на губах мужчины заиграла легкая насмешливая улыбка. — «Снова второй шанс, не находите? В любом случае, если аура к нему вернётся прежней через пару часов — не забудьте воспользоваться блокираторами… Шалнарк, что с телефоном?» «Ммм, очень сложный пароль и хорошая система защиты. Думаю, всё же придется вытягивать из него код — мой дешифратор может неделю обрабатывать все варианты, и не факт, что сотовый не сгорит», — покачал головой блондин. Надежная, словно булыжник, система защиты, с ней главное свой пароль не забыть, как говорится. «Мне нужны все его контакты, мало ли, с кем мальчишка работал», — Куроро кивнул, принимая чужое пояснение. — «Так что не забудьте сначала достать для Шалнарка код, а потом уже… Развлекайтесь. Думаю, мы хорошо поработали, чтобы это себе позволить», — глава Пауков усмехнулся и открыл книгу. «Собираешься присутствовать?» — хрипло рассмеялся Фэйтан. «Почему бы и нет? Всегда приятно смотреть за работой мастера», — невозмутимо ответил Люцифер, не поднимая глаз от текста, снова погружаясь в отрывок, на котором его оборвали. Правда, это не означало, что он слеп или глух — мужчина спокойно контролировал всю окружающую среду, отслеживал каждое движение. А ещё собирался насладиться зрелищем.