Реквием по чужому имени

      Дни шли один за другим, но легче не становилось. Ощущение напряжённого спокойствия, которое последовало за их встречей в Выручай-комнате, превратилось в нечто ещё более тягучее.       Они продолжали встречаться взглядом в коридорах, бросать друг другу острые, язвительные замечания, но за каждым словом скрывалась странная мягкость, едва уловимая другим, но слишком очевидная для них самих.       Это была игра, притворство, за которым они пытались скрыть свою внутреннюю борьбу, но их глаза выдавали их — там, в этих мгновениях, отражалась вся горечь и непонимание.       Гермиона ощущала это каждый раз, когда входила в класс, чувствуя напряжение в воздухе, прежде чем успела увидеть Беллатрикс. Иногда, когда их взгляды встречались, казалось, что воздух между ними сжимался, заполняя комнату невидимой, почти осязаемой нитью, связывающей их через пространство.       И каждый раз сердце начинало биться быстрее, напоминая о том, что они больше не могли притворяться равнодушными.       На уроках Защиты от Тёмных Искусств, где профессор Вилкост хмуро следила за дисциплиной, они сидели в разных концах комнаты. И всё же, даже через толпу студентов, каждый из них мог ощутить присутствие другой, словно затылок сам чувствовал взгляд.       Иногда одна из них специально задерживалась у двери, бросая мимолётный взгляд на ту, которая сидела в глубине комнаты. Беллатрикс, с её надменной осанкой и острыми чертами лица, смотрела на Гермиону с таким выражением, будто разгадывала сложную загадку.       Один раз, когда Гермиона опоздала на урок по Трансфигурации, её сердце кольнуло, когда она поняла, что единственное свободное место было снова рядом с Беллатрикс. Она медленно прошла мимо рядов парт, чувствуя на себе взгляды студентов.       Беллатрикс повернула голову, и на её лице мелькнуло что-то, напоминающее полуулыбку, которая исчезла так же быстро, как и появилась. Гермиона села, стараясь держаться спокойно, но её пальцы выдали её, нервно барабаня по столу.       — Грейнджер, нравится опаздывать? — Беллатрикс наклонилась к ней чуть ближе, её шёпот был холодным, но глаза сверкали вызовом.       Голос прозвучал так, что никто вокруг не мог заметить скрытого подтекста.       — Блэк, удивлена, что ты вообще замечаешь, кто когда приходит, — ответила Гермиона с наигранной небрежностью, не отводя взгляда.       Их разговоры всегда звучали как острые перепалки, но теперь за ними не было той злости, что раньше. Это стало своего рода ритуалом, странной формой контакта, который позволял им скрываться за привычными масками.       После уроков они нередко сталкивались в коридорах, когда студенты уже расходились, и стены замка вновь погружались в спокойное мерцание факелов. В такие моменты они могли на долю секунды остановиться, встретиться взглядами, и в этой паузе было столько скрытого, что дыхание сбивалось.       — Ты продолжаешь играть в эту игру, — прошипела Беллатрикс как-то вечером, когда они случайно встретились у библиотеки. Её голос был острым, но в нём звучала дрожь.       — А ты нет? — Гермиона склонила голову, и её губы дрогнули в почти невидимой улыбке. — Может быть, ты просто не можешь остановиться.       Беллатрикс стиснула зубы, но её глаза не отрывались от лица Гермионы, словно она пыталась прочесть в её выражении что-то большее, чем привычные слова. Они стояли так близко, что каждый шорох мантии, каждый тихий вздох казались оглушительно громкими.       Студенты, проходящие мимо, бросали на них любопытные взгляды, но никто не решался задержаться дольше необходимого.       Скоро стало ясно, что их поведение не осталось незамеченным. Фридерик Розье, высокий и всегда молчаливый слизеринец, однажды подошёл к Беллатрикс на перемене и бросил многозначительный взгляд в сторону Гермионы, которая шла в сопровождении Летиции.       — Блэк, ты стала… необычной в последнее время, — заметил он, склонившись ближе. Его глаза изучали её с любопытством. — Это из-за неё?       Беллатрикс сжала зубы, её лицо приняло привычное высокомерное выражение.       — Розье, ты слишком много думаешь о вещах, которые тебя не касаются, — произнесла она холодно, не скрывая угрозы в голосе.       Фридерик поднял руки в знак мира, но его улыбка была обманчиво добродушной.       — Только не говори, что я тебя не предупреждал, — пробормотал он, удаляясь.       Гермиона, идущая по коридору, заметила взгляд Беллатрикс и не смогла не ощутить, как волна жара поднимается по её шее. Летиция, замечая, как её подруга вновь становится напряжённой, осторожно коснулась её локтя.       — Всё в порядке, Гермиона? Ты слишком часто смотришь в сторону Блэк, — спросила она, её голос был тихим, но в нём звучало беспокойство.       — В порядке, — быстро ответила Гермиона, не встретившись с её глазами. — Просто… мысли.       Летиция прищурилась, но ничего не сказала, только слегка кивнула.       Вечерами в общей гостиной Гриффиндора Гермиона сидела за книгами, но страницы казались пустыми. Её мысли вновь и вновь возвращались к тому, как Беллатрикс, с её резкими чертами лица и горящими глазами, смотрела на неё через класс или в коридорах.       Их борьба, их игра — это казалось бесконечным, но с каждым днём становилось ясно, что это нечто большее, чем просто вражда. Окружающие могли видеть лишь поверхностное: язвительные реплики, острые взгляды и холодные встречи. Но за этой маской происходило нечто другое, то, что обе они скрывали с отчаянием и упрямством.       Первой была записка. Беллатрикс оставила её в книге по зельеварению, зная, что Гермиона использует в библиотеке. Она пролистала страницы, и оттуда выпал сложенный аккуратным треугольником клочок пергамента.       Взгляд Гермионы метнулся по сторонам, проверяя, не заметил ли кто-то, а затем она быстро спрятала записку в карман. Позже, когда ночь уже поглотила Хогвартс, она развернула её у себя в комнате, дрожащими пальцами расправляя края. Почерк был угловатый, резкий, как и сама Беллатрикс.       «Ты слишком много смотришь в мою сторону, Грейнджер. Твои друзья уже начали замечать. Не думала, что это сделает тебя такой неосторожной. Или ты сама не можешь устоять?»       Гермиона почувствовала, как её сердце колотится, словно пытается пробиться наружу. В словах Беллатрикс было не только язвительное предупреждение, но и нечто, что заставляло её щёки пылать. Она закусила губу и медленно, почти не осознавая, начала писать ответ.       «Не льсти себе, Блэк. Если бы ты не оставляла такие записки, нам обеим было бы легче.»       На следующее утро она оставила ответ в древней книге по магловедению, которую они изучали на последнем курсе. Зная, что Беллатрикс будет её искать, она спрятала записку между страницами, где описывались попытки маглов объяснить явления, которые они не могли понять.       Прошло несколько дней, прежде чем новый ответ нашёлся в учебнике по изучению древних рун, который лежал на её парте. Беллатрикс, казалось, была везде, её незримое присутствие оставалось в каждом уголке замка.       Гермиона развернула записку, стараясь сохранять спокойствие, и вновь прочла резкие строки:       «Легче? Ты и правда думаешь, что я стремлюсь к лёгкому пути, Грейнджер? Твой разум, казалось бы, должен был бы предвидеть, что лёгкость — не для нас.»       Эти записки, маленькие мосты между их мирами, стали их способом общаться. Они продолжали встречаться взглядами в коридорах, казалось, что каждый случайный взгляд содержал скрытые слова.       Беллатрикс швыряла колкие фразы с острыми краями, но теперь в них было что-то ещё — лёгкий флирт, игривость, которую она сама, похоже, не могла контролировать. Гермиона отвечала сдержанно, но в её словах была своя резкость, упрямая защита от того, что она начала ощущать всё острее.       В один из дней, когда они столкнулись у входа в библиотеку, Беллатрикс сделала вид, что споткнулась о лежащий на полу том. Она прошла мимо Гермионы, оставив за собой еле уловимый аромат жасмина, и шепнула:       — В следующий раз будь осторожнее, Грейнджер. Люди уже шепчутся. Не давай им повода.       Её голос прозвучал так тихо, что только Гермиона могла слышать, и от этого сердце снова заколотилось быстрее. Она знала, что за этими словами скрывалось что-то большее. Чувство опасности и восторга захлестнуло её, и она не могла найти себе места, пытаясь понять, где кончается ложь и начинается истина.       С каждым днём эмоциональный накал между ними становился всё сильнее. Беллатрикс находила новые способы проверить их границы. Она оставляла короткие сообщения в книгах или между страницами конспектов, но их смысл становился всё более двусмысленным.       «Сегодня ты выглядела смело. Почти понравилось.»       «Удивительно, что твой разум всё ещё способен сосредоточиться на учебе, Грейнджер.»       Гермиона отвечала, скрывая дрожь в пальцах:       «Смелость — не твоя черта, Блэк. Будь осторожна, или твоё окружение заметит это.»       Они оставляли записки в коридорах, где тени были особенно густыми, или под деревьями в дворе, которые скрывали их маленькие секреты. И каждый раз, когда Гермиона находила новую записку, она чувствовала, как её затягивает всё глубже в этот омут, где слова были игрой, а игра становилась опасной.       Однажды ночью, когда она осталась в библиотеке допоздна, она услышала, как тяжёлые шаги приближаются. Тишина захлестнула комнату, и в полумраке между стеллажами она увидела фигуру.       Беллатрикс стояла в конце ряда, её глаза блестели в свете свечей. Они не сказали ни слова, но в этом молчании было больше, чем они могли бы выразить словами.       Гермиона сделала шаг навстречу, не зная, почему она это делает, и в этот момент осознала, что падает всё глубже и глубже.       Беллатрикс стояла неподвижно, её тёмные волосы плавно обрамляли острые черты лица, а глаза, сверкающие в полумраке, следили за каждым движением Гермионы. В этом взгляде было нечто дикое, непокорное, и, несмотря на натянутую маску безразличия, было ясно: напряжение между ними стало невыносимым.       — Грейнджер, — выговорила Беллатрикс, её голос был сухим, но едва заметная дрожь выдавалась, когда она шептала её имя. — Ты всегда находишь способ оказаться там, где тебя не ждут.       — Смешно, — Гермиона усмехнулась, хоть и чувствовала, как сердце бьётся в груди, будто пытаясь вырваться наружу. — Я могла бы сказать то же самое о тебе.       Они замерли, словно перетягивая невидимую нить. Старая библиотека, с её пропитанными пылью страницами и древними историями, казалась отдельным миром, где каждый шёпот, каждый вдох были частью их тайны.       В этот момент их дуэль больше не состояла из слов или заклинаний — это был бой взглядов, который длился, казалось, вечность.       Беллатрикс шагнула вперёд, её глаза сузились, и Гермиона увидела в них огонь, который горел не от ненависти, а от чего-то куда более сложного. Она склонила голову, чуть приподняв подбородок, словно бросая вызов.       — И что дальше, Грейнджер? — её голос прозвучал тихо, почти ласково, но в нём таился вызов. — Ты думаешь, что сможешь понять все это? Понять меня?       Гермиона сделала ещё один шаг вперёд, чувствуя, как её уверенность смешивается с растущим страхом и странным трепетом. Она не знала, чего ожидать от этой встречи, но знала, что больше не может жить в полумерах, прятаться за сарказмом и колкостями.       — Я не думаю, что кто-то из нас понимает, — призналась она, и в её словах звучала искренность, которая даже её саму ошеломила. — Но мы продолжаем искать ответы, не так ли?       Беллатрикс вздрогнула, словно от удара, её глаза забегали по лицу Гермионы, ища ложь, подвох, но не находя. Её лицо окаменело, но дыхание стало учащённым, грудь вздымалась с каждым словом, и она не могла сдержать лёгкой дрожи, пробежавшей по её телу.       — Тебя не поймут, — вдруг резко сказала Беллатрикс, отступая на полшага, но оставаясь близко. — Твои друзья отвернутся. Ты — их Грейнджер, правильная, непогрешимая, верная своей драгоценной морали. А я… Я — та, кого все презирают и боятся. Это саморазрушение, и ты это знаешь.       Слова Беллатрикс резали, как ножи, но в них было что-то большее, чем просто предупреждение. Это был страх, истинный и неприкрытый, такой редкий для неё.       Гермиона задержала дыхание, осознавая, что на этот раз она не могла позволить страху диктовать свои поступки.       — И всё же мы здесь, — мягко ответила она, её голос был наполнен тем внутренним пониманием, которое так долго скрывалось за привычной логикой. — Почему тогда ты продолжаешь искать меня? Почему оставляешь эти записки, ищешь со мной встреч? Почему не отступишь, если так хочешь этого?       Беллатрикс, казалось, готова была разорвать эту тишину, разрушить момент и уйти, но её руки остались на месте, пальцы слегка дрожали. Она перевела взгляд на книгу, стоящую на ближайшей полке, и усмехнулась.       — Потому что я не могу, — выдохнула она, и её слова были так тихи, что Гермиона едва расслышала их. — Потому что каждый раз, когда я вижу тебя, всё то, чему меня учили, теряет смысл. Это сводит меня с ума, Грейнджер.       Гермиона шагнула ещё ближе, и их лица оказались так близко, что она могла различить каждую ресничку, каждый вздох. Она подняла руку, не зная, что делает, но её пальцы замерли в сантиметре от щеки Беллатрикс.       Их глаза встретились, и напряжение перешло в новый виток, захлёстывая обоих.       — Беллатрикс, — прошептала она, голос её дрожал, но в нём была твёрдость. — Мы обе с этим справляемся по-своему. Ты можешь отрицать, можешь ненавидеть меня за это, но мы уже зашли слишком далеко.       Беллатрикс прикрыла глаза, её дыхание стало поверхностным, а затем она резко открыла их, взгляд её был полон решимости и отчаяния.       — Это правда, — сказала она с иронией и грустью одновременно, а затем, прежде чем Гермиона успела что-то сказать, Беллатрикс схватила её за запястье, сжав его с неожиданной силой. — Но не думай, что это делает меня слабее.       В этот момент между ними не было слов, только тихое дыхание и гул в ушах от осознания того, как близко они оказались к границе, за которой уже не будет пути назад.

***

      Прошло несколько недель, и их общение записками стало почти привычкой, тайным ритуалом, который никто не мог заметить, но который связывал их всё крепче.       Гермиона находила очередную записку на своём месте в библиотеке, в книгах по трансфигурации, в коридорах, где под полом просачивались тени. Беллатрикс писала резко, с присущей ей язвительностью, но за этими словами скрывалось нечто большее.       «Ты снова с Летицией? Удивительно, что у тебя хватает времени для учебы, учитывая, сколько ты времени с ней проводишь.»       Гермиона прочитала эти строки, сидя у окна в пустой библиотеке, и почувствовала, как её щеки слегка заливает румянец. Она знала, что за этими словами скрывалась ревность.       Беллатрикс пыталась скрыть её, но это не удавалось. В ответ она оставила записку в книге по древним рунам, надеясь, что Беллатрикс найдёт её после урока.       «Тебе не стоит беспокоиться о Летиции. И, если ты думаешь, что можешь диктовать мне, с кем проводить время, то ошибаешься.»       Прошёл день, прежде чем Гермиона нашла новую записку, спрятанную между страницами учебника по защите от тёмных искусств.       «Диктовать? Мне смешно, Грейнджер. Я просто указываю на то, что ты отвлекаешься. Или ты считаешь, что это безразличие? Забавно, насколько легко ты позволяешь себе быть слепой.»       Эти слова заставили её сердце забиться быстрее. Она снова почувствовала то непреодолимое притяжение, которое мешало сосредоточиться на чём-либо ещё. Но больше всего её задела эта скрытая уязвимость Беллатрикс, которую та пыталась замаскировать под язвительность.       На следующий день Гермиона заметила, как Беллатрикс наблюдает за ней из-за дальнего стола в Большом зале, когда Летиция рассказывала что-то, смеясь и оживлённо жестикулируя. Взгляд Беллатрикс был напряжённым, её глаза сверкали гневом, но она не смотрела в сторону Гермионы, когда та поймала её взгляд.       Позже вечером Гермиона нашла ещё одну записку, оставленную в их тайном месте у окна на третьем этаже.       «Грейнджер, может, тебе стоит объяснить своей лучшей подруге, почему ты иногда теряешься в мыслях, когда она говорит? Или объясни мне, что такого в её разговорах держит тебя в плену?»       Гермиона не смогла удержаться от усмешки, но в её сердце всё ещё звенела боль от понимания, что эта ревность — не просто маска, а настоящая борьба для Беллатрикс. Она взяла перо и ответила коротко:       «Это нелепо, Блэк. Ты знаешь, что это не так. Или ты начала придумывать оправдания своей ревности?»       Ответ пришёл быстро, оставленный в учебнике по зельеварению:       «Я не ревную, Грейнджер. Это не ревность. Это здравый смысл, если хочешь. Могу заметить, что на тебя смотрят и другие. Интересно, замечаешь ли ты это сама?»       Эти слова заставили её на мгновение остановиться. Она знала, что другие студенты иногда бросали на неё взгляды, но никогда не придавала этому значения. Её мысли были слишком заняты. Заняты тем, что с ней происходило сейчас.       Она решила не отвечать сразу, а подождать, посмотреть, что предпримет Беллатрикс.       Несколько дней спустя они снова столкнулись в коридоре. Беллатрикс остановилась на мгновение, её глаза сузились, когда Гермиона прошла мимо, а затем прошептала, едва слышно:       — Не думай, что я не замечаю. Они смотрят на тебя, потому что не понимают, насколько ты слепа и не видишь их. Ты даже не представляешь, как много вокруг тех, кто готов бросить на тебя взгляд.       — Разве это должно волновать тебя? — ответила Гермиона, бросив быстрый взгляд на её лицо.       Беллатрикс не ответила, только усмехнулась и быстро скрылась за поворотом коридора, оставив Гермиону с горьким ощущением в груди и пониманием, что они обе зашли слишком далеко в этой странной игре.       Эмоциональный накал нарастал. Гермиона начинала понимать, что каждый обмен записками, каждый жест, каждый взгляд втягивали её всё глубже. Это было пугающе, но и захватывающе.       С каждым новым днём Беллатрикс всё больше погружалась в это состояние, словно её затягивала невидимая сила, против которой она не могла бороться. Она видела, как Гермиона общается с другими студентами, как на неё смотрят — некоторые с интересом, другие с нескрываемым восхищением.       Это сводило Беллатрикс с ума, пробуждая в ней ту ревность, которую она презирала и отрицала с яростью.       В тот день, когда Гермиона осталась после урока зельеварения, чтобы обсудить с профессором Слизнортом особенности редких ингредиентов, Беллатрикс сидела на другом конце класса, её взгляд пронзал спину Гермионы.       Слизнорт весело болтал, рассыпаясь в комплиментах за её усердие, и, как обычно, не замечал, как его слова и мягкий тон раздражают Беллатрикс до глубины души.       «Грейнджер, почему я должна наблюдать за тем, как ты позволяешь всем этим идиотам вокруг думать, что они могут заинтересовать тебя?» — записка, вложенная в книгу, была резкой, почерк — быстрым, словно написанный в порыве.       Гермиона нашла её уже вечером, когда вернулась в свою комнату. Она села на кровать, держа записку, и почувствовала, как внутри поднимается смесь раздражения и тихой радости. Беллатрикс, казалось, не могла оставаться в стороне, её ревность и ярость переполняли эти короткие послания.       На следующий день, в Большом зале, за завтраком, она чувствовала на себе взгляд Беллатрикс, даже когда пыталась игнорировать его. Летиция, сидящая напротив, рассказывала какие-то сплетни о профессоре магловедения, и Гермиона заставляла себя улыбаться, поддерживая разговор.       В какой-то момент она услышала, как рядом сидящие ребята из Когтеврана начали обсуждать её успехи на последнем уроке. Их слова долетали до Беллатрикс, от чего та сжала зубы.       — Ты знаешь, Грейнджер, я видел, как на тебя смотрит этот Бленкотт, — произнёс один из парней, улыбнувшись с ухмылкой, которую можно было бы назвать дружеской, если бы его глаза не блестели явным интересом.       Летиция фыркнула, а Гермиона отмахнулась, но взгляд Беллатрикс стал колючим, её губы сжались в тонкую линию.       На следующее утро Гермиона нашла записку под учебником по истории магии.       «Ты не думала, что пора бы перестать быть такой наивной, Грейнджер? Сколько ещё ты будешь позволять им глядеть на тебя, как на объект для внимания? Или ты сама этого жаждешь?»       Слова резонировали внутри неё, и Гермиона ощутила, как сердце начинает стучать быстрее. Она поняла, что скрытая ревность Беллатрикс становится все более явной.       Она написала короткий ответ и вложила его в книгу по защите от тёмных искусств, где Беллатрикс должна была найти его во время следующего урока.       «Это смешно, Блэк. Ты наблюдаешь, но не понимаешь. Мне не интересны их взгляды и слова.»       В тот же день на уроке астрономии, когда студенты обсуждали движение звёзд под руководством профессора Синистры, Беллатрикс поймала взгляд Гермионы, её глаза были как острые кинжалы.       Когда один из слизеринцев, Нортон Лей, проходил мимо Гермионы и, не скрывая своей симпатии, остановился, чтобы спросить её о предстоящем задании, Беллатрикс чуть не выдала себя. Её пальцы сжались в кулак, и в глазах сверкнуло нечто опасное.       Вечером, возвращаясь в башню Гриффиндора, Гермиона почувствовала, как за ней следят. На повороте коридора она обернулась и увидела, как Беллатрикс стоит в тени, её лицо выражало смесь гнева и чего-то ещё, что Гермиона не могла расшифровать.       Они молча смотрели друг на друга, и в этом взгляде было больше слов, чем они произнесли за последние недели.       — Ты продолжаешь притворяться, что тебе всё равно, — бросила Беллатрикс, сделав шаг вперёд. Её голос был хриплым, полным напряжения.       — А ты продолжаешь лгать самой себе, что тебе плевать на меня, — ответила Гермиона, её глаза не отрывались от тёмных глаз Беллатрикс. — Мы обе знаем, что это не так.       Беллатрикс стиснула зубы, отводя взгляд, но не ушла. Они стояли так, между ними мелькали тени, а где-то вдали слышался гул студентов, возвращающихся с вечерней прогулки. В воздухе висела напряжённость, и Гермиона знала, что, несмотря на все усилия, они не смогут игнорировать это ещё долго.       Их взгляды пересеклись, и в этот момент замок словно замер. Стены Хогвартса, обычно такие массивные и вечные, казались ближе, сужаясь вокруг них, оставляя их наедине с той бурей, что бушевала между ними.       — Ты думаешь, что можешь продолжать играть в эту игру? — прошептала Беллатрикс, её голос был как сталь, тонкий и режущий.       Она сделала ещё шаг вперёд, и теперь между ними оставалось не больше полуметра. Её глаза искрились гневом, но в них была не только злость, но и что-то большее — неуверенность, уязвимость, которую она тщательно прятала за своей колючей оболочкой.       Гермиона стиснула зубы, чувствуя, как внутри её разливается смешанное чувство страха и предвкушения. Она знала, что каждое их столкновение было как взрыв — яростное, молниеносное и неизбежное.       Её сердце билось так громко, что казалось, будто Беллатрикс могла слышать его.       — А ты? — ответила она, её голос был тихим, но твёрдым. — Ты тоже продолжаешь играть, Беллатрикс. И ты прекрасно знаешь, что это не закончится, пока одна из нас не признает правду.       Беллатрикс хмыкнула, но её усмешка была безрадостной. Она склонила голову чуть набок, глаза её сузились.       — Правда? — Она медленно подошла ещё ближе, и Гермиона могла различить каждый едва заметный оттенок в её глазах, в которых боролись гнев и сомнение. — Грейнджер, неужели ты действительно думаешь, что то, что между нами, можно признать и назвать правдой? Это болезнь, безумие. И чем больше я стараюсь избавиться от неё, тем сильнее она становится.       — Тогда почему ты здесь? — Голос Гермионы дрогнул, но она выдержала её взгляд, не отступая. — Почему ты продолжаешь искать меня, писать мне, провоцировать?       Беллатрикс молчала несколько секунд, её пальцы нервно теребили край мантии, а затем она резко повернула голову, словно с трудом заставляя себя смотреть на что-то другое. Глубокий вдох, едва сдержанный дрожащий выдох.       — Потому что я ненавижу себя за это, — проговорила она, каждое слово звучало, как признание вины. — Ненавижу за то, что позволила этому случиться, за то, что позволила себе смотреть на тебя иначе. Ненавижу за то, что каждый раз, когда кто-то другой подходит к тебе, я… — её голос сорвался, и она замолчала, сжав кулаки.       Гермиона почувствовала, как внутри неё что-то тянется к Беллатрикс, несмотря на всё, что между ними происходило. Она видела, как та борется с собой, как старается не выдать ту боль, которая клокотала внутри.       Но теперь, когда всё было настолько очевидно, продолжать прятаться за оскорблениями и язвительными комментариями стало бессмысленно.       — Белла, — она мягко коснулась её руки, и та вздрогнула, словно от удара. — Может быть, пора перестать ненавидеть себя? Может быть, пора признать, что это не только твоя боль?       На мгновение лицо Беллатрикс окаменело, а затем её глаза встретились с глазами Гермионы. В этом взгляде было столько эмоций, что они могли бы заполнить комнату: гнев, стыд, уязвимость, желание.       Она хотела оттолкнуть её, сказать что-то колкое, но слова застряли в горле, и вместо этого она молча смотрела на Гермиону.       — Ты понятия не имеешь, что говоришь, — тихо произнесла Беллатрикс, но её голос был хриплым, в нём не было уверенности. — Ты не понимаешь, как глубоко это заходит. Я… Я не могу позволить себе чувствовать что-то, кроме презрения. Это меня разрушит.       — А ты уверена, что оно тебя ещё не разрушило? — ответила Гермиона, её голос стал чуть твёрже, и в нём прозвучал отзвук её собственной борьбы.       Беллатрикс зажмурилась, будто пыталась избавиться от боли, которая стояла за этими словами. Она сделала шаг назад, но не ушла. В этот момент между ними была тишина, такая же тяжёлая, как и их взгляды.       Звук шагов за дверью заставил их обоих вздрогнуть. Беллатрикс резко повернулась, её лицо вновь приобрело маску холодного спокойствия.       — Мы не должны быть здесь, — резко сказала она, её голос снова стал стальным. — Это слишком опасно.       Но Гермиона не отпустила её взгляд, её глаза сверкнули вызовом.       — Опасно не здесь. Опасно притворяться, что мы можем это игнорировать.       Беллатрикс не ответила, но её глаза на миг смягчились, прежде чем она отвернулась и скрылась в коридоре.       Тишина окутала Гермиону, оставляя после себя ощущение пустоты и гулкого эха её собственного дыхания. Она долго стояла неподвижно, вслушиваясь в отдаляющийся звук шагов Беллатрикс, пока не поняла, что нужно двигаться. Сердце сжималось, и тяжесть осознания, что они переходят грань, давила на грудь.       Следующие дни проходили как в тумане. Они продолжали общаться через записки, и с каждым разом Гермиона замечала, что их содержание становилось всё более напряжённым, ироничным и глубоким.       Беллатрикс писала резко, её слова были полны намёков и скрытой боли, которую она пыталась спрятать за колкостью.       «Ты не боишься, что твоя маленькая свита узнает, на что ты тратишь свои вечера, Грейнджер? Или ты настолько уверена в их слепоте?»       Гермиона нахмурилась, прочитав эти строки за своим рабочим столом. Она знала, что Беллатрикс наблюдает за ней, и каждый её взгляд, каждое движение отзывались странным беспокойством в сердце.       Она хотела написать ответ в тот же момент, но услышала, как за спиной послышались шаги. Обернувшись, она увидела Гарри и Рона. Они стояли, переговариваясь и смеясь, не подозревая о том, что происходило у неё внутри.       — Гермиона, — Гарри улыбнулся, садясь рядом, — Летти уже третий раз зовёт тебя на тренировку по квиддичу. Мы с Роном думаем, что тебе нужно развеяться.       — Да, — добавил Рон, его глаза блестели от предвкушения. — Слизеринцы против нас в этот раз выглядят устрашающе. Особенно Беллатрикс. Ты же видела, как она загоняет мяч. Словно хочет кого-то прикончить.       Гермиона напряглась при упоминании имени Беллатрикс. Она кивнула, стараясь не выдать смущения, и вернулась к записке.       «Слепота — удел тех, кто смотрит, но не видит. Не забывай, что в этой игре мы обе уже зашли слишком далеко.»       Она оставила её между страницами книги по трансфигурации, зная, что Беллатрикс найдёт её после урока. Ответ пришёл неожиданно — записка выпала прямо на её колени в Большом зале за обедом.       «Слишком далеко, говоришь? Интересно, как далеко ты готова зайти, чтобы сохранить этот фарс? Или ты начинаешь привыкать к этой роли?»       Гермиона почувствовала, как её дыхание сбилось. Она оглянулась, и её глаза встретились с взглядом Беллатрикс через столы. Уголок губ слизеринки дернулся в ухмылке, которая не достигла глаз. Напряжение между ними было почти осязаемым, искрящимся, как натянутая струна, готовая лопнуть в любую секунду.       Вечером, когда Летиция вновь попыталась вытащить её на трибуны, Гермиона неохотно согласилась. Стоя на трибунах с друзьями, она смотрела, как команды Слизерина и Гриффиндора тренируются перед матчем.       Беллатрикс мчалась по полю, её движения были резкими и точными, словно она пыталась доказать себе и всему миру, что может быть лучше всех. Иногда их взгляды пересекались, и Гермиона чувствовала, как кровь приливает к щекам, сердце стучит чаще, а дыхание перехватывает.       «Зачем ты так смотришь на меня, Грейнджер? Как будто ищешь что-то, что никогда не найдёшь.» — записка, которая появилась у неё в учебнике по древним рунам, была неожиданной и вызвала у неё смешанные чувства.       «А ты почему смотришь на меня так, словно хочешь, чтобы я это нашла?» — её ответ был не менее острым, и она оставила его в кабинете защиты от тёмных искусств, где они всегда садились на противоположных концах.       На следующий день Гермиона заметила, как Беллатрикс, стоя у окна библиотеки, сжимает в руке её записку, лицо её было спокойным, но губы подрагивали, выдавая внутреннюю борьбу.       Она повернула голову и поймала взгляд Гермионы, но тут же отвернулась, словно не могла выдержать этого контакта. В этот момент Гермиона поняла, что всё стало слишком серьёзно.       С каждым днём это напряжение разрасталось, словно огонь, который невозможно потушить. Беллатрикс, отказываясь признать свои чувства, пыталась скрыть ревность за язвительными записками и резкими словами. Она не могла терпеть, когда видела Гермиону рядом с другими студентами, когда кто-то пытался заговорить с ней или завести разговор, полный подспудного флирта.       «Ты привыкаешь к их вниманию, не так ли? Смешно, как легко ты позволяешь им думать, что они могут поиметь тебя.»       Гермиона, прочитав это, почувствовала, как сердце болезненно сжимается. Она написала ответ, но слова выходили сухими и колкими.       «Ты слишком много придаёшь значения их словам, Беллатрикс. Мне важен только один взгляд, но, похоже, он всегда скрывается в тени.»       Ответ был оставлен на её подушке в комнате.       «Слишком смелая, Грейнджер. Помни, что тени не всегда безопасны.»       Эти слова отзывались холодом в груди.       Гермиона перечитывала их снова и снова, чувствуя, как их резкость оседает горечью на языке. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь очередная игра Беллатрикс, её привычка прикрываться маской язвительности и презрения, чтобы скрыть свою уязвимость.       Но в глубине души она знала, что это не так. Каждое их общение становилось всё более острым, словно они танцевали на краю ножа, готовые в любой момент соскользнуть и оказаться в пустоте.       На следующий день в Большом зале, где студенты собрались на обед, напряжение в воздухе было почти осязаемым. Гермиона сидела за столом Гриффиндора, весело болтая с высоким парнем из Когтеврана по имени Эдмунд Холлоуэй.       Его светлые волосы растрёпаны, а глаза светились озорством, когда он рассказывал очередную забавную историю о магловской музыке, которую недавно услышал. Гермиона рассмеялась, её смех был лёгким, искренним, и она склонилась к нему ближе, чтобы не пропустить ни слова.       Беллатрикс, сидя за столом Слизерина, не могла отвести взгляд. Её пальцы сжались в кулаки так сильно, что ногти вонзились в кожу. Её лицо оставалось холодным и непроницаемым, но в глазах метались молнии.       Она слышала смех Гермионы, видела, как она чуть касается рукой плеча Эдмунда, и внутри всё кипело.       — Белла, ты в порядке? — прошептал сидящий рядом Рудольфус, заметив, как её челюсть напряглась, а глаза были устремлены через зал, будто она готовилась к атаке.       — Заткнись, Руди, — процедила она, даже не удостоив его взгляда.       Её сердце билось так сильно, что казалось, всё вокруг должно слышать этот шум. Она больше не могла сдерживать себя. Гнев, ревность, что копились днями, прорвались наружу, и она резко поднялась, стул с громким скрипом отодвинулся.       Несколько голов повернулись к ней, но она игнорировала это, её взгляд был прикован к Гермионе. Том, заметив на кого смотрит Беллатрикс, приподнял бровь и подавил ухмылку.       Гермиона заметила движение боковым зрением и обернулась. Их глаза встретились. Беллатрикс смотрела на неё так, будто готова была разорвать всё вокруг.       Её лицо исказилось в полуулыбке, которая не обещала ничего хорошего.       — У тебя что-то случилось? — Эдмунд наклонился ближе к Гермионе, заметив перемену в её выражении лица.       Он бросил быстрый взгляд на Беллатрикс, но не понял, что вызвало этот напряжённый момент.       — Нет, всё в порядке, — быстро ответила Гермиона, отстраняясь от него и снова переводя взгляд на Беллатрикс.       Она видела, как та сжимала кулаки, как её грудь вздымалась от быстрого дыхания.       Беллатрикс сделала шаг вперёд, но тут же остановилась, словно пытаясь взять себя в руки. Её глаза были полны огня, и в эту секунду всё, что она так упорно отрицала, вышло наружу.       — Ты наслаждаешься этим, да? — бросила она, не заботясь о том, что её слова могли услышать окружающие. Шёпот пронёсся по залу, но Беллатрикс это не интересовало. — Сидишь здесь, улыбаешься, смеёшься с ним, будто это для тебя что-то значит.       Гермиона почувствовала, как её сердце остановилось на мгновение. В глазах Беллатрикс была такая смесь боли и гнева, что она не могла не понять, откуда это идёт. Она медленно поднялась, стараясь сохранять спокойствие, но её руки дрожали.       — Белла, — прошептала она, только для них двоих. — Это не так.       — Не так? — повторила та, и в её голосе звучала горечь. Она наклонилась чуть ближе, её лицо напряглось, словно от боли. — Ты думаешь, что можешь играть с этим, Грейнджер? Думаешь, что я позволю тебе так поступать? Ошибаешься.       Эдмунд отодвинулся, не понимая, что происходит, но чувствуя, что между этими двумя назревает что-то серьёзное.       Гермиона хотела что-то сказать, но Беллатрикс уже отвернулась, резко повернулась на каблуках и пошла прочь из зала. Её шаги были быстрыми, уверенными, но Гермиона знала, что за этой маской скрывается что-то, что Беллатрикс не хотела показывать никому.       Оставшиеся ученики переглянулись, недоумённо перешёптываясь. Гарри и Рон нахмурились, их глаза искали объяснений на лице подруги.       — Что это было, Гермиона? — Гарри вскинул брови, его голос был полон беспокойства.       — Ничего, — сказала она с натянутой улыбкой, хотя внутри неё всё переворачивалось.       Она знала, что ей придётся найти Беллатрикс и попытаться разобраться, что случилось, и почему их игра, их перепалки и тайные записки вдруг перешли в нечто гораздо более опасное.       Гермиона бросила быстрый взгляд на Гарри и Рона, которые продолжали смотреть на неё с недоумением, затем сделала глубокий вдох и решительно направилась к выходу из Большого зала.       Перешёптывания учеников затихли за её спиной, когда она пересекала длинные коридоры Хогвартса. Школа, которая всегда казалась ей надёжной и спокойной, теперь ощущалась замкнутой и напряжённой, как натянутая струна.       Вдалеке раздавались приглушённые голоса студентов, но они казались фоновым шумом, едва воспринимаемым сквозь бешеный ритм её мыслей.       Гермиона знала, где искать Беллатрикс. В такие моменты та всегда искала уединение и тишину — одно из забытых крыльев замка, где редкие ученики отваживались проводить время.       Она ускорила шаг, ноги сами вели её через запутанные коридоры, пока она не оказалась перед высокой деревянной дверью с потускневшей латунной ручкой. Из-за двери не слышалось ни звука, но интуиция подсказывала ей, что Беллатрикс внутри.       Она медленно повернула ручку и вошла. Комната была тёмной, лишь лунный свет проникал через узкое окно, отбрасывая длинные серебристые тени на старый каменный пол. Беллатрикс стояла у стены, спиной к Гермионе, её плечи были напряжены, а руки скрещены на груди.       Её силуэт, освещённый светом, казался ещё более отчуждённым и замкнутым.       — И вот. Ты пришла, — холодно произнесла она, не оборачиваясь.       Её голос был полон сдержанной ярости, словно она пыталась взять себя в руки, но с каждой секундой этот контроль ускользал от неё.       — Я должна была, — ответила Гермиона, стараясь звучать твёрдо, хотя внутри всё сжималось. Она сделала шаг вперёд, чувствуя, как пол под ногами слегка скрипит. — Что происходит, Белла? Почему всё это дошло до предела?       — Ты спрашиваешь, почему? — Беллатрикс резко повернулась, и её глаза сверкнули в полумраке, как угли.       Она сделала шаг к Гермионе, и их лица оказались так близко, что Гермиона могла различить каждый отблеск света в её глазах.       — Ты смеёшь спрашивать меня, когда сама заставляешь меня проходить через это каждый день? Смотреть, как ты смеёшься, как позволяешь другим подходить к тебе, флиртовать, будто я… — её голос сорвался, она резко повернула голову, чтобы скрыть эту слабость.       Гермиона почувствовала, как её сердце болезненно сжалось. Она не знала, что ответить, потому что не могла найти слов, которые объяснили бы то, что они обе чувствовали. Это было больше, чем просто ревность, больше, чем желание или страх.       Это было осознание того, что их связь перешла все разумные границы.       — Я не знала… — начала она, но Беллатрикс перебила её, глаза её горели гневом.       — Нет, знала! — она сжала руки в кулаки, её дыхание стало частым и неровным. — Ты знала, Грейнджер. Видела, как я смотрю, как я слежу за каждым твоим движением. Ты знала, что это разрушает меня, и всё равно продолжала. Словно тебе нравилось испытывать моё терпение.       — Нравилось? — Гермиона отступила на шаг, не сводя глаз с Беллатрикс. Её голос стал чуть громче, в нём звучало раздражение. — Ты думаешь, что это легко для меня? Думаешь, мне не тяжело осознавать, что я привязана к тому, кто столько лет был моим врагом?       Беллатрикс замерла, её взгляд стал стеклянным, а губы сжались в тонкую линию. Её лицо исказилось смесью ярости и боли, которую она больше не могла скрывать.       — Врагом? — прошипела она, и её голос дрожал. — Мы давно перешли границу между врагами, и ты это знаешь.       Гермиона замерла. Эти слова эхом отозвались в её голове, подтверждая всё, что она пыталась отрицать. Тишина между ними заполнила комнату, казалось, даже воздух стал плотнее.       Беллатрикс сделала глубокий вдох, её грудь тяжело вздымалась, но она не сводила глаз с Гермионы.       — Мы обе пытаемся бороться с этим, но с каждым днём это становится сложнее, — произнесла Беллатрикс, её голос был тихим, но в нём не осталось следа прежнего гнева, только усталость. — И каждый раз, когда кто-то другой подходит к тебе, я… Я не могу это вынести.       Гермиона почувствовала, как её глаза увлажнились. Она не могла больше игнорировать то, что было так очевидно. Она сделала шаг вперёд, и теперь между ними не оставалось пространства.       — И что мы будем делать? — спросила она, её голос дрожал.       Беллатрикс долго молчала, потом её рука дрогнула и поднялась, коснувшись лица Гермионы. Этот жест был настолько неожиданным, что дыхание Гермионы перехватило.       Их взгляды вновь встретились, и в этой тишине, где не было ни гнева, ни язвительности, они обе поняли, что уже зашли слишком далеко, чтобы вернуться назад.       Это мгновение между ними было наполнено многозначительной тишиной, которая тянулась, пока их дыхания не слились в один ритм.       Беллатрикс не отвела руки от лица Гермионы, и её пальцы, ставшие неожиданно мягкими, замерли на щеке. Ощущение прикосновения было странно комфортным, но и болезненным одновременно.       — Мы с тобой словно сломанные зеркала, — тихо сказала Беллатрикс, её голос был хриплым и глубоким.       Она не убирала руку, глаза её искали ответ на лице Гермионы, в её широко раскрытых глазах, в едва заметной дрожи губ.       — Слишком много осколков, чтобы собрать всё обратно, — прошептала Гермиона, чувствуя, как её сердце сжимается от этих слов.       Она позволила себе прикрыть глаза, наслаждаясь этим мимолётным покоем, осознавая, что он продлится недолго. Это был их маленький момент вне времени, где не существовало правил, обязательств и страха.       Но реальность настигла их быстрее, чем хотелось. Далёкий звук шагов эхом разнёсся по каменному коридору за дверью, и Беллатрикс мгновенно отдёрнула руку, её лицо вновь приобрело привычное суровое выражение, но в глазах оставалась тень того, что она только что позволила себе почувствовать.       Гермиона тоже вернулась в себя, её взгляд стал острым, и она шагнула назад, восстанавливая ту невидимую стену, которая теперь казалась ещё более прозрачной.       — Что дальше, Грейнджер? — Беллатрикс произнесла это с попыткой язвительности, но голос подвёл её. Он дрогнул, и она не могла скрыть этого. — Ты думаешь, что можешь позволить себе всё это? Что мы можем продолжать так, будто ничего не случилось?       — Я не знаю, — честно ответила Гермиона. Она понимала, что их тайная связь становилась опасной.       Она понимала, что каждая записка, каждый взгляд, каждое прикосновение было игрой с огнём, который с каждым днём пылал всё ярче.       Снова шаги. На этот раз ближе. Беллатрикс быстро повернулась, её мантию задело дуновение сквозняка, и она, бросив последний взгляд на Гермиону, сказала, почти шёпотом:       — Ты должна уйти. Сейчас.       Гермиона кивнула, не доверяя своему голосу. Её сердце всё ещё колотилось в груди, когда она, пройдя мимо Беллатрикс, на мгновение остановилась. Их плечи соприкоснулись, и это прикосновение, казалось, задержало их обоих.       Она снова услышала, как дыхание Беллатрикс сбилось, и на мгновение они были на грани того, чтобы всё забыть и снова погрузиться в тот омут, что захватывал их без остатка.       Но время шло, и они обе знали это. Гермиона резко шагнула прочь и исчезла за дверью, оставив за собой лишь шепот тени и звук бьющегося сердца.

***

      На следующий день всё выглядело как обычно. Студенты болтали в коридорах, обменивались приветствиями и обсуждали предстоящие экзамены. Гермиона сидела за длинным столом в библиотеке, окружённая книгами, но её мысли были далеко.       Летиция, увидев, как подруга смотрит в одну точку, нахмурилась и слегка толкнула её локтем.       — Ты опять в своих мыслях, да? Гермиона, ты совсем отдалилась в последнее время. Что происходит? — её голос был тихим, но в нём звучала искренняя забота.       — Всё в порядке, просто много домашних заданий, — ответила Гермиона, заставив себя улыбнуться.       Ложь прозвучала плоско и неубедительно, но Летиция не стала спорить. Она знала, что Гермиона не из тех, кто говорит о своих проблемах без крайней необходимости.       Но даже сквозь разговоры и попытки сосредоточиться на учёбе Гермиона чувствовала взгляд. Её глаза машинально скользнули по залу и встретились с тёмным, обжигающим взглядом Беллатрикс.       Та сидела за столом с несколькими студентами Слизерина, но её внимание было сосредоточено на Гермионе. Взгляд был полон гнева, но в нём было и нечто ещё — непризнанная жажда, болезненное понимание, что им обоим уже не выбраться.       На перерывах между классами Гермиона находила новые записки. Одна из них, спрятанная в старом томе по магловедению, была написана с особой резкостью.       «Как далеко ты готова зайти, Грейнджер? Потому что я начинаю терять контроль. И когда он будет потерян, знай, это уже будет не игрой.»       Эти слова отозвались в ней, как глухой удар, заставив пальцы задрожать. Она поняла, что Беллатрикс находится на грани. Они обе были.