Буревестник

      Позывной Димы появился из-за его умения предугадывать следующий шаг врага, будто у него какая-то встроенная чуйка была. Врождённый дар чуять в воздухе опасность и местоположение противника. Ни то действительно нюх и шестое чувство, ни то он видел сквозь стены и обладал орлиным зрением. Илье, в целом, было плевать. Он в эту чепуху не верил. Да и с позывным Димы был несогласен. Вот Балабол бы ему подошёл больше, потому что говорить он может много и при любых обстоятельствах.       Ему как-то один палец на ноге оторвало, а второй пробило осколком. Так он вместо того, чтобы силы поберечь и хотя бы сделать вид, что ему больно или на крайний случай неприятно, рассказывал анекдоты, присев на уши всей машине. А там между прочим был ещё один раненый, которому повезло меньше. Но нет, он рассказывал анекдот за анекдотом, сам смеялся, а, когда шутки кончились, начал рассказывать про Коран и про то, что пока они копят в носу драгоценный Сирийский песок, всем бы неплохо было его почитать, чтобы знать ближе врага своего.       Дима замолчал лишь тогда, когда прикусил себе язык на кочке. Илья готов был перекреститься, благодаря Господа Бога за чужую боль и камни на дорогах, когда мужчина застонал от боли. Но потом Пророк разразился смехом.       Дима был радио. Причём любым. Его можно настроить на любую волну если с искренним любопытством поинтересоваться на определённую тему и иметь с ним хорошие отношения, ибо в противном случае тебя пошлют. Илья настолько привык к его голосу и трёпу, что при должном настроении и шум воды и очередная история Пророка успокаивали одинаково.       — Он пиздец кадр, Иль. И ведь его, сука, слушают некоторые. Но поссать на рану, чтобы продезинфицировать её, это, блядь, каким ебанутым уёбком надо быть? — воскликнул Пророк, провожая взглядом пару бойцов, что шли из душа. — Говорит ещё, блядь, что класс защиты не важен и похуй вообще на броню, если ты скиловый парень и знаешь, что от тебя требуется, чтобы выжить. Ебать, я думал, что я ему шею сверну, честное слово.       Илья тяжело вздохнул. Он упустил начало разговора, но, кажется, это про одного из новеньких ветеранов.       — Я, блядь, плиту ещё и в рюкзаке таскаю, чтобы закрыться в случае чего, а он хочет щеголять в майке как по пляжу?! Пиздец, Иль. Он наглухо, блядь, контуженный. Просто в усрань! Увидишь его — беги со всех ног или на деле продемонстрирует, что моча в человеческом организме стерильна. Отбитый, с-сука.       — Пиздец ты мёртвого доебёшь, — вздохнул Илья, уставший от трёпа, и взглянул на притихшего вдруг Пророка. Будто он только сейчас понял, что много говорит и уже как несколько минут не отпускает парня.       — Ты какой-то смурной с самого утра…       — Наверное, потому что ты мне на уши присел как только я из нужника вышел? Я ещё, блядь, даже таблетку не принял с утра, а ты меня уже испытываешь.       Дима слегка нахмурился, видимо, не ожидавший такой реакции.       — Я просто делюсь с тоб…       — Ты, блядь, не делишься, а на уши приседаешь, Пророк, причём в наглую, — рыкнул Илья. — Имей совесть, Дим. Хочешь попиздеть — новобранцы с радостью уши развесят. А теперь отъебись от меня и дай мне спокойно дойти до моей, блядь, палатки.       Илье не то чтобы не интересно, что происходит среди народа и кто есть кто, но не тогда, когда нервы на пределе. А они у него с утра именно на пределе, потому что как раз по пути к туалету, пока не встретил Пророка, встретил Отца, который напомнил ему, чтобы Бизон сегодня зашёл к нему в палатку. Желательно после обеда. После такой встречи уже ни с кем не хотелось разговаривать, а настроение опустилось ближе к плинтусу. И почему — не до конца понятно. Вроде и страха нет и нежелания лечиться нет, но всё же что-то было не так. Какая-то чуйка говорила, что всё будет не так просто, как кажется на первый взгляд. И Илья ждал. А Пророк, присевший неожиданно на уши, угнетал только сильнее.       Хотя стоило очутиться в тихой палатке, как его трёпа стало не хватать. Он хотя бы отвлекал от того, что в голове происходило. А происходило там чёрти что, чтобы быть спокойным. Да и голова в то же время начинала болеть, и рука всё увереннее тянулась к таблеткам, которых не было, чтобы приглушить боль.       С таблетками у Ильи всегда были сложные отношения. То не пьёт, то пьёт больше положенного, а потом соскочить не может и страдает. Например, ему по сердцу одновременно пришлись и не пришлись транквилизаторы. Шанс уйти из этого мира так, будто ты действительно умер — ему всегда нравился. Одна-две таблетки и ты уже не ты, а мешок с дерьмом внутри, с которым можно делать всё что угодно, потому что сил и желания сопротивляться нет. Можно слушать любые разговоры и засыпать, можно знать, что, несмотря на отсутствие сна, тебя всё равно вырубит и организм немного отдохнёт. И, если вдруг что-то случилось и мысли покоя не дают, ты всегда можешь это остановить путём ухода из мира реального в черноту, из которой тебя с трудом можно будет выдернуть. Илья раньше всегда пользовался этим шансом, как бы хорошо или плохо не было. Поэтому легко подсаживался на такие вещи, а потом страдал. Ему вообще нравится идея ухода из этого мира путём одной таблетки. Десять минут и ты уже уплываешь из мира сего, оставляя позади себя проблемы, которые настигнут тебя лишь завтра. Но что такое завтра? Оно может и не наступить, когда ты закидываешься нейролептиками там, где в любой момент по вашему блиндажу или зданию, где вы прятались, может отработать вражеская артиллерия. Такие дни вообще щекотали как-то по-особенному.       Нравилось ему играть со смертью и с командованием, которое, в целом, порой знало, почему именно Бизон чуть ли не пускает слюни или из последних сил держит глаза открытыми.       Но ничего не могло длиться вечно. И если раньше ему давали их пачками, то теперь, к сожалению, по одной таблетке перед сном и только тогда, когда проблемы с головой, а не потому, что у него случился очередной приступ агрессии и кто-то пострадал.       Свои приступы агрессии и раздражительности Илья не может да и не хочет ни с чем связывать. Он сотню раз по наставлению своих же сидел на приёме у психолога или даже психиатра, и ни одна такая встреча не увенчалась успехом. Никто не мог ничего понять и поставить диагноз — Илья не раскрывал рта, слушал, и ни один провокационный вопрос человека рядом не смог вызвать внутри парня интереса или другой реакции. Вообще, когда рядом кто-то из мозгокопателей Илья умел закрываться так тщательно, что никому и никак не получится пробить его защиту. И спасибо ожесточённым боям, что научили его отключаться от всего, если он сам этого хочет. И уж если смерть не может вывести его на эмоции, страх и адреналин, то что смогут сделать незнакомые мирные люди? В такие моменты на них не находилось даже раздражения, что они тратят его время. Лишь спокойствие и скука.       Он и сам справится. А если не справится и всё будет уж совсем плохо, ему всегда сунут таблетку. Как кричащему ребёнку соску. И всё снова станет хорошо. В конце концов, его злость — его оружие там, где не помогает ничего другого. Его первый, единственный и лучший друг. Она двигает вперёд, заставляет бороться и жить. Яркая, горячая и самая живая в его жизни. И просыпается эта жизнь в его венах только тогда, когда в воздухе витает запах будущего сражения. Иначе анабиоз разума.       Этого сна своей жизни Илья боялся. Он не умел жить спокойно и в тишине. Поэтому будущий отпуск его пугал.       — Это последние, Илья, — сказал медик, выдавливая в ладонь парня несколько таблеток. — Ночная будет тоже последняя. Ну, целая последняя, потом дозу будем уменьшать. А то мы знаем тебя, пол лагеря разнесёшь, — рассмеялся тихо и протянул парню стакан с водой из кулера. — Как у тебя со сном дела обстоят?       Илья закинул в себя таблетку, запил и смял в пальцах пластиковый стаканчик. Не будет он говорить на эту тему.       — Сплю, — ответил сухо и причмокнул, разгоняя по рту горький вкус от таблетки, что прилипла к горлу.       — Как долго?       Парень пожал плечами.       — Не считаю. Часов шесть?       — Сойдёт, — вздохнул парень и забрал из пальцев Бизона смятый стаканчик. — Ладно, иди. Не забудь после обеда зайти. Батя сказал, что, возможно, сможем тебе тут капельницы ставить. Хз, правда, зачем. Таблетками тебя на ноги поставили как обычно. Ты из них уже состоишь процентов на пятьдесят.       — Мало, — хмыкнул парень, наблюдая за молодым медиком, что с ними года как два уже. Маленький, худой, но сил в нём столько, что можно не волноваться, что этот малыш одной рукой сможет тебя километр протащить. — Пойду я…       — Ага, — выдохнул парень и откинул стаканчик в угол палатки, где была мусорка.       Жаль, что сейчас Илье плевать на эти таблетки, чтобы расстраиваться, что сегодня последняя. Потому что они ничего не дают кроме паршивого сна. И почему, не понимает до сих пор. Либо с головой действительно проблемы, либо организм привык к ним и за лекарство не считает. Так, пропускает половину действия и радуйся, хозяин.       В палатке Илья замер, поймав себя на мысли, что если доза уменьшается, то как он будет там, за забором? Там ведь вообще нет таблеток. Или, если он пойдёт в больницу, ему выпишут их? Как он будет спать без них? Как вообще будет спать. В одиночку в четырёх стенах, когда рядом никого. Никто не сопит и не храпит, а по утрам не будит неосторожным шумом.       Тревожило.       Вопрос с началом «как» шёл один за другим, пока парень не начал раздражаться от этого.       Хотелось просто быть здоровым. Чтобы всё кончилось здесь и сейчас. Чтобы шрамы исчезли, подвижность конечностей стала такой, как несколько лет назад, чтобы вновь жить без больных суставов и сорванной спины. Чтобы голова была здоровой, чтобы было как двенадцать лет назад.       Хотя что было двенадцать лет назад?       Илья смутно помнит то время. Настолько смутно, словно вспоминает ускользающий сон: размытые лица, забытые голоса и выкрикнутые фразы. Из чёткого только пейзажи. Улицы, здания, чья-то комната. Образы, больше ничего. Склеенная лента обрезанной плёнки и скомканный смысл своей прошлой жизни. Как просмотренный давно фильм. Осталась только суть: он был никому не нужен. Отброс, ущербный.       И чёрт с ним, с прошлым. Был никому не нужен и сейчас никому не нужен. Точно не как человек. И смирился с этим. Он штурмовик, а штурмовик — это расходный материал. Живая единица. Модернизированная опытом и временем, ценная, но единица. Как модифицированное оружие. Куча обвесов, куча потраченного времени, денег, душа внутри. Потеряется? Не беда. Ещё немного души, времени, денег и терпения, и будет такой же автомат. Чем человек хуже? Только что больше времени на его создание и апгрейд тратится. Чтоб из человека боец вышел. Время и обстоятельства.       И не жаль Илье, что его жизнь вышла такой. Он привык и его всё устраивает. Умирать легко, когда терять нечего. А ему терять как раз нечего кроме своей жизни. И каждый рядом это знает, чтобы беспокоиться о парне. Полезет в пекло, так уж так, чтобы с душой. Чтобы никто из врагов в живых не остался. Потому что страха нет. А страха нет, потому что терять нечего. Только адреналин, растягивающий губы в улыбку.       Кто-то даже сказал ему, что не повезло ему с удачей. Всё гонится за смертью, гонится, а умереть не получается. Илья тогда хмыкнул себе под нос и понял, что не получается умереть, потому что за смертью он не гонится. Он гонится за результатом. Чтоб победителем выйти, чтобы дальше идти. Вперёд. Ведь где одна победа, там будет вторая. И движением вперёд, за другими боями, он заставляет себя качать головой перед лицом смерти. Не сейчас, старушка, у меня ещё дела остались. Там враг за поворотом, а значит, новая возможность для того, чтобы ещё раз сказать тебе «нет».       Илья покачал головой, выбивая из себя мысли и звон в ушах. Взял полотенце, висящее над его койкой, средства для личной гигиены и пошёл в сторону душа, пока вода есть. Должен успеть помыться перед завтраком, а потом попробует фильм какой посмотреть. И будет грустно, если из-за больной головы и глаз он разгневает боль ещё сильнее и день превратится в ад.       Душевых кабинок было несколько штук с одной и с другой стороны лагеря. И всегда грызня, что долго, что воду льёшь за даром. Илью это не волновало. Он может подождать, может вышвырнуть за шкирку человека, что засиделся, если настроение плохое. А может забить на душ и сходить в него завтра или послезавтра. Благо в таких условиях, в которых они проживают сейчас, никто особо не пачкается. Только вот из-за жары потеют все сильно.       Илья занял лавку перед свободной кабинкой и скинул на неё все вещи перед тем, как начать раздеваться.       Вода — одна из немногих вещей, которую Илья именно что любит. Он любил стоять под струями с закрытыми глазами и чувствовать, как стекает она по телу. Холодная, тёплая, абсолютно не важно. Он любил это ощущение. Успокаивает. И порой было печально, что в его жизни этой самой воды не так и много. Всегда дефицит, всегда грязь, пыль и копоть, а потом довольствуйся либо каплями, либо сухим душем. А ещё лучше влажными салфетками.       У душа и воды был один минус, не считая её дефицита — глаза рядом. Илья ненавидел раздеваться перед кем-то не из своих, а «свои» — это группа маленькая и давно между собой знакомая. Человек тридцать от силы. Все остальные — чужие. И плевать он хотел, что с ними будет, откуда они и почему ревут вместо того, чтобы бежать вперёд, чтобы выжить. Он не погнушается оставить их на месте, чтобы спасти свою шкуру или шкуру кого-то более ценного. Это реалии его жизни и плевать, кто и что думает. Только «свои» заслуживают того, чтобы Илья плюнул на себя, забыл о задании. Потому что «свои», это не только близкие товарищи, но ещё и те, кто доведёт начатое до конца. Ведь если погибнут они — всё остановится и, возможно, умрёт Илья. А для парня выполненное задание важнее всего остального.       Только перед своими людьми он мог спокойно ходить обнажённым и при этом не чувствовать на себе изучающие взгляды. Остальные же глазели почти в открытую, даже если старались делать это вскользь. Илья всё видел и всё чувствовал. И не понимал, чего хотел больше: выколоть глаза смотрящим или сбежать от них, закутавшись в несколько слоёв одежды.       Илья не особо смыслил в красоте и не знал, что думают люди, которые смотрят на него. Но чувствовал, что всё, что находилось под его одеждой — это ненормально. Иначе бы они так не смотрели. И что это «ненормально», это всё-таки уродливо. И было в этом понимании что-то слишком уязвимое для парня. Внутри сразу всё неприятно сводило из-за взглядов и понимания, что это уродливо. Что он не такой, как все. Слишком много внимания и порицания во взглядах. Слишком много людей, что обращают на него внимание. Бежать — всё, что ему хотелось.       Но вот глаза Пророка, что тоже моется по утрам, пока остальные ещё дрыхнут, его не смущали. Да тот никогда и не смотрел на него как на что-то испорченное или занимательное. Никогда. До сих пор. Теперь Дима рассматривал его с нескрываемым любопытством, словно парень был музейным экспонатом. Кажется, впервые.       — Чё, — рыкнул Илья, обходя товарища, чтобы забрать со скамейки свою одежду и одеться. Людей неподалёку старался игнорировать. Да и они не особо обращали внимание на вышедшего из душа человека.       — Да вот смотрю я на тебя и не понимаю, почему и, главное, как ты всё ещё жив, — рассмеялся Дима и скинул свои принадлежности для душа рядом с Ильёй.       Парень фыркнул, бегло посмотрев на свои шрамы, а Дима принялся раздеваться.       — Просто везёт, — ответил он и быстро натянул на влажное тело трусы, а потом штаны. Хотелось купаться. Вдали от людей. И особенно вдали от Пророка, потому что ещё хотелось тишины. Пугающей, но всё же тишины. А рядом с этим человеком её не бывает.       Дима что-то хмыкнул, но скорее себе. Подвинул в сторону полотенце парня и скинул на его место снятую футболку.       — Слух, — сказал он тихо, будто самому себе. — Иль.       Парень быстро натянул на себя боевую рубаху, чтобы окончательно скрыть изуродованное шрамами тело от чужих глаз и окончательно расслабился.       — Чего тебе, — буркнул почти недовольно, хотя раздражённым даже не был. Будто нарочно, чтобы Пророк вновь на уши не присел.       — Ты когда уезжаешь?       Парень замер с солнцезащитными очками в руке. Глянул на ровный ряд палаток перед собой и тяжело вздохнул.       — Не ебу.       Дима сбросил с себя штаны, переступил их и кинул к футболке.       — Нах тебе, — всё же спросил Илья и повернулся к товарищу, что стоял в одних трусах и подбирал из травы принадлежности для душа. Непривычно было его видеть без вечной бейсболки и арафатки. Он вообще будто самим собой предстаёт только в душе, когда одежду снимает. Впрочем, как и Илья. И сразу все становятся чуть другими. Слабыми, поломанными, неуверенными в себе. И дело даже не в обнажённом теле или старых ранах. Менялось что-то другое, когда одежды лишаешься. Что-то глубже будто обнажалось перед другими, когда лишаешься привычной именно тебе оболочки. Для Ильи это вся его одежда, а для Пророка бейсболка и арафатка. И ладно арафатка, она скрывала абсолютно небезобразный шрам на шее, но голова… короткие пшеничного цвета волосы выглядели здоровыми и густыми, чтобы их скрывать двадцать четыре на семь.       — Просто спросил, — ответил спокойно, скинув с себя всю свою спесь. — Меня отправляют в Мексику через несколько дней. Там потихоньку все стягиваться начинают. Я, как командир, должен быть со всеми. Хотел узнать сколько мы ещё… будем знакомы, хах.       Илья поймал выжидающий взгляд Димы и тяжело вздохнул, окончательно отпуская своё раздражение на мужчину. Не любил он эти темы. Волнение своих за себя, когда обратного дать не мог. И ничего не мог с собой поделать. У него нет друзей, нет близких или избранных. И даже Саныч, которого он знает столько лет, Дима, да и остальные, не смогут ничего с этим сделать. В жизни Ильи всё просто: все, кого ты знаешь, могут умереть в следующую стычку и надо отпустить их заранее, чтобы не сокрушаться их внезапной и предсказуемой смерти. Ни привязываться, ни видеть в них родных. И Илья отпустил. Всех. Лет так шесть или семь назад. И в то же время окончательно захлопнул ставни свой души для всех.       Да, он неприятный собеседник и разговор не поддержит, зато в самые сложные мгновения боя будет всегда с холодной головой. И ни пальца, ни глаза не дрогнет, если перед ним упадёт человек, которого он знает столько лет. И Пророк входил в число тех, на кого ему всё равно, как бы Дима ни считал иначе.       — Командир сказал сегодня к нему зайти. Видимо, что-то придумал. Так что, — вздохнул Илья и чтобы занять руки, поднял со скамьи полотенце, — сегодня узнаем, когда и куда.       — Почему ты так этому не рад?       — А чему радоваться? — пожал он плечами, смотря на всё ещё пустую душевую кабинку, из которой недавно вышел. — Ты вот работать едешь, а мне три месяца без дела валяться хер знает где и лечиться непонятно от чего? Что тут радостного?       Ладонь Димы легла на его плечо, привлекая к себе внимание. Илья её скинул резким движением. Пророк недовольно заворчал, но быстро смягчился, закидывая полотенце на своё плечо.       — Иль, я тебя давно знаю, но по итогу не знаю совсем. Ты философ внутри, вот это я знаю наверняка. Так вот подумай своей контуженной головушкой, что жизнь заключается не только в работе. Не сгори на ней, а то потом вообще вкус к жизни потеряешь.       Парень вспыхнул как спичка, когда Пророк вновь полез куда не надо и куда не звали. И если с психологами получалось быть камнем, то с товарищами — нет. Особенно с Димой. Тот мало того, что балабол, так ещё и без тормозов. И будет лезть вперёд и глубже, пока сам не успокоится.       — Да что ты знаешь, — почти прошипел раздражённый Илья, ловя взгляд товарища, что смотрел на него с долей сожаления. — Что ты, блядь, знаешь? Обо мне, о моей жизни, чтобы говорить подобное?       Дима опустил взгляд в траву и покачал головой, не отвечая на вопросы Ильи.       — Нравится отдыхать — милости просим. Ты тоже давно миллионер. Так иди, отдыхай за всех. Чего там всем надо? Тёлочки, дома, тачки крутые. Нехуй меня гнать куда не надо, тебе ясно, блядь?       — Иль…       — Отъебись от меня, — прорычал он, заглядывая прямо в глаза мужчины. Светлые по природе и тёмные из-за настроения разговора. — Отъебитесь от меня все уже наконец-то со своим отдыхом. Мне не нужны ваши прелести жизни. Мне не нужен отдых, мне не нужно лечение.       — Знаешь, есть поговорка. Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой. Только вот в нашем случае лучше хлеб с водой, чем брат с бедой. От тебя толку будет ноль, если ты не сможешь свой пулемёт в руках держать. Или хочешь подставить кого-то из нас? Мы без тебя что делать будем? Если ты свалишься замертво из-за своей больной головы.       — Именно поэтому я иду в ёбаный отпуск. Доволен?       — Доволен, Бизон, очень доволен, — кивнул Пророк. — И надеюсь, что впервые в своей наёмничьей жизни ты поймёшь, что не вся жизнь заключается в борьбе и порохе.       — Что ж тогда ты отсюда почти не вылезаешь? — хмыкнул Илья и отвернулся от мужчины, чтобы уже наконец-то уйти отсюда и позавтракать.       — Кто-то же должен за тобой, нацистом, присматривать, — рассмеялся тихо Дима, и Илья закатил глаза, сразу чувствуя, как на них начинает давить болью.       — О, мне тебе «спасибо» сказать? — усмехнулся ядовито и вспыхнул ещё одной вспышкой внутри себя. Не сдалась ему забота Пророка. Забота главного и Саныча тоже не нужна. Он не маленький мальчик и может постоять за себя. За свои личные границы и мечты, что касаются только работы. — Иди нахуй, Пророк. Мне не нужны все вы. Понятно? И ты тоже. Мы работаем вместе, но мы не друзья. Так что катись ко всем хуям со своим отдыхом и заботой.       Пророк стёр с лица улыбку.       — Как скажешь, Бизон. Как скажешь, блядь, — выдохнул и, стянув трусы, пошёл в сторону кабинки, чтобы наконец-то принять душ.       А Илья, раздражённый диалогом с близким товарищем, пошёл в сторону палатки, готовый прямо сейчас пойти и написать на отпуск и на отпуск по ранению.       — Илюша! — окликнул парня старик и он закатил глаза, что сразу отдались болью во лбу. — Тебя, фух, ну ты и ходишь, — выдохнул Саныч, вставая рядом, — тебя шеф искал. Зайди к нему, не заставляй ждать.       — Ща, вещи скину, — буркнул он и пошёл дальше, пока старик позади него переводил дыхание, будто гнался за парнем с самого конца лагеря.       То, что его хотел видеть Валерий, не внушало оптимизма, хоть тот с утра и говорил, что будет ждать парня после обеда. Но не хотелось его видеть и говорить с ним, ведь и так ясно, что будет за разговор. Отпуск, ранение, отдых, то, что он уже не тот боец, хотя ему даже тридцати нет. Поперёк горла уже за последние дни. Всё это. И из-за больной головы, всех этих разговоров и Пророка, который всегда лезет туда куда не просят, осточертел даже этот лагерь. Все эти люди, которые либо боятся его, либо хотят отправить на покой вроде Саныча и ему подобных. Тех, кто его давно знает и говорит, что они «друзья». Илья хотел работать — всё. И это не так сложно. В данный момент они работают аж в четырёх направлениях. И вот-вот откроется пятое — Мексика, куда парень мечтал попасть. И что в итоге? Лечись, парень, тебя никто не возьмёт никуда.       Илья скинул банные принадлежности, забрал из рюкзака бейсболку и, нацепив её на голову, чтобы особо не пекло и не выделяться среди остальных и его было не так просто узнать, пошёл к главному для разговора.       Палатка Отца не выделялась среди остальных на несколько человек. Только вот внутри вместо коек было что-то вроде зала для совещаний. Стулья на десять человек, стол посередине с ноутбуком, лампой и бумагами. За палаткой свой маленький генератор на случай чего и перед входом флаги с символикой ЧВК, чтобы люди знали, куда идти. Спал мужчина среди бойцов на такой же койке, мылся со всеми, ел тоже со всеми на общей кухне. Впрочем, именно поэтому стал Отцом. Не выделялся, пальцы не крутил, если надо, прятался от артиллерии вместе со всеми и если его совсем допекли злые вороги, мог тоже дать им прикурить, отобрав автомат у одного из парней.       Свой мужик, не внушающий страха. Попроси о чём-нибудь — войдёт в положение, скорее всего даже разрешит съездить домой, в случае чего, но вот Илье, который тоже считал его своим, не хотелось его видеть. Потому что теперь Валерий ассоциировался у парня лишь с отпуском. А отпуск ассоциировался с ничем. Вселенской пустотой и холодом. Даже скупая фантазия отключалась, стоит задуматься, а чем он там будет заниматься?       — Хотели меня видеть? — вошёл в палатку и встретился с уставшим взглядом Валерия, что строчил что-то в ноутбуке.       — Да, — кивнул он, отстранившись от набора текста, — садись, Илюш. Ты вовремя. Я как раз переписываюсь с арендодателем.       — Что арендуете? — спросил вяло и плюхнулся на складной туристический стул возле стола. Взял с него рамку с фотографией всех командиров, которые управляли компанией, только один из которых был в живых, поставил на место и поймал недовольный взгляд мужчины. — Простите…       — Смотри, — сказал Отец и повернул ноутбук экраном к парню. — Там полистай фотографии, присмотрись.       Илья был готов увидеть фотографии нового вооружения, фотографии мест, где они будут работать, но никак не какие-то и не чьи-то апартаменты. Даже бровь вверх взлетела. Та, которая была ниже другой.       — Это что? — спросил он, увеличивая фотографию ванной комнаты с объединённым санузлом.       — Я ищу тебе комнату для жилья. Тут очень демократичный ценник, ремонт и квартира недалеко от больницы. Однушка, этаж, правда, пятый, но, говорят, соседи тихие. Окна во двор, если важно. Кабельное, интернет, всё есть. ЖКХ платит арендодатель.       Илья не стал смотреть фотографии остальной части квартиры. Отвернул от себя ноутбук и плюхнулся на спинку стула, чуть не сломав его своим конским весом.       — Не нужна мне квартира, — буркнул он, демонстративно отворачиваясь от командира. Как обиженный ребёнок.       — Будешь сам искать? Ну, дерзай. Я просто помочь хотел.       Придвинул к себе ноутбук и продолжил щёлкать мышкой, а Илья тяжело вздохнул. Конечно, будет он искать. Будто знал как. Будто умел решать такие вопросы.       — Я согласен, — выдохнул недовольно.       — Сам искать?       Парень закачал головой, от чего она разболелась.       — На этот вариант.       — Ты его даже не посмотрел.       — Мне много не надо. И… я вам доверяю.       Отец довольно хмыкнул и кивнул своим мыслям или на слова бойца.       — То есть, я пишу, что мы согласны? Потому что я уже готов внести предоплату.       — Зачем?       Мужчина улыбнулся.       — Так положено. Ну так что? Такая квартира! Тут много желающих.       — Да, ладно…       — Вот и ладно!       Илья не понимал на что он соглашается. Сердце в груди начало непривычно отбивать какой-то новый, чуждый парню ритм. Ни страх, ни тревога, что-то совсем другое, но такое неприятное, хоть беги. Лишь бы не в эту квартиру. Лишь бы не на гражданку. Лишь бы не одному.       — Ты остаёшься при своём? Один пойдёшь?       Илья сморгнул задумчивость и взглянул на мужчину. Он словно мысли читал. Но несмотря на неприятные ощущения, парень при своём мнении так и остался.       — Да, один. Не маленький. Справлюсь.       Валерий кивнул.       — Так, ну я написал, что согласны. Сейчас переведу ей предоплату и всё! Хоть сегодня въезжай! Она уже готова к заселению, всё чисто, аккуратно.       — Что, прям сегодня?       — А что ты так удивляешься? Да. Деньги получит, а там только ключи получить и всё. Никаких посредников, ничего не надо заполнять. Ты уж меня не подведи, ладно? Я сказал, что жить будет солдатик. Предупредил её, что ты адекватный и не алкаш.       Илья слабо улыбнулся, вспомнив ночную попойку с товарищами, когда они закончили с делами в Афгане и ночью перед сбором напились так, что одному память отшибло до утра, второй заблудился, третий на гранате подорвался и четвёртого зацепил, забрав за собой в могилу, а пятым был Илья, которому и память отшибло, и который осколком от гранаты в руку получил. Благо ничего серьёзного. Магнитом вытащили, подлатали, и как новенький, не считая похмелья на весь день.       — Так, Илья, — серьёзно гаркнул Отец, видимо, тоже вспомнив тот случай. — Ты у меня хороший парень. Не наркоман и не алкаш, да?       — Ну… Сказали, что я кусаюсь и не выношу черномазых?       — Бизон, блядь. Ты мне тут давай без этой хуйни, ладно? Тебя там никто трогать не будет и ты никого не трогай. Ни соседей, никого. Не тронь говно, не завоняет.       — Да я так, — вздохнул парень, — шучу…       — Херовое у тебя чувство юмора.       — Какое есть, — пожал плечами и стянул с головы бейсболку, укладывая её на колени. — Что, прям сегодня можно заехать?       — А ты уже собрался?       Илья не то, чтобы собрался, но раздражение после разговора с Димой так и подмывало уехать сегодня. Но почему? Сбегать от одного человека? На эмоциях? Как глупо! Но Пророк умеет доводить одним словом. Стоишь, никого не трогаешь, а он подойдёт и перевернёт душу, ещё и тебя виноватым оставит. Подонок.       — Я не против, ты не подумай. Тут подписать тебе всё дело часа. Ты как раз соберёшься. Я даже сам тебя отвезти могу.       Парень взглянул на мужчину, не понимая, что делать. Не хотел он никуда ехать. Ни сегодня, ни через год, ни через десяток лет. И никто этого не понимал. Никто. Даже Саныч, который сам тут сидел безвылазно. И всё как-то безвыходно, пропитано отчаянием и не оставляло парню ни шанса.       — Мне точно надо уехать?..       — Бизон, — недовольно затянул Отец. — Мы, кажется, вчера всё обсудили, разве нет? Ты хочешь мне нервы потрепать в какой раз?       Илья потупил взгляд, когда мужчина поднял голос. Да, действительно, глупый вопрос. Но надежду было не так легко убить.       — Либо здесь в городе остаёшься, либо едешь на базу на поезде своим ходом. Билеты купим, дальше сам. Но я бы настоял на этом месте. Это ж твой родной город, Бизон.       Илья поморщился, не собираясь касаться этой темы. Ну, родной, да. Был когда-то. Теперь Илья не помнит, что ему было родным, а что нет. Только обрывки воспоминаний и смутные образы прошлой жизни. Даже лезть туда не хочется.       — Поживёшь тут, пообвыкнешься, вспомнишь молодость! — вдруг приободрился Валерий, подбирая со стола телефон. — Старых знакомых встретишь, семью…       — Нужна она мне, — фыркнул он.       — Нужна, Илья, нужна. Всем нужна. Бродишь тут как пёс беспризорный.       Илья отвернулся ко входу в палатку. Очень неприятно такое слышать. Когда ты считаешь это место и этих людей своим домом и семьёй, а для них ты пёс беспризорный. Илья знал, что он один во Вселенной, заменимое звено, оружие, расходный материал, и уже свыкся с этой мыслью, но слышать напрямую такие вещи всё равно неприятно.       — Ты с психологами что решил? Тут у нас Никонов. Видел его, нет?       Илья покачал головой, даже от малого качка чувствуя давящую боль в висках.       — Ну и дурак. Я тебя отпускаю в мир, и я, конечно, хотел бы быть уверен, что не спускаю бойцовского пса с цепи. Менты там с тобой сюсюкаться не будут. Сразу либо в тюрьму, либо в психушку. Там я буду бессилен.       — Я умею держать себя в руках, — выдохнул Илья, теперь ощущая почему-то ещё больше отчаяния. Все эти разговоры так и тянули из него все силы и надежды на хороший исход.       — Ну ты мне-то хоть не ври. И врать ты не умеешь, Бизон. Ты вообще ничего не умеешь кроме как со своим пулемётом бегать. Ничего-ничего, — всё причитал Отец, пока Илья рассматривал подол входа палатки. Смотрел как свет от солнца пробивался внутрь, слушал как флаги хлопочут на ветру, как кто-то из ребят засмеялся. — Поживёшь среди людей, полезно обстановку сменить порой.       — Вы же меня хотите командиром сделать, — напомнил ему парень, переводя взгляд с земли на главного.       — Я от своего не отказываюсь. Командиром ты у меня будешь, когда вернёшься.       — Куда я денусь…       Отец отложил телефон и внимательно посмотрел на своего бойца, поймав уставший с утра взгляд оливковых глаз.       — Я перевёл деньги. Месяц оплачен.       — Всё… могу заезжать? — хмыкнул Илья.       — Можешь. Хоть сегодня.       Илья поднял взгляд к потолку палатки и понял, что тянуть незачем. Это ведь неизбежно, не так ли? Это как надобность пробежать десять метров по трупам. Тело, инстинкты по началу военного пути вопят, что не надо бежать, эти десять метров — смерть, они пахнут смертью, ты её видишь и слышишь в стонах раненых, но эти десять метров неизбежны. Останешься — смерть, назад — дезертир, вперёд — есть шанс выжить и это единственный верный путь. И ты бежишь. Берёшь волю и страх в кулак и пролетаешь эти десять метров, стараясь в пути и после броска не выблевать сердце. Они неизбежны, оттягивание времени ничего не даст. Либо сейчас, либо никогда. Так зачем тянуть и сейчас? Быстрее выйдет, быстрее привыкнет, быстрее время пройдёт, вылечится и вернётся.       И, взяв волю и решимость в кулак, Илья кивнул сам себе.       — Ну, поехали, — вздохнул он и поднялся со стула под удивлённый взгляд Валерия.       В палатке на какое-то время воцарилась тишина.       — Илья? — растерянно выдавил мужчина. — Совсем плохо?       — Да нет, — слабо улыбнулся парень. — Будем считать, что… Пророк заебал. Я его или ёбну, или …       — Димка? — ещё сильнее удивился он. — Так он же тебе как брат! Вы ж друзья лучшие!       — У меня нет друзей, — сразу буркнул Илья, почёсывая затылок. Натянул бейсболку обратно на голову, поправил ворот рубахи, отгибая края и глянул на выход, уже желая покинуть это место и разговор.       — Ясно… ну, собирайся тогда, я пока твои документы заберу и отпуска подготовлю. Давай-ка через часок тут встретимся. Если что — звони, найдёмся.       — Угу…       Валерий покинул палатку вслед за парнем. Сразу набрал кому-то и сообщил, что ему нужны документы Ильи Валерьевича Славянского и, махнув бойцу, пошёл глубже в лагерь, пока Илья натягивал на голову бейсболку и тяжело вздыхал, совершенно не понимая, что он творит и почему, нормально не подумав, согласился уйти по ранению неясно куда и неясно почему. Чёрт дёрнул, не иначе. И откатить нельзя. А оправдываться перед командиром вот никак не хотелось, чтобы ещё время потянуть. Себе дороже выслушивать очередные нравоучения и на себе переносить вспышки гнева Отца, когда и своей злобы хватало и выплеснуть некуда.       Вернувшись в палатку, Илья плюхнулся на койку и осмотрел свои скудные пожитки, которые даже собирать было необязательно. Только сложить аккуратнее и всё. Одежда — два комплекта, один из которых был на парне, термобелье — два комплекта: лёгкий и тёплый, ботинки которые на нём. Бейсболка, панамка, бафф, балаклава, куча другой мелочной одежды. Из ценного только телефон, планшет, броня и его пулемёт, в который он вложил неплохую сумму на апгрейд и который, конечно же, ему не дадут забрать с собой. Зато бронежилет, не казённый, а купленный на свои кровные, и нож, уже казённый, Илья заберёт с собой. Всё своё и не очень, он заберёт с собой. Пригодится или нет — дело пятое. С этими вещами ему будет спокойнее. И в конце концов, это всё его. Кому здесь всё оставлять? Чтобы кто-то угробил его комплект СИБЗ, который он скрупулёзно подбирал и подгонял под себя? Нет уж. Он вернётся и броня ему ещё послужит. Всё ему ещё послужит. А он послужит ЧВК.       Сложив всё необходимое в большой рюкзак, Илья тяжело вздохнул и попробовал его поднять — больная нога сразу ответила острой болью в травмированной мышце, вынуждая опустить вещь на пол. Он его даже до палатки Отца не донесёт, и было как-то неприятно думать, что ему нужна будет помощь. Хотя сюда он его точно не нёс, ему кто-то притащил все вещи и этот кто-то, кажется, был Саныч. Или Илье мерещилось, ведь он был под неплохой дозой обезболивающего и спал на ходу.       — Йоу, Балагур, не видел Саныча? — цепанул он парня, проходящего мимо него к дальней койке.       — Не, — покачал головой и, не останавливаясь, пошёл дальше.       Илье ничего не оставалось кроме как пойти к палатке командира Валерия. В конце концов, пока он разбирал свои вещи, прошёл час. Больше, меньше, не так и важно. Если внутри пусто, парень подождёт, а на крайний случай можно и позвонить. Поэтому, взяв телефон и кинув его в карман штанов, встал и захромал в сторону палатки главного, всё ещё предчувствуя что-то плохое.       Илья в предчувствия не верил, ведь это ничто иное как глупое волнение перед чем-то неизбежным. Голова пытается что-то объяснить, найти обходной путь или шанс на то, чтобы ничего не делать. Да и какое предчувствие во время боестолкновения? Опасность везде, чего бояться? Ты либо выполнишь задачу, либо станешь трёхсотым, либо погибнешь. Уметь отключаться, вот что важно. Илья всегда отмахивался от предчувствий, в тот день и подавно. Ведь его ждёт отпуск. Пугающий и непривычный, вот и чуйка разошлась, нервируя и так беспокойного парня ещё сильнее.       — Готов?       Илья обернулся на голос и увидел Валерия, что, держа в руке файл с документами, шёл в сторону парня. Положил ладонь на его плечи, приобнял и подтолкнул к палатке. Илья на вопрос командира кивнул. Зашёл за ним внутрь, сразу сел на стул и вытянул больную ногу вдоль стола, пока мужчина усаживался за своим рабочим местом.       — Поможешь донести рюкзак до тачки? — тихо кинул мужчине и глянул на него краем глаза. — Тяжёлый. Нога…       — Да, без проблем. А что ты туда запихал-то? Зубра своего? — усмехнулся и вынул документы из файла. — Ставь свои закорючки, держи паспорт и остальное.       Илья подтянул к себе листы и окинул их быстрым взглядом.       — Карточка банковская твоя внутри паспорта. Полис, пенсионный тоже там. Страховка твоя ещё действительна два месяца. Не забудь. Так что в случае чего мы с тобой. Но давай без глупостей? — затараторил Валерий, перебирая свои какие-то документы, пока Илья искал на его столе ручку. — Так, что ещё…       — Ручка есть?       Отец кинул ему шариковую ручку, сняв её с кармана ветровки на груди, и продолжил бегать глазами по написанному.       — Короче, всё здесь, — указал на документы в руках Ильи. — Подписывай везде, где галочка, я свяжусь с бабой, которая хату сдаёт, скажу, что будем вечером. Вещи твои закинем в машину мне и… отчалим. Ты точно готов? По пути заедем, купим тебе продукты, всё необходимое и заселим.       — Лицо прятать? — промычал задумчиво, ища глазами ещё галочки на листах.       — Зачем? Дело твоё. Вряд ли тут кто-то в курсе, если ты не будешь трезвонить всем направо и налево кто ты и чем занимаешься. Да и нет тут твоих арабов, от кого лицо прятать. Расслабься.       Илья всё-таки будет прятать. Так спокойнее и безопаснее.       — Всё, — выдохнул и отдал подписанные документы Валерию. Забрал со стола паспорт, проверил внутри всё необходимое и убрал в карман штанов.       — Ой, кстати! Срок действия карточки истекает через месяц. Тебе придётся пойти в главный офис банка и продлить её. Или… можешь снять всю наличку.       — Разберусь, — буркнул Илья, напряжённо смотря на дату окончания срока действия карты. Кажется, придётся снимать всю наличку. А чуйка опять заревела внутри него, будто подготавливая к чему-то плохому. Уже даже бесить начало. — Ну, что?       — Вроде всё, — хмыкнул Отец. — Если всё собрал, то пошли? Бумажки никуда не денутся. Приду, организую тебя.       Илья обречённо кивнул и встал со стула. Нога после небольшой нагрузки выла как подстреленный волк. Парень совершенно не понимал, что происходило и что он делал. Вроде всё похоже на простой сбор, но ни черта подобного. Илья-то знал, что они не в аэропорт поедут, чтобы передислоцироваться на линию фронта, а в город, чтобы парень отдохнул, подлечился. Чепуха и только, но как же скребло по нервам.       Валерий взял рюкзак парня, закинув его себе на плечи, и молча вышел из палатки, Илья шёл позади него налегке, то и дело прихрамывая на больную ногу. По пути зашли в медицинскую палатку, чтобы парень забрал остатки таблеток, которые ему нужно будет принимать до конца недели, заодно принял обезболивающее для ноги, чтобы не страдать остаток дня, а он будет насыщенным. И, закуривая на пару с Валерием, пошли в сторону выхода с полигона, где им разрешили остановиться.       — Бизо-о-он, ты уже покидаешь нас?       Илья узнает этот голос среди сотни других.       Валерий остановился. Обернулся, улыбнулся.       — Жду у машины. Блейзер красный.       Илья кивнул и тоже обернулся, встречаясь взглядом со светлыми глазами Пророка, что смотрели с удивлением. Арафатка и кепка на месте. Привычный вид.       — Чего надо? — буркнул парень, поправляя бейсболку на голове.       — Да ничего, — пожал Дима плечами. — Удивился, что так быстро. Не думал, что сегодня покинешь нас.       — Тебе-то что?       Пророк уронил взгляд в траву под ногами.       — Да ничего. Рад за тебя, — усмехнулся себе под нос и махнул на парня рукой. — Бывай, Бизон. Лечись. И подрасти там наконец в отпуске. Боец ты хороший, но вот вырасти в мужика ты будто не успел.       Дима развернулся и пошёл по своим делам, а Илья чуть не набросился на товарища с кулаками из-за его слов, которые привычно цепанули что-то внутри. Как падающая с дивана кошка. Сползла и в свободном падении зацепилась когтями за первый попавшийся предмет, чтобы остаться на месте.       Илья ненавидел этих шерстяных тварей. И ненавидел Пророка.       Поэтому больше попыток заговорить с товарищем не предпринимал. Фыркнул и захромал за Отцом, который должен был ждать его в машине.       Валерий сидел за баранкой и слушал радио, скучающим видом сканируя поле по другую сторону от дороги. Илья плюхнулся на пассажирское сидение, стянул с себя головной убор и устало вздохнул.       — Ну чё, Бизон, погнали? В кафешку заедем, позавтракаем. До города часа два пути.       Парень посмотрел на мужчину за рулём и неохотно кивнул, совсем не уловив, когда и где он согласился покинуть лагерь именно сегодня. Зато в пути прекрасно уловил неприятное ощущение в груди, будто он едет не в отпуск, а на эшафот.