Редакцию неоднократно просили проверить

«Вчера, 8 ноября, сорокадвухлетняя жительница города Б… Елизавета Петрова выбросилась из окна своей квартиры. Падение с четвертого этажа привело к многочисленным травмам, включая перелом позвоночника, и скорой смерти. В ходе расследования полиция выяснила, что Елизавета проживала с пострадавшей от инсульта матерью. Накануне трагедии она обращалась в городской хоспис с требованием госпитализировать больную родственницу. Отказ администрации медицинского учреждения привел женщину в истерику — она угрожала самоубийством, однако сотрудники проигнорировали ее состояние. По словам очевидцев, отдыхавших возле подъезда, в котором проживала погибшая, в последние минуты перед смертью она просила не хоронить ее рядом с матерью. Мать погибшей, Алина Петрова, умерла в тот же день несколькими часами позднее от повторного инсульта…»       — Гоша, почему вы зеваете?       — Потому что скучно! — Черт в очередной раз оглушительно зевнул в микрофон. — Нет бы Америка, Испания, Бразилия… Россия! Запупенье! Что интересного в очередной несчастной судьбе?       — Что за молодежь нынче пошла, а! Неужели вам не любопытно, с чего бы бедной Лизе бежать от матери в самое пекло? А та, глядишь, как специально за дочуркой следом отправилась!       — Уважаемый Константин, не смущайте наших слушателей. Загробной жизни нет, — едко хихикал Гоша.       — Пускай каждый судит по своей вере, — судя по звукам, Сатановский со значением постучал карандашом по столу. — А вам, Гоша, я все-таки советую разобраться в деталях этой истории!

***

      Маленькая Лиза неловко размахивала кулачками и все норовила выбраться из пеленок. Темные глазенки то недоумевающе, то возмущенно глядели на мать, будто девочка все понимала: что сейчас придет время купаться (Лиза этого ужасно не любила и, едва услышав шум воды, начинала реветь), а потом укладываться в кроватку. В свои четыре месяца она вообще казалась слишком смышленой для едва начавшего крепнуть крохотного человека, и к тому же успела обзавестись на редкость густыми вьющимися волосами, как у ангелочка, быстро выросшими на замену прозрачному пушку. Аля улыбалась дочери, радовалась ее успехам: прекрасной моторике, живому взгляду, цепкому уму и быстрому развитию тела. Хотелось верить, что Лиза станет не просто ребенком, а самым особенным из всех.       — Будешь моей маленькой бусинкой, да? — улюлюкала Аля дочь, отдавая во власть детских ручек свой мизинец. — Будешь самой красивой. Самой умной. Лучшей, да?       Лиза обнимала палец матери, и через секунду удивление на ее лице сменялось радостью, будто девочка отвечала: «Да, буду!» Потом она все равно встревоженно вертела головой, еще подозревая, что сейчас-то точно забурлит вода в ванной. При таком раскладе за согласие быть «маленькой бусинкой» еще можно было поторговаться.       — И, главное, моей, — улыбалась Аля.       Первому классу Лизы предшествовали долгие часы подготовок для дошкольников. Аля знала, что быть всесторонне развитой для девочки — категорическая необходимость. К первому классу школы она должна была уметь читать, писать и знать таблицу умножения. Аля водила Лизу на кружки по рисованию и лепке, чтобы развивать моторику и речь. Они вместе учили английский, а все лето корпели над математикой и устным счетом, ведь дочка должна была быть самой умной в классе.       — Ну как тебе первые дни в школе? — прошептала Аля на ухо Лизе вопрос. Автобус медленно раскачивался из стороны в сторону, преодолевая ямы на дороге. Тянуло заунывную песню автомобильное радио. Яркое солнце заглядывало в окна, оставляя на щеках Лизы все больше и больше веснушек с каждым днем.       — Не знаю, — надув губы, отстраненно отвечала та. В школу Лиза не хотела: от мысли оказаться среди множества новых людей и учителей с утра у нее случилась истерика. Рева было не меньше, чем в младенчестве перед купанием. Лиза орала, что хочет «с мамой»; когда-то это спасло ее от детского сада, но в этот раз Але пришлось несколько дней подряд объяснять дочери, что они не расстаются.       — Может быть, появился какой-нибудь секрет? Кто-то понравился? Ты не бойся, я никому не расскажу. Мне ты можешь доверять, мы же с тобой как подружки.       Лиза какое-то время отмалчивалась, а потом рассказала, что с ней в одном классе оказалась Таня, которая до школы также ходила на рисование. В первый день познакомиться ни с кем не удалось, зато насмешек от «лучшей художницы» и ее новых подруг Лиза получила достаточно — так, что полдня до прихода матери прорыдала в своем углу.       — Она всем рассказывала, — шмыганье носом прерывало фразы, — что я глупая и ничего не понимаю с первого раза. И ее мама про таких говорит, что им надо в «Г» класс… Потому что «Г» — для глупых…       Аля напряженно выдохнула. Ее дочь была золотым ребенком. Звездочкой на небосводе мироздания, недооцененным гением, который был столь похож на свою мать и всегда, во всем ее понимал. И вдруг «Г» класс. И вдруг — «для глупых».       На следующий день Аля встречала дочь с возросшим чувством собственного достоинства: враги были повержены в кабинете директора под осуждение администрации школы и ее самой. Для последних хватило одной угрозы пожаловаться в комитет по образованию.       — Ну что? Как дела? — улыбнулась женщина Лизе, которая выглядела, впрочем, совсем не радостной. Второй день — а все еще ни одного друга. Почему? Теперь и классная руководительница за Лизу заступалась, постоянно хвалила, и директор с утра поздоровался лично. Вот только одни дети зло шикали, мол, «за мамку прячешься!», а другие — недоверчиво отстранялись, боясь стать новыми жертвами родительского заступничества.       — С ябедами никто не дружит, — потирая заплаканные щеки, передала Лиза.       — Ну ничего, — гладила по голове девочку Аля. — Я с тобой дружить буду.       Лиза взрослела. Детское восприятие жизни медленно сменялось более осознанным. Теперь можно было вместе ходить по магазинам, в кино, делиться какими-то проблемами, проводить вечера и будни. Аля вкладывала в дочь все, что могла: лучшие репетиторы, лекции, секции, олимпиады и конкурсы. Одежда, которая по меркам Али была действительно качественной. За руку и к стоматологу, и за парту, и к косметологу, и за домашнюю работу — все вместе. Но чем шире становился кругозор, тем больше приходилось контролировать.       В четырнадцать Лиза по-настоящему расцвела: пока некоторые девочки еще оставались гадкими утятами, она тянула шейку и держала осанку благодаря занятиям гимнастикой, блестела безупречной улыбкой и идеальной укладкой, которую Аля делала сама. Модницу даже мальчишки не обходили стороной, один другого сильнее пытаясь Лизу задирать, чтобы привлечь внимание. Та, конечно, давно научилась отвечать всем обидчикам снисходительной улыбкой. Но вот на горизонте забрезжил девятиклассник — уже совсем другого полета птица, на полтора года старше, такой же, как и Лиза, постоянный участник школьного театра. С ним-то и велись до полуночи упоенные переписки.       — Мам, а меня Коля в кино пригласил, — просияла как-то раз за завтраком Лиза, кутая начавшее оформляться девичье тело в шелковый халат — такой же, как у Али.       — Какой Коля? — напряглась женщина, оборачиваясь на дочурку через плечо.       — Ну помнишь, я тебе рассказывала? Он Ромео играл, я — Джульетту!       — Не нужен он тебе, — отрезала Аля, накладывая в идеальные белые тарелки яичницу с брокколи. — Ты его видела? Да у него нос картошкой, губы разъезжаются. Родители пьяницы, отца каждый день в кабаке на углу вижу. Ты хочешь такой же жизни? Тарелка с грохотом упала перед Лизой. Аля убрала чай, что в нервно дрогнувшей руке опрокинул две большие капли прямо на тарелку. Пришлось убрать полотенцем отвратительные коричневые пятна. Дочь поджала губы. Она явно выглядела виноватой, но непонимания в глазах было куда больше.       — Но он хороший, мам… Талантливый! Вот Ольга Викторовна говорила, что мы красивая пара, и вообще все… А тут мы общаемся, он меня пригласил. И комплименты делал. Мне с ним интересно…       — Он старше. И вообще, ты что, с ума сошла? Ты еще такая маленькая! Впереди экзамены. Вот этим тебе нужно заниматься, а совсем не мальчиками. О школе надо думать, о школе, — грозилась Аля, но еще не знала, что чем дальше в лес, тем больше желающих будет на ее кусок пирога.       Помимо мальчиков начали появляться компании. Друзья. Подростки всегда сбиваются в стайки, но Аля думала, что воспитала дочь особенной, индивидуальной, принципиальной, с правильными приоритетами… пока не увидела ее в центре компании девчонок идущими мимо дома. Лиза что-то упоенно с ними обсуждала, громко смеясь.       — О, привет, мам! — помахала она рукой, заметив Алю. Следом за дочерью пестрые головы с любопытством и легким страхом повернули еще семеро. Послышались смешанные «здрасте». — А мы тут на каток идем.       Аля тогда проводила дочь задумчивым взглядом. Сознание было не в силах сопротивляться отравленной мысли: «А как же я? Что она, бросила меня?» До вечера женщина чувствовала себя покинутой. В голову лезли неприятные мысли, одна за другой тыча в больное место. Руки абстрагированно искали в телефоне номер, который захотел бы говорить. Но вместо какого придется родного голоса самозабвенно вещал только диктор с плоского экрана новенького телевизора: «Берегите себя и своих близких».       Лиза не получила нагоняй, как только вернулась домой. Аля накормила дочь, выслушала ее рассказы с умеренным любопытством. Кивала, когда та возводила красивые глазенки к ее лицу в поисках одобрения. Вот только каждое «весело засмеялась» под чутким руководством матери превращалось из «со мной» в роковое «над тобой». «Коля посмотрел» как по волшебству преобразилось в отчаянно пустое «на твои неудачи».       В конце концов тщательно отредактированный монолог Лизы прервался. Дочь все еще улыбалась, но виновато. Она нервно комкала пальцами край толстовки и боялась слишком надолго задерживать взгляд на лице матери. Радость встреч с друзьями сменилась сомнениями.       — Мам, — тихо произнесла Лиза. — Ты думаешь, я плохая? Типа глупая, как в первом классе смеялись? — она уязвленно усмехнулась. — Раз я им на самом деле не нравлюсь…       — Нет, — ласково ответила Аля. — Просто хороших людей в мире мало. Хороших друзей — еще меньше. Ты никому не нужен, кроме семьи, понимаешь?       Лиза кивнула. В глазах ее стояли разочарованные и несогласные слезы. Ненадолго.       Аля гордилась дочерью, когда та выпускалась из школы. Лиза успешно преодолела все подростковые невзгоды и на вручении аттестатов стояла не просто среди лучших учеников — она была сильной и самодостаточной, держалась особняком, не ревела в три ручья, как прочие сентиментальные девчонки, перед расставанием. В общем-то, выпускной она провела лично с Алей — без лишних и неприятных лиц. Все, с кем, так или иначе, Лиза знакомилась, знали, что больше всего в жизни она ценит свою самую близкую, настоящую подругу — а такой для девочки может стать лишь родная мать.       Вуз для поступления Аля выбирала вместе с дочерью. Они начали готовиться давно: под материнским настоянием Лиза решилась на банковское дело («Исполнишь мою мечту!») в родном городе, хотя некоторые учителя уверенно указывали на потенциал для поступления в столице. Все складывалось отлично.       — Жаль, правда, у нас всего шесть парней на потоке, — хихикала Лиза, рассказывая матери о первом дне.       Усвоенные школьные уроки в студенчестве дочка использовала с умом: она довольно успешно крутила девочками-одногруппницами, уверенно расчищала путь своим амбициям, стремилась к первым местам во всем и возвращалась к Але с добрыми вестями: староста группы, лучшие оценки, хорошие отношения почти со всеми преподавателями. Будущую профессию Лиза вполне оправдывала: ко всему и ко всем она относилась по-деловому расчетливо, доверяя самое сокровенное, планы и чаяния только матери — откуда еще получить совет, кто поделится своим опытом?       Но бурная университетская жизнь порой захватывала Лизу слишком сильно. Как будущая карьеристка она много времени проводила за подготовкой к учебе и профсоюзной работой, все так же стремилась в творческие круги, — и пропадала. В особенно загруженные месяцы Аля теряла дочь в соседней комнате на целые сутки — а порой не дожидалась домой до позднего вечера. Бывало, за ужином Лиза знакомо отвлекалась на вибрирующий телефон.       Однажды вместе с невротическим звонком в уютную двушку Али ворвался новый мужской одеколон, потрепанные кеды, бас и юношеская влюбленность. Пока она, воспеваемая всеми поэтами уродина, расцветала на кухне у женщины, Лизин ухажер сладко вещал о неоперившихся отношениях.       — Мы познакомились на учебе. Лиза мне сразу понравилась, — улыбался самой вежливой улыбкой Руслан, едва удерживаясь от собственнического жеста. Месть настигла его сразу — Аля положила на тарелку гостю подгоревший кусочек пирога. Впрочем, в ту же минуту Руслан получил свой заслуженный чмок в щеку, и горечь обуглившегося теста сошла на нет.       — А я его еще долго мучила, — явно хвасталась перед матерью Лиза. — Зато доказал рыцарское упорство!       Аля отвернулась, чтобы скрыть желание поморщиться. Ужин прошел без потерь, если ни во что не ставить материнское чувство собственного достоинства. Гостя проводили, посуду вымыли и из важных дел оставалось только устроить домашние посиделки с чаем и разговорами. Лиза ждала реакции на ухажера. И ее можно было понять: лучший мальчик на потоке, все хотели с ним общаться. Аля зажевывала горечь преждевременной утраты песочным печеньем.       — Он хорошенький, — кивнула женщина. — Приятный молодой человек. Но тебе он не пара.       — Да, мне так все пытаются говорить, — неожиданно колко и победоносно ответила Лиза. — Потому что у него отец-то — крутой банкир… Где крутой мальчик, а где я, да? Брось, мам. Он не просто хорошенький, он как счастливый билет. Ну а если нет — то черт с ним. Я уже взрослая девочка и достаточно понимаю. Ну, мам?       Дочь смотрела на Алю совершенно обезоруживающе, тиская ее рукав и хлопая подкрашенными кукольными ресницами. Женщина сощурилась:       — Вот именно. Где он, а где ты? Зачем тебе денежный мешок? Тупой, неинициативный. Хочешь, чтобы все вокруг думали, что ты с ним за деньги?       — Мам, мне только твое мнение важно. Вокруг и так много чего говорят… — скривила губы Лиза. — Правда, может, он понравится тебе еще…       — Ох, ну я тебе что, — отмахнулась Аля. — Пробуй, конечно. Но вот потом мне «спасибо» скажешь.       Первое серьезное чувство редко бывает честным. Как огонь в печи, оно опаляет незрелые мягкие сердца и умы, делая людей тверже. Лиза умывалась слезами, когда получила первую глубокую рану от Руслана. Аля, склоняясь над дочерью и поглаживая ее плечи, мягко шептала:       — Я же говорила тебе, что он плохой. Последний человек. Деньги портят людей. Говорила?       Повод был незначительным: бросил взгляд на другую девочку в короткой юбке — с кем не бывает… Но юные чувства легко было раздуть до точки невозврата, и Аля умело вкручивала самые острые слова промеж девичьих ребер:       — Он на нее не просто так посмотрел. Помнишь, на тебя одногруппницы косились? Потому что все знают, что он по девкам ходок.       Врагом Руслан для юной Лизы стал очень быстро. С того момента к «сильному полу» дочь начала относиться еще избирательнее, однако новые принцы не заставили себя долго ждать. Первый нашелся исключительно из мести: звезда уже не потока, но университетского КВН — творческий, обаятельный, инициативный не в пример обидчику. Но очень быстро под чутким руководством Али склонность к искусству превратилась в отсутствие шансов на реализацию и хороший доход, общительность — в ветреность и слабоволие, инициативность — в тупиковый путь по головам. Через несколько месяцев появился второй: чей-то брат, на четыре года старше Лизы, уже почти состоявшийся «продажник», простой по личностному укладу, при работе и какой-никакой квартире. Но и он не угодил привередливой Але: уже в первое знакомство ты вывела все подводные камни на поверхность. Женщина только со вздохами и редкими причитаниями качала головой: «Ну ничего! Мы же есть друг у друга. Как-нибудь переживем».       «Как-нибудь» личная жизнь у Лизы так и не сложилась. Со временем, пресытившись быстротечными романами, она забросила парней, с головой ушла в учебу, а потом и в работу. Аля пристроила выпускницу-дочь бухгалтером в той же фирме, где трудилась сама. Без головокружительных взлетов, но в безопасной близости пролетали годы. Лизе не приходилось сталкиваться с корпоративными конфликтами и борьбой за место, общая среда сблизила ее с матерью еще сильнее — окончательно. Там и брак перестал грезиться: все мужики — козлы, да и незачем, когда «твое тебя всегда найдет». Вот и сорок стукнуло. Наконец унялись самые смелые и оторванные от земли амбиции. Лишь редкие отголоски чужой злобы и наушничества напоминали о себе и тревожили семейное счастье.       — Я, кстати, в выходные помнишь, ездила? — завела как-то разговор, задумавшись, Лиза.       — Помню, — кивнула Аля, поправляя на носу очки. Безусловное на протяжении многих лет тесное общество Лизы теперь почти не подвергалось нападкам. Но в тревожном тоне дочери мать всегда чуяла беду.       — Ну, в общем, встреча выпускников была, девчонки позвали… Решила — почему бы и нет. — Лиза вздохнула. — Не знаю теперь. Со мной точно все в порядке, мам? Вот пришла… А такое чувство, будто снова в первом классе оказалась. Все красивые такие. Кто с мужьями, почти все с детьми…       — Конечно! — удивилась Аля. — Ты не слушай, они все что угодно скажут, чтобы хорошенькими казаться. Ты у меня самая лучшая. У тебя семья есть. И отношения у нас вон какие!       Но Лиза только головой качала, усмехалась и вздыхала. Беззлобно, но тоскливо.       — Побольше бы семью… Я уже тоже дочку хочу, мам! И вообще. Галька Самсонова, вон, только из Таиланда вернулась. Мы же с тобой много не тратим, а? Может, тоже куда-нибудь тогда рванем? Найдем вместе себе иностранцев каких! Красивых! Все и упадут.       — Ну в отпуск можно, конечно. И с иностранцем… Попробуем, — уклончиво улыбнулась Аля, потрепав дочь по щеке. — Ты не переживай.       — Ну а что тут сидеть? — воодушевилась Лиза. — Вот вместе и зажжем, как подружки! Не зря столько старались!       Тему о мужьях и детях Лиза с тех пор почти не поднимала. Только один раз, как в детстве, дочь подошла к Але и зачем-то спустя столько лет еще раз спросила: «А как у вас было с папой?» Женщина отмахнулась и ответила пустым: «Как обычно».       — Подружка!       Мрак шелохнулся и испуганно забился по щелям квартиры под резкий шелест плотных занавесок. В одном углу — под горшок, поблескивающий каплями воды с хлоркой. В другом — под четыре упаковки подгузников. Пластмассовая чашка-непроливайка укатилась под журнальный столик еще ночью и покрылась мусором и пылью у горлышка, ложка и вилка ей в пару — светились яркими боками на солнце. Свежая каша томилась в глубокой тарелке с глупым цветным принтом. Присыпка вздыхала пыльным облачком на подоконнике.       — Ну, ты давай-ка не разговаривай, а лучше еще ложечку?.. — мягко, но вымученно улыбнулась Лиза, поднося к дрожащим, блестящим от натекшей слюны губам ложку. — А потом вместе кино посмотрим, да? Наше любимое.       — Подружка!       Если бы у Али, когда она взяла на руки Лизу впервые, спросили «Чего ты хочешь больше всего на свете?», она бы без раздумий ответила: «Чтобы дочь всегда была со мной». Так и случилось. Инсульт настиг женщину неожиданно в начале шестидесятого лета, когда МЧС предупреждали об аномальной жаре и скачках давления. Скорая ехала больше часа, и спасать мозг от неумолимого кровоизлияния было уже бесполезно, но трепанацию врачи решили провести. Лизе сразу сказали, что мать будет овощем. А на деле Аля стала куклой, которая, как заведенная, повторяла то же проклятое слово:       — Подружка…       Иногда Лизе лезли в голову неприятные мысли, одна за другой тыча в больное место. Руки абстрагированно искали в телефоне номер, который захотел бы говорить. Но вместо какого придется родного голоса самозабвенно вещал только диктор с плоского экрана старенького телевизора: «Берегите себя и своих близких».