Буревестник

      Илья зашёл в комнату и замер в центре, вслушиваясь в звенящую тишину и смотря на залитый солнечным светом светлый пол, от яркости которого болели глаза. Тишина давила на уши и мозг. Она была слишком громкой и болезненной. Словно Илья лишился слуха и остался лишь звон.       Он ощущал себя чужим в незнакомой квартире. Его не должно было здесь быть. Это не его место, не его дом. Всё здесь чужое. И он главный предмет интерьера, что определённо не вписывался в обстановку. Высокая широкая фигура в мультикаме, что потерянно стояла в центре и не знала куда себя деть. Все эти пёсики, привязанные в лесу — Илья был одним из них, гуляя растерянным взглядом по стенам и потолку. Дом не так далеко, в двух часах пути на машине, но затянутый на шее ошейник с поводком, что был привязан к этому месту, не давал возможности сбежать в знакомый тёплый мир. Он смотрел по сторонам и хотел в привычное ему место. В лагере он бы сейчас пообедал и завалился спать под шум притихших товарищей. Потом бы посмотрел фильм, подтянул забытые языки, вечером бы поужинал, а потом сидел у костра среди ветеранов и курил, закрывая скудную потребность в общении среди травки и песен под гитару.       Но чем заниматься здесь? У него есть целая квартира со всеми удобствами, но что здесь делать? Тоже самое, что и в лагере? Но желания не было.       Илья гулял по квартире, скользил пальцами по мебели, вдыхал запах ремонта, как говорил Валерий, и привыкал, слушая тишину с криками детей на улице.       Запах ремонта был каким-то знакомым. Пахло пылью обрушенного здания, сразу после которого пошёл дождь, прибивая пыль к земле и приглушая её запах. Илья стоял на балконе дальше от окон и понимал, что для того, чтобы быть хоть в каком-то комфорте, чтобы время прошло быстрее, ему надо обустроить здесь быт. Сделать это место домом, где он сможет жить и не страдать.       Не так сильно отличалось от места БД, где тебе надо будет какое-то время проживать. Ведь первое, что надо сделать после того, как ты окопался — обустроить это место. Сделать его уютным, устроить себе быт. Место для сна, место для туалета, досуг, место под оружие и где сушить одежду. Вход, выход, укрепления, боеприпасы, место для курения, для связи. Гитару на стену, стол для игры в карты и еды в другой угол, мешки на вход, потолок укрепить балками и другими подручными средствами. Скрыть генератор, провести свет, спрятать продукты от крыс и мышей, место для готовки тоже обустроить.       Но проблема в том, что тут уже всё обустроено. Всё стояло на местах, готовое к использованию, хоть Илье и не нравилось расположение некоторой мебели. И раз так, он решил сделать перестановку, игнорируя ноющую от боли ногу. Поставит диван к окну прямо рядом с батареей, компьютерный стол поставит рядом, чтобы на него можно было скидывать всякую мелочь перед сном. Телевизор, так и быть, оставит на месте, шкаф разберёт и поставит у другой стены. В свободном углу скинет свой рюкзак, кровать… может, будет спать на ней. Скрип был довольно родным для его ушей и успокаивал.       И чтобы отвлечься от тревоги, что он теперь один, что это только первый день и впереди тонна нерешённых дел, Илья принялся передвигать мебель, пока за окном медленно садилось солнце.       В квартире не было ни одной отвёртки, парень обыскал всё, но у него был навороченный мультитул, и с его помощью Илья разобрал шкаф и начал собирать его с другой стороны, слушая музыку в наушниках, чтобы не сидеть в угнетающей тишине. Вещи из шкафа скинул на кровать, продукты и рюкзак пока не разбирал. Схватился за первое попавшееся дело и пропал в нём, игнорируя всё остальное. И пока было интересно, пока занятие отвлекало его и развлекало, Илья не остановится.       Но остановиться всё-таки пришлось. В час ночи Илья закончил с перестановкой и сбором шкафа. Теперь комната выглядела так, как он хотел бы её видеть. Телевизор поставил перед диваном у другой стены и даже провода под ковёр спрятал. И, вынув наушники из ушей, чтобы оценить обстановку в тишине, сразу вздрогнул от долбёжки в дверь, будто кто-то пытался её выбить.       — Открывай дверь! — раздался крик за ней и Илья напрягся, щуря в подозрении глаза. Валерий решил забрать его нож? Вовремя.       Кто это вообще был? Может, лучше игнорировать? Время час ночи, а сумасшедший долбится в это время ему в дверь — это явно не добрый знак и парня не хотят поздравить с новосельем.       — Я ментов вызову, если не откроешь!       — Вызывай, — фыркнул Илья и прошёл к пакетам, что так и стояли у двери и ждали своего часа. Никому он открывать не собирался.       — Я слышу тебя, сука! Открывай дверь, я сказал! — и вновь задолбил кулаками по двери, а затем зажал звонок и не отпускал его, пока у Ильи, что спокойно разбирал продукты, не разболелась голова.       — Мразь, — рыкнул он, откидывая хлеб на стол, больше не вынося неприятного и оглушительного звона. Он ненавидел громкие резкие звуки вне боя. И здесь, в незнакомой обстановке, в тишине, в безопасности, они казались ещё более громкими и раздражающими.       Ему придётся открыть дверь и объяснить мудаку по ту сторону, что так делать нельзя и у всего в этой жизни есть последствия. Но сначала надо спрятать лицо, хотя бы его часть, под баффом. Хотя был ли от этого толк. Но так Илья хотя бы увереннее себя чувствовал.       — Тебе въебать? — рявкнул Илья, резко распахивая дверь и встречаясь с мужиком средних лет, чьё лицо было перекошено яростью и скрыто под густой рыжей бородой.       — Мне въебать?! — взревел мужчина. — Я тебе сам сейчас, сука, ебало сломаю! Ты время видел, блядь?! Ты какого хуя там делаешь, долбаёб ебучий? Грохот на пол сраного дома! Тебе пол подъезда по батареям долбит, а ты в уши долбишься?       Илья молчал, поверх баффа смотря на мужчину, что не мог заткнуться. От гнева даже его лицо покраснело. Почти под цвет тёмной рыжей бороде и коротким волосам. Илье было почти смешно. Шумно ему, значит. Какой нежный, посмотри-ка на него. Заснуть не может под разбирающийся и собирающийся шкаф.       Илья в аду. А ещё сильно болела нога.       — Ещё, блядь, раз… и я действительно тебе въебу. Понаедут, блядь, ПТСРщики, а простому народу страдать.       — Осторожнее со словами, — прохрипел Илья, даже не планируя терпеть пренебрежительное отношению к тому, кто он такой.       — Ты мне ещё тут угрозы покидай, — рявкнул мужик, больше походя на потревоженного шакала, которого вынули за хвост из тёплой норы. И если он ещё не понял своего положения, то Илья для него охотник с ружьём, что в любой момент может окончить его жизнь. Даже без огнестрела. Силы рук хватит свернуть эту шейку и прекратить истеричный ор раз и навсегда. — Реабилитацию надо проходить нормально. Или ты из этих ебанутых ролевиков? — хмыкнул вдруг пренебрежительно и окинул оценивающим взглядом парня рядом с собой.       Илья устал от него. Ничего полезного, только сплошное раздражение и скукота. И слушать дальше истерику он не намерен. Толкнул его в грудь, заставляя отойти дальше, и хлопнул дверью перед его носом, закатив от скуки глаза.       Ролевик он, да.       В дверь опять задолбили и в адрес Ильи посыпались угрозы и оскорбления, которые парень скрыл за музыкой, что вновь заиграла в его ушах. Вдох, выдох и он вернулся к разбору пакетов с едой и другими вещами.       Закончил он к трём часам ночи и сразу плюхнулся на кровать, что пронзительно скрипнула под его весом.       Хотелось спать даже без таблеток. Головная боль после звонка его доконала и сил даже на таблетки больше не было. Илья рухнул на кровать в одежде и закрыл глаза, сразу понимая что спать на ней он не сможет — слишком мягко. Настолько мягко, что матрас и кровать будто вот-вот поглотят Илью, что утопал и утопал в ней, как в зыбучих песках. И пока ещё были силы в его уставшем теле, он переполз на диван, чья жёсткость сразу дала ему комфорт и уют. И закрывая глаза, игнорируя горящий свет под потолком, Илья понял, что тут он и будет спать, даже не разбирая дивана.       Но несмотря на желание сна, он не мог заснуть. Слишком тихо. Так тихо, что сон наоборот отступал.       Ни сопения рядом, ни храпа, ни приглушённых голосов неспящих. Запах чужой, свет чужой. Всё было не таким, и Илья не мог заснуть, как бы сильно не хотелось спать. Мозг просто не давал заснуть, улавливая в непривычном окружении опасную обстановку.       И до утра парень смотрел в потолок, сложив на животе руки. Смотрел как он меняет цвет с цвета тёплой лампы под потолком на рассветные цвета встающего солнца, и ненавидел свою жизнь за то, что она повернулась так. Ненавидел себя за неосторожность, которая повлекла за собой травмы, ненавидел своё тело, что начало подводить его, и тех, кто решил отправить его сюда, думая, что будет как лучше.       Но где тут лучше? Выкинуть человека, что не умеет жить вне устава и формы в мирную жизнь, это очень умно, думал Илья, хмуря брови. То же самое, что выкинуть рыбу на берег и сказать — иди, ты справишься. Просто перестрой разум и всё получится. Илья вот, например, не знал как. Как стать гражданским, как отпустить, пусть и на время, ту жизнь, к которой он привык, и свои привычки. Даже если бы он ходил к психологу и отложил свой отъезд ещё на неделю, где гарантия, что тогда всё получилось бы? Разве в таких случаях реабилитация не идёт месяцами с постепенным внедрением в гражданскую жизнь? Илья не знаток, но слышал от кого-то. А иначе это опасно. И для Ильи и для остальных людей, что могут попасть под горячую руку вояки, которому вдруг что-то не понравится. И ведь сам парень понимал, что всё это опасно. Но всё равно согласился поехать не через неделю и месяц, пройдя курс у психологов, а сегодня, забив на всё болт. Думая, что он справится.       Но уже не справлялся. Внутри был ураган, буря, что затапливала спокойствие и разносила по кускам самоконтроль. Что будет дальше — тайна, покрытая мраком. И, лёжа в предрассветной тишине, Илья боялся этой неизвестности.       Радовало одно, что с утром приходили звуки: пение птиц, шум машин, детские крики за окном. Кто-то из соседей наверху проснулся. Может, даже тот рыжий мужик. Начал топать, перебираясь от одной части комнаты в другую. Уронил что-то, подвинул, кашлянул. Илья поражался слышимости, гуляя глазами по тому месту на потолке, где мог находиться мужчина по другую его сторону. Слушал как кто-то ругается на улице, как загудел гудок автомобиля.       Город оживал. Но не Илья, у которого всё ещё сна ни в одном глазу, зато желания сна и усталости на целый батальон.       Лежать даже больно уже было, будто телу надоело. Поясница заболела, нога затекла, сначала рука, а потом и голова разболелась. И, чтобы не мучить себя, парень решил встать и сделать зарядку. Может, с её помощью придаст себе немного энергии и отгонит усталость. Потом в душ сходит, поест и, если у него будет нормальное настроение, сходит на разведку.       Ведь чем быстрее он начнёт, тем быстрее закончит.       Зарядка была ошибкой из-за его физического состояния. Стоило размяться, а потом принять упор лёжа, как голова прямо и чётко сказала ему, что на этом хватит. Так что ни армейской пружины, ни простых отжиманий. Илья даже приседать не рисковал из-за ноги и сразу пошёл в душ, хватая из кучи белья, что выгреб ночью из шкафа, чистое полотенце.       На гражданке Илья видел пока один плюс — вода. Её тут было вволю. Никто не гнал, никто не торопил, вода не кончится, её температуру можно сделать максимально комфортной для тела. Она есть в любое время и в любом количестве. Не надо заранее думать, когда пойти мыться, не надо думать, где отмываться после грязной работы, как это делать. Ведь тут это можно делать в любое время. Хоть среди ночи вставай и грейся под тёплыми струями воды.       И Илья грелся с утра несмотря на лето. Стоял час, потом второй и наслаждался водой, которую любил и которой всегда было так мало в его жизни.       Парень не знал откуда вообще эта любовь к воде. Может, он был китом в прошлой жизни или рыбой? Акулой. Он бы был не против. Или в забытом прошлом занимался плаваньем или другим водным видом спорта что вряд ли, потому что мозг никак не откликался на эти мысли. Остальные, кого он знал, были к ней равнодушны и желания Ильи помыться или подольше поторчать в душе не понимали, ведь потные яйца можно и ладошкой с минералкой помыть. Илья не гнался за чистотой, не брезговал грязью и плохими запахами, но вода… она не для этого. Будто для чего-то другого.       Успокаивала, выравнивала дыхание, настроение и мысли. Очищала что-то глубже кожи. Саму душу, возможно, если бы Илья верил в неё. И пока рядом была вода, журчала, успокаивала, он был готов в неё верить.       Сколько он торчал в душе, Илья даже думать не хотел. Вышел, когда полностью успокоился и был настроен на нужную волну для того, чтобы заняться делами. Чистый, вкусно пахнущий и готовый к завтраку. А потом может и пройдётся.       Сходит на разведку. В съёмной квартире всё равно делать нечего, раз уж на то пошло. Стены давят, тишина давит, одиночество… несмотря на любовь Ильи к одиночеству в минуты покоя, оно тоже давило. И давило похлеще стен и тишины.       О чём вообще думал Валерий, когда говорил, чтобы Илья нашёл себе кого-то? Как это вообще? Это что, как подбор бездомных животных на улице? Увидел человека, подошёл, забрал с собой и сотворил с ним семью? Так это делается? Если нет, то Илье это не надо, а если надо как фильмах, то он не готов. Да и не нужен ему никто. Абсолютно. У него нет даже друзей, а тут семья, отношения?       Нет.       Да раз на то пошло, то девушки ему не нравились. Они для него просто были. Обычные люди, чью красоту он не хотел никак оценивать. Он её вообще не умел оценивать. Человек есть человек и плевать какой. Рыжий, светловолосый, с веснушками или без. Гладкая у него кожа или с прыщами — плевать. Длинные волосы, короткие. Накрашенная девушка или нет. Вот телосложение — это уже второе. И то касалась не «нравится или не нравится». Конечно, пуля любого пробьёт, но жилистые люди на опыте Ильи умели больше, чем люди полные или толстые. Качки, что могут рукой поезд сдвинуть с места ему тоже не нравились, потому что входили в категорию толстяков, от которых было мало проку в тяжёлой и быстрой работе. Они выдыхались, не могли быстро двигаться, порой им было сложно занять удобную позицию из-за своей массы. Но это ведь не красота? Или…       Илья даже никогда не задумывался об отношениях. Да, смотрел фильмы, где они были, слышал от товарищей как у них там дела на любовном фронте, видел амурные дела рядом с собой, когда в перерывах от работы кто-то уходил к девушкам или притаскивал их с собой. И ему было плевать на это. Илья помнил даже горячих и страстных бразильянок, которых привёл кто-то из близких товарищей. Они были проститутками, но никого это не волновало, впрочем, как и девушек не волновало то, что их со всех сторон облепили пять голодных до секса бойцов. Вообще, парней было шесть, но Илья сидел в стороне, смотрел на остальных и всё, чего хотел — это закинуться таблетками, чтобы вырубиться.       Кто-то мял ляжку, кто-то гладил по руке, кто-то, наверняка на русском, шептал девушкам что-то глупое и непонятное на ухо. Даже женатый Пророк лапал одну, явно думая о большем. Но не Илья, которому просто не посчастливилось делить палатку с этими оболтусами, которые пол ночи не давали заснуть. Что там под конец было с девушками его не интересовало. Главное, что парни успокоились и были готовы к выполнению боевых задач.       Кто-то часто шутил, что Илья импотент, раз его это не интересует. Но застав его стояк, который тот специально показал, шутник перестал шутить. Кто-то предположил, что он педик, но на это парень никак не среагировал. Ретировался, как только пошло обсуждение, которое, впрочем, быстро закончилось благодаря тому, что вмешался Саныч.       Не сказать, что его задело их предположение, нет, Илья далеко не гей, ему ведь не нравится никто, независимо от пола. Задело скорее что-то более глубокое как вспышка. Комета в небе, что сверкнула на миг своим длинным хвостом и потерялась во мраке. Ярко, но неуловимо. Остался лишь холодный и липкий страх с горьким послевкусием. Будто Илья боялся педиков. И это нормально — ответил бы любой мужик, но Илье было плевать на них. Было что-то другое.       На языке крутилось много слов-синонимов, которые он мог бы красиво вклеить в мысли, но не мог из-за путаницы в голове. И так же было в этом что-то слишком знакомое. Илья не мог подобрать нужного слова, чтобы самому понять, что именно это такое, но внутри при глубоких мыслях о педиках всё отдавалось знакомым волнующим теплом. От которого, к слову, тоже хотелось бежать.       Что это — парень не знал. И не понимал, что такого знакомого он мог разглядеть в таких отношениях. Он же не гей? И на парней никогда не смотрел и не нравился ему никто. Что за вздор вообще смотреть на человека мужского пола! И на тёплые остатки волнения, что ещё жили внутри него — злился как на какой-то изъян.       Хотя как он сам смотрел на что-то подобное? Если взглянуть со стороны.       Наверное, никак.       Он видел девушек, что заводили и так заведённых парней тем, что ласкали друг друга, и не видел в этом ничего отталкивающего. А если двое парней будут ласкать друг друга, чтобы завести… девушек? Других парней? В этом тоже нет ничего плохого? Его товарищи бы так не сказали, но Илья смотрел на берёзу за окном и понимал, что не испытывал к этому ни отвращения, ни злобы. Ему вообще плевать на это. Его не трогают — и ладно. Почему вообще все вокруг него так ненавидели отношения мужчин, но спокойно смотрели на лесбиянок или просто двух баб, что доставляли друг другу удовольствие?       Илья замотал головой, выбивая из неё ненужные и лишние мысли. Откуда это вообще у него взялось? Всё началось с мыслей о поиске девушки и красоты, а закончилось тем, что он понимал, что внутри себя ему по херу на эти отношения и на то, с кем люди любят ебаться. Хоть с животными, хоть с деть…       Вибрация на телефоне отвлекла от последней мысли. Илья быстро подобрал технику и взглянул на экран блокировки. Сообщение от Отца. И не думая долго, Илья разблокировал телефон и полностью открыл сообщение, медленно поглощая сделанный бутерброд.       Хотелось каши. Но её парень готовить не умел. Зато на костре в чане умел делать вкусный плов. И был мастером по шашлыкам и копчёной рыбе.       Внутри сообщения не было ничего интересного. Просто телефон хозяйки и больше ничего.       Отложил телефон обратно на стол и продолжил медленно пожёвывать бутерброд, запивая его несладким чаем.       А какое порно смотрел Илья, если пытался подрочить? Он его смотрел так редко, что сразу и вспомнить не мог. Но раз ему никто не нравится, то ведь должно же возбуждать хоть что-то?       Обычно Илье хватало простых мыслей о том, что будет хорошо и от собственных ощущений. Да и дрочил он так редко, что порой хватало пары минут и меньше, чтобы возбудиться и шустро кончить. Илья не думал о женщинах или мужчинах, а только о себе. О своей руке, пальцах, члене и яйцах. Не гнушался ласкать себя не только внизу. Грудь тоже была эрогенной зоной, и он знал о ней, открыв это совершенно случайно. В каком-то влажном сне. Ну и пошло-поехало. Зачем вообще смотреть порно, если можно и так подрочить — непонятно. А даже если Илья и смотрел, то сосредотачивался на том, как может быть мужчине по ту сторону экрана, потому что понимал он только его ощущения. А женщина… ну, на неё он обычно не смотрел. Просто не интересно. Впрочем, как и мужчина был не интересен, но вот его ощущения… в этом что-то было. Поэтому, даже если Илья и смотрел любительское порно с девушкой и парнем, смотрел больше на парня и сжимал свой ствол, понимая, что может испытывать стонущий мужчина.       Хотя откуда ему знать, что он может испытывать. В жизни Ильи только одна дырка — его сжатый кольцом кулак вокруг члена и всё. Сухой, с грубой кожей кулак, которым он никогда не учился изучать себя. Вверх-вниз, сжать, дёрнуть. Что ещё? Илье хватало. А вот проникновение… ещё и с женщиной! Он девственник и знал это. Не мог вспомнить девушек. Ни одной. Поцелуй… его тоже вспомнить не мог. Буквально год на службе и всё прошлое будто начало стираться из его памяти как совершенно ненужная информация. Отношения, семья, друзья. Пустота.       И его это не волнует.       Как не волнует и то, что тепла человеческого тела в своей жизни он никогда не ощутит. Подумаешь, не целовался, подумаешь, не трахался ни с кем, хотя возможность всегда под рукой. Живёт не для этого. Зато он отличный штурмовик и пулемётчик. Он хорошо ебёт иначе. Качественно, жарко, без передышки. Ебёт так, как никто не умеет. И, возможно, возбуждает его именно это: своя сила, скорость, работа. Это красиво, это хорошо. Орудия, интенсивные бои, адреналин. Когда сердце заходится таким ритмом, что болеть начинает. Илья любил это. Свои сильные руки, себя в тяжёлой работе, уставшего, но довольного. Любил форму и оружие. Любое, начиная от пистолета и заканчивая артиллерийским орудием или тяжёлой техникой. Эти звуки, запахи…       Да — это Илье нравилось. Это красиво и возбуждающе.       И ему хотелось обратно. Ебать всех этих тупых мудаков, а не сидеть тут. Чахнуть как забытый и больной цветок.       Парень помыл кружку, помыл тарелку и убрал всё в сушилку. Выкинул банку из-под энергетика и встал возле открытой балконной двери, устремляя взгляд сквозь берёзовые листья на дома вокруг. И что делать дальше? Разведка? Попытаться поспать? Фильмы посмотреть? Чем занимается простой народ дома, если ему скучно? Илья без понятия. И чем ему заняться тоже не знал. Руки опускались всё сильнее каждую секунду. Словно его покидали остатки сил, что ещё были в теле после бессонной ночи и сложного дня. Хотелось просто тупить. Отпустить мысли и переживания.       И Илья пошёл в комнату без единой мысли о будущем. Сел на диван, взъерошил волосы на голове и, откинувшись на спинку, уставился пустым взглядом в натяжной потолок. Скользил им по белому полотну и просто дышал, ловя обрывки мыслей, что походили на бурный поток с лососем, выпрыгивающим из воды. Подумал, что в квартире жарко, потом услышал детский визг за окном и подумал, что он никогда не общался с детьми в своей жизни. Потом услышал гудок автомобиля и ему захотелось сесть в машину и просто ехать. Куда-нибудь. Как вчера с Валерием. Ехать и смотреть на пейзажи за окном. А потом вспомнил две зелёные веточки в квартире и понял, что глазу нужна зелень. Хоть какая-нибудь.       Мысли были потоковыми и порой очень абсурдными, чтобы о них спотыкаться. Но они гнали время вперёд и Илья не мог на это жаловаться. Хоть какое-то занятие, когда мыслей чем заняться — ноль. Идти куда-то окончательно перехотелось, спать тоже. Илья сидел в непривычном для себя состоянии абсолютной усталости. Когда ты настолько не знаешь, чем себя занять, что аж плохо становится.       Это даже угнетало.       Но Илья продолжал сидеть на диване и пялиться в потолок, тяжело поднимая грудь.       Он считал щелчки настенных часов, следил за минутной стрелкой и слушал верещащую на улице ребятню. Илья выходил покурить на балкон и пока курил, следил за листьями берёзы, что шуршала на ветру. Смотрел на дома вокруг, бегал глазами по многочисленным окнам и пытался прикинуть сколько людей живёт в этом городе? И почему, если вглядываться во двор, вставая ближе к окну, в груди всё неприятно спирало, будто Илья опускался на глубокое дно. Откуда это ощущение дискомфорта, если смотреть на навороченную детскую площадку и зелёный двор? Откуда неприятный скользкий страх, если пытаться понять, что вызвало эти эмоции?       Илья когда-то знал это место? Может, даже жил где-то рядом? Или проводил здесь много времени, гуляя с друзьями. Были ли у него друзья? Каким он был двенадцать лет назад? Таким же хмурым и необщительным как сейчас или любил общение?       — Наверняка я был один, — фыркнул Илья и стряхнул пепел в вынутую из мусорки банку из-под энергетика. Будет ему вместо пепельницы.       Парень не помнил своего прошлого. Всё тот же просмотренный и забытый фильм. Только кадры, как вспышки, возвращали Илью в прожитые когда-то года. Деревья, дворы, подъезды, комнаты. Даже лиц перед глазами не было. Ничего чёткого. Всё смазано. Так был ли смысл вспоминать давно ушедшее? Это ведь другая жизнь. Словно её жил не Илья, а кто-то вместо него.       Но даже если смысла не было, он всё равно стоял и вспоминал, погружаясь всё глубже и глубже в липкий дискомфорт, который всё успешнее пробирался под рёбра.       Возможно, здесь стоит пройтись. Взглянуть на всё чуть ближе. Рассмотреть некоторые объекты, принюхаться к летнему воздуху. Посидеть на лавочке, послушать шум листьев на деревьях, посмотреть на кусты перед собой, поднять взгляд к дому напротив. Может, это поможет отпустить всё, что только было: дискомфорт, который навевало это место, необъяснимое желание вспомнить хоть что-то. Словно от скуки. А может это поможет Илье вспомнить всё, что только можно: одиночество, которое у него было, дом, свою комнату. Лица родителей, если они у него были.       Хотя именно эта мысль почему-то была довольно однозначной. Потому что Илья знал, что они у него были. И прекрасно знал, что у него был брат. Старший. Эти мысли как факт, и оспорить их не выходило. И знал он об этом всегда. И вспоминать каждого своего родственника не хотел. Противно, страшно и что-то ещё. Что-то очень похожее на злость. Такая каша из противоречивых эмоций, что парня мутило. От мыслей, эмоций и непонимания, что с этим делать. Как отпустить и прекратить возвращаться к своему прошлому раз за разом, пока Илья смотрел в окно, держа в пальцах давно выкуренную сигарету.       Пропихнув окурок в банку, парень вышел с балкона и щёлкнул пальцем по кнопке на чайнике, чтобы вскипятить воду.       От безделья хотелось есть, а вот готовить, чтобы поесть, не хотелось.       Спасибо Валере, что купил парню немного полуфабрикатов, будто знал, что он будет лениться время от времени.       Достав что-то непонятное, похожее на пельмени, но что не надо варить, а только разогреть, Илья закинул пачку в микроволновку, потыкал по кнопкам, пытаясь понять, как это работает и, кивнув самому себе, когда микроволновка начала работать, сел за стол. Тяжело вздохнул, поднял взгляд к берёзе за окном и начал слушать как гудит микроволновая печь.       Всё ещё ничего не хотелось. Ни спать, ни двигаться, ни жить. Ничего.       Последний раз такая апатия у Ильи была только из-за лекарств. Но чтобы на ровном месте, когда он не принимал никакие медикаменты и вокруг всё спокойно? Никогда. Это даже не то, чтобы угнетало. Бесило. Злило. Расстраивало, в конце концов. Но ни в коем разе не удивляло. Илья не просил этой жизни, он был против неё и отчасти понимал самого себя, почему опускаются руки и он не хочет даже дышать глубже обычного.       Он просто не умел здесь жить.       Среди комфорта и мирного неба над головой. Без устава и командиров рядом. Со свободой вокруг, без ограничений. Делай что хочешь, иди куда хочешь. Ты сам себе хозяин и волен делать всё, что заблагорассудится. Можешь даже насрать на УК РФ. Но Илья не мог жить без хозяина и правил. Жить вдалеке от знакомой однотонной толпы в камуфляже. Без колючей проволоки вокруг, без устава и ограничений. Он к ним привык. К строгому ошейнику на шее, может сказать человек с улицы, но для Ильи он был далеко не строгим. Он не перетирал горло, не давил, не ограничивал. Он будто защищал и давал парню смысл жить, хвататься за эту жизнь и ценить её. Возможно, как пёс, да, у которого единственная цель в жизни, это выживать и жить, чтобы защищать хозяина и его собственность, но это единственная жизнь, которую Илья знал. И мир, открытый мир вокруг, его пугал.       «У тебя есть мечта? Ты счастлив?» — помнил Илья вопросы Отца.       Тогда они были парню неприятны. Почти испугали, а если подумать о них сейчас, когда времени хоть обожрись, какие ответы сможет дать Илье это время?       Мечта, счастье — что это вообще такое? Для Ильи счастье — это смех и полное удовольствие от жизни. А мечта? О чём мог мечтать Илья, лёжа на кушетке в палатке или стоя под звёздным небом, где-нибудь на дальних направлениях? О чём думал, скользя взглядом по тёмно-синему небу или песчаной глади?       Он не помнил.       Ни одной мысли, ни одной мечты.       Бытовуха и мысли о том, что природа успокаивает.       Были ли у него мечты раньше? До того как Илья впервые взял в руки автомат? Мечта ли его привела в ЧВК?       Почему-то парень был уверен, что он был несчастным. Несчастным до глубины души, поэтому пришёл к Отцу и остальным. Поэтому променял мёртвое прошлое на автомат. Поэтому мечты свои уничтожил и больше не мог отвечать за свою жизнь.       Волновало ли его это? Не особо. Всё, что волновало Илью, пока он думал, думал и думал — это то, что он ничего не хочет. Его волновала гражданка, что не помогала ему отдыхать, а наоборот, будто вытягивала из парня его последние силы. Моральные и физические. Парень валялся на диване как кривой и отсыревший патрон. Ни высушить, ни выпрямить — ты никому не нужен, поэтому тут — вдали от ящика с исправными боеприпасами.       Тяжело вздохнув, Илья закрыл глаза, уже устав от мыслей. Кажется, он никогда так много не думал. Никогда так много не вспоминал о прошлом и не анализировал свою жизнь. И ему это совершенно не нравилось. Будто крыша подтекала и он заранее разочаровывался в себе и своей жизни.       А это шёл первый день его больничного. Первый день из двух месяцев. А Илья уже устал.       Сможет ли он стать простым парнем? Найти работу, девушку?       Это если помечтать.       Заглянуть в сказку, которую ему пытаются устроить окружающие. Сможет ли Илья быть обычным человеком, забыв о службе и наёмничестве? Будет делать как говорят люди вокруг: тратить деньги направо и налево, раз уж он миллионер, спустит всё на машины, девочек, дома. Получит ли он образование? Например, юридическое, или, может, будет переводчиком, ведь знания нескольких языков уже имеются, и Илья даже сам вызвался их учить, его никто не принуждал. Сможет ли он работать как все? Ездить на работу на своей дорогой машине, пока красавица жена, которую он купит за бабки, будет ждать его дома. Будут ли у парня дети?       Простая жизнь простого человека. Обычный муравей, что работает на благо колонии. Умрёт — никто и не заметит. Что полезного сможет сделать Илья, уйдя из ЧВК, когда весь его жизненный опыт — это боевые действия разной интенсивности, а лучший друг — пулемёт.       «Ничего» — твёрдо и чётко говорил себе Илья. И искренне не понимал, почему остальные люди, что окружали его, видели другое и вбивали в его голову, что от парня ещё будет прок в обычной жизни. Может, дело в желании? Как там говорится, если сильно чего-то желать, всё получится? Или не так… Если долго мучиться, что-нибудь получится, кажется Илья слышал что-то подобное. Только вот желания нет. Желание было одним — вернуться к остальным и вновь работать, не жалея себя.       Там всё ещё его место, его дом. Смысл его жизни.       Зевнув, Илья открыл глаза и принял решение, что как только стемнеет, он выйдет погулять. Как только на улице станет меньше людей, а температура чуть спадёт, Илья сходит на разведку. Хотя бы по двору.       Только вот стемнеет ещё не скоро. И пока солнце соизволит спрятаться за линией горизонта, парень сойдёт с ума. Потолок, в который он пялился уже пол дня, был изучен от и до. Спина, подпираемая спинкой дивана ныла будто в поясницу пнули. А ещё сон, который вроде и был в парне, но который никак не забирал его сознание в своё царство — бесил.       Илья чувствовал себя овощем. Больным овощем.       И чтобы не пускать слюни от безделья, вытащил из рюкзака планшет и принялся копаться в файлах, просматривая файлы со службы. Хоть как-то скрасит своё вынужденное одиночество. А так фотографии с его командировок хоть настроение поднимут, парень поностальгирует, вспомнит что-то, порадуется за победы компании.       И Илья смотрел. Всё, что только было. Даже какие-то документы открывал, где он записывал свои мысли или план действий на будущее. Что для пулемёта и автомата купить, о чём попросить Цезаря или других командиров. Даже был какой-то глупый стишок, который он писал на совместных учениях с кем-то из азиатов. И, конечно, там была тонна фото и видео. Начиная от фотографий пейзажей и товарищей, заканчивая видео с допросами и пытками, которые кто-то снимал чисто по приколу, а потом отсылал остальным, кто присутствовал. Видео Илья пока не трогал, но вот фото рассматривал. Смотрел и вспоминал как было хорошо в тот или иной день. В той или иной стране, с этими вот людьми, что смотрели с фотографий и половина из которых была мертва.       И ведь когда-то кто-то будет смотреть на фото, где был Илья и видеть уже мёртвого человека.       Илья не гадал как он умрёт. Главное, что не от пыток — это унизительно для него: попасться и не выдержать. А в остальном плевать. Он знал, что не вечный, чувствовал себя смертным, понимал, что рано или поздно его удача себя исчерпает, и каждый раз, стоило начаться какой-то заварушке или штурму — он заранее был готов к тому, что его последующие вдохи могут стать последними.       Когда солнце начало садиться, Илья только закончил просматривать фотографии из Индии. А это, кажется, одна пятая из всего, что у него было. А ещё был внешний накопитель. Но парень не торопился, всматривался в детали, вспоминал, увеличивал фотографии, видел в них что-то новое и просто прогонял время, которое тянулось слишком уж медленно.       Но оно шло. Скучно тебе или весело, время идёт с одинаковой скоростью. И вскоре солнце всё же село окончательно, позволяя улице ещё несколько минут побыть в цветах заката перед тем, как погрузиться в вечернюю темноту.       Когда небо стало тёмным, Илья встал с дивана и размял шею. Отложил планшет, выглянул в окно, всматриваясь в зажжённые фонари и решил, что прогулка всё-таки должна произойти. Она была не такой желанной как раньше, но это казалось хоть каким-то полезным занятием — прогуляться перед сном. Поэтому Илья, выпив стакан воды и кинув в рот шоколадный батончик, пошёл обуваться. И чем дольше он зашнуровывал ботинки, тем больше нервничал по непонятной причине. Будто идёт не гулять, а куда похуже. Хотя что могло быть страшного для штурмовика, который сам себя кидал на опорники врага, как ненужный кусок старого мяса?       Парню было неприятно понимать, что после всего пережитого он оказался трусом и боялся неясно чего. Хотя, казалось, бояться неизвестности — это нормально. Но не прогулки в свете фонарей, не так ли? Поэтому он шёл гулять больше из-за упрямства, чем из-за желания. Чтобы доказать себе и в первую очередь остальным, что он может. Что он обычный человек, способный жить как все. Без проблем.       Заперев дверь, Илья поправил бейсболку на голове, проверил заряд на телефоне и, убрав связку ключей в карман, пошёл к лифту, не рискуя спускаться по лестнице из-за своей ноги, что не болела из-за его неактивного дня, но могла начать это делать из-за нескольких этажей на лестнице.       Не болела, но при нагрузке всё равно заставляла парня прихрамывать.       Вечер на улице пах свежестью. Прохладой остывающего после дня асфальта, пылью и выхлопными газами. Не так как в лагере, где была только зелень и чистый воздух, но всё равно приятно. Разнообразие.       Людей, несмотря на вечер, всё равно было много. Кто-то сидел и курил на лавочке, кто-то гулял с собаками, кто-то выпивал в компании. Солнце давно скрылось, время на телефоне показывало десять вечера, а люди будто и не думали расходиться по домам. Гуляли, веселились, ловили прохладу вечера после знойного дня, играли в настольный теннис чуть дальше на площадке. Отдыхали и наслаждались жизнью.       Странно. Илья бы в лагере уже готовился ко сну. Что там по плану? Умыться, почистить зубы, постирать в умывальнике грязное бельё вроде носков и трусов, приготовится к следующему дню, починить одежду, если требуется, и сон. Но вдали от привычного Илья решил погулять, подышать запахом остывающего пыльного города, доказать себе, что это нормально — мирная городская жизнь. Жизнь среди гражданских людей, у которых ноль забот. Рядом комфорт, рядом безопасность, пусть и мнимая, но ими принятая.       В Илье заиграл азарт. Сможет ли он прожить такую же жизнь? А парень он до жути азартный. Азартный и удачливый, раз уж два раза выигрывал в русскую рулетку и всё ещё был жив после множества контрактов.       Поэтому собрался, вдохнул, выдохнул и пошёл вперёд. Пройдётся по небольшому парку, осмотрится, подышит воздухом перед сном, а там и поспит наконец-то.       Хотелось натянуть на нос бафф который висел на шее, но почему-то не поднималась рука. Илья вспомнил Отца и его беззаботность, его слова, что это необязательно, и просто не мог поднять ладонь к лицу и поднять ткань. Будто это что-то постыдное, хоть парню и было некомфортно светить своим лицом перед всеми. Пусть и в тени бейсболки. Будто за деревом его кто-то узнает и всадит нож в спину или высадит целую обойму.       Такое ведь может быть?       Парень помнил нескольких товарищей, что беспечно гуляли по недавно освобождённому городу, не скрываясь, и получили за это в затылок несколько граммов свинца. Помнит истории других товарищей, как их узнавали какие-то активисты в России и вели преследование. Историй тонна. Здесь или за рубежом. Но Валерий… ему всегда было до фени, кто его видит. Он никогда не скрывался, хотя его лицо более известное, чем лицо того же Ильи, что был простым штурмовиком и никаких внешних дел в компании не имел. Может, брать с него пример? Быть проще.       Илья попробует. Хотя даже чувствовать ветерок, что обдавал его колючие от щетины щёки, ему не нравилось. Быть будто обнажённым, словно ты у всех на ладони. Хотя люди, что проходили мимо, даже не обращали на него внимания. Ну, большая их часть.       Илья медленно прогуливался по выложенной плиткой дорожке, сцепив ладони позади спины. Рассматривал подсвеченные фонарями кроны деревьев, плитку под ногами, клумбы вдоль бордюра и пытался расслабиться. Отпустить мысли, тревоги, Илья пытался просто быть. Простым человеком. Но, проходя мимо людей, чувствовал себя лишним даже без разговоров. Как курица среди павлинов. И дело даже не во внешнем различии или в одежде, он ощущал, что отличается от всех этих людей внутри. Так разительно, что пропасть не заполнить. Как ни пытайся. И это мешало расслабиться окончательно. Всё это различие в мире между людьми и в его видении.       Найдя свободную лавку, Илья плюхнулся на неё. Вытащил телефон из кармана не зная зачем, посмотрел на время и убрал обратно. Осмотрел деревья вокруг, вздохнул, рассмотрел дорогу и опять завис. Вот вышел он погулять, а на улице чем заниматься? Ходить? Хромать уставала нога, отходить далеко не хотелось, смотреть не на что. Глупое занятие. Вокруг сплошные дома, бетон и асфальт. Было бы поле, Илья рванул бы через него. Был бы лес, парень бы затерялся в нём, было бы озеро, он сел бы рядом с ним и наблюдал за водной гладью. Но город… он отталкивал. Даже после одной прогулки.       — Я не могу все деньги тратить только на твои хотелки, Игорь! — устало выкрикнул мужчина неподалёку от парня, и Илья поднял на него взгляд.       Он кричал на ребёнка лет семи, что шёл рядом, надув губы. Придерживал на плече рюкзак, часто жестикулировал и пытался объяснить пацанёнку, что деньги не растут на деревьях и, чтобы их получить, ему надо усердно работать. Что не будет ему нового велосипеда и не будет игровой приставки. Что сначала надо починить машину, которая нужна им обоим, а потом думать о хотелках.       Илья сто раз возрадовался, что он тот, кто он есть и ему не приходиться иметь дел с детьми, которые что-то хотят, и с бытовыми проблемами, когда не хватает денег. Вот он, например, не знал куда девать свои деньги. У него их в избытке. Но и тратить на кого-то он их не планировал. И отдавать за «спасибо». Карман не тянут, так что пусть будут.       — Нет, Игорь! — взмолился мужчина и остановился неподалёку, хватая ребёнка за плечи и склоняясь к нему, чтоб заглянуть в глаза. — Я и так на тебя трачу большую часть своей зарплаты! Имей совесть или в следующий раз со мной пойдёшь на работу и поймёшь на своей шкуре, что это такое — зарабатывать!       — Я не буду работать, — фыркнул пацан и поймал взгляд Ильи, что сразу напрягся. — Я буду как тот дядя! Я буду военным!       И ткнул в него пальцем, заставляя желать исчезнуть.       Как тот дядя? Военным? Льстило…       Отец ребёнка тяжело вздохнул и обернулся через плечо, отпустив плечи Игорька.       — Простите его, — обратился он к Илье, даже не глядя на парня. — Игорь, неприлично тыкать в людей пальцами. Я тебя воспитывал лучше.       Пацан вновь фыркнул и демонстративно сложил руки на груди.       — Ты думаешь, что военные не работают? Думаешь им не тяжело?       Илья хмыкнул, развесив уши. Снял с себя бейсболку, чтобы почесать макушку и положил её рядом. Почему-то прятаться от взгляда Игоря ему не хотелось. Он ему импонировал и чуйке своей парень доверял.       — Им весело, — задумчиво протянул пацан и улыбнулся дяде на лавке.       Илья смутился от такого внимания.       — Весело, — безрадостно вздохнул мужчина, и устало потёр лоб. — Прошу прощения, — снова обратился он к Илье. — Не поделитесь житейской мудростью с этим молодым человеком? Вы же служите, не так ли? Извините меня за наглость…       Внутри Ильи всё сжалось в один сплошной тугой узел. И в тот же миг ему захотелось надрезать его, чтобы выпустить из себя всё напряжение, сковавшее по рукам и ногам. И от того, что с ним заговорили, и от того, что от человека напротив исходило столько непонятной опасности, что хоть беги. Словно в прошлой жизни этот человек до смерти запытал Илью.       — Артём, ты что ли?! — воскликнул вдруг мужчина и расплылся в широкой улыбке в тридцать два.       Холод объял кишки и кирпичом упал внутри парня.       — Это Жека из параллельного! Сто лет, сто зим! — всё улыбался мужик, подходя ближе и ближе и протягивая Илье ладонь.       Илья ответной радости не испытывал. Только раздражение и страх. Вжался спиной в спину лавки, нахмурился и протянутую руку не пожал. Мужику захотелось по-человечески въебать, чтобы он больше никогда к Илье не подходил. Даже его пацан стал не таким безобидным, как минуту назад. Ему тоже захотелось въебать, чтобы пялиться перестал, словно не человека видит перед собой, а дракона.       — Я… эм… — замялся названый Жека, не получив ожидаемого, и убрал протянутую ладонь в карман джинс. — Наверное, обознался. Простите.       — У вас есть автомат? — спросил Игорь, пройдя мимо отца и подняв светлый взгляд к Илье, что смотрел только на мужчину, который сгорал от стыда.       — Игорь, перестань. Пойдём, — одёрнул он ребёнка и схватил его за руку. — Ещё раз прошу прощения.       Женя даже мужиком не был. Таким же парнем как Илья. Только усталость на лице добавляла возраста. Ростом чуть ниже Ильи, не такой широкоплечий и вообще самый обычный парень. Чёрные короткие волосы, небритое лицо, заросшее тёмной щетиной, карие глаза, что в тени глазниц казались чёрными. Почему-то напоминал всех этих расстрелянных арабов, которых Илья ненавидел. Но, взглянув на лицо парня целиком, не заостряя внимание на раздражающих деталях, Илья уже не видел араба. Он видел простого человека, от которого хотелось бежать на край земли и которому в то же время хотелось сказать «привет». Словно он всё же знал его. Подсознание скреблось как мышь за стеной. Мышь, которая отчаянно искала рассыпавшееся когда-то зерно, что для Ильи было прошлым.       Артём?       В этом тоже было что-то знакомое. Как давно забытый вкус любимого блюда. Так не вспомнишь, но, ощутив его на языке, разорвёшься от целой палитры знакомых вкусов.       Всё-таки мужчина. Он выглядел старше. То ли из-за усталости, то ли из-за морщинок на лбу, словно его брови всегда вздёрнуты. Неглубокие, но под светом фонарей отчётливо видные.       — Автомат есть? — повторил свой вопрос Игорь, явно не планируя уходить, пока не получит своего.       — Нет у меня автомата, — чуть более грубо, чем планировал, ответил парень и хмуро посмотрел на ребёнка, что недовольного тона взрослого не понял. Он начал бесить своими вопросами и тупостью.       — А пистолет?       Илья тяжело вздохнул.       — Игорь, — уже рыкнул Женя и дёрнул пацана за руку, которую всё время сжимал в ладони. — Извините, я обознался. Просто… очень напоминаете старого приятеля, — улыбнулся зажато. — И простите за парня. Он любознательный и очень любит солдат. Что сказать, — усмехнулся нервно, — мужиком вырастет.       Он явно боялся Илью. Это было видно по его повадкам, по тому, как взгляд прячет, избегает любого визуального контакта и мнётся на месте, будто хочет уйти, но не делает этого, пока не прикажут. Так же его голос почти дрожал. Тот был слаб, и силы своей не показывал. Её вообще не было перед парнем. Илья был тем, кто может его сломить, убить, уничтожить. Не наоборот. Но это не внушало уверенности. Кто знает, какой козырь был у Жени в рукаве. Лучше никому не верить. Особенно тем, кого не знаешь.       — Всё, Игорь, идём.       — Но как же…       — Идём, я сказал! — рявкнул Женя и потянул сына за собой. — Всего вам хорошего.       — Ну, пап!       Илья проводил двух людей подозрительным взглядом. Это точно не та прогулка, на которую он рассчитывал. И случилось то, чего он так опасался — контакт с местными. Ещё и мужик вёл себя так, словно действительно знал Илью.       Ещё и имя самое нелюбимое — Артём.       Холодом опоясывало все внутренности и жгучим клеймом оседало глубоко внутри.       Артём.       Как забытые слова из некогда любимой песни.       Артём — с этим именем на языке Илья возвращался домой. Прогонял его в голове как слова из молитвы. Ни успокоится, ни отпустить, ни испугаться. Парень всё вспоминал, вспоминал и вспоминал, поднимаясь на лифте. Вспоминал, пока умывался и чистил зубы. Смаковал его на языке, когда укладывался спать, устелив себе диван. Шептал его, хмуря брови и пялясь в тёмный потолок. Задавал себе вопросы, почему он не может просто забыть его, ворочаясь под одеялом. Злился, что не может заснуть, понимая, что не успокоится, пока не поймёт, почему не отпускает одно дурацкое имя.       Может, это давно забытое имя Ильи, которое у него было до вступления в ЧВК? А человек, который узнал его, был не узнан самим обладателем дурацкого и нелюбимого имени парня? И поэтому произошёл тот конфуз с приветствием?       Илья понимал, что глупо, но крупицу правды в этом будто чувствовал самим костным мозгом в каждой косточке.       Поэтому ворочался в постели и запрещал себе думать, хотя это всё, что он делал до первых лучей рассветного солнца.