«Павлики»

      Витя сказал: будет весело.       Юрка сильно в том сомневался. Но Витька был заводилой, лидером мнений и вообще ему смотрели в рот все на параллели, так что легко было прослыть чушпаном, отщепенцем и даже ссыклом, если отказаться от затеи, которую он предложил, мол, дело плевое.       А дело заключалось в том, чтобы ночью забраться и затусить на заброшке. И не абы какой, а на той, что была в списке городских легенд — советскому недострою, брошенному накануне развала Союза, а дальше Юра особо не интересовался, сталкерство его никогда не привлекало. Это он позже, после Витькиных понтов, пошел шариться в интернете, узнавая подробности о Павловском пансионате, в миру просто «Павлики».       Судя по информации в сети, «Павлики» планировались чем-то вроде санатория с кучей лечебных процедур, но на деле туда намеревались ссылать богатеньких психов и неврастеников. Веяло от этого чем-то давешним, вроде как в страшилках про старые психушки в бывших особняках — так или иначе с Советами это не сильно вязалось, где едва ли не каждое учреждение носило имя то Ленина, то какого-нибудь героя войны. А тут Павловский, да еще и пансионат. Однако планы на него развалились, как и Советский Союз — здание-то, конечно, построить успели, даже, кажется, оборудование начали завозить (это Юрка понял по фото, если те не были постановочными, как всякая псевдо жуть в Припяти для впечатлительных туристов), но до открытия не добрались. Вот и стоят «Павлики» уже тридцать лет всеми покинутые. Если не считать разного рода фанатиков до брожения по пустым коридорам, палатам и подвалам. Юрка к таким причислял исключительно чокнутых сталкеров и, естественно, нариков и бомжей. Были, конечно, и такие вот как Никифоров — лишь бы выебнуться, покрасоваться. Небось сам лишь на порог зайдет, сделает пару фото и сторис для своей когорты фанаток, а после свалит. Но вместо девок Витька позвал парней, в том числе и его. Юрке идея не нравилась, от нее разило пиздецом за версту и, возможно, случайно подхваченным столбняком или еще чем похлеще, смотря за какой гвоздь зацепится.       Поход на заброшку планировался в ночь с пятницы на субботу, договорились встретиться у входа в не менее заброшенный парк, за которым скрывалось здание «Павликов», по времени ровно в десять — учитывая сезон, в городе вовсю стояла темень, а судя по фото, фонарей возле парка и «Павликов» не водилось.       Юрка не то чтобы зассал — он на скримеры в ужасах почти не реагировал, его таким не пронять. Но вот компания собиралась мутная. Самое тупое — с Витькой он в целом типа дружил. Типа с детства. Просто в какой-то момент, ровно перед поступлением в универ, Никифоров вылепил из себя мачо и все теснее срастался с образом богатенького хуя, вот как в американских фильмах прям, хотя сам был из вполне обычной семьи — не бедной, но на вышке нефтяной его отец точно уж не сидел. Юрка понтоваться Никифорову не мешал, общался с ним в основном вне универа — не портил своим бунтарским видом ауру вокруг Витьки. Но слиться с похода в заброшку не выходило, особенно когда этот петух лично спросил:       — Юрочка, а ты что молчишь? Испугался? Или боишься, что дедушка в угол поставит? — с гаденькой улыбой спросил Никифоров под смешки облепивших его со всех сторон девок и пацанов.       — А может, это ты зассал без меня идти? Потому что вряд ли эти твои, — Юрка кивнул на его свиту, — туда сунутся, кроссы фирменные испачкают, маникюр попортят, потом реветь мамке в сиську будут. — Юрка зло хмыкнул. Хотелось Никифорову въебать по наглой морде, но словами Плисецкий ударял больнее, чем кулаками.       Парни напетушились, заэкали, мол, чё да через плечо, в общем, ничего нового для своего словарного запаса Юрка не услышал. Разве что заметил, как Витькина лыба дрогнула. Но с ним они еще разберутся.       Однако идти все же пришлось.       До парка Юрка шел от метро минут двадцать. И чем дальше шагал, тем мрачнее становилась местность. По пути на него из куста выскочил какой-то пьянчуга, хриплым голосом прося дать на опохмел — Юрка отскочил и заторопился вперед, мысленно матеря и Никифорова, и себя, что долбоебы оба. Затем под деревьями копались то ли кладмены, то ли уже те, кто пришел за нычкой. А затем просто пустота, как вымерли все.       У ворот к удивлению Юрки уже стоял сам Витька, Жан — еще больший петушара, чем Никифоров, только из параллельной группы, видимо, тоже решил баллов по шкале понтовости набрать и не проиграть Витьке, — и два парня, которых Юрка не знал, притом оба какие-то узбеки, судя по узким глазам.       — Это Юри, — представил Никифоров пухлощекого узбека в очках, который стоял ближе к нему, едва не держал под ручку. — Он студент по обмену, из Японии приехал.       — Коничива, — ляпнул Плисецкий и хмыкнул, потому что Юри (почти тезки, бесит прям) округлил глаза, то ли от удивления, то ли от страха, что шириной глаз превзошел самого Юрку. — Я Юра, с «А» на конце.       Жан прыснул.       — Тяжело это, наверное? — Юра указал пальцем на его башку.       — В смысле? — тот напрягся.       — Ну вот как ты, без мозга жить, — пояснил Юрка и ухмыльнулся, особенно когда до Жана наконец дошло. Он дернулся, но Виктор его остановил, а Юрка сунул под нос фак и скорчил рожу.       — Так, мы сюда не за этим пришли. Юр, давай без твоих искрометных юморесок сегодня, — миролюбиво попросил Витя, Махатма Ганди недоделанный, однако Плисецкий заметил у него на лице улыбку, шутку-то явно оценил, только поэтому Юрка ему уступит. — А теперь знакомьтесь, — Витя обернулся ко второму узбеку, который, Юра почти чуял, точно узбеком тоже не будет, — это Отабек, наш проводник по «Павликам».       — Привет, — отозвался тот и протянул ладонь Юрке.       Юрка пожал, попутно взглянув на лицо Отабека: спокойный, серьезный, не то что этот клоун Жан (хотя по бате французу, скорее, мим, вот бы еще и молчал, как те), и даже не такой заморыш, как котлета японская. От Отабека веяло мужественностью и, к слову сказать, очень вкусным парфюмом, Юрка как-то случайно отметил, не то чтобы прям нарочно принюхался. Если что — будет Отабека в заброшке искать по запаху, если случайно заблудится.       — Раз все в сборе, пора идти, — подвел итог Витя.       — То есть, как и ожидалось, остальные зассали, — заключил Юра, пристроившись сбоку от Отабека, когда все двинулись к воротам парка.       — Странно, что такая принцесса, как ты, все-таки здесь, — не упустил возможности подколоть Юрку Жан, за что вновь получил под нос очередной оттопыренный средний палец. Сказать было что, но Юрка промолчал, почему-то перед Отабеком собачиться не хотелось, да и дед говорил всегда: промолчи — умнее покажешься.       Идти сквозь парк было… тревожно — иного слова на ум не приходило. Вокруг темень, фонарь был включен только у Витьки, шествующего впереди (другие решили не включать, чтобы сберечь заряд и не слишком отсвечивать, хрен знает, кто тут шароебится помимо них). Юрка инстинктивно жался к Отабеку, который в один момент ловко поддержал его за локоть, когда Юра запнулся о вросшую в землю корягу, зычно сматерившись под нос.       — Аккуратней. Если хочешь, хватайся за меня, — предложил Отабек. Жан впереди фыркнул, и Юра пнул камни и прочий мусор, что был под ногами, с удовольствием отметив, что Жан ойкнул — что-то да попало. А за Отабека в итоге взялся, так, чисто за край куртки, чтобы не наебнуться и не дать повод Жану поржать от души.       Главный из трёх корпусов «Павликов» показался в свете фонаря, и Юра ощутил, как по хребту скакнули мурашки. Когда-то светло-желтое двухэтажное здание было в грязных подтеках, пятнах и перекрывающих друг друга надписях. Над входной дверью, уныло висевшей на одной петле, маркером было написано: «Беги, пока жив» и «Выхода нет». Провалы выбитых окон скалились остатками стекол или же чернели пустотой. От здания фонило холодом, затхлостью и, кажется, канализацией.       По сути — типичная брошенка, но при виде унылого и откровенно мрачного в окружении голых деревьев и полной темноты (не считая фонарика) здания Юрка невольно начал прокручивать в голове истории, которые выудил накануне на разных форумах и в сообществах. В основном про найденные внутри трупы: один повесился — по заключению якобы суицид, однако рот парня был заткнут кляпом, а на лице застыла гримаса ужаса, и говорили, что он помер от разрыва сердца, а не от асфиксии; второй насмерть замерз, прикованный к операционному столу ремнями — и это в якобы пансионате, где разве что должны быть грязевые ванны и душ Шарко; третий сиганул с крыши… но со связанными руками. И это лишь малая часть. Юрка, конечно, понимал: выдумки, пугалки для впечатлительных; днем здание таких ощущений уже вызывать не будет, но мерзкий озноб было не побороть.       Жан вытащил мобилу и сразу сделал фото.       — Без вспышки, — строго предостерег Отабек.       — Так темно же, — парировал Жан, но смартфон спрятал в карман.       — Слишком заметно. Только фонарь.       Отабек отделился и вышел вперед, беря лидерство, так что Юрка теперь один замыкал цепочку. Япошка очень уж подозрительно тесно жался к Вите (Юрка отметил: надо бы его потом расспросить, провести, так сказать, тест на голубизну), Жан не отставал.       — Внутри осторожнее, — начал наставление Отабек, — смотрите под ноги, от меня не отставайте, никуда не сворачивайте с пути.       Под его подошвой что-то хрустело и трещало, эхом отражаясь от стен. Видно было ровно нихуя, и Юра достал телефон.       — Можно? — спросил он, зажигая фонарик.       — Вставай вперед, лучше ограничиться одним. Потом привыкнем, проще будет.       Юрка спорить не стал, обошел Жана и Витю с япошкой. Стало спокойнее.       Коридор разделялся на два пути вбок и две лестницы наверх.       — Начнем в правого крыла, — скомандовал Отабек. — Выйдем к процедурным.       — А может, сразу в подвал? — отозвался Витя. — Писали, что там находится замурованный морг.       — Отлично, там тебя и оставим, — вставил свои пять копеек Юрка, аккуратно ступая рядом с Отабеком. Порой под ногами попадалось что-то мягкое и склизкое, и Юра впервые так надеялся, что наступил в дерьмо, а не в… развивать тему ему не хотелось.       — Рот бы твой замуровать было полезнее, — незамедлительно парировал Витька.       — Нет там морга, это же санаторий планировался, — пояснил Отабек. Юрка хотел было сказать Никифорову выкусить, но Отабек продолжил: — Хотя если судить по плану здания, то в каждом крыле на чертеже имеются помещения, в которые из коридора не ведут двери. Если постучать, — Отабек остановился и приблизился к стене, а затем несколько раз приложился к ней костяшкой пальца, — то звук такой, как если бы там и правда была замурованная комната.       — Да, я читал, что некоторым удавалось попасть внутрь, — внезапно оживился Юри, — но затем они не находили обратного пути, дверь исчезала. Те, кто выбирался, говорили, что проводили внутри несколько часов, а на деле они возвращались лишь через неделю или даже месяц.       — Пф, да я сказки в детстве пострашнее читал, — хмыкнул Юра.       Они двинулись дальше. С улицы сквозь окна проникала такая же, как внутри, темнота, потому толку не было.       — Кто-то слышал голоса, зовущие на помощь, — произнес Отабек. Юра не понимал: всерьез он или отрабатывает гонорар за экскурсию, вряд ли он делал это из любви к искусству и по большой дружбе с Никифоровым. — Их пытались найти, но плутали кругами, заходили в соседние помещения, и там было пусто, а голоса продолжали звать, но…       Над головой что-то захлопало, зашевелилось и промелькнуло тенью. Жан заорал, Юри что-то забубнил на японском (то ли молитву, то ли маты — Плисецкий в японском шарил на уровне аниме), а сам Юрка подскочил к Отабеку и вжался ему в спину. Ситуацию разрядил Витин смех, отчасти нервный.       — Летучая мышь, — пояснил Отабек, поводив по потолку фонарем. Юра разглядел очередные кривые линии подтеков, пятна, жженые следы и даже отпечатки обуви.       — Кровососущая? — уточнил Юри с интересом юного ботана.       — По части пососать это к Плисецкому, — снова высрал очередную гадость Жан и тут же возмущённо заорал, когда Юрка въебал ему под коленом. — Ты больной?!       — Ага, прямиком из замурованной палаты, такой же пустой, как и твоя башка.       — Хватит, — попросил Отабек, и Юрка с Жаном послушно замолчали.       Отабек кивнул вперед. В целом обстановка едва менялась: коридор, обшарпанные стены с надписями (Юра впотьмах не разбирал) и хруст мусора под подошвой. Воняло, тянуло холодом и мокрой псиной — от Жана, наверное.       — Там кто-то есть. — Отабек резко затормозил и выключил фонарь, когда впереди стало заметно отражение горящего где-то за поворотом костра. Голосов было не слышно, но тени, сгорбленные и недвижимые, отбрасывало на стену.       — Бомжи, наверное, — предположил Юри и взвизгнул.       — Тшш! — одновременно зашипели на него Юра и Жан.       — Сумимасен, извините, я на что-то наступил, а оно… пошевелилось, — начал оправдываться Юри.       — Блин, кажется, это мозг Леруа был, — произнес Плисецкий. — Хотя не, тот явно дохлый и сгнил давно.       — Мелкий пиздюк, — злобно процедил Жан сквозь зубы.       — Ага, в штанах у тебя.       — Тшш! — А это уже Отабек.       Блин, подумал Плисецкий, опустился до уровня этого петуха, перед Отабеком стало стыдно.       — И куда дальше? — тихо спросил Жан.       Все как дебилы прижимались к стенке в ожидании.       — Они же нас не тронут? — поинтересовался Витя, дыша Юрке в затылок.       — Я читал, что здесь поселились каннибалы, — поделился очередной байкой Юри.       — Вот мы тебя им в качестве подношения отдадим, как самого сочного, — предложил Плисецкий. — Или Леруа, они сразу отравятся и помрут, мне их даже жаль.       Жан, дотянувшись, пнул Юрку, попав по щиколотке. Юрка не успел сказать, что он хуй, потому как голос подал Отабек:       — Лучше развернуться и обойти с другой стороны, — и первым зашагал обратно. Юрка засеменил следом. — Там есть сквозной проход.       Несмотря на скакнувший в крови адреналин, Юра ощутил не страх, а какое-то волнение и азарт, правда, как слоненок за мамкин хвост, цеплялся за карман Отабековой куртки — главное, другим в темноте не видно, а Отабек явно не возражал.       Нужная дверь сливалась со стеной — Юра заметил ее, лишь когда Отабек отворил, та на удивление держалась на петлях. Внутри пахло той же затхлостью, сыростью и застарелой мочой. Из света — только луч фонаря. На полу банки (на одну наступил Витя и чертыхнулся), разбитые бутылки, снова что-то чавкало. Юрка вздрогнул, когда в круге света проскочила, видимо, крыса. Испугавшись, та подняла шум, задевая мусор на полу, Юри позади пискнул (может, пытался с крысей на одном языке поговорить?), Жан цыкнул, а Витя, кажется, прошептал (Юрка надеялся, что ослышался) «Юричка, дорогой, ты в порядке?».       Проем двери на противоположной стороне был едва заметен. Луч фонаря скользнул по нему — и тут Юрку пробрало: в дверях на секунду замерла, а потом скрылась фигура.       — Видели? — вполголоса спросил он остальных.       — Ох, чем это запахло? Кажется, принцесса навалила в штанишки, — пролепетал Жан.       — Это твоим парфюмом воняет, придурок.       — Ой! Там правда человек пробежал, — теперь заметил и Юри.       А затем по коридору, удаляясь, раздался смех — безумный, дикий, как бывает в хоррорах, каких Юрка смотрел десятки. Дешевый прием, но сейчас по шкирке холодком проскакала мурашечная волна.       — Это призрак, — прошептал Юри.       — «Звонок» пересмотрел накануне? — Юрке проще было скрыть внезапное кусачее чувство в загривке насмешкой.       — Писали, что здесь есть коридор, ведущий в никуда. Люди там теряются навечно, им кажется, что они бегут к выходу, но оказываются в исходной точке. И так по кругу. А они сходят с ума. Если и мы застрянем?       — Со мной — нет, — твердо заверил Отабек, и Юра очень хотел поверить.       Из двери они выбрались в холл — копия предыдущего. Ощущение, что и правда тоже бродили по кругу. Окон с этой стороны не было, только двери — в основном выбитые из коробок.       — Это и есть процедурные, — пояснил Отабек. — Внутрь хотите заглянуть?       Витя вышел вперед.       — О, тут каталка. Но без ремней. Больше ничего. Скучно.       — Оборудование и мебель разворовали давно, — уточнил Отабек. Он ждал, пока Витя и таскавшийся за ним Юри поочередно заглядывают в дверные проемы.       Юра тоже осматривался, но без энтузиазма: помещения были в основном облеплены частично обвалившимся кафелем в пятнах плесени, лежали картонки, на которых, наверное, спали бомжи, воняло. Где-то валялись пустые шприцы, и Юрку передернуло — надо быть осторожнее, чтобы не напороться на какой-нибудь спидозный гвоздь, крюк или иглу.       — А где Жан? — Виктор порыскал взглядом вокруг себя.       Вместо ответа дальше по коридору раздался хрип. Все переглянулись, Отабек подсветил фонарем, Витя тоже включил свой на мобильнике и медленно двинулся на шум. Хрип был такой, будто кого-то душат.       — Жан? — позвал Витя.       Хриплое бульканье продолжилось.       — Охуенно смешно! — погромче озвучил Юрка. Но смешно отчего-то не было.       В комнате, к которой они подошли, раздался грохот, а затем резко застыла тишина — слышно было, как тихонько икает Юри.       Отабек одновременно с Витей шагнул к двери… и оба же вместе отшатнулись: Отабек просто в сторону, а Витя не устоял и свалился на жопу.       Из комнаты с оторванной удавкой на шее выпрыгнул Жан, хохоча.       — Псина ты ебучая! — выругался Юрка, не меньше перепугавшись.       — Видели бы вы свои рожи. Надо было снимать, пока…       Свободный конец веревки внезапно дернули чьи-то невидимые руки — Юра только успел заметить тень — и Жана с силой потянуло назад, потому что его гребаная тупая башка по-прежнему находилась в петле. Он впился пальцами в веревку, пытаясь освободиться, пятился назад — и все происходило настолько быстро, что Юра едва соображал. Отабек схватил его за руку, Витя пытался подняться, но его ладони явно были травмированы, он цедил сквозь зубы и шипел. Юра кое-как сбросил оторопь и рванул к Отабеку, чтобы помочь. Даже в темноте было заметно, как выпучены глаза Жана, а его лицо побагровело, конец удавки так и терялся в темноте — дальше Юрка боялся смотреть, а еще больше — что-либо увидеть.       Пальцы Жана в последний раз скрябнули по коже Юры, и резким порывом Жана затянуло вглубь, а дверь палаты захлопнулась.       — Что здесь, блять, творится?! — завопил Плисецкий.       — Надо уходить, — промямлил Юри.       — У меня все руки в стекле, черт, ай… — проныл Витька.       Юра не понимал.       — Жан, уебок, вылезай, это нихуя не смешно! — заорал он, но руки Отабека легли ему плечи, отволакивая от двери.       — Пойдем, кончилась экскурсия.       — Да вы угораете?! Витя!       В конце коридора в тени зарябило и разнёсся короткий хохоток.       — Уходим! — скомандовал Отабек и буквально потащил Юрку за собой, сжав его ладонь в своей.       Юра побежал, абсолютно недоумевая. Это не может быть правдой! Поугорали и хватит. Окей, он признает: было круто, он почти поверил, Жан отыграл на целый «Оскар», но это точно нихера не весело. Тупо, уебищно и ни капли не смешно!       На улицу выбрались быстро, Юра не разбирал пути, просто следуя за Отабеком. Оглянулся, только когда они уже пробирались сквозь парк по тропе: в окне мелькнула та же, что и ранее, фигура, провожая их пустым взглядом.       Добравшись до ворот, все четверо остановились. Юра заметил порезанные руки Виктора — из пары ран по-прежнему торчали осколки битого стекла. Юри выглядел так, словно сейчас лопнет, задыхаясь, кажется, не столько от бега, сколько от страха. Отабек был мрачен.       — Надо вызвать полицию, — сказал он.       — И что скажем? — голос Виктора надтреснул истерическими нотками.       — Правду.       — Я в психушку не хочу, в тюрьму тоже, — ответил Витя, зажмуриваясь, пока Юри заботливо вытаскивал стекла из ран. — Ты сам понял хоть, что там произошло? Черт! — Он болезненно закряхтел, но, кажется, Юри справился со всеми стеклами.       — Заткнитесь все, а?       Из трубки в руках Юрки ответили: «Служба спасения слушает».       — Кажется, нашего приятеля убили… — выдавил из себя Присецкий, не веря собственному голосу. Лучше бы сидел дома, книгу почитал, в игруху какую порубился, да что угодно! Лучше бы ссыклом до конца учебы прослыл, а не этот пиздец. Он же знал!       Но эта ночь только лишь начиналась…