Когда приходит зло

      Жизнь всегда идёт своим чередом. Расставляет всё по местам, стирает из памяти ненужные вещи, вынуждает двигаться дальше. Хочешь ты этого или нет, течение времени возьмёт своё.       Я всегда осознавала это и, наверное, поэтому довольно часто скрывала неприглядную правду куда подальше в воспоминаниях.       Первый детский поцелуй с ненавистным мне мальчиком в Аптосе забылся чуть ли не сразу, как имел место быть в пятидесятых. Последующий через недолгое время побег из бордового дома затуманился в памяти на долгие годы, стоило только нам с матерью проехать табличку «Добро пожаловать в Вашингтон». Всю дурацкую сиэтловскую школу я забыла в первый год после выпуска и больше особо не вспоминала, разве что когда было совсем нечем заняться. Затем убедила себя, что первый, не самый клёвый секс, как-то спонтанно случившийся в выпускном классе по накурке с капитаном школьной команды по лакроссу, был постыдной оплошностью, недостойной храниться в памяти. Скучную взрослую жизнью, сводившуюся к работе кассиршей в местном Publix из-за провальных экзаменов в колледже, я воспринимала как рутину — на автомате. Ну а дальше меня застали врасплох мамина смерть и внезапный звонок из Аптоса с новостями о смерти Бригитты и её завещании. Потом переезд, с которого прошло уже две недели. Знакомство с Кемперами… Случай в гостиной… Инцидент в подвале…       Кажется, я почти свыклась и со всем этим безумием.       А то, с чего всё началось, случилось месяц назад.       Моя мама, Солен Вамбсганс, всегда имела особые странности, но засовывать голову во включённую газовую духовку, предварительно нанеся себе пять колотых ран в сердце, было дико даже для неё. Тем не менее, события развернулись именно так, а не иначе, когда, навестив её апартаменты в сентябрьские выходные этого года, я обнаружила на кухне торчащий из плиты труп — смрад стоял на всю небольшую квартиру — и подняла на уши, кажется, всех жителей комплекса. А потом, на какое-то время потеряв связь с реальностью после беседы с полицией, молча смотрела, как седовласый агент похоронного бюро предлагал мне сделать, видимо, самый важный выбор в моей жизни: какого оттенка будет подкладка в её гроб.       Не менее меня привёл в шок и тот факт, что всех женщин семейства Вамбсганс хоронила именно эта контора: мою прабабушку, бабушку, а затем маму проводило в последний путь двухсотлетнее «Пристанище Вечности». Хотя, держу пари, в Сиэтле, как и в любом большом городе, было полно других бюро ритуальных услуг.       Но и на этот раз я вновь довольно быстро убедила себя, что, как и во всех предыдущих событиях, имевших место в моей странной жизни, даже в ситуации с бюро на самом деле не было ничего необычного. В конце концов, все дороги в нашей семье всегда вели к общему знаменателю. Будь то характер, образ мышления или путь до места на кладбище.       Мама, бывшая хиппи-шестидесятница со склонностью к импульсивным скитаниям из Вашингтона в Калифорнию, всю жизнь искала место под солнцем. Консервативная бабушка Ленни была очень гордой и несколько лет до своей смерти не выходила с нами на связь за то, что мы уехали в Аптос. И хотя прабабушку Хелен мне не удалось застать при жизни, я знала, что она, английская эмигрантка, похоронившая мужа ещё до отбытия из Лондона, была замкнутой шизофреничкой. В своё время каждая из них сражалась с похожими демонами и умерла в одиночестве, словно мы, Вамбсгансы, отрабатывали одну и ту же программу из поколения в поколение.       Ну а мне оставалось только надеяться, что подобное дерьмо не было приготовлено и для меня. Но кто его знает? Я ведь тоже думала, что выбрала «Пристанище вечности» только потому что случайно наткнулась на его брошюру, лежащую на проклятом пианино у мамы дома, а оказалось, что каким-то образом это было предрешено.       Я перевернулась на другой бок, утопая в мягкой двуспальной кровати, на которой решилась спать только с неделю назад, и уставилась на узор стены напротив, скрывшийся в ночной мгле. Воспоминания заворошились в моей голове против воли. Я будто вновь осознала, что похороны мамы прошли весьма… странновато.       Чересчур помпезное оформление прощального зала: кто-то тогда заказал длинные свечи, дорогущие розы и фигурки змей из позолоты, о чём я узнала уже по факту, когда вошла в зал во время прощания, плюс тихо играющая на фоне музыка духовых, напоминающая о школьных лекциях о Древнем Египте, и непонятные гости преклонного возраста с сединой в волосах и тоской во взгляде. Кем они приходились Солен при жизни? Почему пришли проститься с ней, но оставались безмолвными, словно были частью чего-то, о чём я не имела понятия? По какой-то причине они просто смотрели на меня, слегка наклонив головы, шептались и улыбались. Я спросила агента про все эти странности с церемонией и про гостей в частности, но разговор не дал ничего.       Где-то через несколько дней в моей съёмной квартире раздался звонок. Так я узнала, что Бригитта Томлин умерла за несколько дней до мамы по естественным причинам, и что самое неожиданное — ещё при жизни составила завещание на моё имя. Пройдя процедуру ускоренного вступления в наследство, я собрала все вещи и уже в октябре попала сюда — в бордовый дом.       До сих пор не могу объяснить, что заставило меня переехать в Золотой штат, да к тому же притащить сюда самые ценные мамины вещи, а потом не свалить после первой же ночи и появления тёмной фигуры в гостиной. Я могла бы продать всё имущество обеих покойных и окончательно забыть своё бредовое прошлое, но, как я уже говорила, есть вещи, которые рано или поздно берут своё.

      •

      Я поняла, что Кемперы больше не хотят меня видеть, когда с инцидента в подвале прошло две недели и приближался ноябрь, а Сьюзан даже ни разу не прошла мимо моего участка. Я видела, как она выходила из дома матери и огибала его через задний двор, чтобы выйти на соседнюю улицу. Эд не приехал ни на одни выходные. Эллин и миссис Кларнелл передвигались обычным образом — без конспирологических штучек в духе Сьюзан — как мне показалось, они просто сохраняли безразличный нейтралитет. Несколько раз я порывалась пойти отдать сарафан Эллин, но что-то тормозило меня, словно я чувствовала: ещё не время. Я напоминала себе, что привыкла к странностям и могла быстро отойти от них, но другие — нет.       Тени в гостиной больше не появлялись. Эротические кошмары не снились. Я не спускалась в подвал. Казалось, жизнь вновь приняла своё обычное размеренное течение, пока однажды в газетах не стали появляться новости о найденных людских останках. Разбросанные по горному массиву округа Санта-Круз, они были отделены от тел трёх разных женщин в разное время: от двоих ещё в мае, от одной относительно недавно — в сентябре. Рядом со статьями каждый раз печатались фотографии исчезнувших девушек. Одной из них — школьнице-азиатке — было всего пятнадцать лет.       Любопытно, что в своё время бабушка Ленни тоже считала нас с мамой пропавшими без вести, но никогда не подавала официального заявления, чтобы власти искали нас. Как позже она рассказала мне незадолго до своей смерти от рака желудка в шестьдесят восьмом, все те годы, что мы провели в Аптосе в бордовом доме, она чувствовала, что день, когда «её девочки» шагнут на родной порог, наступит вновь. И он действительно наступил. Но в этом не было заслуги сил её мыслей и веры — просто мама решила сбежать от Бригитты. Почему? Это уже другая история, которую не расскажет никто.       Теперь же, подобно бабушке, я тоже отдалась во власть интуиции и потому после новостей об убитых и расчленённых женщинах словила приступ неконтролируемой тревоги. И зачем я только решила подписаться на Santa Cruz Sentinel? Жила же до этого как-то и без газет…       В общем, ко второй половине октября страх за то, что в округе, куда я только-только приехала жить, разгуливает очередной серийный убийца, только усилился. Люди до сих пор обсуждали Зодиака, семейство Мэнсона, Ди Би Купера, а тут появился новый преступник. Или сразу же несколько. Возможно, в Санта-Круз завёлся не один маньяк, а сразу два-три…       Забавно, но уже к концу месяца я снова забилась в привычный кокон и просто жила, пытаясь найти работу и размышляя о второй попытке поступления в колледж. Мамины сбережения потихоньку заканчивались, а мне нужно было платить по счетам за дом.       Потом наступил Хэллоуин.       И Эд приехал в дом матери впервые после инцидента в подвале.       Не знаю, с чего вдруг, но стоя у окна и глядя на его всю такую же гротескно огромную фигуру, выходящую из машины, я ощутила необъяснимый порыв помириться с ним.

      •

      Рука замерла в воздухе, и я сжала кулак ещё сильнее.       «Давай, Трейси, просто постучи пару раз в дверь, ну не откроют, и ладно, уйдёшь обратно домой, сядешь одна в гостиной и будешь слушать треск поленьев в камине пока не уснёшь, ничего страшного», — сказала я себе и, собравшись с духом, всё-таки сделала заветный «тук-тук».       Шабаркание на пороге по ту сторону двери послышалось практически сразу, будто меня уже ждали. Щеколда двинулась, раздался скрип, и в щели показалось розовощёкое лицо юной Эллин. Она выглядела всё так же доброжелательно и слегка сонно, что и при нашем первом знакомстве в ночь грозового шторма. Её карие глаза внимательно смотрели вперёд из-под слегка припухших век, а длинные прямые волосы были забраны за уши.       — Привет, — выдавила я из себя.       — Привет, — улыбнулась она и, недолго думая, раскрыла дверь.       Одной рукой я протянула Эллин сарафан, пока держала купленное в кулинарии пирожное с летучими мышами и оранжевым кремом в другой.       — Спасибо, что выручила тогда. — Я замялась, не зная, как вести себя дальше.       Эллин ничего не ответила. Вместо слов она лишь прищурилась, опять улыбнулась и кивнула головой внутрь прихожей.       — Проходи. Не обращай внимание на мой вид. Я немного вздремнула днём. Кстати, Сьюзан уже давно ждёт, когда ты придёшь на разговор.       Это не удивило меня.       Я улыбнулась и перешагнула уже знакомый порог дома Кемперов. В прихожей витало тепло от готовки и чувствовался лёгкий аромат корицы. Эллин аккуратно закрыла входную дверь.       — Оставь сарафан на комоде, — бросила она через плечо, жестом руки приглашая меня идти за ней дальше по коридору. — А вкусности обязательно тащи с собой.       Я молча подчинилась и зашагала вперёд, скрепя пластиковой коробкой.       Значит, Сьюзан хотела пойти на контакт какое-то время назад, но не решалась. А может быть, гордость не позволяла или иные личные принципы. Любопытно, что насчёт Эда? В конце концов, серп рассёк его ногу, а не её.       — Мамы нет дома, только я, Сьюзан и Парень, — прервала молчание Эллин, пока мы шли, судя по всему, в сторону гостиного зала. — Но он засел у себя в подвале. Не знаю, снизойдёт ли он до нашей компании.       Признаться честно, я слегка расстроилась, потому что хотела извиниться перед ним лично, но произнесла лишь нейтральное «хорошо».       Когда мы достигли компактной, но не лишённой уюта гостиной, обставленной в пёстром стиле шестидесятых, я увидела Сьюзан, выставляющую на столик пирог с подноса — судя по запаху, из спелой тыквы. Она выглядела по-домашнему мило: её каштановые волосы были убраны под ободок и слегка начёсаны вверх, а розовая пижама-двойка из свободной кофты с длинными рукавами и штанами немного помялась, что только придавало всему образу очарование.       — Трейси? — удивлённо пропищала Сьюзан и замерла, глядя на меня с пустым подносом в руках.       — Сьюзан.       Так я поняла, что Эллин слукавила и её старшая сестра точно не ожидала увидеть меня.       

      •

      — А вот это Парень в четвёртом классе! — Сьюзан ткнула пальцем в чёрно-белое фото Эда и прыснула. — Смотри, какой смешной.       Мы сидели втроём: Сьюзан, я посередине и Эллин, в гостиной на мягком длинном диване, ели пирог, хохотали и разглядывали толстенный кемперовский семейный фотоальбом. Примирение со Сьюзан произошло за пару мгновений. Вкратце: «Прости меня за странное поведение», «Хорошо, любишь тыкву?», «Конечно! В Хэллоуин самое то». Часы на стене отбили девять вечера — я гостила у Кемперов уже около полутора часов — а Эд даже не думал вылезти из подвала, чтобы сказать хотя бы «бу».       — Он выглядит вполне мило, — подметила я, глядя на фотографию маленького Эда, сидящего в светлой футболке и трусах на песке у океана.       — Дурак дураком! — бросила Сьюзан и толкнула меня локтем в бок. — Ты что, защищаешь его?       Я почувствовала, как щёки залились краской, и сёстры захохотали мне в оба уха.       — Так-так-так, — сквозь улыбку протянула Эллин. — Нам уже стоит бежать за Парнем, чтобы продемонстрировать ему твоё пунцовое личико?       — Это сведёт его с ума! — подхватила Сьюзан. — Он подумает, что мы сговорились, разыгрываем его, и не поверит ни единому нашему слову. Нужно придумать что-то другое!       — Эй, — в лёгкой панике пискнула я, — я вообще-то здесь и всё слышу! Планируйте свои коварные планы без меня.       — Да тут планируй, не планируй, всё равно без толку, — вдруг как-то с грустью вздохнула Сьюзан и перевернула страницу альбома.       — У Парня вечные проблемы с девушками, — тут же пояснила Эллин. — После Атаскадеро его жизнь изменилась раз и навсегда.       — Атаскадеро? — переспросила я, понятия не имея, что это значит.       — Такая больница, — сухо ответила Сьюзан, уткнувшись взглядом в альбомный лист. — Если захочешь и хватит смелости, спросишь его о ней сама.       Мне показалось, что всю радость в доме вдруг от чего-то высосало до опустошения. Я прочистила горло и, извинившись перед девочками, ретировалась из гостиной через коридор на кухню в поисках холодной проточной воды.       Атаскадеро. Больница. Надо запомнить и посмотреть в справочниках, что это за гиблое место, потому что, судя по перемене настроения в лицах Сьюзан и Эллин, оно точно не могло быть другим.       Я наполнила стакан до краёв водой из-под крана и отпила пару глотков, не включая свет на кухне, когда сзади меня, посреди тихого стука одинокой ветки в окно и вечернего сумрака, неожиданно послышался едва уловимый шорох. Я обернулась и чуть не выронила стакан из рук. Эд стоял в проёме кухни и, перегородив и без того тусклый свет, доносившийся из гостиной, смотрел на меня, будто из тьмы.       — Господи-боже-святые угодники, — прохрипела я, схватившись свободной рукой за край чёрной шёлковой блузки, — Эд. Ты напугал меня.       — Что ты здесь делаешь? — раздражённо процедил он.       Я выдавила из себя подобие учтивой улыбки, не понимая, что заставило меня так разнервничаться, и залепетала, словно ребёнок, отчитывающийся перед родителем:       — Я… я пришла отметить Хэллоуин с девочками и… и извиниться перед Сьюзан за тот инцидент в подвале в начале месяца и… извиниться перед тобой, разумеется. Как нога? Зажила? Ну, в общем, вот. Извини меня.       Эд смерил меня пристальным взглядом с высоты своего огромного роста.       — Словесных извинений тут будет маловато, — приглушённо произнёс он, — сделай мне одно одолжение и считай, что вопрос с моим ранением, случившимся из-за твоего пианино в твоём подвале, будет исчерпан. Раз и навсегда.       — О-од-олжение? — запинаясь, переспросила я.       — Ага. Дело в том, что мне надо, чтобы ты съездила со мной кое-куда…