Halazia

Все последующие дни после странного разговора с Деневалем Юнхо чувствует только нарастающее раздражение. Формально он расквитался, и особо не удивляется тому, что глава культа потерял к нему интерес. Если раньше Юнхо едва ли не спотыкался о белую фигуру в самых неожиданных местах, то теперь Деневаль растворился, как такой же белоснежный утренний туман. О нём напоминают разговоры жителей и служителей храма, о нём напоминают гирлянды белых лент на ветру и запахи цветочных благовоний, которые можно уловить в храмовых коридорах. Но декорации кажутся пустынными – а Деневаль, будучи в моменте таким близким, теперь кажется видением. Непонятным, но затягивающим сном, после которого ещё долго приходится восстанавливать связь с реальностью.  А Волкам необходимо собираться в дорогу. Чтобы вновь не оказываться в долгу, чтобы избавиться от ощущения слежки, да и попросту чтобы вновь вдохнуть запах пустынной свободы.  Юнхо вразвалку прогуливается вдоль невысокого забора, отделяющего храмовый госпиталь от пыльной улочки. Он, в свою очередь, сам себе разрешил оставить принудительные работы и заново облачиться в чёрную куртку.  "Ближе к телу, как вторая кожа", – умиротворённо думает он, таким образом отделив себя от местных любителей белого.  Закуривая, Юнхо невзначай поглядывает через забор и быстро выцепляет взглядом всех своих. Они на месте, так же непринуждённо изображая бурную деятельность. Энигма занят рисованием в тени забора, ответственный Рондо рядом с ним перебирает и скручивает отстиранные бинты, а неподалёку на солнцепёке Фейт доблестно борется с водоразборной колонкой, пытаясь помыть под ней голову.  "Все на связи?", – уточняет Юнхо про себя и с облегчением получает утвердительные ответы. Ему крайне радостно, что их главный связующий восстановился. Волки тренируются подобным образом каждый день, и теперь только Фейт не рискует телепортироваться – остальные в полном порядке.  "Денег нет, господа, – мрачно продолжает Юнхо, затягиваясь дымом, – И Деневаль из своих астралов помогать нам больше не будет. Потому, по-прежнему вижу смысл постирать заодно модные шмотки и забраться в город".  "Это не просто город, – недовольно встревает Рондо, – Это Витрувия Сити, мать его".  Который день они таким же образом обсуждают дальнейшие планы, и опасения младших обоснованы – по большому счёту и наличию бензина у Волков буквально билет в один конец. Витрувия Сити номинально считается столицей пустынного региона, хоть и находится на западной окраине. В окрестностях этого мегаполиса можно встретить и лес, и траву, и даже некоторые цветы, а ещё – тьму военных. В этом городе живёт много чистых и сытых жителей. И когда-то все четверо Волков тоже ими были.  "И что, у них все склады одинаковые и за чертой города, – настаивает Юнхо, но сомнения мешают ему давить с присущей мощью, – Будто мы раньше там не бывали". "В том и дело, – доносится безэмоциональный голос Фейта, – Примелькались уже".  "Не узнают нас. Ты теперь такой красавчик, какого Волки к себе точно не возьмут", – с иронией бросает Юнхо, за забором проходя аккурат мимо вытирающего малиновую голову Фейта. Тот вслух хихикает и отбрасывает мокрые волосы со лба, рассматривая себя в подцепленное на стену затёртое зеркальце.  "Да, – иронично соглашается Фейт, – Как светофор теперь, за километр видно будет, хоть бери и шляпы воруй".  Юнхо вновь хмурится. Подопечные продолжают обмениваться шутками по поводу розовых волос, а он отвлекается от "радиоволны" на всплывшие подозрительные фразы от Деневаля. Глава культа Белых Врат знает человека в шляпе и не делится информацией. Юнхо на это раздражается так сильно, будто Деневаль машет перед ним своими знаниями, как морковкой на верёвочке.  "Или тебе просто не нравится, когда тебя выкидывают прочь, Вортекс" – досадливо подмечает он про себя. "Кто тебя выкинул?" – ехидно оживляется голос Фейта. "Кто, мальчик твой?" – подхватывает Рондо.  Поняв, что его прекрасно услышали все Волки, Юнхо досадливо кряхтит и приваливается к забору спиной, затягиваясь сигаретой особенно крепко. "Ну не Деневаль же", – внезапно встревает Энигма, и смех всех троих слышится из-за забора. – Спалитесь, гиены! – рявкает Юнхо через плечо, на что хохот только усиливается.  Он и сам иронично улыбается, щелчком отбрасывая окурок прочь. Конспирация теряет свой смысл, когда они в любом случае со дня на день отбудут. Даже местные правила, навязанные Деневалем, Юнхо больше не стремится исполнять. И даже если за ближайшей стеной ехидно притаился невидимый Авель, Юнхо до того больше нет никакого дела.  Он отряхивает свою чёрную куртку от пепла. Он хочет на свободу. И он злится.  "Мне нравится Деневаль, – без обиняков заговаривает Фейт, – Он красиво разговаривает и добр к людям. Да и кормят у него хорошо, я б на недельку ещё остался".  Юнхо хмыкает даже слишком громко. "Заезжай в гости, если соскучишься, – отвечает он, – Только если молиться позовёт, то лучше не ходи".  Он предпочитает поскорее окончить этот разговор и заняться дальнейшим планированием. Даже если Волки не сразу двинут в Витрувию, то в любом случае пропажа Деневаля с радаров и всё нарастающее чувство долга душат Юнхо и гонят за стены поселения. Но и выбора у Волков не так много. Нет смысла выжидать очередной караван и рисковать в перестрелках, когда вылазку на городской склад с их знаниями можно провести тихо и быстро.

***

– ...ты сильно занят? Деневаль поднимает голову на обладателя голоса и слабо улыбается: – Нет. В действительности, он не был особо занят – как раз заканчивая менять последний бинт, он, по уже ставшей пагубной привычке, утопал в своих мрачных думах. Мысли и недавние видения путаются всё сильнее в его голове, сбивая с толку. Он определённо устал. И он рад отвлечься на давнего друга, с которым они, в связи с событиями всех последних дней, будто бы и говорить стали меньше. – В общем, я это... – растерянно протягивает Авель, и Деневаль моментально хмурится, предвкушая очередные недобрые вести. И, судя по звуку, Авель поспешно шагает ближе, и усаживаясь рядом, столь же поспешно продолжает: – Давно ты к Отцу заходил? Деневаль хмурится ещё сильнее, и помедлив миг, задумчиво отвечает: – На днях... В чём дело? – Ты только не переживай! – тут же стремится успокоить Авель, и, кажется взмахивает руками, – Он... в порядке. В относительном. Лекари говорят, он с каждым днём всё хуже узнаёт лица. Теряет память. И похоже... Авель запинается, но Деневаль заканчивает за него: – ...и похоже, ему осталось совсем недолго. Голос Деневаля звучит безэмоционально, холодно, и слова, будто эхом отскочившие от стен комнаты, повисают в воздухе, погружая пространство в тишину. Авель мнётся рядом с Деневалем, явно не находя себе места, но так и не решается вновь заговорить. А Деневаль, оставаясь внешне отстранённым и безучастным, стремительно старается победить боль, терзающую изнутри, натягивающую нервы и леденящую нутро. Он в очередной раз сталкивается с этой внутренней коллизией – он не готов отпускать, не готов брать всецелую ответственность, но. Ему придётся, и похоже, для смирения нет лучшего времени, чем именно сейчас. Ведь дальше будет только тяжелее и сложнее. Больнее. Деневаль опускает голову, тяжело выдыхая, и нарушает тишину: – Это всё, о чём ты хотел мне рассказать? – ...нет. Я наблюдал за Волками, и... Вот сейчас Деневаль уже неприкрыто вымученно выдыхает, покачивая головой. Очевидно, ему уже хватило этих Волков – вернее, их неизменного лидера. – И что же они снова? Авель вновь запинается, и воздух вокруг него словно сгущается от напряжения. Деневаль моментально одёргивает себя, прекрасно понимая, что свои личные тяготы и проблемы никак не стоит проецировать на друга. А потому, смягчая тон, тут же добавляет: – У нас есть время прогуляться. Хочу подышать свежим воздухом. Явно воодушевившись, Авель быстро поднимается и протягивает руку Деневалю. Тот, не без благодарности, принимает помощь, и, напоследок проверив бинты, облачается в неизменный белый плащ. Несколько минут они прогуливаются по улочкам в полной тишине. Она не напряжённая – наоборот, самая умиротворяющая и расслабленная, какая бывает меж двумя давними, близкими друзьями. Оба наслаждаются лёгкими порывами ветра, наступающим вечером и разномастными ароматами Белых Врат. Возможно, именно этого Деневалю не хватало – в эти минуты он позволяет грузу ответственности и размышлений упасть со своих плеч. Он чувствует себя спокойно. Спокойствие не имеет свойства длиться долго. – Чёрные Волки скоро отбудут, – заговаривает Авель. – Знаю, – отвечает Деневаль. Вряд ли он испытывает большие сожаления по этому поводу. Скорее облегчение. Но, так или иначе, очередное упоминание пустынных бандитов его напрягает. – Неужели они ещё что-то успели начудить за моей спиной? – спрашивает Деневаль, поднимая закрытые глаза к небу. – Нет... – неуверенно отвечает Авель, мерно ступая рядом, – Хотя от них всего можно ожидать. Кучкуются, что-то обсуждают, планов у них там много, поди... Авель пренебрежительно фыркает, но моментально становится серьёзным: – ...но думаю, дальнейшие их планы Белых Врат не касаются. Хочется верить, что сюда они долго не сунутся. – ... хочется верить, – вторит Деневаль. Усилившийся порыв ветра сдёргивает капюшон с его головы, и он вдруг замедляется, задерживая дыхание. Деневаль не просто предчувствует, он знает – с Чёрными Волками они пересекутся ещё много раз. Вынужденно или нет, но нечто подсказывает ему, что их судьбы связаны чем-то большим, нежели несчастной случайностью. Он проводит языком по пересохшим губам и хмурится, отгоняя очередные настойчивые мысли о Вортексе. Думать о нём Деневалю всё ещё не хочется. – ...можем ли мы поговорить ещё немного? – вновь подаёт голос Авель. Деневаль растерянно замирает, и не скрывая недоумения на лице, приподнимает уголки губ: – Что за вопрос такой? Конечно, – он вновь продолжает плавный шаг, теперь явственно ощущая новую тревогу Авеля. Тот, обычно тихий, спокойный, в какой-то степени смиренный, и лишь изредка язвительный, сейчас сам на себя не похож, и Деневаля это не может не озаботить. – ...молитва скоро. Не хочу тебя задерживать, и... – Авель, – перебивает Деневаль, и остановившись, разворачивается лицом к другу, – Что тебя тревожит? Он кладёт руки на его плечи и слабо их сжимает, и глаза его, видеть не способные, отражают участие. Авель тяжело выдыхает. Но покорно сдаётся: – ...я несколько завидую им. Ну, Волкам. Они свободны, и... Он тут же взмахивает руками: – Нет, я имею ввиду что... – Продолжай, – тихо прерывает Деневаль, и слабо улыбается. Он давно догадывался, что в действительности на душе у Авеля. И сейчас у него есть возможность услышать об этом напрямую. Авель вновь вздыхает, но быстро набирается смелости: – Я к тому, что они никому и ничем не обязаны. Да, их образ жизни порой несколько... неправильный. Но что правильно в нашем мире? Что осталось в нём, кроме нашей веры? Разруха, пустыни, душевнобольные... А они живут одним днём. Они свободны, и, наверное, наслаждаются этой жизнью. Настолько, насколько это возможно в принципе. Он вновь вздыхает и умолкает, будто давая время и Деневалю, и самому себе усвоить сказанное вслух. Но Деневаль лишь легко улыбается, и, не удержавшись, треплет волосы на макушке Авеля: – Я знаю. Точнее, догадывался. В конце концов, ты действительно заслуживаешь большего. Он отворачивается, вновь подставляя лицо встречному ветру, и добавляет уже тише: – ...как и каждый из нас, вероятно. По мнению Деневаля, Авель действительно не создан для оседлой жизни, и жизнь свою он не должен посвящать давней благодарности и слепой вере. Он вовсе не обязан ведь держаться подле Деневаля постоянно. А сам Деневаль вряд ли вообще способен покинуть Белые Врата. Его навсегда удержит здесь вера, ответственность, и очевидные дефекты тела. – Спасибо за искренность, – тихо роняет Деневаль, – ...я поддержу любое твоё решение. Авель, кажется, растерянный, и наверняка не ожидавший такого поворота, так и не находится с ответом. Деневалю вряд ли этот ответ нужен, и он добавляет: – Вечерняя молитва. Нам пора. В храм они направляются в полной тишине, и каждому она позволяет обдумать своё.

***

Дождавшись конца вечерней молитвы, Юнхо не намерен по обыкновению слоняться вдоль темнеющих улочек. Он намерен выследить отстранённого Деневаля, и с превеликим удовольствием обнаруживает, что тот направился в свои покои. Сегодня Юнхо намерен расспросить его снова, и на этот раз имеет план. Отчасти безумный, где во многом вывозить придётся на харизме, но на победу Вортекс настраивается с каждым новым шагом по тёмному коридору. У него, как-никак, лирическое настроение. Это когда терять уже больше нечего. Потому он круто разворачивается перед дверью и отчётливо стучит. Получается, как всегда, так, будто хлипкую перегородку он сейчас снесёт, но на этом лимит вежливости у главаря Чёрных Волков заканчивается. – Эй, Деневаль, я знаю, что ты там, – нарочито громко говорит Юнхо, стремясь навести побольше шума. – Пусти, я ненадолго.  "И так уже пустил волка в стан своих овечек", – насмешливо думает он, понимая, что глава культа на свой страх и риск позволил самому Вортексу заселиться столь близко от себя. Деневаль вздыхает с неприкрытой усталостью. Этот голос он узнает из тысячи. Но куда больше ему хочется узнать, как у обладателя этого голоса в принципе хватает наглости заявляться так дерзко и так грубо. Так не вовремя. Когда Деневалю нужно в очередной раз, по очередному кругу, переварить произошедшее. Приготовиться заранее к возможным и скорым потерям. Воспитать в себе больше смирения. И пару секунд Деневаль борется с желанием проигнорировать настойчивого лидера Чёрных Волков. Быть может, ему стоит сделать вид, что его вовсе в комнате нет? Но по итогу Деневаль смиряется с мыслью, что это, пожалуй, будет слишком по-детски. Решающей причиной становится вовсе не это. Любопытство, так или иначе, всё же пробуждается в Деневале. Будто ему интересно, насколько далеки пределы наглости Вортекса. Так что он, поднимаясь с постели, идёт к двери – что правда, намеренно медленно. Открывает он так же не спеша. И лицо его не выражает ничего, даже когда он явственно чувствует тепло, которое Вортекс способен источать вокруг себя. Почти обжигающее тепло, когда тот или зол или взбудоражен. Юнхо вскидывается на скрип двери и в который раз отмечает, что Деневаль способен передвигаться чрезвычайно тихо. По идее, будучи незрячим, он должен быть неуклюжим. Но тут весьма, по своему мнению, умный Вортекс немного просчитался. Деневаль, похоже, обернул слабость в силу. Деневаль сдерживается, чтобы не скривиться, и опирается на дверной косяк, складывая руки на груди. Он изгибает бровь, бросая с лёгкой иронией: – А чем же я тебе обязан в такой час? От неожиданности Юнхо практически сбивается с нужного настроения, но глава культа милостиво не даёт ему этого сделать. Деневаль снова надел надменную маску. Или же это его настоящее лицо. На то Юнхо как раз и плевать, потому что лихое агрессивное веселье возвращается в тот же миг.  – Нам снова надо поговорить, Деневаль, – плотоядно усмехается Юнхо. Он даже не думает останавливаться и с лёгкостью протягивает руки вперёд.  Лишаясь всякой иронии, Деневаль отчётливо хмурится, и приоткрывает рот, намереваясь заявить, что говорить им попросту больше не о чем. Но только и успевает глубоко вдохнуть – его кожу, даже сквозь одежду, отчётливо обжигают чужие, мало тактичные прикосновения. Деневаль моментально напрягается, покрываясь мурашками и впадая в ступор. Он ни о чём в этот момент не думает, едкий страх окутывает его со всех сторон. Он пробирается под кожу, стремится вновь напомнить о былом. "Не хотелось бы тебя уронить, святоша, – думает Юнхо, вновь нарушив личное пространство, – Но я держу крепко".  Их сближение теперь проходит быстро, как вспышка. Выпустив Деневаля из рук, Юнхо нащупывает дверь за собой и захлопывает, привалившись к ней спиной.  И страх Деневаля исчезает вместе с хлопком двери, и место ему уступает медленная, но отчётливо нарастающая холодная злость. – Все в Белых Вратах говорят, что ты видишь будущее, – с насмешкой продолжает Юнхо, размашисто скрещивая руки на груди, – Сделай и мне приятно. Хочу знать, что меня ждёт.  "Я ведь так могу сюда больше и не вернуться", – проносится в голове Юнхо.  Он сомневается, что Деневаль реально на что-то способен, но хочет убедиться, что странный приступ главы культа не был проявлением сверхспособностей. Или же он просто хочет поиздеваться. В любом случае, если ему будет очень надо, – он прорвётся на территорию Врат любым способом, несмотря на то, понравится это Деневалю или нет. Юнхо смеряет замершего, как натянутая струна, Деневаля давящим взглядом и на этот раз попросту усмехается, ведь никак не запомнит, что на того пугающие прищуры при всём желании не подействуют. Зато сам глава культа демонстрирует небывалые метаморфозы в мимике, отчего в голове Юнхо одна за другой проставляются галочки.  "А ведь выбесил его, сильно выбесил, уж больно жёсткая реакция", – раздумывает он, но остаётся недвижим.  Деневаль поджимает губы, делая невольный шаг назад, и ладони его сами собой сжимаются в кулаки. Злость на лице его не отражается так сильно, как ясно проскальзывает ледяной искрой в его голосе, когда он решается ответить: – Какой вздор. Это не работает таким образом. Не работает по твоей наглой прихоти, Вортекс. Собственная злость придаёт Деневалю смелости – он окончательно сбрасывает с себя оцепенение от чужих прикосновений, и выпрямляется, делая чёткий шаг уже вперёд. В этот самый момент его злость становится ещё более колючей, щедро сдобренная былыми деяниями Вортекса, которые Деневалю по вкусу не пришлись, и которые тот ему простить так просто не готов. Уж особенно теперь, когда убедился, что у лидера Чёрных Волков стыда столько же, сколько совести. То есть, полное отсутствие. – Я знал, что ты не ведаешь границ. Но заявиться ко мне ночью, ещё и с подобной просьбой – это уже слишком. Уходи, – Деневаль чётко подчёркивает последнее слово, и приподнимает подбородок, сузив глаза, – И советую не медлить. Вряд ли тебе хочется вновь иметь дело с Каином. – Де-не-валь... – Юнхо наклоняется ближе, продолжая держать руки скрещенными, и от души наслаждается звуком этого имени, – Я не боюсь твоего Каина, и завтра утром меня здесь уже не будет. Я всего лишь прошу тебя об одолжении, милостивый Деневаль.  У Юнхо не получается выкинуть из головы, что примерно так же он обычно общается с парнями, которых планирует утащить на ночь и забыть к утру. Он снова в спальне Деневаля, в его мыслях снова та позорная сцена молитвы, окончившаяся побегом. И Юнхо даже не отрицает, что крайне плохо умеет быть по-настоящему обходительным. Равно как и не отрицает, что в каком-то ином мире был бы не против задержаться в этой спальне на ночь перед отъездом.  – Разве тебе это так сложно? Мне вот не нужны ритуалы и молитвы, чтобы показать свои способности, – демонстративно растягивает слова Юнхо. Деневаль шумно выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Ему не нравится, очень не нравится, что лидер Чёрных Волков действует на его нервы, и делает это крайне удачно. В их первую встречу, днями ранее, Деневалю не составляло никакого труда держаться ровно и беспристрастно. Но сейчас он явственно ощущает как всё его беспристрастие трещит по швам, как привычное умиротворение, и без того подпорченное всеми навалившимися событиями, теперь попросту ломается. "Да и к чёрту тебя, Деневаль", – проносится в голове Юнхо, вместе с закипающей в нетерпении кровью. – Или ты просто ничего и не умеешь? – проговаривает Юнхо чуть тише и вкрадчивей. Деневаль глотает горький ком в горле, и сильнее сжимает пальцы. Он размышляет, стоит ли ему попросту перестать обращать внимание на Вортекса. Быть может, тогда тому наскучат эти провокации? И в любой другой раз Деневаль поступил бы именно так. Но в данный миг все его ощущения и чувства обостряются, и их, против его воли, слишком много по отношению к Вортексу. Там есть и страх, и обида, и злоба, и непонимание – неприятный коктейль, горчащий на губах Деневаля, когда тот делает новый шаг вперёд, и понизив тон, скорее выплёвывает слова, нежели проговаривает: – Пошёл вон. Он знает, что ещё не поздно остановиться, не поздно взять себя в руки и попросту позвать Каина – тот вряд ли где-то далеко. Но нечто, уже сугубо личное, толкает Деневаля в другую сторону, и он, зло сощурившись, продолжает: – Я ошибался, решив, что пустынные бандиты способны на благодарность. Вместо неё я получаю неуважение. Вернее... – Деневаль осекается, и тон его понижается, теряя все возможные намёки на дружелюбие или равнодушие. А ладонь его поднимается вверх, и указательным пальцем он упирается в грудь своего самого нежелательного на данный момент оппонента. И останавливаться на этом по-прежнему не собирается. – ...вернее, твои товарищи на неё способны. Даром, что лидер у них не такой. Доведёт однажды до грани, где любые слова потеряют значение. Ведь вряд ли мёртвым нужны слова. А ты их всех загубишь однажды – это я могу тебе без дара провидца гарантировать. Если на приятных словах о своей банде Юнхо иронично усмехался, то теперь – злится моментально. Необузданная злость берётся попросту из ниоткуда, настолько резко и в таких впечатляющих масштабах, будто кто-то занёс спичку в полном газа помещении. Он понимает, что накипело. И понимает, что Деневаль попал в точку, перешагнув при этом через черту, заставлявшую лидера Чёрных Волков быть с ним вежливым.  Юнхо резко хватает его за грудки и дёргает на себя, заставляя упереться в свою грудь всей ладонью. В секунду он соображает, что может произойти дальше, и факт, что Деневаль очевидно слабее его, не волнует так сильно, как возможный шум, на который неизменная охрана точно прибежит. Юнхо хочет развернуться вместе с Деневалем и выкинуть его через дверь, но вместо этого отталкивает вместе с собой вглубь комнаты.  Резко выдыхая, Деневаль рефлекторно дёргается, стараясь отстраниться. Он с силой вжимает ладонь в грудь Вортекса, но быстро осознаёт бедствие собственного положения. Настолько, что горечь его обиды быстро сменяется страхом. Острым и обжигающим. Он не успевает даже вскрикнуть – с губ срывается только новый тяжёлый выдох, сопровождаемый резкой болью. На краткий миг у Деневаля отключается и слух, и он, будучи лишённым практически всех органов чувств, теперь бессильно дёргается в стальной хватке не лучше рыбы, выброшенной на берег. Звук собственного сбитого дыхания в его ушах сменяется мерзким пищанием. Юнхо с силой впечатывает Деневаля спиной в стену и вздёргивает за воротник, заставляя подняться на цыпочки.  Боль от удара из острой перерастает в обжигающую. Будто старые раны Деневаля, его давние шрамы вновь готовы открыться. Боль эта расходится по всему телу Деневаля, заставляя его безостановочно мелко дрожать, а ощущение реальности становится для него размытым – его замещают картинки старых воспоминаний. – Заткнись, – угрожающе шипит Юнхо и нависает над его лицом. Реальность возвращается к Деневалю быстро, со звоном битого стекла обрывчатых воспоминаний, и он вскидывает голову, совсем не контролируя отчаянный ужас на своём лице. Он чувствует, как воздух вокруг него словно полыхает. Он чувствует, сколько злости в кратко брошенном слове. В комнате разом становится намного светлее, потому что все зажжённые свечи сами по себе разгораются и сияют теперь уже отнюдь не безопасным пламенем. Мысли в голове Юнхо сливаются в единый злостный порыв, но  помимо бешенства он чувствует острый вкус предательства. Он ведь сам говорил Деневалю о переживаниях на счёт своих людей. Он ведь сам тогда отчаянно искал в блаженном Деневале хоть немного успокоения.  "Блядский святоша, да ты такой же, как и все", – в ярости думает Юнхо и резко перехватывает Деневаля, сжимая горячую ладонь на его горле. И ужас Деневаля становится практически первобытным, почти непреодолимым. Почти – лишь потому, что всё это он уже некогда переживал. Потому, что страшнее того, что с ним уже случалось, случится вряд ли. Деневаль наугад цепляется пальцами обеих рук в запястье Вортекса. Он не стремится освободиться. Разве что сдаваться так просто не хочет. Но ужас сковывает его по рукам и ногам, лезет под его кожу и в самую душу, злобно поблёскивая языками огня. Ему становится мало кислорода. Ему становится до странного и страшного ясно, что терять ему больше нечего. – Давай, покажи то единственное, в чём ты хорош, – хрипит Деневаль, и сжимает пальцы на запястье крепче, – ...в убийствах и разрушениях. Тошнотворный ком подкатывает к его горлу, и фантомный запах гари забивается в ноздри, но Деневаль сдерживает приступ кашля. И теперь ужас его выдаёт только бесконтрольная дрожь по всему телу, потому что на лице его лишь злоба и отвращение. «Как же глубоко я ошибся, пытаясь разглядеть в тебе что-то больше и лучше, чем есть на самом деле», – проносится спутанная мысль в его голове, но для неё ни слов, ни смысла Деневаль не находит. – ...давай, демонстрируй свои способности, – с отвращением бросает вместо этого он, и вновь сжимает пальцы крепче, – Сожги здесь всё, чтобы действительно было чем гордиться. Ощетинившись, Юнхо прижимает Деневаля к стене ещё сильнее. Ему нравится видеть страх на лице противника. Это всегда значит, что ситуация переходит под его контроль. И прямо на его глазах высокомерной святости Деневаля приходит конец – теперь тот полностью выглядит на свой молодой возраст, напуганный и отчаявшийся, озлобленный. Более живой. Юнхо способен себя остановить. Пусть свечи за его спиной горят всё так же неестественно ярко, но пламя не побежит по стенам и не охватит собой всё вокруг. Потому что он прекрасно понимает, что противник из хилого и незрячего Деневаля совсем никакой.  – А ты, гляжу, хорошо меня знаешь, да? – шипит Юнхо прямо в его лицо, растягивая злую ухмылку, – И про человека в шляпе тоже знаешь, только не говоришь ни слова. Подозрительно, Деневаль.  С последней фразой он слегка вздёргивает главу культа, продолжая держать за шею. Деневаль с его обширными знакомствами и связями легко может вести свою игру на этой шахматной доске, где Вортекс ещё не разобрался с весом своей фигуры и с общей расстановкой сил.  Болезненный стук в висках Деневаля усиливается. Упоминание о человеке в шляпе вызывает у него новый приступ дрожи, и нутро леденеет, не смотря на ощущение обжигающего пламени вокруг. Отвечать Деневаль ничего не хочет – да и не может – ему приходится снова и снова хватать пересохшими губами недостающий кислород и до онемения в пальцах держаться за запястье Вортекса. У него не остаётся сил на злость, на слова, на лишние мысли – всё поглощает чёрный густой страх, пахнущий гарью и пеплом. – Не задался у нас разговор, но я что сказать хотел... – нарочито беззаботно добавляет Юнхо, продолжая сжимать пальцы, – Ты можешь оставить себе свой маленький секретик касаемо напавшего на нас, так и быть.  В следующий миг он разжимает пальцы и вновь хватает Деневаля за одежду, на этот раз дёргая в сторону стоящей рядом кровати. С помощью своего тела придав ускорения, Юнхо бросает Деневаля спиной на постель и мигом нависает сверху. – Однако если ты и правда провидец, то знаешь свою судьбу, – Юнхо склоняется над его лицом, продолжая тянуть за схваченную одежду, и последнюю фразу произносит на низком рыке, – Не испытывай её. Из лёгких Деневаля выбиваются последние остатки кислорода. В столь уязвимом положении его тело лишается способности к сопротивлению. Бесконтрольная слабость охватывает его целиком. И от Вортекса, что сейчас так близко, Деневаль сильнее ощущает буйное пламя, безжалостное и разрушительное. Столь же яркое, как все воспоминания Деневаля, что он гонит от себя прочь ночами. В них есть и огонь, и боль, и ужас – как сейчас. В них есть слабость перед чужой непреклонной силой и жестокостью, болезненное смирение. И сейчас воспоминания Деневаля словно становятся жуткой реальностью. Он неотрывно смотрит в глаза Вортексу, пускай их он не видит – но он заглядывает в глаза собственному страху. И темнота перед его глазами рассекается ярким светом, вместе с ним по телу проходится разряд боли, заставляя Деневаля выгнуться и болезненно вскрикнуть. Он мотает головой, зажмурив глаза – будто это поможет не видеть. А сейчас он видит, остро и отчётливо. Юнхо на рефлексах оборачивается к двери, будто на крик Деневаля может моментально влететь охрана. Кто-то обязательно должен примчаться, тот же Каин. Однако сегодня Юнхо везёт, его, стало быть, пронесло, если Деневаль не продолжит. А Деневаль сопротивляется. Настолько, что Юнхо всё так же привычно замахивается ладонью, желая его угомонить, но замирает. Он внимательно смотрит. И суматошно раздумывает, может ли это быть обычная истерика или припадок какой-то болезни. Деневаль не в себе.  Перед глазами Деневаля вырисовываются заброшенные строения, холодные каменные стены, бесконечные тёмные коридоры, полуразрушенные лестницы. Он видит разветвление коридоров, и как некто, остановившись на пару секунд в раздумьях, сворачивает налево. Деневаль не может различить чужое лицо – но ощущения не дают ему обмануться. Он уверен, что видит Вортекса. Он может даже отчётливо слышать хруст битого стекла под чужими ногами, эхо, отскакивающее от обшарпанных стен. И жужжание, странное, неестественное, словно механическое. В следующий миг картинка перед глазами начинает пульсировать, искажаясь и переливаясь кроваво-красными оттенками. Боль в голове Деневаля усиливается, словно в мозг вгоняют штырь – и он дёргается вновь, не контролируя движения ни рук, ни ног. Он старается отделаться от жуткого, чересчур реалистичного видения – оно сильнее. Оно непреклонно продолжается. Перед глазами вспыхивает размытый, но различимый указатель – «третий этаж». Вортекс из видения уверенно продолжает идти вперёд. Неестественное жужжание нарастает – с ним нарастает головная боль. Внезапно тень отделяется от стены, образуя силуэт, останавливаясь прямо напротив Вортекса. Тень оказывается вполне реальным человеком – но Деневаль вновь не может различить лица. Лицо неизвестного скрыто шляпой. Видна лишь ухмылка. Деневаль распахивает глаза, крик застревает в его горле, а боль в висках становится почти невыносимой. Его глаза закатываются, тело дрожит, теперь словно в приступе, словно мозг вот-вот не выдержит и отключится. Этого не происходит. Пытаясь уловить, что происходит, Юнхо готов в любой момент схватить Деневаля покрепче и не дать убиться о что-нибудь, откусить язык или совершать прочие опасные действия. И чем больше он смотрит на исказившееся лицо, собравшийся и внимательный, тем больше ему запоминается каждая черта. Каждая черта невероятно красивого парня из пустыни, бесящего его одним своим существованием, но теперь лежащего под ним на кровати.  Видение продолжается. Человек в шляпе ухмыляется ещё шире. В ладони его поблёскивает странный механизм – или оружие – но острые иглы привлекают к себе всё внимание. Внезапное движение оказывается неуловимо быстрым, и Вортекс из сновидения кратко вздрагивает, вдруг начиная оседать на пол. Деневаль больше не слышит звуков, только видит, как кровь густо стекает по чужой шее, впитываясь в одежду и капая на бетонный пол. Беспросветная тьма застилает глаза Деневаля вновь, поглощая собой картинки видения. Боль внезапно отпускает, и Деневаль делает глубокий вдох, так, что лёгкие болезненно сжимаются. – Что это было? – коротко и давяще проговаривает Юнхо, но Деневаль его перебивает.  Он, с невесть откуда взявшимися силами, цепляется пальцами за воротник Вортекса, и даже не успевает вновь вдохнуть, слова бесконтрольно льются сами собой: – Третий этаж, левый коридор... Третий этаж, левый коридор, не ходи туда, – Деневаль спешно проводит языком по пересохшим губам, чувствуя, как они дрожат, – Не ходи туда... Там... Нельзя, туда нельзя. Он резко замолкает, и руки его, потеряв хватку, безвольно падают на постель. Внезапное видение забрало слишком много его сил. Деневаль судорожно выдыхает, ощущая всю тяжесть усталости – она оказывается сильнее страха, и сильнее желания найти объяснение произошедшему. В общей спутанности мыслей озвученное укладывается на удивление плотно. У Юнхо сводит всё тело от этих странных слов. Он будто прикоснулся к чему-то очень важному. Чему-то, похожему на ту самую Халазию, к которой он взывает каждое утро, и которая даёт ему сил не сгибаться под трудностями суровой жизни. От этого его лицо разглаживается и теряет сразу все эмоции, контрастируя с измученным Деневалем.  Юнхо был уверен, что съест собственную винтовку, если у святого культиста окажутся реальные способности. Однако теперь дела обернулись так, что ему не до шуток. Произошло нечто очень важное, и Юнхо теперь может быть уверен только в том, что если Деневаль разыграл перед ним спектакль, то это будет его финальная роль. Деневаль полез слишком глубоко.  – Хорошо, святоша, я тебя услышал, – хрипит Юнхо из-за упрямого давления на пересохшее горло, – Но если соврал мне... Он облизывает губы, склоняясь так, чтоб рычаще вкрадчиво говорить над самым ухом Деневаля.  – Если соврал мне, я исполню твои предсказания сам. Твой храм сгорит, Деневаль. Молись, чтоб не сгорел и ты.  Юнхо быстро выпрямляется и слезает с кровати, торопясь убраться восвояси. Вечернюю атмосферу как рукой сняло, а наклёвывающийся сон пропал под натиском быстро бьющегося сердца. Он не хочет даже думать о том, что произошло. Он не желает находиться в Храме Белых Врат ни одной лишней секунды. Каша в его голове мешает мыслить разумно, и разгрести её поможет только бескрайняя пустыня. Подальше от культа и от Деневаля. Который испугался. Очевидно испугался, и даже не за себя, а за... Юнхо. – Подъём, – командует он, грубо тряся за плечо спрятавшегося под одеяло Фейта, когда добирается до госпиталя. – Какого хера, Вортекс?.. – слышится заспанный голос севшего в кровати Рондо, и тут же он недовольно шипит, получив увесистый подзатыльник.  – Встаём, я сказал! – Юнхо повышает голос, и вместе с этим сами собой вспыхивают погашенные свечи в комнате, – Собираемся и выезжаем. Прямо сейчас. 

***

Чем ближе Витрувия Сити, тем более серым становится золотой песок. Серым кажется даже солнце, садящееся за горизонт и последними лучами освещающее большую бумажную карту, которую Фейт разворачивает на капоте. Та исчеркана карандашом вдоль и поперёк, но зато такая одна – напоминает цельный образец искусства и является артефактом из прошлой жизни для целой планеты. Пустыня нынче накрывает огромную область, где раньше была масса населённых пунктов. Очень много из них уже зачищены Волками и группировками поменьше, обведены в кружок и зачёркнуты навсегда.  – Вот этот склад, – Фейт тычет задней стороной карандаша по точке в трёх километрах от столицы, – Если там будет не бензин, а овощебаза... – он сжимает карандаш до белых костяшек.  – То хотя бы поедим нормально, – добавляет Рондо и тяжко вздыхает. Юнхо, стоящий подле и скрестивший руки на груди, прекрасно знает, что оба подопечных сдерживаются, чтоб не покоситься на своего лидера. Прошло пять дней с тех пор, как они покинули Белые Врата. Пошатавшись по пустыне и так и не найдя ни одного перевозчика с мало-мальски ценным грузом, они все вновь ощущают суровое давление жестокой реальности.  Можно, конечно, устроить войнушку и попробовать потрясти базы других налётчиков. Против Вортекса вряд ли кто открыто выступит. Но сам Юнхо всё больше убеждается, что пора перебираться на другие угодья. Столица торгует во все стороны, и пусть там, где нет пустыни, в три раза больше военных, но зато нет Белых Врат. – Разнылись, неженки, – говорит Юнхо свысока и крепче скрещивает руки, – Пока вы там отдыхали, я за вас работал. Никто вас бесплатно держать во Вратах не будет, повторяю ещё раз.  Оба предпочитают промолчать и не оборачиваться. Только Рондо вздыхает ещё тяжелее, опустив голову.  – Наберём топлива, доедем до южного поста, лишнее продадим, – продолжает Юнхо, давя каждым словом, – А там видно будет. Сейчас дождёмся темноты.  Понимая, что разговор совсем не клеится, он засовывает руки в карманы куртки и отходит к своему внедорожнику. Юнхо приваливается бёдрами к капоту, поначалу хмуро осматривая шелестящий от ветра песок, а затем чуть более расслабленно поднимая голову выше. Сухой воздух пустыни он вдыхает последние десять лет. Этот воздух ассоциируется со свободой – жестокой к слабым, но дающей возможности тем, кто имеет силы забрать всё, что хочет.  – Выросли щенки, – бросает Юнхо через плечо, – Скоро и ты на меня скалиться начнёшь, малой.  Сидящий на водительском с открытой дверью Энигма тихо хихикает. – Они дурачки просто, – он безмятежно вытягивает ладонь к вечереющему небу, скучающе рассматривая свои пальцы, – Были бы уже мёртвые, если б ты их не защищал. И я б мёртвым был.  На этот раз поневоле больше воздуха требуется для Юнхо. Энигма говорит о смерти слишком обыденно. Повторяет за своим любимым Вортексом, испокон веков говорящим в лоб жёсткие вещи, но теперь и сам тяжело с ними справляющимся.  – Как хорошо, что хоть ты у меня умный, – хмыкает Юнхо и наблюдает за садящимся солнцем.  "Может, я и хотел бы мирной и спокойной жизни, хотя бы для вас, – проносится в его голове, – Вот только для этого нужно кому-то довериться. А никому в этом мире никогда нельзя доверять".  "Я знаю", – добавляется к мыслям голос Энигмы, и Юнхо усмехается. Шпион полностью восстановился, раз подслушивает просто так. "Ты злой и жестокий, Вортекс, но я знаю, что могу доверить тебе свою жизнь", – добавляет Энигма, и в этот же миг Юнхо на секунду напрягается. Он не заметил, как мелкий выбрался из машины и сел рядом на капот. Замечает, только когда Энигма крепко к нему прижимается, обняв обеими руками за торс и приложив голову к груди. С тихим смешком Юнхо закидывает руку к нему на плечи и ответно прижимает к себе, взъерошивая волосы. Если когда-нибудь Энигма оставит жизнь налётчика, найдя своё тихое место, то стоит напомнить ему, что до спасения Вортексом его звали Чхве Чонхо.  *** Юнхо быстро подползает к краю бархана на животе, бряцая винтовкой за спиной. С такого расстояния больше переживать стоит не о звуках, а о том, как бы не засветить свою голову в качестве мишени для часовых. Рондо передаёт ему бинокль и прикладывает свой к глазам. Юнхо высматривает охрану по эту сторону склада. Он насчитывает троих и заранее злится на то, что вынужден от безнадёги атаковать укреплённые здания с кучкой едва оправившихся щенят. Но злость помогает ему держать в уме цель. Он ненавидит миссии под прикрытием, привычный создавать много шума, света и взрывов. Но сегодня Юнхо постарается выступить сам. Сделать всё очень чётко, очень быстро и совсем незаметно.  "Ещё ближе надо, – он придвигается, продолжая лежать на песке и стараться, чтобы тот не попадал в рот, – Сколько метров?"  "Пятьдесят до них. Между ними... двадцать примерно", – оповещает Фейт, как самый глазастый из Волков.  Юнхо выдыхает до упора, закрывая глаза. С такого расстояния он ещё не прицеливался, и попытка всего одна. Он распахивает глаза, теперь уже с откровенной злостью глядя в бинокль. Ему нужно очень много сил. Он высчитывает метры в голове, чтобы создать пламя прямо на месте часовых. Создать пламя такой силы, чтобы те не успели поднять тревогу. Юнхо не думает о том, что это живые люди. Ему самому нужно выживать. Каждый чёртов день. Он сжимает зубы. Каждый чёртов день выживать, потому что он не сдастся просто так. Перед глазами мелькают три яркие размытые вспышки, а внутренности резко и больно дёргает невидимым крюком. Пламя мигает вдалеке и исчезает под покровом ночи. Трое часовых за секунду превратились в пепел, возможно, так и не поняв, что произошло. Это единственная милость, какую мог даровать им Вортекс.  – Быстро. Быстро, быстро, встали и вперёд! – командует он вслух, сам с трудом вскакивая на ноги.  Юнхо оскальзывается на песке, сбегая вниз по крутому склону, и ускоряется ещё больше, когда подошвы касаются крепкого бетона. В нос бьёт едкий запах гари, оставшийся витать на обугленном месте одного из охранников. Волки дружной толпой подбегают к неприметной двери и прижимаются к стене. Над складом продолжает сгущаться безмолвная тишина.  "Не разделяемся, кучкуемся, – проговаривает Юнхо в который раз, внушая подопечным короткие команды, – Я впереди, от меня не отставать. Берём столько, сколько можем унести, и сразу назад".  Все трое дружно кивают. Юнхо хватается за ручку двери, готовясь расплавить замок, но та оказывается незапертой. Он медленно открывает дверь и заглядывает внутрь, сразу же проскальзывая следом. Первым делом в глаза бьёт неоновый свет, и Юнхо щурится. Он старается привыкнуть к освещению, пропуская отряд за собой. Внутри никого нет. Внутри только лестница наверх.  "А это точно склад?", – робко доносится в голове голос Рондо.  Сердце Юнхо невольно сжимается, а воспоминания активно подкидывают самую неподходящую для ситуации фигуру. Деневаль с лицом, полным страха, глядящий на него. Чёртов Деневаль, говорящий своё совсем не величественное, но пробирающее пророчество.  Юнхо смотрит на неоновую табличку вверху лестницы. Она гласит, что это – первый этаж.