Буревестник

      — Я тебе русским языком повторяю, что с меня хватит твоих выебонов.       — Командир!       — Пошёл на хуй отсюда.       — Да я ж ни в жизнь! Это так… случайность…       — Мне тебя пристрелить?.. Или пацанам на растерзание отдать?       Илья открыл глаза и сонно моргнул. Заснуть больше не получалось. Ещё и воцарившаяся тишина начала слишком давить. Будто сейчас и правда что-то произойдёт. Не то, чтобы его это волновало, нет, простой интерес вынудил его открыть глаза и с гримасой боли перевернуться на другой бок, чтобы найти взглядом виновников его пробуждения.       В полевой армейской палатке было душно и жарко. Рассчитанная на тридцать человек, сейчас она была переполненной из-за зевак, что пришли на ругань одного из командиров. Они столпились у входа, перегораживая дорогу жильцам палатки, и постоянно толкались, любопытными взглядами сверля двух человек в самом центре: молодого штурмовика Антона с позывным Гусак, у которого были явные проблемы с алкоголем, и пожилого и седого командира Саныча с позывным Цезарь, что суровым, но спокойным взглядом прожигал подопечного. Молчащего и испуганно таращащегося в грязный брезент под ногами.       — Ставлю на то, что мы его линчуем, — фыркнул товарищ рядом и бесцеремонно сел на край койки Ильи, что спокойно наблюдал за народом. — Пора бы уже. Он реально заебал бухать. Где он только, блядь, находит алкашку.       — Вопрос в другом, — прохрипел Илья, медленно поднимаясь над койкой. Сел рядом, потянулся и поймал мутный взгляд командира, что смотрел прямо на него, — кто его пропускает с алкоголем?       — Миха? Они ж вроде братья.       — Он настолько Тоху ненавидит, что хочет обнулить его? — фыркнул Илья и потёр уставшие больные глаза. Бессонница его когда-нибудь доконает. Не на передке он не может спать. Слишком тихо. — Вряд ли.       — Так что ты решил? — пробасил Цезарь, нарушая напряжённую тишину. — Разрыв контракта без права на выплаты или смерть?       Антон жалобным взглядом посмотрел на мужчину перед собой и чуть ли не выпятил вперёд нижнюю губу. Илья не понимал, чего он добивается, но было интересно. Мало кто осмеливался перечить командиру и спорить с ним. У мальца были яйца, этого у него не отнять. Зато не было мозгов.       — Разрыв контракта, — буркнул он, опуская взгляд в ноги, как провинившийся ребёнок. — Исправиться нельзя?       — Ты исчерпал лимит, Гусак. Всё. Пошёл нахуй отсюда, пока я пацанов на тебя не натравил. Твоё счастье, что мы не в зоне боевых действий.       Антон кинул последний грустный взгляд на командира и прошёл к своей койке. Сел на неё и утёр кулаком нос.       Илья недовольно хмыкнул, разочарованный, что все решилось так быстро. Впрочем, как и все остальные, уже нацеленные на спектакль с их участием. Кинул на товарища рядом усталый взгляд и упал обратно на подушку, надеясь, что ещё получится вздремнуть. Хотя бы двадцать минут. Тело было свинцовым и ныло, больная голова не соображала, а глаза жгло от любого яркого света. Уж что говорить про ногу после осколка, что ныла так сильно, хоть руби. Хорошо, что никто не мучил их построениями, проверками и учебными тревогами. Вдали от каких-либо конфликтов, в полевом лагере на Родине было тихо и спокойно как в деревне. Хочешь — спи, хочешь занимайся подготовкой, хочешь — съезди в город. Если отпустят, конечно. Отпуск и только. Хотя некоторые скучали по работе. И в список некоторых входил Илья, который просто не мог долго сидеть без дела.       Вообще не мог. Там, где спокойно — там плохо.       — Не ложись, — вновь заговорил товарищ, кладя лапищу поверх его плеча, стоило только голове Ильи коснуться подушки. — Давай в город сгоняем? Тёлочек найдём, выпьем. Старик нам торчит увал.       — Я спать хочу, — буркнул Илья и дёрнул плечом, чтобы скинуть с себя ладонь. Не вышло. — И у меня болит нога. Я до толчка еле дохожу, — буркнул парень и уткнулся носом в подушку, надеясь что от него отстанут. Хотя прогуляться был не прочь. Но не в город.       — Да блядь, Ильич. Ты заебал. Где твой дух приключений? — рассмеялся товарищ, а потом резко затих. — Опа… к тебе старик идёт. Я пойду.       Ладонь друга быстро исчезла с плеча, а его вес с койки. Палатка вновь зажила своей жизнью, конфликт разрешился. На командира же никто не обращал внимания. Все занимались своими делами: смеялись, ругались. Кто-то спал или читал, музыку слушал, кто-то собирался пойти в полевой душ, кто-то в увал, радостно насвистывая себе под нос, а кто-то точил свой нож.       — Илья, нам надо поговорить, — прозвучал знакомый грубый голос, и парень открыл глаза. — Вставай. Я ненадолго.       Илья тихо вздохнул и, не думая дважды, тяжело поднялся с койки. Окинул сонным взглядом палатку, замечая фигуру командира, что покинул бойцов, увидел Антона, сопящего на своём месте, товарища, что недавно звал в город, стоял рядом с парнем и что-то ему вещал, и остановил взгляд на ярком пятне в центре прохода, куда бил солнечный луч, проникающий внутрь из открытого окна. Яркое пятно неприятно резало глаза, но парень настойчиво смотрел на него, пока не засвербело в носу, а на глазах не навернулись слёзы. Словно назло себе он терпел эту боль, напоминал, что он пережил и что как раньше не будет никогда. И с каждым годом, с каждым ранением только хуже.       Когда боль стала нестерпимой, а голова загудела, Илья отвел взгляд, взял очки с усиленной защитой от UV лучей, что были прицеплены к лямке рюкзака, быстро нацепил на нос и с тихим шипением встал на ноги, сразу хватая трость, что ему принесли товарищи, чтобы было легче ходить. И стоило встать на ногу, изрешеченную осколками, Илья возненавидел эту жизнь. Особенно в купе с головокружением и тошнотой, что отбирала желание жить. Словно его весь день крутили в центрифуге.       — Эй, ты норм?       Илья посмотрел на подошедшего новенького и медленно кивнул, сражаясь с накатывающей тошнотой. А следом добавился звон в ушах, перекрывающий остальные звуки мира. Будто секунда, и его голову разорвёт.       — Уф, бля, — шепнул он, закрыв глаза. И только тогда, когда отпустило, пошёл на выход, сильно хромая на одну ногу. Состояние почти привычное, но всё же неприятное. Мерзкое.       Полевой лагерь был большим. На тысячу человек или около того. В основном раненые, те, кому некуда податься, пока подразделения на горячих направлениях были укомплектованы, или только прибывшие на обучение. Новобранцы, ни разу не видевшие в глаза автомат или простой пистолет. Что уж говорить о чём-то более серьёзном.       Илья был и раненым, и тем, кому некуда было податься. Сиротой для остального мира, призраком в кровавых обносках, без имени и фамилии. Байка для всех была простой: родился где-то на Сахалине, алкаши родители, детдом, а дальше план «Солнышко», в который набирали несовершеннолетних для комплектации поредевших наёмничьих рядов после проваленной операции. И единицы знали всю правду о появлении Ильи здесь, только трое из которых остались в живых. И один из тех, кто знает всю его историю, его настоящие имя и фамилию, стоял и курил за палаткой напротив умывальников. Старый медведь, один из командиров ЧВК, где Илья служил уже более десяти лет.       — Илюша! — воскликнул старик, когда заметил парня, и махнул к себе рукой. — Подь сюды!       Парень медленно доковылял до мужчины и встал рядом, даже не гадая о чём тот хотел с ним поговорить. Особенно лично. Обычно это или комментарии по поводу его службы и поведения, или выговор. Простой, строгий, но доходчивый, которого хватало максимум на пару месяцев.       — Ну, ты как, боец? — улыбнулся он, поднимая посеревший от годов взгляд на парня, что встал рядом. — Сильно болит? Нога-то.       — Жить буду, — буркнул Илья и опустил взгляд на бедро, которое горело от боли. — Бывало и хуже.       — Бывало, — согласился Саныч. — Да, осколки те ещё твари. Вроде вытащил, проверили, больше в тебе ничего нет, а болит, с-сука, так, словно он в тебе уже месяц и нога гниёт изнутри. Ну, кому как не тебе это знать, — усмехнулся он и достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Вытащил одну и протянул подопечному. — Да держи, — протянул, когда Илья сморщил нос. — Ну, как знаешь.       И убрал обратно.       Сколько ему было? Шестьдесят? Пятьдесят семь? Самый опытный из всех и самый пожилой, но по физической подготовке превосходящий половину кабанов, что носились по лагерю или на другом конце света. Суровый, но справедливый мужик, заслуживший беспрекословное уважение всех своих подопечных. Никто до сих пор не знает откуда именно он пришёл и почему все считают его отцом-основателем, хотя пришёл Саныч только через год после основания организации.       Саныч для большинства, Сан Саныч для Ильи, который знает старика уже тринадцать лет.       — У тебя контракт через пару месяцев истекает. Что планируешь потом делать?       Илья сухо усмехнулся от такого глупого вопроса.       — А сам как думаешь? — фыркнул он, глядя в мутные глаза старика.       — Илюш, — вздохнул Саныч, — посмотри на себя.       Илья сразу закатил глаза, благо за солнцезащитными очками этого было не видно. Хотя старик словно видел всё, и улыбка коснулась его тонких губ.       — Может, хватит себя губить?       — Я даже не…       — Илья, — строго перебил Цезарь. — Посмотри. На. Себя.       Парень смотрел прямо в серые глаза мужчины напротив. Твёрдо и с вызовом, не боясь ничего и никого. На себя смотреть он не планировал. Посмотрел с утра и ничего нового в своём помятом жизнью лице не видел. Всё те же болотного цвета глаза, растрёпанные русые волосы, чуть кривой когда-то сломанный нос. Одна бровь ниже другой из-за старой травмы, губы вечно напряжённо поджаты, будто ещё секунда — и он разразится гневом. Всё то же самое, что и вчера, и позавчера.       — Ты знаешь, что ты мне как сын, Илюш. Я тебя ещё юнцом помню как только ты пришёл. Ты ведь один выжил. Ты один из всех новобранцев!       — Я плохо помню то время, — проворчал Илья, переводя взгляд с Саныча на другую палатку, что была по ту сторону умывальников. Смотрел в открытое окно и рассматривал ходящих туда-сюда парней. В майке, футболке, без верхней одежды. Старика он уважал наравне со всеми и перечить ему не хотел, но весь этот разговор ему не нравился и терпение медленно угасало. Особенно под лучами летнего палящего солнца.       — Да плевать мне, что ты помнишь, а что нет, ты на себя взгляни! — повысил голос мужчина и Илья сразу потупил взгляд, как щенок, которого отчитывали за покусанный ботинок. Простая реакция, когда кто-то из старших начинает тебя отчитывать. Появилась ещё десять или даже больше лет назад. Да, кажется, в первые дни его прибывания среди всех этих людей. Когда его шпыняли туда-сюда за каждый его вздох все, кому не лень. — Ты когда отдыхал последний раз?       — Сегодня?.. Вчера?       — Ты мне не дерзи… — рыкнул Цезарь. — Одна из моих обязанностей — следить за вами, идиотами с фаршем вместо мозгов. А у тебя там именно фарш! — вновь рявкнул он и ткнул указательным пальцем в голову парня. Грубо и неприятно, отчего в висках сразу застучало. — Если ты хочешь дальше работать, то, будь добр, подумай о своём здоровье!       — Пары месяцев мне хватит, чтобы встать на ноги. И ты это знаешь… И не такое переживал.       — Илюша, Илюша, — вздохнул Саныч и покачал головой. — Мне нравится твоё стремление идти дальше. Я не буду ему перечить, ты слишком твердолобый и даже сам батя с тобой не справляется, но подумай хотя бы над тем, чтобы взять отпуск, м? Подлечись, отдохни. Вкуси жизни хоть немного!       — Чтобы что? Пропустить всю веселуху в Мексике?       — Дурак ты, — добродушно улыбнулся старик. — Поговорим об этом тогда, когда из-за своего упрямства ты лишишься того, что помогает тебе сражаться. Как там глаз твой и ухо? А голова? Что будешь делать, когда не сможешь больше воевать? Ты — мой лучший штурмовик и пулемётчик. И я не собираюсь тебя терять.       Хлопнул по плечу и пошёл по своим делам, откидывая потухшую сигарету в мусорный пакет, что был нанизан на несколько вбитых в землю палок.       Илья осторожно сел на лавку позади палатки и уставился на капающую под умывальником воду, что каплями блестела на солнце, привлекая к себе внимание.       Что он будет делать, когда больше не сможет воевать? Например, умрёт? Ведь только смерть остановит его от движения вперёд. Только она родимая, что каждый раз была так близко и в то же время так далеко.       Он держит автомат в руках с шестнадцати лет. С шестнадцати лет его готовили сражаться, убивать, выживать по всем законам, писаным и неписаным. Это было не военное училище, не военная школа, не курсы, не дополнительная подготовка, а военный наёмничий лагерь. Он стоял в одном строю со взрослыми мужчинами, что прошли горнило войны по несколько раз, спал по три-четыре часа в сутки из-за интенсивности обучения и искренне хотел умереть от того, как было тяжело. За один день Илья мог по несколько раз переступить черту своих возможностей. Никто не давал ему спуску, не смотрел на его возраст и что ребёнок устал или ему плохо. Как только парень поставил свою закорючку в нескольких документах, подписывая свой первый контракт и смертный приговор, он стал штурмовиком. Наёмником, не имевшим права посрамить имя своей новой семьи, что спасла его с улицы. Уж точно не на поле боя. И если он не имеет права ошибиться на поле боя, то должен научиться не делать ошибок и в учении.       Как там говорил Роммель? Пот экономит кровь? А Илья пролил пота достаточно для того, чтобы стать лучшим в свои двадцать восемь лет.       Впрочем, крови он пролил тоже достаточно. Своей и чужой. И с каждой каплей пота и крови весы свешивались то в одну, то в другую сторону.       — Ну и хули мы тут сидим?       Илья поднял скучающий взгляд на приставучего товарища Боба, что несколько минут назад звал его в город. Захотелось болезненно застонать, но парень лишь тяжело вздохнул, прогоняя по легким теплый, почти горячий воздух.       — Ты в город едешь или как? Я уже поговорил с Санычем, он дал добро.       — Я же сказал «нет», — поморщился парень и сильнее обхватил трость пальцами. Пока костяшки не побелели, а ярость на товарища не отступила.       — Ля, Бизон, ты чё вот как целка, а.       — Тебе переебать, чтобы ты понял, что значит слово «нет»? — прорычал он, прожигая товарища ненавистным взглядом сквозь тёмное стекло очков. И даже если парень не видел взгляда, он должен был почувствовать его.       — Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — улыбнулся он и в примирительном жесте поднял ладони. — Свидимся ещё… Бизон, пф…       Илья проводил парня злобным взглядом и свободно выдохнул, когда тот исчез из поля зрения. Не то что он не хотел проветриться, просто не любил города. Любые. Маленькие, большие и не важно, что происходило в городе. Мирное поселение вдалеке от зоны боевых действий или город, кишащий врагом. Хотя, если это город, который нужно было взять, Илья чувствовал себя более спокойно. Изучал каждую улочку, знал каждый поворот, жадно слушал рацию и в свободное время сверлил уставшим взглядом карту населённого пункта, запоминая и запоминая расположение домов, переулков и перекрестков, подмечая для себя, что будет завтра, а что было сегодня. В мирное же время, даже если на улицах не было врага, мин, по тебе не лупила артиллерия, было неспокойно. Весь этот шум, толпа народа, машины. Илья этого не любил — это отталкивало, пугало. Будто ещё секунда — и кто-то из прохожих ткнёт тебя пером под ребро, а женщина по ту сторону улицы, закутанная в куртку, разнесёт в щепки половину улицы, потому что под одеждой у неё взрывчатка.       Он не любил шум города, не любил скопления народа, машины, толкотню. Это было чуждым для него. Но он мог расслабиться среди своих товарищей. Под стрекотанье автоматов вдалеке, наблюдая за горящим городом или деревней чуть дальше, пока враг прячется в соседнем дворе, тоже отдыхая перед завтрашним днём или готовя диверсию — неважно. Илья умел отдыхать на пару со смертью, даже не ощущая её присутствия рядом. Ему было нормально прятаться за трупом товарища, ходить среди гор мяса, прожаренного после артобстрела или града фосфорных бомб, но было тревожно среди гражданского населения, что улыбалось и жило так, словно всё нормально. В мире всё тихо и спокойно и в эту же минуту никто не умирает, никто не зовёт мать, никто не бредит домом, лежа в госпиталях. Илью это пугало. Эта ложь, закрытые глаза с нарисованными на них зрачками, что смотрят, но не видят.       И не видят его, что ходит среди них, утопая в крови и страхах. Просто смотрят. Как на врага. Как на призрака. Сквозь него, словно он уже мёртв.       Илья мотнул головой и поднялся с лавки, чтобы пойти валяться дальше, среди духоты и жары палатки. Вслушиваясь в гогот парней, в жужжание мух над головой и в кругу гула собственных мыслей, что затыкались в голове только тогда, когда есть что-то более громкое. Например, шёпот смерти над ухом, что убаюкивал каждый раз, когда он против своей воли хватался за жизнь.       — Я ебал ваши Гаагские соглашения и прочую ебатню, — рявкнул Дима, отмахиваясь от друга, что в какой раз закатил глаза, стряхивая с сигареты пепел. — Бизон, вот постой, — окликнул Илью и посмотрел на парня. — Ты вот как думаешь…       Илья остановился и любопытным взглядом окинул Диму, мужика, которого знал уже не один год и которому, одному из немногих, импонировал. Мужику было, кажется, сорок три. Высокий, широкий, настоящий боец. Всегда в кепке и белой арафатке на шее. С Димой Илья прошёл достаточно, чтобы доверять ему всегда и везде и уважать его мнение. Да и слишком своим он был. Парень бы сказал, что братом, но так называть никого не хотел.       — Война, да, все мы знаем, что это такое, — усмехнулся он, разводя руками, продолжая свой монолог, — этот сосунок тоже знает, что это, да, блядь? — вновь рыкнул он, стреляя недовольным взглядом в парня, что стоял рядом и курил, пряча глаза под панамкой. И зная Диму, Илья мог предположить, что парень просто курил и никого не трогал, а мужчина сам подбежал и начал выносить ему мозги своими идеями и мыслями. Он это любил и умел. — Так что ты выберешь, вот лично ты, Бизон. Убить врага раз и навсегда или дать ему шанс на выживание? Чтоб он снова взял в руки оружие и пошёл против тебя.       — Убить раз и навсегда, — спокойно и не раздумывая ответил Илья и пожал плечами, не понимая к чему вопрос, хоть и предполагал, зная Дмитрия.       — Вот! — воскликнул он, и парень рядом вновь закатил глаза. — Бизон знает, что такое война. И знает, что за экспансивными пулями будущее, если ты идёшь уничтожать врага, а не гладить его по головке.       Илья прыснул со смеху, понимая, куда метит Дима.       — Гладить по головке? — возмутился парень в панамке. Илья не помнил его имени, он был новеньким, зато помнил его позывной — Рысак. Ведь раньше он работал на ипподроме. — Я никого не призываю гладить по головке, но думаю, если в тебя прилетит эта залупа, ты так радоваться не будешь!       Дима рассмеялся, чем ввёл парня в замешательство.       — Быстрая смерть — достойная награда, Рысак, — улыбнулся мужчина. — Лично я заебался истекать кровью от мелкого калибра и страдать от крупного. Дырку он оставляет хорошую, но, ц… не то. После каждого ранения я лишь зверею сильнее.       Рысак пожал плечами, а Илья, наблюдая за спором, переместил вес с больной ноги на здоровую, пока не собираясь уходить. Было интересно, чем всё кончится, хоть и было плохо.       — Ты ещё юн, Рысак. Сколько тебе? Двадцать? Поправь, если не прав.       — Двадцать, — вздохнул Рысак, затушив сигарету о вытоптанную землю, и кинул её в мусорный пакет рядом с палаткой, где они стояли.       — Вот, — кивнул Дмитрий, кидая быстрый взгляд на Илью, что стоял и с любопытством грел уши, молча смотря то на одного, то на второго. — Ты ведь был с нами в Сирии в прошлом году?       Парень кивнул.       — Помнишь, как на нас газом травили?       Парень вновь кивнул, хмуря брови.       — Тебе, мне, Бизону и остальным, кто выжил… повезло. А что было потом? М? — Дмитрий улыбнулся, следя за хмурым парнем. — Да, ты помнишь… этот газ попал к нам в руки. И мы могли всё закончить одним залпом. Но что?..       — Мы не стали этого делать, потому что не должны уподобляться зверью, Пророк.       Дима хмыкнул, глядя в глаза парню.       — Скажи это мёртвым, пацан.       — Они знали, на что шли, — холодно ответил он и стрельнул взглядом в сторону, надеясь уйти.       — А ты? Будешь знать на что идёшь, когда будешь блевать кровью и выплевывать куски своих лёгких?       — Да ладно тебе, Пророк, — хмыкнул Илья, не выдерживая испуганного взгляда парня, что не знал, как ответить мужчине. Ему было не жаль его, абсолютно нет, но выслушивать глупые оправдания он не хотел. Наслушался на жизнь вперёд за все годы. На всех языках мира. — Он ещё жизни не повидал, чтобы знать, что значит…       — Я всё знаю, — рыкнул Рысак, перебивая Илью, и сжал кулаки.       — Ну-ну, — хмыкнул Дима. — Вот Бизон знает. Но не ты.       — Поэтому он был одним из тех, кто хотел половину населённого пункта газом потравить?       — Не половину населённого пункта, там не было мирняка, а духов, — прорычал Пророк, темнея на глазах как небо перед грозой. — Ебучих террористов. И из-за таких святош как ты мы теряем хороших пацанов. Из-за ваших заскоков, из-за ваших пацифистских взглядов они мрут, хотя могли бы жить и служить дальше. Родине, миру, тебе, блядь, сопля ёбаная. Мир построен на крови, если ты не знал. На таких, как мы!       Рысак сделал шаг назад, когда Дмитрий вошёл в его личное пространство, но не сбежал. Сильнее нахмурился и поджал губы, готовый отстаивать свои взгляды и, кажется, жизнь, если мужчина не угомонится.       — Кровь за кровь, и мир погрузится во тьму, Пророк.       Дима потемнел ещё сильнее, сжимая кулаки. Илья не предпринял попытку его остановить, только шаг назад сделал и вопросительно выгнул бровь, когда поймал взгляд зелёных глаз Рысака. Пожал плечами, говоря этим жестом, что он тут ни при чём и Пророка он не драконил своими выходками. Защищать он никого не намерен. Особенно в своём состоянии. В данный момент своя жизнь была дороже. И свой покой.       — Осторожнее, малыш. В следующий раз я могу не расслышать твоего позывного. Или могу перепутать с врагом…       Парень испуганно сглотнул.       — Таких, как ты, нужно держать в клетке, — кинул он напоследок и поспешно ретировался, пока не получил по лицу.       — На таких, как я, мирное небо над твоей головой держится! — крикнул Дима ему вслед, грозно фыркнул и перевёл взгляд на Илью, что так и стоял спокойно рядом. — С-сука, а. Ещё молоко на губах не обсохло, а уже учит нас как воевать, — рычал он, доставая пачку сигарет. Одну сигарету сунул себе в рот, вторую предложил Илье, которую тот взял. — Идём, сядем, — предложил мужчина и пошёл к самодельной лавке рядом с палаткой. Илья пошёл следом. Плюхнулся рядом с Димой, положил на землю трость и спокойно закурил, чувствуя как на жаре под солнцем плавится мозг и усиливается головная и глазная боль, будто их пыталась выдавить сама гравитация. — Как они только, блядь, идут сюда! Миротворцы ебучие.       — Годик, второй и они богаты, — пожал плечами Илья, провожая взглядом других наёмников. — Многие тут ради денег. У нас же есть лафовые направления. Пришёл, пару лет яйца почесал, стрельнул пару раз и живешь себе припеваючи. Герой!       — Многие, — кивнул Дима и выдохнул струю дыма себе под ноги. — Но не мы.       — Но не мы, — согласился Илья с ухмылкой и затушил сигарету, когда к горлу подступила тошнота. Нет, курить он пока не мог, хоть и хотел. Это раздражало. Хотелось вернуться к своей обычной жизни, а не сидеть на жопе смирно и страдать от собственного жалкого состояния и боли. И это ещё не худшее его состояние. — Да ладно тебе. Он не ищет простой работы. Может, поймёт, что к чему. В плен попадёт разок, пулю получит и жизнь изменится. Тут либо обретаешь веру…       — Либо понимаешь, что всё это хуйня ебаная, — улыбнулся Пророк и поднял взгляд на парня рядом. Илья слабо улыбнулся в ответ. — Блин, ненавижу не видеть глаза человека, с которым разговариваю.       — Ну, прости, без них ты тоже ничего не увидишь. Я их закрою из-за солнца, — рассмеялся Илья, стараясь игнорировать тошноту и головную боль, что всё распирали и распирали его изнутри.       — Да, досталось тебе, ничего не скажешь. Тебя, кстати, Саныч хотел видеть.       — Мы уже поговорили, — с неохотной вспомнил свой разговор Илья и хмуро посмотрел на плывущие по небу облака. Почему-то захотелось купаться. В проточной речке. Мелкой, песчаной, с прозрачной водой. Лечь на дно и смотреть на небо.       — Че хотел?       Илья тяжело вздохнул, теперь смотря на ровный ряд палаток напротив себя. Будто по линейке ставили. Скоро обед и почему-то все мысли утекли именно к тому, что скоро все будут есть. И думать о произошедшем уже не хотелось.       — Кажется, хочет отправить меня на покой, — честно сказал парень и безрадостно хмыкнул, вновь смотря на товарища рядом.       — А тебе пора, — спокойно ответил Пророк, стряхивая пепел в сторону. — Ну, я имею в виду, что отдохнуть тебе пора. Я ни разу не видел, чтобы ты в отпуск уходил.       — Он мне не нужен, — буркнул парень и поднял трость с земли, чтобы уйти. Ещё от Димы не хватало этих разговоров.       — Отдых всем нужен. Особенно тем, кто не умеет отдыхать. Бля, Иль, я тебя знаю не один год, ты всегда с места в карьер, всегда в огонь и в воду. На тебе живого места не осталось! — воскликнул он с улыбкой на лице, не пытаясь обидеть парня, но пытаясь достучаться до него. — У тебя сколько зрение на правом глазу?       — Я отлично стреляю от левого плеча.       — Да поебать мне, — отмахнулся мужчина. — Я знаю, что ты можешь хоть с правой ноги стрелять, я не к этому целю.       — Ещё ты туда же, ёб твою мать!       — Да никто не хочет тебя на покой отправлять! Уж точно не тебя, Иль! — развел руками Дима, сжимая в пальцах тлеющую сигарету, с которой посыпался пепел. — Старик переживает за тебя, и, поверь, не он один. Ты безвылазно сидишь тут, пикаешь на каждом металлодетекторе.       — Командирам это скажи. У них не бывает отпусков.       — Командиры… — тихо рассмеялся Дима, опуская взгляд под ноги. — Командиры, блядь… ты не командир, Иль. Ты боец. Штурмовик. Пулемётчик, мать твою. Бизон, у тебя с головой как вообще? У наших стариков есть отдых. И они умеют отдыхать, в отличие от некоторых. А как тебе предлагаешь отдохнуть, так ты сразу кидаться на всех начинаешь. Это, хех… это ненормально.       — Я отдыхаю. Прямо сейчас, — и встал со скамьи, опираясь на трость.       — Тебя всё равно никуда не возьмут, пока ты на ноги не встанешь, — холодным тоном произнёс мужчина и кинул сигарету себе под ноги. Растоптал мыском ботинка и вздохнул. — Из-за твоей головы ты не транспортабелен. Мы тебя в госпиталь в Россию еле довезли, а ты хочешь дальше? — и поднял взгляд к парню, что стоял и смотрел на ряд палаток напротив, впервые думая над тем, что происходит с ним и в его жизни. — Ты кричишь ночами, заебал всех. Командиры тебя не допустят к следующей точке. Так что лучше? Отдохнуть и прийти в себя или гнить в тухлом лагере? Тебе же вроде как два месяца осталось?       Парень прикрыл глаза, не собираясь думать об этом, но всё равно думал. Вскользь. Как капли дождя по стеклу мысли скатывались одна за другой, прозрачные, но оставляющие свой след. Неприятный и тошнотворный с привкусом горечи и страха.       — Ты ебучий миллионер, Ильич. Так отдохни за всех нас как полагается! А потом возвращайся, как тебе план? Мы-то точно никуда от тебя не уйдём, — улыбнулся Дима и встал с лавки. — Подумай над этим и ложись отдыхать, боец. Я принесу тебе еды, — хлопнул по плечу и пошёл за остальными в сторону кухни.       Илья вернулся в опустевшую палатку и сел на свою койку. Вдохнул спёртый воздух с ароматами дезодоранта, пота и пыли и осторожно лёг. Снял очки, кладя их рядом с собой, и закрыл глаза, чувствуя как запускается карусель из-за головокружения и собственных мыслей, что гнали больной сон прочь, вгоняя сердце в беспокойную тоску.