Реквием по чужому имени

            «Человеческое сердце полно парадоксов. Оно может видеть добро там, где царит мрак, и искать свет в самых непроглядных тенях. Но как мы решим использовать это знание, какие выборы сделаем, — вот что по-настоящему важно»

      © Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор,

      профессор Трансфигурации

      Шёпот грозы.       Сентябрьская ночь окутала Лондон густым туманом, подобно обрывкам дыма, поднимающегося от далёких пожаров. Казалось, будто мир выцвел, оставив только рваные силуэты — перрон 9¾ был объят мраком.       Сумрачные лампы отбрасывали на стены длинные тени, которые, словно хищные звери, кружили в ожидании. Сквозь толщу тумана пробивался мерцающий свет фонарей, а внизу, у самой земли, клубились бесформенные тени, как отголоски давнего заклятия.       На холодной платформе — единственные фигуры, различимые сквозь пелену мглы, — стояли трое. Гермиона Грейнджер закуталась в мантию, не ощущая ни холода, ни напряжённости среди окружающих.       Она стояла в безмолвии, словно в каменной раме, оставив на лице след задумчивого выражения. Её глаза, обычно сияющие любопытством, были тревожны и устремлены в пустоту. Гарри Поттер и Рон Уизли шептались чуть позади, обсуждая, как изменилась школа за лето.       Но Гермиона, в отличие от них, чувствовала особое беспокойство: слухи о влиянии Тома Реддла и его новых сторонников наполнили её тревогой ещё до этого дня.       Тихий вздох тьмы.       — Ты тоже чувствуешь это? — тихо спросил Гарри, подойдя ближе. Его взгляд блуждал по перрону, словно он опасался, что тени вдруг оживут. — Будто что-то изменилось… будто тьма стала гуще.       Гермиона медленно кивнула, всё ещё погружённая в свои мысли. Летом она читала о загадочных исчезновениях в магическом сообществе, о том, как некоторые магглорожденные дети не вернулись домой.       «Случайности», — уверяли министерские чиновники, но она чувствовала, что за этим стоит нечто большее, что эта «тьма» и есть истинная причина.       Ближе к вечеру — когда последние лучи солнца угасали — страх усиливался, превращаясь в невыразимое предчувствие.       — Реддл, — наконец произнесла она, сжав пальцы на рукаве мантии так, что побелели костяшки. — Он получил власть среди слизеринцев. Всё это не может быть совпадением.       Гарри задумчиво посмотрел на неё, затем на Рона, который стоял сзади, облокотившись на чемодан. Они молчали, словно ощущали, что каждый звук будет лишним.       Поезд во мраке.       Издалека послышался низкий гул — словно предвестие грядущего грозового раската, и внезапно густая мгла начала рассеиваться. Сквозь густой, почти неподвижный туман врывался темный силуэт, и лишь минуту спустя стал виден поезд — «Хогвартс-экспресс».       Его колёса медленно остановились, заглушая все другие звуки; локомотив словно выдохнул клубящийся дым, окружив платформу ещё более густым туманом. Гермиона и её друзья двинулись к вагону, каждый с чемоданом и клеткой для совы.       Когда они вошли внутрь, тьма словно последовала за ними. В коридорах царила полумгла; свет в вагоне казался тусклым, будто он сам дрожал от страха перед предстоящими событиями. Гермиона шла впереди, не оглядываясь, и друзья следовали за ней.       Они пробирались к своему привычному купе, когда Гермиона резко остановилась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Её плечи напряглись, она обернулась — и едва не встретилась взглядом с ледяными, пронизывающими глазами Беллатрикс Блэк.       Беллатрикс стояла у другого купе, окружённая своими товарищами по Слизерину, но её глаза задержались на Гермионе. В этом взгляде была насмешка, холодное презрение, и что-то более глубокое — угроза, будто взгляд ледяного клинка, направленного точно в её сердце.       Беллатрикс медленно улыбнулась, её губы изогнулись в презрительной гримасе, и, бросив короткий насмешливый взгляд, скользнула вглубь своего купе, оставляя за собой ощущение незримой ловушки.       Пламя противостояния.       Гермиона почувствовала, как в её груди вспыхнуло отвращение. Но за ним притаилось нечто более темное, почти неосознанное, и она быстро обернулась к Гарри и Рону, чтобы скрыть своё лицо.       Они заметили её напряжение, но промолчали, понимая, что в такие моменты слова только усиливают напряжение.       — Она только и ждёт момента, чтобы унизить меня, — прошептала Гермиона, больше себе, чем друзьям. — Для неё это не просто игра. Она наслаждается каждым шансом доказать своё превосходство.       Гарри коротко кивнул, посмотрев в сторону купе, где скрылась Беллатрикс. Её влияние в прошлом году ощущалось более остро — словно её ледяной взгляд следил за каждым их шагом. Она и Том Реддл, эта тёмная пара, казались неразделимыми — их слава, их жестокость, их надменность.       — Слизерин стал сильнее, — сказал Гарри тихо. — Мы должны быть готовы. Беллатрикс и Реддл… они могут попортить нам жизнь.       Гермиона не ответила, но её сердце сжалось от предчувствия. Мимолётный взгляд Беллатрикс оставил след — презрительный и колючий, как осколок льда под кожей.       Она попыталась отогнать это чувство, отвернулась к окну, стараясь выглядеть спокойной, но внутри всё кипело.       — Её взгляд был, как у змеи, — прошептала Гермиона, почти себе, но достаточно громко, чтобы Гарри и Рон услышали. — Как будто она не упустит момента… если представится шанс.       Гарри нахмурился, глядя на Гермиону с тревогой.       — Блэк вряд ли что-то сделает открыто, — медленно ответил он. — Но ты права. У неё злость на гриффиндорцев просто ненормальная.       Рон фыркнул, пытаясь сохранить спокойствие, но его губы кривились в гримасе, выдав эмоции.       — Просто она не может пережить, что кто-то вроде тебя, — его взгляд метнулся к Гермионе, — полукровка, умнее и сильнее её. Вот и взбешена.       Гермиона кивнула, но молча. И, как по злой иронии, именно в этот момент дверь купе снова распахнулась — резко, так, что створка ударилась о стену. На пороге стояла Беллатрикс. Её фигура казалась угрожающей, почти хищной; глаза прищурены, на губах — привычное высокомерное презрение.       Она без спроса вошла в купе и скрестила руки на груди, обводя взглядом троицу, как будто перед ней стояли не люди, а грязь под ногами.       — Ну конечно, золотая троица Гриффиндора, — процедила она сквозь зубы, делая акцент на каждом слове так, будто произносить это было для неё невыносимо противно. — Как мило видеть вас всех вместе, словно беспомощное стадо.       — У тебя что, проблемы с ориентацией, Блэк? — выпалила Гермиона, поднимаясь со своего места и подходя ближе, вставая между Беллатрикс и Гарри с Роном. — Или просто слова закончились? Это не твое купе.       Беллатрикс на мгновение прищурила глаза, и её лицо исказилось от омерзения.       — О, ты, конечно, смела, Грейнджер, для такой как ты. Забавно видеть, как ты тянешься к чистокровным… хотя бы к тем, у кого не слишком развит разум, — она взглянула на Рона, скривившись в усмешке, — лишь бы притвориться достойной.       Гермиона ощутила, как кровь застучала в висках, и на секунду потеряла дар речи. Никто не знал, как быстро Беллатрикс умела задеть самые глубокие и болезненные места, в каждом слове — режущая жестокость, которой, казалось, не было предела.       — Знаешь, Блэк, — Гермиона едва сдерживалась, её руки дрожали, но голос звучал холодно. — Я, по крайней мере, не прячусь за пустыми титулами и не унижаю других, чтобы почувствовать хоть какой-то смысл в своём существовании.       Беллатрикс издала короткий, почти звериный смешок, её губы изогнулись в язвительной усмешке. Она сделала шаг вперёд, почти вплотную, так, что Гермиона почувствовала её дыхание.       — Это ты сейчас о смысле говоришь, Грейнджер? Ты — кто? — Её голос был ядовитым шёпотом, хищным и отравляющим. — Сама мысль, что тебя, полукровку, пускают в стены Хогвартса, — она сделала паузу, чтобы подчеркнуть каждое слово, — оскорбляет всех, кто действительно этого достоин.       Гарри шагнул вперёд, встав рядом с Гермионой, но она резко взмахнула рукой, не давая ему вступиться. Её глаза, казалось, горели.       — А тебя, Блэк, никто не оскорблял, когда предложили место рядом с нормальными людьми? Смотри, чтобы твоя гордость не сломала тебе шею.       Глаза Беллатрикс сверкнули, но она сохраняла абсолютное спокойствие, словно находилась в выигрыше уже только тем, что стояла здесь. Она повернула голову, медленно оглядывая всех троих, как будто её взгляд оставлял ожоги.       — С таким отношением, Грейнджер, у тебя будут только враги, — холодно сказала она. — И знаешь, однажды настанет момент, когда ты окажешься одна, как маленькая беззащитная крыса. И никакая наглость не спасёт тебя от того, что произойдёт. Даже твой такой известный ум.       Гермиона сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Её сердце бешено колотилось, но она не могла позволить Беллатрикс увидеть свою слабость.       — Ну что ж, я хотя бы не боюсь быть собой, — прошептала она, пытаясь сохранять ледяное спокойствие. — В отличие от тебя, прячущейся за фамилией и нелепыми представлениями о чести.       Слова Гермионы ударили в цель — в глазах Беллатрикс на мгновение мелькнуло что-то острое, что-то, будто надломившее её маску. Она стояла напротив Гермионы, и их взгляды столкнулись с такой силой, что напряжение в купе казалось почти осязаемым.       — Будь осторожна, Грейнджер, — прошептала Беллатрикс, её голос был холоден, как сталь. — Такие, как ты, долго не живут.       С этими словами она развернулась и покинула купе, оставляя за собой тишину и гнетущее ощущение, что эта встреча была лишь началом куда более мрачного противостояния.       Как только дверь купе за Беллатрикс закрылась, тишина опустилась на них тяжелым, гнетущим покрывалом. В вагоне разлилась пугающая пустота, нарушаемая только гулким стуком колёс.       Гарри первым нарушил молчание, пытаясь оживить атмосферу и разрядить напряжение, хотя его лицо было напряжено.       — Знаешь, я видел её не раз, но вот так… — он помедлил, подбирая слова, и покачал головой, — так, как сейчас, — ещё никогда. Она как будто…       — Сбросила маску, — мрачно закончила за него Гермиона. — Это не просто человек. В ней… что-то другое, что-то грязное, гадкое. Грязное не только в словах, но в самой её сути. Это её презрение ко всем, кто отличается, её ядовитое высокомерие — она думает, что стоит выше всех.       Гермиона снова ощутила то же мерзкое послевкусие от встречи с Беллатрикс. Эта слизеринка была опасной и, что хуже, это не было обычным соперничеством. Казалось, в Беллатрикс билась темная, извращённая сила, способная разжечь ненависть даже у самых стойких.       — Думаешь, Реддл их специально так накачивает ненавистью? — произнёс Рон, прерывая её мысли. — Или это у них как-то… естественно выходит? Вон, она с такой лёгкостью это делает, как будто… наслаждается.       Гермиона бросила на него угрюмый взгляд. Рон всегда чувствовал интуитивно, но на этот раз его наблюдение было пугающе точным.       — Она слишком поглощена этим, — сказала она тихо. — Ей не нужно внушение. Она просто верит. Она считает, что её презрение — это её правда, её оружие.       Гарри кивнул, ещё раз посмотрев на дверь, за которой только что скрылась Беллатрикс, словно боясь, что она всё ещё может услышать их разговор.       — Если бы было так просто, — сказал он, мрачно усмехнувшись. — Я просто не понимаю, почему люди ей вообще подчиняются. Это ведь не уважение… а страх. Мыслишь по-другому — ты уже в списке врагов.       Гермиона снова уставилась в окно, за которым мелькали тёмные деревья, почти сливаясь с густым лесом вокруг. Она знала, что за этим страхом скрывается нечто более опасное, нечто неуловимое, но до боли реальное.       Она вспомнила, как в глазах Беллатрикс отражалась едва ли не маниакальная уверенность, за пределами которой не было сомнений. Тёмная угроза, словно зловонный туман, казалась густеющей вокруг школы.       — Знаешь, Гарри, — сказала она после долгой паузы, — дело не в том, что она думает о нас. Дело в том, что это будущее, которое она считает правильным. И что, если таких, как она, станет больше?       Гарри напрягся, и его взгляд стал жёстким. Он понимал, к чему клонила Гермиона.       — Мы просто не можем позволить, чтобы это стало нормой, — твёрдо сказал он. — Мы знаем, что правильно, Гермиона. И так просто мы это не отдадим.       — Просто бы и не было, — откликнулась она, и в её голосе слышалась усталость. — Нас ждет долгий год.       С этими словами она замолчала, уставившись в окно, а темнота за ним завораживала её.       Казалось, она погружалась в эту бесконечную пустоту, пока мелькали редкие огоньки маггловских деревень — крошечные светящиеся точки, затерянные среди ночи.       Там, снаружи, шла своя война, жестокая и кровавая, и каждый раз, когда они уезжали в Хогвартс, она ощущала, что покидает привычный мир. Город, маггловский Лондон, оставался за спиной, затерянный в смутных контрах военного времени.       Рон нарушил тишину, словно не выдержав своих собственных мыслей:       — Знаете, странное чувство. Мы-то с вами живём здесь, в своём мире, в Хогвартсе, а там… они каждый день думают, как бы остаться в живых. Без палочек. Без магии. Не представляю, как они справляются.       Он устало вздохнул и, по привычке засунув руки в карманы, откинулся на спинку сиденья. Гарри, нахмурившись, кивнул в сторону мелькающих домов.       — Это ведь и правда страшно — они даже не знают, что магия существует. Борются со своими средствами, но ничего не могут поделать, если… ну, если нападёт кто-то вроде Беллатрикс. Или Реддла.       Гермиона скользнула взглядом по лицу Гарри и сжала пальцы так, что побелели костяшки. Его слова, казалось, отзывались во всём, что она знала о маггловской жизни.       Отец часто рассказывал о своём детстве, о маггловском мире, где он вырос и в котором до сих пор жил.       — Моему отцу каждый день снится эта война, — тихо сказала она. — Он не может спокойно есть или спать, зная, что люди исчезают, что дома рушатся… Он не понимает до конца, как мы защищены здесь, но верит мне, верит маме. Верит, что… магия как-то оградит нас.       Она замолчала, но слова повисли в воздухе, как гнетущее напоминание об этом ужасе. Гарри кивнул, уставившись в угол вагона, а Рон беспокойно посмотрел на Гермиону.       — Я… не знал, что твой отец так это воспринимает, — тихо произнёс он, растерянно покачав головой. — А я-то думал, ну, что мы вот… рядом, а их война будто совсем в другом мире.       Гермиона ответила с горечью в голосе:       — Рон, мы, волшебники, можем закрыть глаза, но война-то идёт. Она разрастается. И, если говорить честно, Хогвартс вряд ли навсегда останется защищённым. Магия — это не щит от всего зла. — Её голос дрогнул, но она продолжала: — Магглы борются каждый день. Без знаний о магии, без волшебных палочек и зелий. И знаете, иногда мне кажется, что это делает их сильнее нас.       Рон фыркнул, будто не согласен, но, не найдя слов, смолк, уставившись в окно. Гарри, казалось, глубоко задумался над её словами.       — Сильнее? — переспросил он, наконец подняв взгляд на Гермиону. — Ты хочешь сказать, что они… более стойкие, потому что у них нет выбора?       — Именно, — тихо подтвердила Гермиона. — Мы привыкли защищаться магией, — её голос прозвучал твёрдо, как будто это было очевидно. — А магглы вынуждены бороться сами, своими силами. Они создают технологии, строят города заново после каждого нападения, помогают друг другу, как могут. Они знают, что помощи не будет, но всё равно сражаются.       Рон молча кивнул, переваривая её слова. Он глядел с неприкрытым изумлением, словно впервые видел их жизнь с другой стороны.       — Знаешь, — тихо произнёс он, — в этом есть что-то… особенное. В том, что они такие стойкие. Наверное, я никогда об этом не думал. А мы… магия всегда была с нами. Всё это так легко стало частью нашей жизни.       — Мы воспринимаем это как данность, — согласилась Гермиона. — Но даже магия не избавляет нас от страха. Даже те, кто живёт с ней… помнишь, сколько лет назад и здесь в Хогвартсе начались слухи о тёмной магии? И все начали паниковать, зная, что они не защищены полностью, несмотря на своё волшебство.       Гарри смотрел на неё, и его зелёные глаза блестели в полутьме вагона.       — Ты говоришь, как будто мы все просто не понимаем, насколько мы уязвимы, — тихо произнёс он.       — Потому что мы уязвимы, — ответила она твёрдо. — Даже здесь, в Хогвартсе, даже с нашей магией. Магия не спасёт нас от наших собственных ошибок, от того, что внутри нас. Мы можем скрываться за заклинаниями и чарами, но внутри нас остаются страхи, зависть, жадность… такие, как Беллатрикс, находят силу в своей жестокости. А магглы… они учатся сопротивляться.       Гарри внимательно всматривался в лицо Гермионы, будто надеясь прочесть там ответ на собственные сомнения.       — Даже как-то странно думать, что пока мы тут изучаем заклинания и зелья, в мире всё меняется, — сказал он, наконец, чуть тише. — У нас же в Хогвартсе, вроде бы, всё стабильно. Здесь нет войны, нет разрушений. Просто учёба. И на поле для квиддича по-прежнему игры каждый сезон. Как будто то, что творится за пределами замка, не касается нас.       — Но это лишь кажется, — ответила Гермиона, на миг отводя взгляд в сторону. — Даже в Хогвартсе мир не так защищён, как может показаться. И уж точно — не для всех.       Рон хмыкнул, сложив руки на груди. Ему явно было не по себе от разговора.       — Ну вот ты, Гермиона, всегда всё усложняешь. — Его взгляд был серьёзным, но в нём проскользнуло и что-то задумчивое. — Может, не всё так плохо? Может, пока мы учимся, взрослые как-то разберутся? Вот ты слышала, что говорят про Дамблдора? Он, вроде бы, помогает там, где может, но в это не слишком посвящает нас.       — Дамблдор, конечно, человек с большими возможностями, — согласилась Гермиона. — И… у него есть сила, и, кажется, он её не боится. Но даже он не может остановить всё зло в мире.       — Может, и не может, — возразил Гарри, — но он хотя бы честен с собой, в отличие от многих. Думаю, это и есть то, что делает его таким сильным.       Рон усмехнулся и покачал головой.       — Гарри, давай будем честны. Нам-то что от его силы и честности? У нас даже на практике по Защите от тёмных искусств не всё получается, а ты тут про ответственность говоришь.       Гарри покосился на Рона, улыбнувшись сдержанно, но в его взгляде сквозила серьёзность.       — А тебе не кажется, Рон, что даже если мы здесь всего лишь ученики, однажды нам придётся использовать всё, что мы знаем?       Рон на мгновение замолчал, обдумывая слова Гарри, и, наконец, тихо фыркнул, прервав тишину в купе.       — Ладно-ладно, мистер герой, — усмехнулся он. — «Использовать всё, что знаем» — это, конечно, звучит серьёзно. Но, надеюсь, мы хотя бы не будем применять всё это на практике, когда начнём… зельеварить завтрак или стирать мантию.       — Ну, мне кажется, кое-кому уже следовало бы, — улыбнулась Гермиона, кивая на Рона. — Это не помешало бы, знаешь ли, после пары твоих экспериментов с зелий. Особенно после твоего «шедевра» на одном занятии в позапрошлом году.       Рон поднял брови, будто искренне поражённый её намёком.       — Ты ещё об этом помнишь? — ответил он, притворно обиженно. — Это всего лишь один урок! И, кстати, из моего котла ничего не выплёскивалось и не взрывалось так-то.       Гарри усмехнулся и подмигнул Гермионе.       — Да, но пахло так, будто кто-то решил приготовить… что-то довольно подозрительное. Вроде горелого сыра с летучими слизнями.       — Эй, спасибо за поддержку, — отозвался Рон с насмешливым возмущением. — Знаете, хорошо смеётся тот, кто последний закончит своё домашнее задание по защите от тёмных искусств, — тут он смерил Гарри взглядом, в котором проглядывала победоносная искра. — Напомнить тебе, кто просил у меня помощи в прошлый раз?       — Так ты и сам всё перепутал, — с усмешкой ответил Гарри, не уступая. — И, между прочим, профессор почти сразу понял, что ответ взят из какого-то старого учебника.       Рон прищурился, словно припоминая.       — Всё, что я понял, так это то, что я, возможно, гений, а вы — двое глупцов, которым ещё и сообразительность не мешала бы подтянуть, — заявил он, с удовольствием усевшись поудобнее, словно уже решил все свои проблемы.       Гермиона закатила глаза.       — Только тебе, Рон, может прийти в голову назвать себя гением после того, как профессор отметил всю твою работу одной большой ошибкой и неудом.

***

      Большой зал Хогвартса сиял мягким золотистым светом, который разливался по древним каменным стенам и отражался от сводов, заполняя тёплым свечением пространство между рядами длинных столов.       Потолок зала повторял хмурое сентябрьское небо — тяжёлые облака, затянутые дождём, казалось, едва не касались верхушек свечей. За столами, покрытыми тяжёлыми скатертями, вперемешку с новенькими первокурсниками сидели ученики старших курсов, переговариваясь в ожидании распределения.       Это был момент, когда волшебный мир и маггловская кровь — всё сливалось в одну пёструю массу, где каждое слово и каждый взгляд мог решить судьбу новоявленного студента.       Гермиона, уже успевшая занять место рядом с Гарри и Роном за столом Гриффиндора, бросила быстрый взгляд через весь зал, в сторону стола Слизерина. Там, посередине, возвышался Том Реддл, сидящий чуть сзади Абраксаса Малфоя и его окружения, — как всегда безмятежно спокойный, его осанка выдавала уверенность и, казалось, почти безразличие.       По обе стороны от него ученики перешёптывались, переглядывались и кидали взгляды на новичков у Распределяющей шляпы, словно заранее решив, кто достоин называться слизеринцем.       Гермиона следила за этим без особого интереса, пока директор, профессор Армандо Диппет, не поднялся из-за преподавательского стола. По залу пронёсся шорох, и ученики разом обернулись к директору. Диппет был высок, его сдержанный, но сильный голос всегда привлекал внимание.       — Дорогие ученики, — начал он, и каждый услышал его слова, даже сидящие у самого дальнего стола. — Мы вступаем в новый учебный год, и в эти смутные времена особенно важно помнить, что Хогвартс — это наш дом, и здесь каждый из вас защищён. И хотя внешние угрозы всегда существовали, именно наше единство всегда помогало их преодолевать.       Некоторые ученики переглянулись, и Гермиона уловила настороженные взгляды — Диппет никогда раньше не делал таких прямых заявлений о внешних угрозах. Она заметила, что Том и его окружение переглянулись, их лица были серьёзны, но это скорее напоминало удовлетворённое молчание, чем беспокойство.       Том слегка наклонился к Абраксасу, что-то тихо сказал, и тот коротко кивнул.       — Сегодня, — продолжал директор, — как никогда важно проявлять терпимость и уважение. Памятуя, что все мы часть одного волшебного мира, я призываю вас проявить лучшие качества, которые несут честь Хогвартсу.       Рон, сидящий рядом с Гермионой, едва слышно фыркнул.       — Ну конечно, это касается всех… кроме слизеринцев, — пробормотал он, покосившись на стол Слизерина. — Посмотри на них — они только и делают, что ухмыляются.       — Тише, Рон, — прошептала Гермиона, продолжая наблюдать за Томом. — Зачем ты вообще обращаешь на них внимание? Это всё равно что дразнить спящего дракона.       — Дракона? — переспросил Рон, чуть сдавленно хихикнув. — По-моему, они скорее как группа неприятных воробьёв, которых очень хочется спугнуть.       Гарри присоединился к шутке, скрывая улыбку за рукой.       — Но, если честно, я даже рад, что нас разделяет весь зал, — сказал он, наклоняясь к ним. — Как думаешь, сколько времени пройдёт, прежде чем Беллатрикс начнёт делить обязанности между слизеринцами, будто она их генерал?       Гермиона улыбнулась, но в её взгляде мелькнула задумчивость. Она снова перевела взгляд на Беллатрикс Блэк, чьи холодные глаза скользили по залу, словно высматривая добычу.       Она сидела между Рудольфусом и Рабастаном Лестрейнджами, слегка наклонившись к ним. Они слушали её с явным интересом, а она, казалось, говорила уверенно и сдержанно, словно не столько шутя, сколько раздавая указания.       Её острый профиль и горделивый наклон головы будто подчёркивали её непререкаемый авторитет.       — Посмотри на Беллатрикс, — тихо сказала Гермиона. — У неё с этими Лестрейнджами какой-то особый… как бы это назвать… союз?       — Да уж, союз, — пробормотал Рон. — Прямо семейный заговор. Интересно, на чём они вообще сходятся?       Гарри пожал плечами, не отрывая взгляда от сцены.       — Видимо, любят общую «чистокровную» драму. Уверен, у них на это есть целый кодекс — кто с кем может дружить, кто с кем может говорить, и всё такое.       Рон хмыкнул, кивая.       — Ну да, странные они, как всегда. А эта Беллатрикс… — он понизил голос до шёпота, — что-то в ней и правда есть от змеи.       Гермиона нахмурилась, взглянув на друзей.       — Только давайте не будем о них. Слушайте, наш последний год, и как бы это ни звучало… я хочу наслаждаться всем этим. Ну… по возможности, — она обвела взглядом яркий зал, в котором столько лет происходили их ежедневные встречи и обсуждения.       Гарри улыбнулся и наклонился поближе к друзьям.       — Думаешь, нам удастся прожить год спокойно, Гермиона?       Гарри вопросительно смотрел на Гермиону, а она уже рассеянно кивала, поправляя мантию и бросая на него слегка укоризненный взгляд.       — Спокойно? — Гермиона покачала головой. — Это наш последний год, Гарри. У нас будут экзамены, выпуск, и — я не знаю, думал ли ты об этом — но для нас это реальный, настоящий экзамен, после которого мы выйдем в мир. Как ты думаешь, как часто он будет позволять нам отдыхать?       Гарри вздохнул, подперев подбородок рукой.       — Ты говоришь так, будто нас уже ждёт что-то ужасное. Просто… хочется, чтобы хотя бы на последнем курсе нам дали спокойно учиться.       Рон, до этого внимательно слушавший друзей, фыркнул и покачал головой.       — Спокойно учиться? Гермиона, ты что, собираешься по собственному желанию сидеть каждый вечер в библиотеке? Как будто всех этих лет тебе было мало.       Гермиона бросила на него взгляд, от которого Рону пришлось прикусить язык.       — Это наш последний шанс, Рон, — заявила она серьёзным тоном. — Эти экзамены будут решать, кто мы и чем сможем заниматься после Хогвартса. Нам нужно учиться. Я, например, уже составила программу подготовки на весь год, включая переработанные заметки по каждому предмету. — Она с удовлетворением коснулась аккуратного пергаментного свитка, который достала из кармана мантии. — Вот. Думаю, вам обоим стоит взглянуть. И начать следовать ей.       Рон смотрел на свиток с видом человека, которому только что предложили добровольно отправиться в долговое подземелье.       — Твой… график подготовки? Слушай, Гермиона, а у тебя точно всё в порядке? Ведь учебный год только начался. Ты хотя бы поешь нормально.       — По крайней мере, мне не придётся паниковать в мае, как некоторым, — холодно ответила Гермиона, устремив взгляд куда-то в сторону. — К тому же, — она заговорщицки понизила голос, — это возможность изучить материал на более глубоком уровне. Не просто готовиться, а понимать, что к чему.       Гарри сдержанно усмехнулся, зная, что спорить с ней бесполезно.       — Гермиона, ты и так знаешь больше, чем любой из нас. Даже преподаватели иногда смотрят на тебя, будто ты уже сдала все их предметы и им больше нечему тебя учить.       Гермиона смущённо улыбнулась, но тут же снова приняла серьёзный вид.       — Я просто стараюсь подготовиться как можно лучше, — сказала она, словно объясняя очевидные вещи. — Это ведь наш последний шанс проявить себя. Не понимаю, как вы можете сидеть так спокойно, когда впереди столько работы.       Рон театрально вздохнул и облокотился на локти, глядя в потолок.       — Ну, уж кто бы говорил про спокойствие. Видишь ли, Гермиона, в мире есть ещё и квиддич, и… в общем, не только книги.       Гермиона покачала головой, но на её лице проскользнула слабая улыбка.       — Твой оптимизм — это, конечно, замечательно, но от него меньше не учить ничего не станет.       — Да всё я выучу, — с достоинством возразил Рон, хотя было видно, что даже в мыслях он не представляет, когда и как это произойдёт. — У нас же есть целый год.       Гарри, наблюдая за ними обоими, сдержанно улыбнулся и, перекинув взгляд на гриффиндорский стол, тихо сказал:       — Я просто надеюсь, что после выпуска хоть что-то останется таким, как сейчас.

***

      Коридоры Хогвартса погружались во тьму. Гермиона, Гарри и Рон торопливо шагали в сторону башни Гриффиндора, их шаги отдавались эхом.       Лишь слабый свет факелов пробивался сквозь полумрак, отбрасывая мерцающие тени на стены, когда они свернули за угол, надеясь добраться до своей гостиной без лишних встреч.       Но, сделав шаг, они остановились как вкопанные — перед ними, чуть насмешливо улыбаясь, стоял Том Реддл, а рядом с ним — группа слизеринцев.       Беллатрикс Блэк, скрестив руки на груди, смерила их презрительным взглядом, будто от одного их присутствия коридор утратил свою магию. Вокруг неё и Реддла полукругом стояли Абраксас Малфой и Рабастан Лестрейндж, напряжённо наблюдая за каждым движением гриффиндорцев.       — Грейнджер, Поттер, Уизли, — медленно произнёс Реддл, чуть приподняв подбородок, будто наслаждаясь тем, что их пути пересеклись. — Какой неожиданный… сюрприз.       — Мы идём к своей гостиной, Реддл, — спокойно ответила Гермиона, поднимая голову. Она, как староста, не могла позволить себе дать задний ход.       — Что ж, — с едва заметной усмешкой сказал Реддл, — похвально, что ты соблюдаешь правила, Гермиона. Только знаешь… правила — это так… ограничивает.       Беллатрикс хмыкнула и сделала шаг вперёд, прищурившись на Гермиону, как хищник, примеряющийся к добыче.       — Грейнджер, тебе не надоело напоминать нам всем, как важно соблюдать «правила»? — её голос капал ядом. — Зануда. Мы все знаем, как ты любишь показывать, какая ты… правильная.       — А тебе, Блэк, не надоело напоминать всем, насколько ты презрительна? — ответила Гермиона, не отводя от неё взгляда. — Или тебе просто доставляет удовольствие показывать свою «особенность»?       — «Особенность»? — Беллатрикс рассмеялась, но смех её был холоден. — О да, у нас, в отличие от некоторых, есть происхождение, честь, достоинство, понимаешь?       — Интересное слово для того, кто прячется за спиной Реддла, — парировал Рон, бросив презрительный взгляд на неё. — Настоящее достоинство.       Беллатрикс мгновенно замолкла, её взгляд превратился в лед.       — Будь осторожен, Уизли, — прошипела она. — Твои слова могут привести тебя туда, где тебе совсем не захочется оказаться.       Гарри сделал шаг вперёд, словно щит встав рядом с Гермионой и Роном.       — Если вам больше нечего делать, кроме как мешать другим, то, может, вам стоит наконец заняться чем-то полезным?       Абраксас Малфой, стоящий рядом с Реддлом, усмехнулся.       — Полезным? С тобой, Поттер? Полезное времяпровождение — нечто, что явно недоступно вам, гриффиндорцам. В отличие от вас, у нас есть цели.       — И какие же? — Гермиона сузила глаза, её голос был твёрд и холоден. — Строить из себя элиту только потому, что боитесь, что вас забудут?       На секунду Реддл прищурился, но тут же вернулся к своей обычной холодной маске.       — Ты многое понимаешь, Гермиона, — заметил он с легкой тенью уважения в голосе. — Но, боюсь, ты не понимаешь главного.       — А именно? — Гермиона вскинула подбородок, не отводя от него взгляда.       — Что настоящая сила — не в правилах и не в глупом обаянии толпы, — Реддл говорил спокойно, его слова звучали как предупреждение. — Она — в тех, кто способен действовать ради своей цели.       Гермиона сдержала едкую усмешку и, глядя прямо на Тома, ответила:       — Сила? Настоящая сила — это не скрытые планы и манипуляции, Реддл. Настоящая сила — это не бояться открыто отстаивать то, что правильно. Даже когда это идёт против твоих… интересов.       Том внимательно смотрел на неё, его глаза чуть прищурились, словно он размышлял над её словами, и в этом взгляде скользнуло что-то похожее на уважение, хотя его лицо оставалось бесстрастным.       Но Беллатрикс, напротив, не выдержала. Её лицо исказилось от презрения, и она шагнула вперёд, с вызовом посмотрев на Гермиону.       — Правильно? — её голос прозвучал резко, как удар хлыста. — Ты даже не понимаешь, что такое настоящее величие, Грейнджер. Такие, как ты, всегда останутся в тени, слепо веря в какие-то нелепую «правильность».       Гарри, больше не сдерживаясь, ответил, бросая презрительный взгляд на Беллатрикс:       — По-моему, величие для вас — просто способ скрывать свои слабости.       Беллатрикс смерила его ледяным взглядом, но не успела ответить, потому что Рон, взявшись за мантию, шагнул вперёд и с насмешкой добавил:       — Да уж, прямо модель для подражания. Только на людей смотреть высокомерно и умеют.       Беллатрикс напряглась, её лицо перекосилось от гнева, но Том слегка коснулся её плеча, останавливая. Сдержанно усмехнувшись, он снова обратил взгляд на Гермиону.       — Знаешь, Гермиона, ты могла бы стать… интересной союзницей. С таким умом и амбициями тебе стоило бы выбрать более достойную компанию, чем эти… двое.       Гермиона почувствовала, как её заливает тихий гнев, но её голос остался ровным.       — Если ты намекаешь на себя, Реддл, то ты прав в одном — у меня есть ум, чтобы не попадать в «достойную компанию», где уважение нужно заслуживать презрением и страхом.       Беллатрикс одарила её взглядом, едва сдерживаясь.       — Ты зря думаешь, что тебе хватит сил, чтобы противостоять нам, Грейнджер. Ты просто забавная случайность в мире, где тебе нет места.       Гермиона сжала кулаки, но её взгляд оставался спокойным, словно слова Беллатрикс проскользнули мимо, не задевая её. Она наклонила голову, чуть прищурившись.       — Это ведь тебя так беспокоит, Беллатрикс? — её голос звучал тихо, почти шёпотом, но каждое слово было отчётливо слышно. — То, что я здесь, не боюсь говорить тебе всё это прямо в лицо. Потому что тебе не удаётся меня запугать.       Беллатрикс вспыхнула, её глаза сверкнули от гнева.       — Запугать тебя? — прошипела она. — Грейнджер, если бы я хотела, ты бы уже умоляла меня оставить тебя в покое.       Но Гермиона лишь усмехнулась, её взгляд не дрогнул.       — Забавно слышать это от человека, который боится всего, что не соответствует его узким представлениям о мире. — Она бросила взгляд на Тома, который молча наблюдал за разговором с холодным выражением лица. — Думаешь, страх — это величие, Беллатрикс? Или, может быть, ты просто следуешь за кем-то, кто умеет его внушать?       На мгновение повисла напряжённая тишина. Беллатрикс открыла рот, готовая что-то сказать, но Том внезапно шагнул вперёд, его голос был спокоен, но твёрд.       — Ты удивляешь меня, Гермиона, — сказал он, и в его взгляде мелькнуло нечто, что сложно было распознать. — Но учти, не все готовы терпеть твои… дерзкие слова.       Его фраза повисла в воздухе, как некая угроза, прикрытая ледяной вежливостью. Гарри сжал зубы, глядя на него с яростью, но Гермиона остановила его движением руки.       — Уверена, Реддл, ты прекрасно понимаешь, что слова могут быть сильнее любых физических угроз, — она сделала паузу, выдерживая его взгляд. — Но, видимо, тебе сложно это признать.       Том смотрел на неё с любопытством, смешанным с еле заметным уважением, которое он старательно скрывал. Он не ответил, но его взгляд задержался на Гермионе дольше, чем он, возможно, хотел.       Наконец, Беллатрикс хмыкнула, разрывая напряжение, и бросила на Гермиону последний презрительный взгляд.       — Не забывай, Грейнджер, что всё это лишь твои фантазии. Когда ты поймёшь, где твоё место, будет слишком поздно.       Гермиона выдержала его, не отступая ни на шаг.       — Моё место там, где я сама решу быть, Блэк. И никакие ваши высокомерные взгляды этого не изменят.       Слизеринцы молча развернулись и направились прочь по коридору. Том на миг задержался, оглянувшись через плечо, чтобы посмотреть на Гермиону, его лицо оставалось спокойным, но в глазах что-то тлело, что-то сложное и скрытое.       Гермиона, Гарри и Рон молча двинулись по длинному коридору, который вёл к башне Гриффиндора. Тяжесть недавней встречи с Томом и Беллатрикс повисла в воздухе, словно туман, который никак не рассеивался.       Гарри бросил взгляд на Гермиону, её напряжённое лицо говорило о многом — она явно пыталась что-то осмыслить, но не находила нужных слов.       — Я не понимаю, зачем им нужно это вечное высокомерие, — буркнул Рон, нарушая тишину. — Прямо как будто издеваются. И что это за разговоры о «настоящей силе»? Считают себя выше всех, вот и всё.       — Беллатрикс всегда была такой, — ответила Гермиона, едва заметно покачав головой. — Но Реддл… Он другой. Его слова были… словно завуалированное предупреждение.       — Предупреждение? — переспросил Гарри. — Он пытался запугать тебя, Гермиона. И всех нас. Зачем тебе ломать голову над тем, что у него на уме? Очевидно же, что им нравится контролировать остальных.       Но Гермиона покачала головой, хмурясь.       — Дело не в контроле, Гарри, — тихо произнесла она, понизив голос, чтобы их никто не услышал. — Что-то в его тоне было… странное. Он говорил не как просто староста, а словно пытался что-то мне… предложить. Как будто ему нужен кто-то, кто… — она замолчала, подбирая слова.       — Кто поддержал бы его? — усмехнулся Рон. — У него и так целая свора сторонников, посмотри только на эту Беллатрикс. Нет, ему не нужны мы.       Гермиона остановилась и обернулась к друзьям.       — Вы оба не понимаете, — сказала она чуть громче, чем хотела. — Он, кажется, что-то замышляет. Его слова… «действовать ради своей цели»… что он имеет в виду? И почему я? Что ему вообще может быть нужно от меня?       Гарри обменялся быстрым взглядом с Роном, и в его глазах мелькнуло беспокойство.       — Может, просто потому что ты не боишься отвечать ему прямо, Гермиона, — тихо сказал Гарри. — Это, знаешь ли, не так часто встречается.       — Всё равно что-то в этом настораживает, — прошептала Гермиона, больше обращаясь к себе. — Я чувствую, что этот год будет… непростым.       Они дошли до портрета Полной Дамы, которая взглянула на них с мягкой улыбкой.       — Пароль? — спросила она, наклонившись.       — Фортуна, — ответила Гермиона, и портрет отворился, впуская их в гостиную Гриффиндора.       Тёплый свет камина сразу окутал их, и красно-золотые стены, знакомые и уютные, казались чем-то родным после холодных каменных коридоров. Гостиную заполняли звуки разговоров и смеха, ученики обсуждали первый день, собирались у огня и делились новостями.       Но Гермиона прошла мимо, направившись прямо к одному из свободных кресел у камина. Гарри и Рон последовали за ней, бросив друг на друга встревоженные взгляды.       — Слушай, Гермиона, — сказал Гарри, усевшись рядом. — Может, тебе просто показалось? Реддл любит делать из себя важную персону, и это явно не первый случай. Возможно, он просто пытался тебя напугать, и всё.       Но Гермиона покачала головой, её взгляд был сосредоточен и твёрд.       — Гарри, понимаешь, когда он говорил, его голос… — она замялась, пытаясь подобрать слова. — В его голосе было что-то такое, как будто он говорил о чём-то большем. Не просто о правилах или обязанностях. Как будто у него есть какие-то свои, более глубокие цели.       — Цели? — фыркнул Рон. — Какие у него могут быть цели? Чтобы каждый склонял голову, как он хочет? Типичный слизеринец. Им ведь всегда нужна власть.       — Нет, не просто власть, — ответила Гермиона, глядя прямо на Рона. — Там было что-то другое. Как будто он предлагал мне стать частью… чего-то. Как будто ему нужны не только те, кто боится его или подчиняется, а те, кто может ему помочь. Но помочь в чём? Это меня и беспокоит.       Она откинулась в кресле, прижав руки к груди, и её взгляд снова устремился в пустоту, словно она пыталась что-то разгадать.       — И Беллатрикс… Она словно слепо идёт за ним, но у неё нет и половины его сдержанности, — сказала Гермиона тихо.       — Но даже если у них и есть какие-то свои планы, — Гарри пожал плечами, стараясь её успокоить, — при чём тут ты?       Гермиона вздохнула и закрыла глаза.       — Вот и я не знаю, Гарри, — пробормотала она. — Но его слова… будто бы они были направлены не только против нас, а как… как возможность. Это звучит странно, но мне кажется, что Реддл… в тайне уважает тех, кто может ему противостоять.       Рон покачал головой и с явным облегчением откинулся на спинку кресла.       — Ну, я скажу одно, — сказал он, обводя взглядом своих друзей. — Если это так, то он выбрал не ту. Гермиона, тебе стоит просто держаться от него подальше.       Гермиона отозвалась не сразу. Она долго смотрела в огонь, пока свет от камина танцевал на её лице. Гарри уловил её сосредоточенное выражение и уже знал, что она, как обычно, обдумывает всё до мельчайших деталей.       — Если бы всё было так просто, Рон, — сказала она наконец, медленно, будто проверяя каждое слово. — Но мне кажется, что Том… не просто лидер Слизерина. Его влияние… оно сильнее, чем кажется.       Гарри сдвинул брови, наблюдая за ней.       — Ты говоришь, как будто он… опасен, Гермиона.       — А если и так? — резко ответила она, внезапно повернувшись к нему. — Гарри, ты ведь видел, как он ведёт себя. Том делает всё так, как будто всё в мире — часть какого-то его плана. Словно он давно продумал каждый шаг, и даже самые мелкие детали для него важны.       Рон тяжело вздохнул.       — Ну и что, если он всё продумал? Ты всегда говоришь, что учёба — это важно. Он — просто умник, который любит, чтобы всё было под контролем.       — Это не просто «контроль», Рон, — Гермиона покачала головой, её глаза сверкали решимостью. — Это что-то большее. Есть разница между тем, чтобы быть хорошим учеником, как ты говоришь, и тем, чтобы… пытаться манипулировать всем вокруг.       — И ты думаешь, он этим занимается? — уточнил Гарри, не отводя от неё взгляда.       — Я не просто думаю. Я видела это, Гарри. Ты обратил внимание, как он действует? Он даже Беллатрикс успокаивает одним взглядом. А она, между прочим, не из тех, кто легко подчиняется. Такие люди, как она, всегда считают себя выше остальных.       Рон нахмурился, уткнувшись в свою мантию.       — Она просто знает, что Реддл — староста, и не хочет рисковать. Она ведь тоже не любит проигрывать, а ему всё легко удаётся.       — Нет, Рон, не в этом дело. Я изучила не одну биографию известных магов, и знаешь, что я заметила? Все они начинали с простых мелочей — с влиятельных друзей, с уважения к себе, которое граничит с поклонением. Именно так строится истинное влияние. Такие, как Реддл, могут обернуть даже обычные обязанности старосты в орудие для манипуляций. Они всегда находят способ повернуть всё так, чтобы это работало на них.       Гарри нахмурился, вглядываясь в лицо Гермионы.       — Ты думаешь, он смотрит на тебя… как на какую-то… цель?       Она вздрогнула от его слов, но затем медленно кивнула.       — Понимаешь, Гарри, я всегда знала, что учёба — это моё единственное оружие. Я привыкла добиваться всего сама, рассчитывая только на свои знания. Том же… он знает, как действовать иначе. Его слова о «настоящей силе» — это не просто пустая фраза. Он видит людей как инструменты. Но вопрос в том, зачем я ему?       Гарри обменялся быстрым взглядом с Роном, и тот усмехнулся, пытаясь разрядить атмосферу.       — Может, он просто ищет себе достойного противника, Гермиона? Ну, ты ведь и правда… не из простых.       Она бросила на него взгляд, полный иронии.       — Это не то, в чём я хотела бы быть «достойной», Рон.

***

      В полутёмной, величественной тишине гостиной Слизерина Том Реддл сидел в старом кресле у камина, погружённый в размышления. Тени от пламени играли на его бледном лице, придавая чертам что-то хищное. Он, как обычно, обдумывал прошедший день, оценивая свои действия и события, но сегодня его мысли всё время возвращались к ней — Гермионе Грейнджер.       Том привык изучать окружающих, особенно тех, кто выбивался из общей массы. Ему нравилось разгадывать чужие слабости, улавливать малейшие признаки колебания или страха, но Грейнджер была другой.       Уже шесть лет она постоянно привлекала его внимание, но не потому, что казалась уязвимой. Напротив, её сила заключалась в знаниях, в её умении дойти до сути даже самых сложных заклинаний и тайн.       Том считал себя лучшим учеником, но Грейнджер, к его удивлению, знала многие вещи на таком уровне, который редко встречался даже среди магов их возраста. Он сам видел, как она с легкостью отвечала на вопросы, ускользавшие от других.       Полукровка, — с ледяным равнодушием напомнил себе Том, зная, что её происхождение должно бы вызывать у него презрение. Однако это было лишь ещё одной странностью, которая его занимала.       Он, как и Гермиона, родился полукровкой, и, хотя тщательно скрывал своё происхождение, с годами это перестало казаться ему позором. Для него кровь была просто фактом, инструментом, который он мог использовать в своих целях.       Скрывая свои корни, он лишь подчёркивал своё превосходство. Но вот Грейнджер… Она не скрывала своего происхождения. Её спокойствие и уверенность в своих знаниях, несмотря на «недостаток», были почти вызовом.       Воспоминание о недавней стычке с Грейнджер, Поттером и Уизли всплыло в памяти, и его взгляд потемнел. Сначала ему показалось, что её дерзость — это просто очередная бравада.       Но он видел, как её взгляд оставался твёрдым, как она не отвела глаза, даже когда Беллатрикс язвила и пыталась задеть её. Том почти мог чувствовать её внутренний огонь, силу, которую она умела скрывать за внешним спокойствием. Этот огонь был частью её потенциала, частью того, что могло бы сделать её… полезной.       Союзница.       Том обдумывал это слово, пробуя его на вкус. У него было много последователей, много тех, кто знал своё место, кто без колебаний выполнил бы любой его приказ. Но Грейнджер… Она могла стать чем-то большим.       Она не склонит голову, как большинство, но, если ему удастся повернуть её ум и решимость в свою сторону, она могла бы стать значительной опорой.       Он снова прокрутил в памяти их разговор. Её слова о настоящей силе были точными, но она ещё не знала, что такое настоящая власть. Том понимал, что ей недостаёт амбиций, что её идеалы наивны, но в ней был тот огонь, что мог бы разгореться во что-то более величественное.       Том откинулся в кресле, его пальцы замерли на подлокотниках, а взгляд устремился вглубь камина. Союзница. Сама мысль казалась чем-то незавершённым, неполным, но Том видел в этом стратегический ход.       Ему бы не помешал кто-то с умом и дисциплиной Гермионы Грейнджер, кто-то, кто мог бы действовать не слепо, а сознательно, кто мог бы понимать замысел — и быть полезным. Она, как и он, не принадлежала полностью магическому миру, и это странное родство лишь подчёркивало её потенциал.       Память услужливо подбрасывала эпизоды из прошлого: их первые годы в Хогвартсе, когда он то и дело замечал её в библиотеке — всегда среди пыльных фолиантов, в окружении стопок книг, сосредоточенную, отрешённую от всего мира. Это было похоже на него самого.       Он знал её рвение не просто учиться, а искать, узнавать, будто за каждым открытием стоял ещё один уровень знаний, которого никто не видел.       На протяжении этих шести лет он наблюдал за ней. Сначала это было любопытство, почти случайное, но с каждым годом он всё больше понимал, что Гермиона Грейнджер — больше, чем просто старательная ученица. Её знания были разносторонними, она не просто зубрила, как большинство заучек, а как будто сама впитывала магию и её устройство, её суть.       Такой разум мог бы пригодиться, — подумал он, наблюдая за мерцанием пламени. Если бы ей удалось осознать, что мир — это не только правила и порядок, а её знания могли бы стать мощным оружием в руках того, кто решит освободиться от этих рамок, она могла бы сделать многое.       Но пока её обременяли идеалы, наивные представления о том, что сила должна служить правде.       Том подавил усмешку. Правда… она существовала лишь для тех, кто боялся действовать ради большего.       Том, оторвавшись от своих мыслей, повёл взглядом по углам гостиной Слизерина, пока не нашёл Беллатрикс — она сидела в компании Рабастана и Абраксаса, сдавленно хихикая над чем-то, что только что сказал один из них.       Он едва заметно кивнул ей, и она, отреагировав мгновенно, словно ожидала его знака, поднялась и подошла к его креслу. В её взгляде мелькнуло нетерпение, как будто она ожидала очередной возможности выслушать очередной план или заговор.       — Том, — произнесла Беллатрикс, склоняясь к нему. — Что-то случилось?       Том жестом указал на свободное кресло рядом, и она, с лёгкой заминкой, но неохотно, села, сложив руки на коленях.       — Мне нужна твоя помощь, — сказал он, понизив голос.       Беллатрикс чуть приподняла брови, её взгляд оставался настороженным, но заинтересованным. Её глаза сверкнули: ей нравилось, когда Том делился своими замыслами с ней одной.       — Всегда готова, — с вызовом произнесла она.       — Отлично, — он чуть наклонился вперёд, внимательно следя за её реакцией. — Я хочу, чтобы ты нашла способ… сблизиться с одной гриффиндорской особой. Грейнджер.       Беллатрикс замерла, её лицо сначала выразило недоумение, а затем гнев.       — Грейнджер? — процедила она, едва не срываясь на шёпот. — Ты ведь шутишь? Эта полукровка?       Том спокойно выдержал её взрыв, с непроницаемым выражением лица.       — Ты права, по крови она наполовину волшебница, — согласился он, и его голос звучал так, словно это было лишь ещё одно уточнение, не более того. — Но у неё ум, который может быть… полезен. Я наблюдал за ней. И скажу честно: она по-настоящему сильна в магии. Сильнее многих здесь.       Беллатрикс напряглась, её руки сжались в кулаки.       — И что? Почему нас это должно волновать? Том, я не понимаю! У нас и так достаточно союзников. А эта Грейнджер — она ведь из их мира! Магглы. Слабость.       Том сдержанно улыбнулся, и в его глазах мелькнуло нечто тёмное.       — Ты ошибаешься, Беллатрикс. Иногда сила приходит оттуда, откуда её не ждёшь. Она могла бы быть полезна нам, но для этого ей нужно… открыть глаза. А лучше всего открыть их так, чтобы она считала это своей собственной мыслью.       Беллатрикс нахмурилась, и по её лицу пробежала тень отвращения.       — Ты хочешь, чтобы я… внушила ей наши взгляды? Ты не думаешь, что она сама не поверит?       — Именно поэтому, — сказал Том, не сводя с неё взгляда, — ты не должна показывать свои истинные намерения. Сделай так, чтобы ей казалось, что это её собственные выводы. Пусть она начнёт видеть наш мир… иначе. Постепенно. Натянуто и показательно она может сразу догадаться, а потому — будь тоньше, Беллатрикс.       Беллатрикс, не скрывая раздражения, сжала губы.       — И что, по-твоему, я должна делать? Притворяться её другом? Слушать её скучные разговоры о правилах и принципах?       — Да, если потребуется. — Его голос был твёрд, как камень. — Убедись, что она тебя видит не как врага, а как… союзника, или, хотя бы, как того, кто разделяет её интересы. Можешь начать с её любимой темы — магии и её законов. Сделай это так, чтобы она сама пришла к нужным выводам.       Беллатрикс выпрямилась в кресле, её лицо было полно негодования.       — Но Том, зачем? Зачем мне всё это? Почему я должна тратить своё время на неё?       Том слегка наклонил голову, его лицо стало холодным и жёстким.       — Потому что я так сказал, Беллатрикс.