REZ.ICEZ!

✞

2 мая, 1998.

      Когда воздух стал настолько горячим?       Духота стояла посреди пустоты и тишины. Безмолвие звенело, словно туго натянутый стальной канат, что вот-вот лопнет. Представьте, что с собравшихся людей сбили спесь, и они стояли среди хаоса, затаив дыхание, ожидая, кто первым подаст голос. Несколько человек, готовых вцепиться в горло того, кто первым промолвит слово. Подобная тишина несвойственна собравшейся здесь компании, слишком запутавшейся для того, чтобы продолжить начатый диалог, и не желающей слушать друг друга.       Знаю, таких, как я, называют ненадежными рассказчиками. Впрочем, если вы верите на слово каждому встречному — ваши проблемы.       Среди них я был немым наблюдателем. Эти стены, запечатлевшие множество смертей, не давали мне покоя слишком долго. Ощущение, словно перед лицом ребенка шуршали пакетом со сладостями, безжалостно поддразнивая. Наконец я оказался свидетелем очередного беспорядка, приведшего к поломке очень важной детали огромного механизма Вселенной, к смерти, способной перевернуть не только Великобританию, но и целый мир, взвалив на него бремя войны.       Видели когда-нибудь сейсмограф? Чувствительный прибор с пером, похожим на паучью лапку, который фиксирует подземные толчки, вычерчивая линию на движущийся ленте? Я пользовался им лишь в редких, исключительных случаях. Ведь то, что люди извечно называли незаурядным и поразительным, для нас было повседневным и скучным.       Но только не сегодня.       Представьте, как это перо безмятежно скользит по бумаге, проводя ничем не примечательную прямую, означающую начавшийся хаос и беспорядок как у вас под ногами, так и на всей планете, — и вдруг из-под острия появляются слова, бумажная лента начинает резко метаться туда-сюда, чтобы поспеть за грубыми каллиграфическими линиями. Пусть, предположим, перо выводит текст: «Новый ад. Новая Земля. Новая жизнь».       Теперь вы верите в вероятность того, что именно я пишу эти строки, а кто-нибудь их прочтет совсем скоро? И я не преувеличиваю.       Нам нужна отправная точка — где и когда, — так что ненадолго отмотаем время назад, ради того происшествия, которое обрушило на мир печальную неизбежность.

✞

      У людей есть удивительная способность делать так много, не делая, по сути, ничего, и в итоге оставаться с пустыми руками, но с чувством глубокого удовлетворения. В этом мире безмятежность была залогом удачи, а удача — источником блаженства. Так предполагал Винсент Крэбб. По этому конкретному поводу он не строил догадки, ведь в подобной безмятежности он пребывал всю свою сознательную жизнь.       Даже сейчас, стоя за спиной Малфоя и раскручивая в руке волшебную палочку, он беззаботно размышлял о том, что вскоре станет приближенным самого Лорда, и мысленно перебирал возможные преимущества своего нового положения. Больше всего ему нравилась та их часть, где его приказы беспрекословно исполнялись бы волшебниками со всех уголков земного шара.       — Долго мы торчать здесь будем? Я устал! — выплюнул Гойл. — Какой, блядь, толк от того, что мы шатаемся из угла в угол и наблюдаем со стороны, как крысы, пока эти трое всякой хренью здесь страдают?! Лучше бы вместе с другими уехали отсюда!       Малфой развернулся и смерил оценивающим взглядом Грегори.       — Затолкни самостоятельно свой язык туда, откуда вышли твои мозги. Или это сделаю я. — Драко раздраженно оттолкнул Гойла. — Когда притащим их задницы Лорду, то по углам шататься будут уже другие.       Гойл лишь недовольно хрюкнул в ответ.       Винсент качнулся в противоположную сторону, словно до него дошла та единственная истина, о существовании которой он ранее даже не догадывался. За время, которое ему довелось прожить после своего скромного падения, он убедился в словах своего отца, что значимость тех или иных вещей, как правило, человек определяет сам. Это первый и последний разговор отца с сыном, где не было предвзятости, чувства стыда и неприязни в каждом произнесенном слове. Теперь Винсенту нужно было предпринять что-то поистине грандиозное, чтобы встать наравне с Лордом. Он достоин быть с ним наравне. И не упустит возможность, как его папаша.       Угрюмый образ отца, о котором Винсент мало что знал и за долгое время решил вспомнить, возник перед ним прямо здесь, будто услышал мысли собственного отпрыска. Самое время предъявить требования, приказать сыну принести то, что от него всегда ждали. Пользу.       Едва уловимый лик задержался в воздухе, оглядываясь по сторонам.       «Мне же это мерещится?» — округлив глаза, Крэбб не сводил взгляд с очертаний тумана, надеясь на то, что это всего-навсего всплески бурно разыгравшейся фантазии на фоне нервного перенапряжения, которое его мучило наравне с кишечным несварением по ночам.       «Винсент,…ты здесь?».       Грубый, леденящий душу голос, словно омерзительное змеиное шипение, послышался со стороны черного эфемерного очертания.       — Твою мать! — Крэбб попятился назад, глядя в ужасе на едва различимый дух собственного отца, витавшего в воздухе.       Это было нечто отличное от обычных призраков, на коих он успел вдоволь наглядеться во время своего пребывания в Хогвартсе. Лицо было нечетким, словно передаваемое через белый телевизионный шум. К тому же черный дым с густыми мазками бордовой ряби, обрамляющей пустые глазные впадины и дыру вместо рта, накладывал на представшую картину своеобразное ощущение присутствия чего-то чрезмерно далекого. Словно перед Винсентом находился вовсе не умерший дух, а одна из омерзительных карикатур «Чарли Эбдо», ожившая и кажущаяся еще более уродливой в призме реальности.       Крэбб почувствовал нарастающую пульсацию в области сердца и мочевого пузыря. Внезапно натолкнувшись на Малфоя, он полетел с грохотом на пол.       — Ты ослеп? Или просто жить надоело?       Винсент не слышал Драко. Прямо сейчас он смотрел на «отца», наконец заметившего его.       «Ты еще держишься за этого малфоевского ублюдка? Какая бездарность».       Крэбб понуро опустил голову. Сколько же раз за свою жизнь ему пришлось услышать в свой адрес слово «бездарность»? Это невероятно раздражало!       — Подними наконец свою жирную задницу, придурок. — Малфой навис над Винсентом, протягивая руку.       Да как он с ним разговаривает! На секунду Винсенту показалось, что впадины вместо глаз на лице отца стали еще больше, напоминая своей формой две тарелки, продолжавшие увеличиваться в размерах.       Мысленно Крэбб уже пять раз зверски расчленил этого выродка Малфоя, а затем приступил к безмозглому Гойлу, который прямо сейчас смеялся над ним.       — Вы видите?! — Крэбб с вызовом посмотрел на Драко, отстранившись от его помощи. Теперь эти двое могли увидеть его отца. И что более постыдно — услышать.       Драко переглянулся с Грегори, стоявшего все это время поодаль.       — А что мы должны увидеть? — Драко оглянулся, проследив за испуганным взглядом Крэбба, но заметил только то, как Поттер со своей преданной свитой из Гриффиндора удалялся все дальше от того места, где они следили за ними. — Быстрее! Нам нужно догнать их!       Малфой и Гойл вышли из коридора, где прятались под маскирующими чарами, и двинулись в сторону гриффиндорской троицы. Крэбб неуклюже поднялся на ноги и побежал за ними, пытаясь нагнать, но голова отца с искаженной, растянутой дырой в области рта выскочила прямо перед его лицом, словно пытаясь сожрать его.       «Сын».       — Да что тебе нужно! — Винсент испуганно закричал. Он вытер вспотевший от напряжения лоб и виски, задерживая взгляд на своих ботинках.       «Стало быть, сложно верить в лучшую аллегорию пробудившейся надежды, когда ты стоишь позади кого-то?».       — Я не понимаю тебя! — Заскрипев челюстью, Винсент пытался обойти черным дым, который, казалось, разрастался и становился все плотнее.       «Сделай то, о чем будет помнить история. Лорд оценит это по достоинству. Выйди из тени. И помни — твоя фамилия Крэбб. Она звучит гораздо лучше, чем Малфой».       Шли минуты. Винсент стоял неподвижно, вновь и вновь прокручивая в голове слова отца. В этом полумраке он не заметил, как жуткий образ рассеялся. Крэбб стоял в полном одиночестве, давно потеряв из виду Малфоя и Гойла.       Теперь внутри не осталось сомнений. Он знал, как нужно поступить. Знал, как заполучить уважение Лорда и подняться выше отца, которого даже после смерти называли «бесполезной псиной».       И как он не смог прийти к этому решению самостоятельно, ведь все было настолько просто? Винсент глубоко вздохнул. Кто бы ни был перед ним, отец или нечто иное, о чем он мог только догадываться где-то на подкорках мозга — оно было абсолютно правым.       Почему воздух стал настолько горячим? Причем в самое прохладное время дня. Ощущение духоты его не прельщало. Горячая вода еще была терпимой, но влажный горячий пар в воздухе — совсем дикость. Несмотря на температуру, он стянул с себя рубашку и двинулся в сторону Выручай-комнаты.       Здесь жарко, словно в огне. Глаза залил едкий пот. Винсент весь покрылся испариной, хотя на нем были лишь брюки, тоже промокшие. За собой он оставлял влажные следы на полу, оставив где-то позади свои ботинки. Его мучила сильная жажда, но он был обязан вытерпеть это. Все изменится. Крэбб чувствовал это. Скоро он займет по праву свое место, должное ему по крови.       Вдали он увидел двигающиеся знакомые силуэты.       Маскирующие чары позволили ему приблизиться как можно ближе к Поттеру, оставаясь незамеченным. Он крепко сжал волшебную палочку и высек в воздухе заклинание, направив руку в сторону груды хлама, собранной у противоположной стены комнаты.       — Десцендо!       Эффект неожиданности сработал. Стена сваленного мусора обрушилась в соседний проход, где оставался Рон Уизли.       — Финише! — Поттер закричал настолько громко, что это лишь сильнее разожгло огонь внутри Крэбба. Поток падающих вещей остановился, но проход все равно оставался перекрытым. Это выиграло Винсенту достаточно времени, чтобы разобраться с маггловской девчонкой и Поттером.       С двоими разобраться гораздо легче, чем с троими.       — Ты идиот! — Драко в два шага оказался рядом с Крэббом и попытался выдернуть из его руки палочку, прежде чем тот повторит заклинание. — Нам нужна диадема, как мы ее найдем, если ты разрушишь комнату?! И какого хрена ты разделся?!       — Круцио! — Вырываясь из хватки, Винсент направил палочку в сторону Драко — Что еще за диадема? Лорду нужен только Поттер! И я принесу ему этого уродца без тебя, Малфой! Теперь каждый сам за себя!       Невыносимая боль пронзила все тело, заставляя Драко скрутиться в конвульсиях на полу. Казалось, внутренние органы, словно тушеное мясо на огне, варились в кипятке крови и лимфы. Глаза выходили из орбит. Он дергался в припадке, выгибая конечности в противоположные стороны. В этой агонии его суставы двигались по всем осям, подобно круговой трещотке. Из слизистых оболочек текла горячая кровь, расплываясь под ним в лужу. Вздутые вены на шее готовы были лопнуть из-за высокого давления внутри.       Теряя сознание, Малфой чувствовал, как на него пялились чьи-то глаза, нет, сотни глаз, разных форм и размеров через искривленную поверхность зеркал, возникших также внезапно, как и ярко-красные стены вокруг, отделявшие его от реальности. В этих мерзких отметинах стояла влага, смешенная с дурнопахнущим коричневым гноем, сравнимым лишь с жидкостью, стекающей из влажной гангрены трупов. Глаза, наполненные бескрайней жаждой мести и смерти, потерявшие свою человечность крутили зрачками, словно запущенными фаерболами, пока не заметили Малфоя. Новый гость, которого ждали, как исключительно важную персону в здешних местах. Теперь они не моргали, вытаращив на него глазные яблоки, исчерченные черными набухшими змеевидными сосудами. Затем появлялись другие глаза, загораживая собой все остальные. Они наслаивались, менялись, смешивались, делились и неминуемо приближались к Малфою, сокращая свое расстояние с ним.       Драко смотрел перед собой, стараясь не встречаться с ними взглядом. За ним пришли. Ведь прямо сейчас он столкнулся с тем, что преследовало его даже во снах.       С адом.       То, как Крэбб обошелся с Малфоем, оглушило Поттера, и тот на ватных ногах подбежал к Драко.       — А теперь ты. — Винсент сделал выпад в сторону Гермионы, контролирующей каждое его движение. — Круцио!       Грейнджер смогла увернуться. Заклятие попало в старый шкаф с книгами, моментально разлетевшийся в щепки.       — Ты слетел с катушек! — Гермиона впервые увидела, насколько неповоротливый, неуклюжий и вечно медлительный Винсент Крэбб способен быстро перемещаться и с абсолютной точностью использовать заклинания, которые даже ей периодически давались с трудом. Словно это был вовсе не Винсент, а нечто, вселившееся в него и управляющее им. Но как это возможно? И кто пойдет на это?       Гойл, стоявший все это время рядом с выходом, выбежал из комнаты.       — Гарри! Что там происходит?! — Из-за стены хлама в проходе послышался ослабший голос Уизли. — Я…я не могу выбраться! Меня придавило!       — Гарри! — Передразнил Крэбб. — Что там происходит?!       В этот момент Гермиона обогнула гору сваленных стульев и выбежала прямо на Винсента, больше похожего на сумасшедшего с взлохмаченными волосами, приспущенными штанами, голого и скалившегося, будто дикий зверь. В его округлившихся от безумия глазах читалась жажда убийств.       — Остолбеней!       Крэбб успел пригнуться, двигаясь так, словно время вокруг замедлилось, а его собственное тело увеличило скорость в несколько раз. Он предугадал ее движения, как настоящий могущественный волшебник. Он. Винсент Крэбб, а не чертов Гарри Поттер или Драко Малфой! В голове стоял шум, который становился лишь сильнее. Это мешало.       — Сдохни, грязнокровка! Авада Кедавра!       Все произошло слишком быстро.       Гермиона даже не попыталась увернуться, оставаясь зажатой между грудой мусора, как уже ее мертвое тело влетело на кучу острых осколков в противоположном конце комнаты, рассекая кожу на множество глубоких порезов.       Она стала падать сквозь длинный коридор, все ниже и ниже, касаясь инертным телом мирских стихий, одновременно являющихся даром и столпом власти, встретившись с которым, каждое живое существо обречено на неминуемую погибель. Это было прощальным «подарком» за хорошее поведение. Рассекая воздух телом, ощущая каждым нервным окончанием бесконечную глубину ледяного океана, встречаясь с плотной почвой земли и сгорая в огне, Гермиона ломалась от собственной беспомощности, пока не услышала топот. Где она? Ничего не видно. Плотный непроницаемый туман со всех сторон окружал ее. Несколько секунд назад она летела куда-то вниз, а теперь сидела среди слепяще белой пелены.       Топот становился громче. Он доносился со спины. Нет. Откуда-то спереди? Сверху? Приподнявшись на локтях, Гермиона вглядывалась в нависшую завесу.       Она увидела себя, стоявшую впереди. Та Гермиона улыбалась, разглядывая себя, скорчившуюся от боли. Они смотрели друг на друга, являясь собственным отражением и одновременно противоположностью. Затем что-то острое влетело в ее шею. Затем еще раз. И еще раз.       Резкими, быстрыми движениями чья-то рука заносилась над ее раздробленной шеей, как будто кто-то спешил закончить это грязное дело поскорее. Лезвие опускалось все глубже. Голова с застывшей улыбкой на лице кренилась к земле. Расколотые шейные позвонки, рассеченные гортань и пищевод свисали, держась на коже и слое подкожного жира, залитые кровью и спинным мозгом. Ужасное зловоние стукнуло в нос. Пахло железом и чем-то соленым, словно из мясного отдела супермаркета. Гермиона слегка сощурилась. Раздраженные глаза слезились, отчего ей пришлось на мгновение их закрыть. От увиденного к глотке подступил кислый привкус съеденной еще утром еды. Заглотив обратно подступившую рвоту, Грейнджер снова подняла глаза.       Невидимая рука проникла вглубь кровавого месива, захватывая останки пищевода и трахеи и выдергивая их наружу. Достав их уцелевшие концы, рука вытянула из пустоты крупный сверток. Черная материя прикрывала что-то округлое, но Гермиона не могла определить что это с такого расстояния. Когда рука сдернула тряпку и вставила на ее внутренности обугленные останки, Грейнджер впервые за все время издала звук. Крик встречался и поглощался невидимой стеной, отчего Гермиона не слышала собственный голос.       Вместо своей головы она смотрела на сшитые половины сгоревших родительских. Длинные хвосты ниток торчали из глаз, щек и ртов, спутываясь в паутину. Из непрочно сшитых участков губ свисали почерневшие языки, туго обмотанные кожным лоскутом.       Кто сотворил подобное с ее родителями?! Как они вообще здесь оказались?!       Позади послышался гудящий, лязгающий звук.       Сердце забилось быстрее.       Обернувшись, Грейнджер увидела окровавленных свиней, на которых натянули человеческий скальп. Смутно узнаваемый. Они толкались и лезли друг на друга, издавая оглушающий визг. Гермиона стала отползать, не в силах больше подняться на ноги. Все дальше и дальше. Она отчаянно пыталась вырваться из этого ужаса. Но расстояние между ними не увеличивалось. Выбившись из сил, Грейнджер хотела разрыдаться от паники и страха, охвативших ее, но внезапно почувствовала удушье.       В голову пришла та единственная молитва, которой ее учила мама.

      «…была ли я сегодня действительно благодарной? Может быть, и сегодня, как не раз уже прежде, мне следует сожалеть и раскаиваться во многих прегрешениях?.. Увы, Господи, я снова оказалась слабой и неверной Твоей дочерью. Моя неблагодарность причиняет Тебе боль. Прости меня. Помоги мне, прошу Тебя, помоги мне…».

      Эти жуткие твари в огненном воздушном вихре, сбивая друг друга насмерть и сплевывая внутренние органы, неслись в ее сторону.       Гарри, смотрящий в сторону мертвого тела Гермионы одновременно с ужасом и первородным страхом, рухнул на колени, пока пламя позади, вызванное неизвестным заклинанием, заполняло всю комнату.       — Гермиона! — Поттер перевел взгляд на Винсента. Внутри него что-то сломалось. Очень важное, ведь теперь он чувствовал лишь растерянность и пустоту, затмевающую собой все мысли — Экспеллиармус!       Крэбб с легкостью, будто подталкиваемый какой-то неведомой ему силой, увернулся. Когда в последний раз он чувствовал такое блаженство? Сегодня удача была определенно на его стороне.       Бешено обернувшись, он снова выкрикнул:       — Круцио!       Поттер отпрыгнул в сторону, врезавшись в перевернутый диван.       Огромные языки пламени охватили уже практически треть комнаты, когда Винсент решил поиграть с Поттером в «кошки-мышки», вновь воспользовавшись маскирующими чарами. Гарри бросился в сторону прохода, где находился Рон.       — Рон, ты слышишь меня?!       — Рон, ты слышишь меня?! — дразнящий голос Винсента прозвучал поблизости.       Огонь перешел на развалившиеся в проходе вещи, взрываясь волной и приобретая очертания змеиных голов. Это явно был не просто огонь. Откуда Крэбб мог узнать это заклинание?       Где-то под горящей кучей вещей сейчас лежал Рон.       — Агуаменти! — Струя воды, которую вызвал Гарри, достигла пламени и моментально испарилась. — Рон! Очнись, Рон! Прошу тебя!       Его крик уже перешел в истерику, срываясь в хриплые болезненные стоны. Уизли молчал.       — Какая жалость. — Голос Крэбба послышался рядом, в паре шагов, отчего Поттер попятился в сторону, выставляя вперед волшебную палочку. — Я хотел притащить тебя живым к Лорду, но ты сильно бесишь меня сегодня.       Внезапно огненная змеиная голова устремилась в сторону Поттера, делая короткие, скорые выпады. Из ее пасти вырывалось пламя, сжигавшее все на своем пути. Гарри бросился к выходу из комнаты, однако ему пришлось затормозить рядом с полуживым Малфоем.       — Черт.       Наспех взвалив его на спину, он пересек практически половину комнаты, когда перед ним вырос Крэбб, направив на него волшебную палочку.       — Геройствуешь даже перед смертью, Поттер? Авада Кедавра!       Поток зеленого пламени пронзил тело, встретившись с огненной змеиной головой, настигшей Гарри со спины. Поттер повис в воздухе, когда его органы смешивались в единую массу. Как это могло произойти? Теперь уже было неважно. Он не чувствовал боли, пропитавшей все тело, не чувствовал как истекает кровью или как ломаются его кости.       Поттер чувствовал лишь бесконечное сожаление.

✞

      Солнце взломало корку горизонта на востоке. Полыхнуло, как ядерный взрыв. Поля и здания ниже ослепительно-яркой точки потемнели; по мере разрастания точки в огненную, вздутую серпом линию, на которую невозможно было смотреть, тени сгущались еще больше. Струящийся от горизонта жар был осязаем, как удар по лицу.       Из глаз потекли слезы. Я больше не мог ничего рассмотреть, хотя огонь был частью меня. Все стало бурым, бежевым, сверкающим, слепяще белым. Воздух вспороли вопли отчаяния. Я слышал их, наблюдая со стороны. Завыли сирены — слишком далеко, как под водой, словно голоса святых, словно весь мир взвыл от горя. Люди звали на помощь. Я слышал крики, взывающие к самой жизни, молитвы, плач и стенания со всех уголков Земли.       Перед началом — ничто.       Затем начало: в один бесконечный миг рождается поток жизни; гремит взрыв — отец и мать всего сущего и полная им противоположность, ведь он ничего не уничтожает — точнее, уничтожает лишь ничто, — зато создает, воплощает в жизнь первое подобие порядка и хаоса, саму идею времени, все и сразу. Это занимает целую вечность и вместе с тем — ни единой секунды.       После начала — все остальное.       Расширение за пределы возможного; взрыв, который не ослабевает, не замедляется и не расходует энергию, а, напротив, бесконечно распространяется, становясь мощнее, сложнее, масштабнее.       Пара секунд. Я стоял рядом с остальными, всеми, кто участвовал в создании сегодняшнего дня ровно также, как и каждого предыдущего. Я оставался неподвижным, будто высеченным из камня, стоя здесь, в центре нового мира.       — Закройте глаза. — Все что я смог сказать тогда.       И все подчинились.