Фатум

      Ранним утром в офисе Авдеева Саша забрал ключ от квартиры на Гоголевском бульваре и попросил оцифровать кассету с записью разговора Кати и Красинской. Оригинал он оставил Авдюше — тот сразу положил его в несгораемый сейф, предварительно упаковав в конверт, который ещё и опечатал. Двадцать минут спустя Саша получил пять компакт-дисков с копией записи и вернулся в такси, где его ждала напряжённая Катя.       — Саша, что происходит? — допытывалась она.       Он лишь загадочно улыбнулся. Когда они приехали к Дому-коммуне, она окончательно растерялась. Но вести разговоры на улице он не собирался, и поэтому они поднялись в квартиру молча.       — Отлично, мы первые… — пробормотал Саша, открыв дверь.       — Первые?.. Здесь что, какой-то слёт?       — Юных Василис. По обмену премудростями.       — Саша!       — Что поделать, мне нравится тебя драконить.       Они зашли внутрь и спустились вниз по лестнице — планировка квартир в этом доме была нестандартной.       — Здесь мило, кстати. У тебя отличный вкус на недвижимость, — оценил Саша.       Катя подошла к большим окнам гостиной, чтобы насладиться волшебным видом на любимый город, который совсем скоро покинет. Саша последовал за ней, наклонился к самому её уху и негромко сказал:       — Я всё знаю.       Она похолодела и повернулась к нему.       — Что всё?..       — В моём кабинете стоял «жучок».       — Что?!       — Не нервничай, пожалуйста. Мы всё делаем с умом, никто ни о чём не узнает.       — «Мы»?..       — Андрей уже оповещён и сейчас едет сюда. Малиновский пока ничего не знает, так что придётся ещё раз насладиться этой схваткой двух йокодзун…       — Не могу поверить, что ты находишь в этом повод для веселья… — запустив пальцы в волосы, проговорила Катя.       — Юмор всегда помогает, даже в безнадёжных ситуациях. А наша совсем не такая. Всё будет хорошо. Не сразу, но будет, — Саша положил ладони ей на плечи. — Слышишь? Всё будет хорошо. Выдохни и не паникуй. Порадуйся хотя бы тому, что тебе не придётся ломать голову над тем, как обставить своё исчезновение. Что мне не придётся мучиться в неведении.       — Я радуюсь… — Катю потряхивало от удивления. — Просто… Зачем?.. Тебе ведь не положено это знать… А если она догадается?!       — Не догадается. Она не так уж и умна. Действительно умный человек никогда не начал бы такой разговор на чужой территории.       — Почему ты вообще решил установить «жучок»?       — Не знаю, малыш. Интуиция.       — Лучше бы наша с тобой интуиция сработала раньше… — с болью в голосе сказала Катя. — Я вчера проснулась с ужасными предчувствиями, но промолчала. Решила, что ты только посмеёшься… Смотрела, как ты подписываешь все эти бумаги, и просто хотела их порвать… Какого чёрта я это допустила?!       — Так, отставить, как сказал бы твой отец. Ты ни в чём не виновата. Виноваты только двое психически нездоровых людей. Слышишь, Пушкарёва?.. Я знаю, ты очень любишь взваливать на себя все грехи человечества.       — Ты понимаешь, что мне придётся улететь? — смаргивая слёзы, спросила Катя.       — Понимаю. Но ты вернёшься. Гораздо быстрее, чем ты думаешь.       — Ты не можешь этого знать, Саша.       — Я знаю себя. И знаю Андрея. Ты хотела, чтобы мы помирились? Careful what you wish for, как говорится. Теперь, миротворица моя, мы с ним объединены даже больше, чем когда пустые бутылки из-под виски от отцов прятали, будучи школьниками.       — Я тоже не буду сидеть сложа руки.       — Ты будешь спокойно работать, пока мы решаем эту проблему.       — Ты что, сексист?       — Ничуть. Просто и Андрей, и я не раз принимали твою помощь. Мы отвечали за эту сделку, нам и исправлять ошибку.       — Послушай… — начала было Катя, но её прервал аккуратный стук в дверь.       Открывать пошёл Саша. На пороге стояли Андрей и Рома.       — Проходите, только вниз кубарем не слетите, — предупредил их Воропаев.       — Однако, — хмыкнул Малиновский, первым спустившись вниз. — Главное в этой квартире — не сломать ногу, иначе уже не выберешься.       Андрей первым делом подошёл к Кате.       — Как настроение?       — Ужасное. А ты как?       — Держусь. Саша, ты копии записи сделал?       — Разумеется. Катя, здесь музыкальный центр есть?       — Нет… Но я оставляла здесь сиди-плеер, сейчас…       Она ушла в спальню, вернулась через пару минут и отдала плеер Малиновскому.       — И что я должен послушать? — полюбопытствовал Роман. — Новый альбом Максим?       — Вот это… — Саша достал из портфеля один из дисков и протянул ему.       — Интригуете, господа.       Запись он слушал с бесстрастным выражением лица. Несколько раз его брови взлетали вверх, но осознание масштаба беды к нему явно не пришло. Катю вся эта троица сейчас раздражала — казалось, только она понимает, насколько трудно им придётся. И Саша, и Андрей с Ромой излучали азарт. Наверное, это было даже к лучшему, но слишком не совпадало с её настроением.       Вытащив наушники и отложив плеер, Рома сказал:       — Катя, моё почтение.       Она лишь понурилась и спрятала лицо в ладонях. Сидящий рядом Саша поцеловал её в макушку.       — Жданов, ты, я так понимаю, делаешь ноги? — осведомился Малиновский.       Андрей молча кивнул.       — Мне присоединиться к тебе?       — Нет, — вмешался Саша. — Прости, но мы не можем лишиться половины топ-менеджмента. Компания должна функционировать и развиваться. Да и в Москве должен остаться хоть кто-то, кому я абсолютно доверяю.       — Неужели, Александр Юрич, ты зароешь топор войны?       — Всё, что было до, теперь не имеет значения. К тому же докапываться до Кати ты перестал, так что никаких претензий к тебе у меня нет.       Они пожали друг другу руки и уже втроём погрузились в обсуждение насущных вопросов. Катя долго их слушала, но вполуха; поняла лишь, что всем им нужно было купить новые надёжные телефоны фирмы «Блэкберри» и связываться только с их помощью.       — Саша, — наконец, тихо произнесла Катя, устроив голову у него на плече. — Мне нужно ехать на работу. Надо закрыть дела и передать Зорькину. И позвонить Доминик.       — Сейчас поедем. Андрей, ты улетаешь сегодня?       Жданов кивнул и обратился к Кате:       — Я прилечу в Париж при первой же возможности. Я, конечно, не тот, кого ты будешь ждать…       Она молча подошла к нему и заключила в тёплые объятия.       — Я буду тебе очень рада.       — Я могу поговорить с тобой наедине?       — Конечно.       Они отошли в спальню, отделённую от гостиной дверью из фанеры.       — Кать… — начал Андрей. — Во-первых, спасибо тебе за то, что ты делаешь. Я понимаю, что в первую очередь ты хочешь спасти компанию Сашки, но…       — Нет, — прервала его Катя, — в первую очередь я делаю это ради тебя. Человеческая жизнь важнее любой компании. Даже той, которой управляет Саша.       — Тем более… В общем, спасибо. Я приложу все усилия, чтобы наша с тобой ссылка была краткосрочной. И ещё… Меня впечатлила твоя речь, но не понравился один момент. Тот, который про «растоптала и уничтожила». Я знаю, о чём ты. И хочу, чтобы ты перестала себя за это жрать. Пусть это будет небольшим вознаграждением за твою жертву, как тебе моё предложение?       — Мы оба знаем, что это так, — сразу же заупрямилась Катя. — Не в том смысле, что я тебя действительно уничтожила. Конечно, нет, ты, наоборот, вырос и стал сильнее. Но я не должна была так поступать. Можно сказать, что на меня нашло затмение, но это не оправдание.       — Сашка всё равно знал правду и жаждал ею поделиться, — напомнил ей Андрей.       — Да, но я не он. И не должна была становиться вот такой мстительницей. Мне очень жаль, что я пошла на такое…       — Катя, отпусти это. Если ты считаешь себя в чём-то виноватой, то сполна искупаешь эту выдуманную вину прямо сейчас. Понимаешь? Я не считаю, что ты передо мной хоть в чём-то виновата, но если это тебя так мучает, думай хотя бы так.       — А раньше считал… Помнишь? В ту ночь мы с тобой это обсуждали…       — Раньше во мне говорила обида, проживание того, что тогда казалось твоим предательством… Раньше я звонил тебе пьяный после расставания, но это ничего не значит. Ничего. Между нами не должно быть недосказанностей. Мы оба поступали не так, как следовало, но это нормально. Мы ведь всего лишь люди. Близкие друг другу люди. И сейчас, когда наши жизни вот так лихо меняются, прошлое нужно просто оставить в прошлом. Помнить только хорошее. А, Кать?..       Катя не выдержала и заплакала. Андрей закатил глаза и крепко её обнял.       — Ну зачем ты сырость-то разводишь?       — Ты такой… хороший… человек… — выдавила она между всхлипами. — Мне так жаль, что всё это с тобой происходит…       — Катюш, мы выберемся. Я обещаю.       — С-саша говорит, что я буду спокойно работать, пока вы ищете выходы из ситуации… — ворчливо пробасила Катя — нос уже порядочно заложило. — А я так не хочу, я не смогу просто сидеть и ждать у моря погоды…       — Он прав, — поглаживая её по голове, ответил Андрей. — Мы справимся без твоей помощи. Если она всё-таки понадобится, мы не станем этого скрывать.       — Я тебя очень люблю, Андрей, — Катя отстранилась и внимательно на него посмотрела.       — А я тебя. И я правда рад за вас с Сашей. Вы это выдержите, я уверен.       — Откуда в тебе столько оптимизма?..       — Вот такой я, — развёл руками Андрей и улыбнулся так, как умел только он. — Сопротивляться интереснее, чем плыть по течению. Ровные дороги не для нас, Катенька.       — Ты меня сто лет так не называл, — вытирая слёзы, заметила она.       — Просто напоминаю, что ты не только эта девушка с записи. Всё, пойдём, а то Воропаев начнёт ревновать.              Катя первой вышла из квартиры и несколько минут стояла на холодном ветру, который отрезвлял и успокаивал. Потом вызвала такси и позвонила Красинской.       — Да?.. — в голосе Ланы слышалось удивление.       — Я улетаю в Париж послезавтра. До тех пор потрудитесь не появляться в компании. Я не хочу вас видеть.       Она захлопнула телефон прежде, чем Красинская успела ответить.       …Коля выслушал лучшую подругу и теперь смотрел на неё в немом изумлении. Когда первый шок прошёл, он едко поинтересовался:       — Пушкарёва, ты вообще у невролога хоть раз была? Может, у тебя с головой неполадки? Покинуть своего любимого Сашеньку и родную страну — и всё ради чего? Я никогда не поверю, что ты просто соблазнилась работой в Париже. Ты что-то недоговариваешь.       — Ты прав, Коля, но договаривать я не хочу, прости. Мне и так придётся рассказать всё маме.       — То есть мне ты доверяешь меньше, чем маме, — с обидой заключил Зорькин.       — Коля! — воскликнула Катя. — Извини, но у меня нет ни времени, ни душевных сил переживать о твоих оскорблённых чувствах. Я и так еле держусь.       — Ладно, понял, — сумрачно бросил он и вышел из кабинета.       Оставшись в одиночестве, Катя нажала на кнопку селектора и попросила Машу соединить её с Доминик Дюбуа. Конечно, связаться сразу не удалось — владелица ювелирного дома вряд ли сидела в ожидании звонка Кати Пушкарёвой, но спустя полчаса всё-таки пришлось поднять трубку и улыбнуться, чтобы звучать дружелюбно и приветливо.       — Доминик! Какая радость!       — Катя, я так удивилась, когда мне сообщили о вашем звонке! — защебетала француженка. — Я надеюсь, повод приятный?..       «Приятнее некуда».       — Доминик, я закончила все свои дела в «Зималетто». Компания с успехом вышла из кризиса и заключила выгодные соглашения. Теперь я готова к следующему шагу, и поэтому решила узнать, нет ли у вас свободных вакансий.       — Катя, вы просто умница, что вспомнили обо мне! — Дюбуа заметно оживилась. — Талантливый финансист лишним не бывает, и работы у нас много, так что мы будем рады предложить вам место. С испытательным сроком, конечно — вам ведь придётся изучить наши законы, особенности налогообложения и другие нюансы, но с вашим умом это не займёт более двух-трёх месяцев! Катя, я так взволнована! Я просто в восторге!       Пришлось подыграть.       — Я тоже, не буду скрывать! В Париж я прилетаю в субботу. К понедельнику буду в вашем распоряжении.       — Вам нужна помощь с документами или квартирой?       — Пока нет, спасибо. У меня долгосрочная шенгенская виза, уже открытая. Квартиру я подыщу сама.       — Что ж, хорошо! Катя, я очень жду нашей встречи в понедельник.       — Взаимно, Доминик. Спасибо за доверие!       — До встречи!       Катя не выдержала — швырнула трубку в стену. На шум прибежала испуганная Маша. Катя подняла на неё глаза и попросила:       — Машенька, закрой дверь и побудь со мной, пожалуйста.       — Х-хорошо, — кивнула Маша. — Ты сегодня весь день странная.       — И не без причины… — задумчиво проговорила Катя. — Маша… Ты должна знать, что я ухожу из компании.       Маша, поднявшая с пола то, что пару минут назад было трубкой радиотелефона, выпрямилась и застыла с непередаваемым выражением лица.       — Катя, опять?! Сколько можно?       — Ты поедешь со мной в Париж?       — В Париж? — Маша выбросила трубку в корзину для мусора и недоумённо посмотрела на подругу. — Зачем?..       — Работать. Я улетаю из России. Английский на базовом уровне ты знаешь, французский выучишь…       — Не понимаю, Кать… Зачем тебе уезжать в Париж?       — Это очень сложно. И я всё тебе расскажу, обещаю, но уже во Франции.       — Вы с Александром Юричем что, расстаётесь?       — Маша, всё потом. Я… Я понимаю, что многого прошу. И ты совсем к этому не готова, но… Я же тоже не готова. И понятия не имею, что со мной будет… В первое время, по крайней мере… Я не знаю, не могу представить. И тебе точно будет со мной тяжело. Может, даже невыносимо. Я просто… — Катя окончательно потеряла нить рассуждения и почувствовала упадок сил, но спустя полминуты собралась. — Мне нужна связь с прежней жизнью. Если я лишусь всего, я боюсь… Я не знаю, чего боюсь. Боюсь потерять себя. Ты, конечно, не должна разлучаться с Федей и Егоркой, мы всё организуем… Визы… Я сделаю всё, чтобы они прилетали к тебе… Посмотрите мир… — её повело от слабости, потому что о необходимости есть она так и не вспомнила.       — Катюш, у тебя сахар упал, по-моему! — Маша всерьёз испугалась. — Я сбегаю, возьму что-нибудь у Тани!..       — Нет, не надо, — Катя успела схватить её за руку. — Ты не знаешь, Саша на месте?..       Катя впервые назвала Воропаева вот так в присутствии подчинённой, и Маша поняла, что дела совсем плохи.       — Да, Катюш. Недавно приехал из «Атлантика».       — Я к нему. А ты подумай пока о моём предложении. Хочешь, созови экстренное заседание… — усмехнулась Катя. — И забронируй нам два билета на утро субботы… Если всё-таки решишься.       —Х-хорошо… Кать, а Андрей Палыч-то где?       — На пути в Лондон.       — Он что, тоже уходит?!       — Нет, просто в Англии у него есть дела. Ты же знаешь, мы будем выходить на британский рынок… То есть… Не мы, конечно. Компания, в которой я больше не работаю.       Катя погладила подругу по голове и побрела в президентский кабинет, который казался ей сейчас бесконечно далёким. Она рухнула в кресло, стоило ей наконец-то зайти внутрь. Саша тут же вскочил с места и даже перепрыгнул стол, чтобы оказаться рядом с ней как можно быстрее.       — Какие спецэффекты, — Катя еле ворочала языком.       Он метнулся в приёмную и рявкнул:       — Марина, эспрессо с тремя ложками сахара, немедленно!       Вернувшись в кабинет, Саша присел на корточки рядом с Катей и покачал головой.       — У меня просто слов нет. Ты что, хочешь лететь во Францию в гипогликемической коме?       — Я вообще не хочу лететь во Францию… И эспрессо не хочу. У тебя конфеты были… Вот их хочу.       Те самые, которые ассоциировались у него с ней и которые он то и дело покупал, просто чтобы они лежали в столе и ждали своего часа. Он со вздохом достал их из ящика и отдал коробку Кате. Она съела две конфеты и некоторое время лежала, дожидаясь наступления эффекта. Потом открыла глаза и умоляюще взглянула на Сашу.       — Возьми завтра выходной. Пожалуйста.       — Зачем? — немного сердито спросил он. Его раздражало её наплевательское отношение к себе, да и ответственность за эти глаза, в которых читалась мольба, придавливала его, тяжёлая, как могильная плита.       — Я хочу побыть с тобой столько, сколько смогу. С родителями я поговорю сегодня. Соберу чемодан и приеду к тебе. Пожалуйста… — она нашла в себе силы перестать опираться на спинку кресла и обняла его, уткнувшись лицом ему в живот. — Пожалуйста.       — Не знаю, получится ли.       — Сделай так, чтобы получилось, а?..       — Александр Юрьевич, эспрессо с тремя ложками сахара… — Марина, стремительно розовея, уставилась на Катю, вцепившуюся в начальника. — Простите, кофе-машина сбоила…       — Спасибо, Марина, — Саша забрал у неё чашку. — Идите. — Она ушла, и он обратился к Кате: — Малыш, мне нужно чашку куда-нибудь деть. Отпусти.       Катя со вздохом разомкнула руки, сцепленные в замок на его пояснице.       — Не представляю, как смогу от тебя уехать. Как вызову такси и поеду в аэропорт. Не представляю…       Он тоже не представлял — именно поэтому идея с выходным пугала его до чёртиков. Кто-то должен был быть сильнее, и этим кем-то, конечно, станет он. Он открыл в себе новые качества, но остался Воропаевым.       — Катя, — он поставил чашку на журнальный столик и заставил её подняться с кресла, — давай ты сейчас поедешь к родителям?.. Или ты ещё хочешь попрощаться с женсоветом?       — Нет, — она замотала головой и прижалась к нему, поцеловала в ярёмную впадину. — Долгие проводы — лишние слёзы. Я Машу позвала с собой… Чтобы у меня был хоть кто-нибудь. Наверное, не согласится…       — А я думаю, согласится. Она барышня преданная.       — Я тебя безумно люблю, с ума схожу…       Катя всё-таки выпросила у него первый за день настоящий поцелуй — он всегда зажигался от её признаний вот таким интимным шёпотом. Она чувствовала, что он хочет разделить их невидимой стеной, и боялась этого до истерики. Сейчас страх отступил, и нечто, почти напоминавшее ликование, затапливало душу. Саша усадил её на стол и целовал жадно, нетерпеливо, требовательно, словно хотел оставить на ней метки: моя, моя, только моя. Кожа горела под его прикосновениями, как будто на ней распускались пылающие цветы. И вдруг всё кончилось.       — Я тоже тебя люблю, — выровняв дыхание, произнёс Саша и отстранился. — Сильнее, чем мог помыслить. Но сейчас тебе нужно ехать к родителям. Кирилл тебя отвезёт.       — Ты совсем железный, да? — грустно хмыкнула Катя и застегнула сначала его, а потом и свою рубашку.       — Один из нас должен быть железным, — он отвернулся от неё, наклонился над столом и вцепился в него до побелевших костяшек. — Думаю, сегодня тебе лучше переночевать на Соколе.       — Я поняла.       Она разозлилась — и хорошо. Пусть лучше злится, чем рассыпается на куски.       …Ночевать на Соколе именно сегодня было совершенно невыносимо, но она выполнила Сашину просьбу. Мама плакала даже больше, чем она сама — переживала и за дочь, и за человека, которого в глубине души уже считала зятем, и за Андрея. Отец орал, потому что ему сказали только часть правды, и никак не желал успокаиваться. Хорошо, что у Кати была ясная задача: собрать чемодан. Этим она и занималась. Утром она плюнула на всё и уехала к Саше на такси, прихватив с собой многострадальный чемодан. Родителям сказала, что позвонит уже из Парижа и пригласит их в гости, как только полноценно устроится во французской столице. Саша открыл ей дверь, уже одетый в костюм, и Катя поняла, что никакого совместного выходного не будет.       — Я всё равно буду здесь, — сварливо заявила она и горделиво прошествовала в прихожую, постукивая колёсиками чемодана.       — Хорошо, — пожал плечами Саша.       В гостиной они сели на диван на пионерском расстоянии друг от друга и некоторое время молчали. Первым заговорил он.       — На каминной полке адрес квартиры в Париже, где ты сможешь жить столько, сколько потребуется. Она небольшая, но зато в центре города, с прекрасным видом. Принадлежит другу моего отца, офтальмологу, который сейчас работает в Африке с «Врачами без границ». Вам с Машей места хватит.       — Спасибо.       — «Блэкберри» лежит на прикроватном столике в нашей спальне, со всеми документами и руководством пользователя. Мой новый номер там же, как оформишь французскую сим-карту, обязательно напиши мне на него. Старый пока забудь. Маше объясни, чтобы не обсуждала ничего ни с Фёдором, ни тем более с подругами.       — Хорошо.       — И вот ещё что… — Саша вытащил из кармана бархатную коробочку бордового цвета и вложил её в Катину холодную ладонь. — Открой, пожалуйста.       Она открыла. Сердце пропустило несколько ударов — в коробочке было кольцо, похожее на помолвочное: из белого металла, с большим квадратным бриллиантом в обрамлении двух прямоугольных поменьше.       — Я хотел подарить тебе фамильное… А потом понял, что в нынешних условиях это было бы неразумно. И вспомнил, что давным-давно купил это кольцо эпохи ар-деко в винтажном магазинчике — кстати, во Франции. Не знаю, чем я тогда объяснил себе эту покупку. Никакой значимой женщины в моей жизни на тот момент не было. Но вот получается, что спустя годы оно тебя нашло. Это не помолвочное кольцо. Я не хочу, чтобы наша помолвка была вот такой — в спешке, на чемоданах. Это… кольцо-обещание. Примеришь?       — Я… — Катя растерялась. — Спасибо… Я примерю, но… Это слишком дорого…       — Катя, не выводи меня из себя, ладно?       Он сам надел кольцо на безымянный палец её левой руки — подошло идеально.       — А почему на левую?..       — Во Франции принято так. Чтобы все точно знали, что твоё сердце занято.       — Спасибо…       Она придвинулась к нему и обняла его настолько крепко, насколько хватало силы. Чмокнула в щёку и прошептала:       — Я тоже оставлю кое-что с тобой. Правда, это не материальная ценность…       — Договорились. Я поеду, ладно?.. Прости, но я не могу позволить себе выходной. Совсем скоро показ…       — Я тебя дождусь. Ты же приедешь вечером?..       Саша отодвинулся, поцеловал тыльную сторону её ладони и встал с дивана.       — Я позвоню.       Катя понимала, что он не приедет, но не хотела в это верить. Позволила ему уйти и даже закрыла за ним дверь. К десяти вечера она дошла до крайней степени отчаяния. Бродила по квартире как тень, несколько раз выпила кофе и даже что-то съела; успела поговорить с Машей — они условились встретиться в аэропорту за три с половиной часа до вылета. Саша всё не звонил, и она сама набрала номер его мобильного.       — Да, — голос отстранённый, почти стальной.       — Саша, скажи мне, что ты приедешь.       — Прости, нет.       Она взвыла — не сдержалась. Но тут же прикусила губу.       — Почему?..       — Потому что ты не сможешь уехать, если мы проведём эту ночь вместе. Прости. Я так решил.       — Это жестоко, — пролепетала Катя, захлёбываясь слезами.       — Я тебя люблю. Счастливого полёта.       Саша положил трубку на рычаг и убрал со стола Катину фотографию. Коробку конфет выбросил. Всего лишь два жеста, но вполне реальная, физически ощутимая боль. Некстати (или кстати?) в кабинет вошёл Малиновский. Молча сел напротив и сверлил взглядом стену, как будто она нанесла ему личную обиду. Расставание со Ждановым давалось ему нелегко.       — Не будь вы с Андреем стопроцентными гетеросексуалами, я не пожалел бы денег и устроил бы вам свадьбу, — озвучил свои мысли Саша.       — Ценю твою щедрость. Ты почему не с Пушкарёвой?       — По миллиону причин… — неопределённо ответил Саша. — Рома, я могу переночевать у тебя?       — Разве я могу отказать горячо любимому начальнику? Поехали.       ***

03.09.2006, поздняя ночь

      Это последняя запись в этом дневнике. Я пишу, уже зная, что когда-нибудь ты доберёшься до этих строк. Извини, если увидишь кляксы — я продолжаю плакать. Я пыталась остановить слёзы, но пока не получилось. Ты, наверное, правильно поступил, не приехав. Я даже знала, что ты так и сделаешь, но убедила саму себя в том, что ошибаюсь. Это помогло мне тебя отпустить. Нет, не «наверное». Ты точно поступил правильно. Я могла бы подумать, что ты не испытываешь ко мне никакого серьёзного чувства — настолько легко, казалось, ты это сделал. Настолько просто тебе дался наш короткий разговор по телефону. Но мне хватает ума понять, что это лишь видимость. Я тебе верю. Я знаю, насколько тебе дорога. И это, конечно, до сих пор невозможно уложить в голове…       Я нашла внутри кольца гравировку. Чуть не умерла… Спасибо… «Ты была всегда». Это… Чёрт, опять клякса. Прости… Я не знала, что может быть вот так больно и так хорошо одновременно. «Ты была всегда». Это красиво, совсем не банально и ужасно ценно… Нет, это не имеет цены. Может, это меня и спасёт. Вот эти три слова… Я знаю, о чём ты. Я тоже чувствую всё так, словно ты был всегда. Словно до тебя мир вообще не существовал — только как мираж над пустыней. Я люблю тебя бесконечно. Может, эти строчки согреют тебя в нужный момент, если вдруг тебе будет совсем плохо. Ничего не изменится. Ни за месяц, ни за полгода, ни за любой другой срок. Моя любовь к тебе станет только сильнее.       Береги себя и свои драгоценные нервные клетки, мой самый любимый человек. У нас всё получится. И нет, я не буду просто сидеть сложа руки.

До встречи,

твоя Катя

(также известная как малыш)

      ***       Она сидела в самолёте, думая о том, что до взлёта остались считанные минуты, и пыталась примириться с этой мыслью. Посадка давно закончилась, бортпроводники закрыли двери. Выйти отсюда ей уже не удастся. Москва и всё, что включало в себя это слово, в эту самую минуту становилось частью прошлого. Аэрофобия отступила; гораздо страшнее было осознать и прочувствовать, что большая глава её жизни подошла к концу. Поставлена точка. Страницы перевёрнуты. Перед ней — чистый лист.       Она никогда не боялась чистого листа. Знала, что сможет выразить всё, чем жила её душа, даже если придётся долго искать нужные слова. Но сегодня всё было иначе. Сегодня внутри звенела пустота, и не было этому состоянию никакого другого определения. Пустота. Побочный эффект разочарования. Разочарования в самой себе. Всё вышло неправильно, скомканно: она пошла на поводу у слабости и потому не смогла побыть с Сашей в последний раз на долгое время вперёд. Если бы не эта её слабость, он вернулся бы домой. Напитался бы её любовью, получил бы ещё одну порцию солнечной энергии… Вместо этого он добровольно лишил себя такой возможности.       Она и с остальными попрощалась совсем не так, как должна была. И с родителями, и с женсоветом, и с Юлианой… Зорькина умудрилась обидеть. Но сил переживать ещё и об этом, к счастью, не было.       — Катя, ты летать боишься?       Маша смотрела на неё с беспокойством.       — Нет, Машуль. По-моему, я больше ничего не боюсь.       Le saut dans le vide начинался прямо сейчас.