Фатум

      Он вернулся в Москву совсем не тем Сашей, который колдовал над чужой плитой в Лондоне. Это Катя поняла сразу. Объявленная им пауза явно продолжалась — он даже к ней не зашёл, и до обеда она одержимо грызла себя за несдержанность, уверенная, что её признание всё усложнило. И ведь он был прав: она уже однажды поторопилась с тремя заветными словами, а потом то чувство рассеялось без следа. Чем от него отличалось новое? Найти ответ на этот вопрос было не так-то легко, потому что Саша своими монологами про префронтальную кору и слишком быстрые перемены заставил её во всём сомневаться, испугаться по-настоящему и просто замереть в ожидании его следующего шага. Вот только замирать надолго она не умела, потому что была человеком действий, а не слов, и перед самым обедом всё-таки осмелилась прийти в президентский кабинет. Выглядел Саша неважно.       — Привет, — несмело поздоровалась Катя. Закрыла дверь и остановилась на пороге.       — Привет, — отозвался Саша. На мгновение оторвался от бумаг и поднял на неё глаза. — Ты прекрасно выглядишь.       Катя машинально расправила на лёгком платье несуществующие складки. Он сказал вроде бы приятные слова, но так, словно они с ним были просто коллегами. А они ими и были — об этом кричал весь его вид, подчёркнуто вежливый и отстранённый.       — Спасибо, — тем не менее, поблагодарила она и опустилась на стул напротив. — Ты, уж извини, не очень.       — Устал от безделья, — он пожал плечами, снова переключившись на лежавшие перед ним документы. — У тебя какой-то вопрос?       «Примерно миллион».       — Нет, я просто так зашла… Повидаться и пригласить тебя на обед.       — Прости, я уже договорился с Кирой. Сама понимаешь, давно не виделись…       — Конечно, Кира — это святое. Тогда, может, завтра?       — Завтра я обедаю с представителями банков-кредиторов.       — Значит, я тоже должна там быть?       — В этом нет необходимости. Ты и так много работала всё это время.       — А вечером ты будешь свободен?       — Я приглашён на презентацию проекта моего однокурсника. Того самого экспата, который временно исполнял обязанности финдира.       Катя не собиралась сдаваться.       — На выходные у тебя тоже есть планы?       — Мы с Кристиной летим в Ригу к родственникам. Извини.       — Не извиняйся, — она грустно улыбнулась и вышла из кабинета.       Она брела в свой кабинет, погружённая в тяжёлые размышления, и не сразу поняла, что её зовёт Малиновский.       — Катя, вы спите на ходу, что ли?       — А?.. — она посмотрела на него затравленным мутным взглядом. — Что вам от меня нужно, Роман Дмитрич?       Надо сказать, за последние две недели они с ним сумели заново найти подобие общего языка. Он перестал видеть в ней врага, а может, просто не демонстрировал недоверие открыто. Задирать Катю Роману быстро наскучило — день ото дня она становилась всё более печальной.       — Да, в общем-то, ничего… — Малиновский почесал затылок. — Мы со Ждановым на обед идём, хотели вас пригласить. Ну, знаете… По старой памяти.       — И неужели вы вытерпите моё присутствие? — подняла бровь Катя.       — А почему бы и нет? В конце концов, ваши с Воропаевым игры закончились, вы трудитесь на благо компании, не щадя живота своего, и сбегать не собираетесь. Андрей из-за вас больше не страдает. Что нам делить-то, Катенька? — задушевно спросил Малиновский и ощерился в фирменной манере.       — Вам от меня что-то нужно, — догадалась она.       — Вы всё-таки умный человек, Катя.       — Что?.. Не тяните время, Роман Дмитрич.       — Ну, если вы настаиваете… — Роман приобнял её и доверительно сообщил: — Понимаете, вы заинтересовали одного моего друга.       — Как экономист?       — Как девушка, Катя. Как девушка. Я обещал ему замолвить за него словечко в обмен на услугу.       — Что за друг? — насторожилась Катя.       — Некто Пётр Тригорин.       Она рассмеялась.       — Почему же не Синицкий? Ну, чтобы если уж падать, то сразу на самое дно.       — Вы его знаете?       — Я всё-таки поработала в пиаре, так что да, наслышана. Сколько у него за плечами разводов? Три? И как он вообще меня нашёл? А!.. Я поняла. Он же крупный глянцевый воротила и владеет журналом, для которого я снималась. Видимо, потянуло на экзотику. В любом случае, я в нём не заинтересована. А обедать буду с Колей. Всего хорошего, — она сбросила его руку и зашагала к своему кабинету, но Малиновский устремился за ней.       — Катя, подождите! Возьмите его визитку, чтобы моя совесть была чиста. Сами понимаете, портить с ним отношения нам ни к чему.       Катя со вздохом взяла лаконичную визитку цвета слоновой кости.       — Только ради компании.       За обедом они с Зорькиным решили не обсуждать работу — поговорить и так было о чём. Коля окончательно забыл Клочкову и нашёл новый объект для обожания — на этот раз, по мнению Кати, достойный.       — Как твоё свидание с Нестеровой? — полюбопытствовала она. — Скажи мне, что ты не ел в её присутствии вот так, как сейчас.       Коля перестал набивать рот картофельным пюре и закатил глаза.       — Конефно, нет, Пуфкарёва… — он проглотил еду и заговорил нормально. — Я вообще дышать в её присутствии боялся, вот и заедаю стресс!       — Ну, хоть не зря боялся? Мне кажется, она из тех женщин, которым восхищение необходимо.       — Не зря, — просиял Коля. — Договорились в выходные сходить в Третьяковку. А на прощание я поцеловал её в щёку.       — Ты становишься опытным обольстителем, — хмыкнула Катя. — Поздравляю. От души желаю, чтобы у вас всё получилось.       — Даже если и не получится, я всё равно рад, что поборол страх и пригласил её на свидание. Знаешь, я даже свой школьный интерес к химии вспомнил!       Катя улыбнулась, постаравшись вложить в эту улыбку побольше энтузиазма, но Колю это не обмануло.       — Так, а с тобой-то что? Ты без Воропаева чахла, а как он приехал, вообще стала похожа на привидение… Слушай, ты бифштекс будешь?       Она покачала головой, и Коля радостно перетащил бифштекс на свою тарелку.       — Теперь я просто обязан тебя выслушать.       — Нечего слушать. Я поспешила и, как водится, людей насмешила.       — Ты что, больше в него не влюблена? — с надеждой спросил Коля.       — Да я люблю его, Зорькин. А он… — она спрятала лицо в ладонях, порядочно смазав макияж. — Он не верит. Слишком быстро, говорит, ты переключилась с Андрея на меня. И сказал, что нам стоит взять паузу. Теперь у него занята каждая минута, и места для Кати Пушкарёвой в его плотном расписании просто нет! — Катя раздражённо всплеснула руками и смахнула со стола нож. Грохотнуло на весь ресторан. — Надеюсь, это не к тому, что придёт какой-то мужик… — проворчала она, скрючиваясь в три погибели, чтобы достать нож из-под стола.       — Катя? — раздался за её спиной мягкий мужской голос.       Катя торопливо выбралась из-под стола, не забыв больно об него удариться. Она понятия не имела, кто это был, и ей очень не хотелось предстать перед незнакомцем с шишкой на лбу, красным от прилившей крови лицом и рукой, измазанной в соусе с ножа. Выхода, однако, не было.       — Катя, — буркнула она, не глядя на незнакомца и торопливо вытирая салфеткой испачканную руку. — А вы?.. — Катя бросила вопросительный взгляд на Колю, но он лишь незаметно покачал головой — не знаю, мол, кто это.       — А я Пётр. Тригорин.       Катя вынуждена была на него посмотреть, хотя бы из вежливости. Перед ней стоял парень лет двадцати восьми, и ей с трудом верилось, что он успел трижды развестись. Среднего роста, угловатый, с чёрными волосами, широкими бровями и тёмно-карими глазами, он мог бы сойти за рокового мужчину, если бы не нижняя часть лица: забавный, с широковатыми крыльями нос и достаточно пухлые губы придавали ему совершенно мальчишеское обаяние. Весь облик его выражал расслабленность: лёгкий светлый костюм (брюки подвёрнуты), чёрная футболка и сибаритские лоферы. Бритьём Пётр себя не утруждал и отрастил неплохую щетину. Тригорин тоже рассматривал её, с интересом и смешинкой в глазах, и нужно было что-то сказать.       — Э-э-э… Очень приятно, — промямлила Катя. — Мы, кажется, не встречались.       — Точно. Но зато я вас видел и даже просил господина Малиновского передать вам мою визитку.       Коля издал неопределённый звук, и Тригорин запоздало вспомнил о его присутствии.       — Простите, — он протянул ему раскрытую ладонь, и они обменялись рукопожатием. — Пётр Тригорин.       — Николай Зорькин.       Пётр кивнул и снова переключился на Катю.       — Ну так что, Роман исполнил мою просьбу?       — Исполнил. Сказал, что делает это в обмен на услугу.       — Точно, — ухмыльнулся Пётр. — Я обещал познакомить его с одной из моих бывших жён. Ну что, чтобы соблюсти приличия, вы должны подарить мне свою визитку.       — Я не думаю, что это хорошая идея.       — Кать, я всё равно найду ваш номер, причём в считанные минуты. Просто хочется быть джентльменом.       — Хорошо, — Катя пожала плечами и достала из сумочки визитку. — Пожалуйста.       — Я позвоню, — пообещал Тригорин и положил визитку во внутренний карман пиджака.       — Я очень занятой человек, Пётр.       — Тем больше вы нуждаетесь в отдыхе. Так что я позвоню, — с этими словами он убрал с её щеки прядку волос и подмигнул ей. — Приятно было познакомиться, — бросил он, уже отойдя от их столика.       — Нарасхват наша курица, — процитировал Коля их любимый фильм, когда Тригорин удалился.       Катя допила лимонад и остервенело сжевала несколько листочков мяты.       — А сколько у него бывших жён? Это я так, в целях повышения образованности интересуюсь.       — Три, — мрачно ответила Катя. — И я точно не буду четвёртой.       — А ты не мысли такими масштабами, Пушкарёва. Выходить замуж, чтобы взбесить твоего Воропаева, необязательно. Просто выйди с Петрушей в свет, этого хватит.       — Коль, одно удачное свидание с Нестеровой не сделало из тебя эксперта в отношениях полов. Я пойду поправлю макияж, а ты попроси счёт. И так опаздываем.       Катя подкрашивала ресницы и думала о том, что все её знакомства с мужчинами всегда начинались с какой-нибудь нелепости. С Андреем она встретилась, собирая с пола остатки пирожного, на Сашу просто налетела и сбила с ног, а Пётр впервые увидел её в полном раздрае. Её это не волновало, но закономерность забавляла. Нормально всё началось только с Мишей, но закончилось пошло и тривиально. Катя вздохнула, пшикнула на шею духами, которые нравились Саше, и призналась самой себе, что совет Коли её зацепил. К тому же портить отношения с медиамагнатом Тригориным было себе дороже, а он явно не собирался просто так отступиться.       Вечером Саша зашёл к ней и молча сел на диван, скрестив руки на груди. От него исходил физически ощутимый нерв, и Катя боялась нарушить тишину и ляпнуть что-нибудь не то.       — Я не смогу отвезти тебя домой, — наконец объявил он. — Андрей напомнил, что сегодня у нас встреча с представителем авиакомпании. Хотят заказать разработку и пошив новой форменной одежды.       — Ничего страшного, — спокойно ответила Катя. — Я понимаю, что дело важнее.       — Хорошо.       Он не сдвинулся с места, и она не смогла побороть искушение — всё-таки подошла к нему и села рядом.       — Саша… — она ласково коснулась носом его щеки и вдохнула родной запах. — Ну что с тобой происходит? Это ведь ты хотел, чтобы мы перешли определённые грани. Я готова была подождать…       — Я знаю, — мрачно проговорил он. — И от этого мне ещё хуже.       — Я люблю тебя.       — Катя… Дай мне время. Я знаю, это нелепо, смешно и эгоистично, но мне нужно время. Я хочу обдумать… — Саша запнулся, не находя нужные слова. — Многое. Всё. Я кое-что вспомнил, пока был в Лондоне, и пытаюсь с этим примириться.       — Поделиться этим со мной ты, конечно, не хочешь.       — Не сейчас. Прости.       — Я дам тебе столько времени, сколько нужно. Но это невыносимо… Не то, что у нас ничего нет, а твоё напускное безразличие. Я слишком привыкла к тому, что мы можем говорить о чём угодно. А ты сегодня просто айсберг в океане… — с печальным смешком сказала Катя.       — Прости, — выдохнул Саша и взъерошил волосы. — Мне сложно бороться с этой частью себя. Я вообще вдруг понял, что мне сложно с самим собой. Я оглядываюсь назад и вижу, как часто поступал неправильно, мягко говоря… Я не хочу повторить эти ошибки с тобой, понимаешь?       — То есть дело всё-таки в тебе, а не в том, что ты сомневаешься во мне.       — Нет, Катя. Я не отказываюсь от рационализма. Я понимаю, что завтра ты можешь проснуться и понять, что ничего ко мне не испытываешь, что тебе просто почудилось. Поэтому эта пауза полезна нам обоим. Любить, когда всё идеально, легко. Любить меня вот такого ты не обязана. Вот и всё.       — Такого тебя я люблю ещё больше… — прошептала Катя, прижимаясь к нему всем телом. — Я ужасно, ужасно тебя люблю.       Она зацеловывала его шею, мягко и чувственно, неторопливо приближаясь к подбородку и губам, и умирала от зашкаливающих эмоций. Сердце билось бешено, так, что он должен был слышать, не мог не слышать. Но он взял её за запястья и аккуратно отстранился.       — Мы с Андреем выезжаем через десять минут, да и Маша может войти в любой момент.       — Вы человек железной воли, Александр Юрич, — вздохнула Катя и откинулась на спинку дивана.       Он усмехнулся, наклонился к ней и поцеловал, коротко и целомудренно.       — Хорошего вечера.       Стоило ему уйти, как в кабинет вошла Маша и сообщила:       — Катюш, пока ты была с Воропаевым, тебе звонил Пётр Тригорин.       — Маша, для него я навсегда в Гонолулу.       …На веранде кафе с видом на Рижский залив было ветрено и прохладно. Кристина и Саша сидели каждый со своей книжкой и неторопливо пили кофе с виски. Они исполнили родственный долг — поздравили с днём рождения мамину сестру, и сегодня принадлежали самим себе. Неласковая погода не вдохновляла на прогулки, а вот на горячий кофе с добавлением горячительного — очень даже. Кристина вздохнула, отложила переписку Лорис-Меликова с Победоносцевым и внимательно посмотрела на брата. Спустя несколько минут он почувствовал её взгляд и вынырнул из воспоминаний вдовы Мандельштама.       — Дыру на мне не протри, сестрёнка. Что, скучно? Сама захотела махнуться книжками.       — Дядька, тебя что-то жрёт в последнее время, — заявила Кристина. — Ты сидишь, читаешь, но, по-моему, не понимаешь ни слова. И нет, мне не скучно. Я этот период нашей истории люблю.       — Ну вот и наслаждайся чтением.       — Да не могу я наслаждаться, Сашенька, когда рядом твоя прекрасная кислая физиономия.       — Кристин… — скривился Саша. — Это мои проблемы, мне в них и вариться. Спасибо за заботу.       — Ты тогда не мелочись и заточи себя в острог, чтобы точно никто не потревожил. От Кати своей тоже отгородился?       — Она же тебе не нравилась.       — В отличие от тебя, я эволюционирую. И давно отношусь к ней вполне положительно.       — Приятно слышать. Боюсь, Кира гнев на милость так быстро не сменит. Они научились ладить на работе, но делить меня с Катей Кире будет тяжело…       — Не меняй тему, Сашенька, — потребовала Кристина одновременно нежно и угрожающе. — Сбрось груз с души.       Он поёжился от очередного порыва холодного ветра и скользнул взглядом по облакам, которые неслись по своим делам как сумасшедшие. Вспомнилась старая песня: «Облака, счастливые вы наверняка…» У него было всё, чтобы стать по-настоящему счастливым. Но пока не получалось.       Вера рассказала ему о своём смертельном диагнозе и призналась в любви, а он убежал в ванную блевать. Примириться с этим фактом собственной биографии было тяжело, почти невозможно. Что она почувствовала, когда он вернулся в постель, отрубился и наверняка захрапел как хряк? Что он вообще ей дал, кроме самого себя, такого бесценного и великолепного? Сколько раз он говорил ей, что они куда-нибудь съездят… Хотя бы даже сюда, в Ригу. Так и не съездили. Он обещал, зная, что врёт. Только брал и брал, пользовался и пользовался… А она… Чёрт, неужели настоящая любовь — это вот такое самоотречение до идиотизма, до полного забвения себя и отказа от самоуважения? Неужели Катя испытывает то же самое? Неужели позволила бы ему быть таким вот кретином, не сказав ни слова?       Он её всё-таки полюбил — теперь он это понимал. Искал в памяти ту самую точку, в которой это случилось, и нашёл: вечер в конце марта, когда он попросил Катю приехать в офис, чтобы рассказать ей о сломанном вышивальном станке. Она тогда проявила такой оптимизм, что ему мгновенно стало легче. Он ощутил себя… защищённым. Такого не было ни разу со смерти родителей. Она гладила его по голове, занималась расчётами и ела конфеты с вишнёвым ликёром, которые с тех пор ассоциируются у него исключительно с ней. Магия этих нескольких часов — неожиданное спокойствие после эмоционального шторма, постукивание клавиш, аромат «Мараскино» и её пальцы в его волосах — осталась с ним как оттиск на ткани сознания. Он понял, что не один. И что, возможно, больше никогда не будет один. Сейчас у него есть билет в счастливое будущее. И оставалось лишь надеяться, что срок действия этого билета не истечёт, пока он выкорчёвывает из себя призраки прошлого и пытается с ним примириться.       — Саша-Саша… — Кристина подошла к нему, обняла и чмокнула в макушку. — Я тебя не узнаю, дядька. Не пойму даже, плохо тебе или хорошо.       — И то, и другое, Кристи… Я, честно говоря, не верил, что так бывает.       — Вот оно что… — лицо старшей сестры озарилось мудрой улыбкой. — Это называется «любовь», братик.       …В следующую пятницу сотрудники «Зималетто» собирались на музыкальную премию. Событие коллектив единодушно воспринял как очень важное — за наряды ведущих церемонии благодаря стараниям Малиновского отвечал Милко, и их бренд должны были не раз упомянуть в прямом эфире. Места в вип-партере по праву достались ему, Андрею, Кате, Роману и, конечно, Саше. Кира идти отказалась — неважно себя чувствовала, и по компании сразу поползли абсурдные слухи о её беременности от Минаева. Их с Никитой пригласительные Катя с разрешения Саши отдала Маше и Феде, переживавшим непростой период: они начали жить вместе. Остальным подругам пришлось довольствоваться местами подальше.       Сашу и Катю в «Олимпийский» повёз Кирилл. Начальство и женсовет вместились в арендованный лимузин — небольшой подарок подчинённым от Андрея. Выплачивать премии они пока не могли, а порадовать старожилов компании хотелось. Им, конечно, было гораздо веселее, чем двум пассажирам на заднем сиденье Сашиного внедорожника — всю неделю они много работали и разговаривали только о делах, а оставшись наедине впервые за долгое время, напряжённо молчали. Саша то и дело натыкался взглядом на обнажённую Катину спину и изнывал от желания прикоснуться. Приходилось напоминать себе, что в машине они не одни. Но с Кириллом их разделяла плотная перегородка, не пропускавшая звуки, а окна были затемнены, и Сашины мысли сами собой текли в определённом направлении.       — Ты какой-то странный, — нахмурилась Катя.       Ей невероятно шло короткое воздушное платье из грядущей летней коллекции. Он только сейчас заметил, что за последнее время она загорела — достаточно сильно, но не до состояния копчёной курицы, и сливочный цвет платья красиво это подчёркивал.       — Ты что, ходишь в солярий?       Она смутилась.       — Да. Не нравится?       — Ну почему, как раз наоборот. Тебе идёт. Но темнее уже не нужно.       — Хорошо, — улыбнулась она. — Я девочка послушная.       — А худеешь специально?       — Нет, — в подтверждение своих слов она даже помотала головой. — Не специально. Просто аппетита нет.       — А как же Петя и его приглашения в рестораны? — с самым хитрым видом осведомился Саша.       — Так, минутку… Ты что, подослал его, чтобы меня проверить?       — Хотелось бы думать, что я настолько коварен, но нет.       — Тогда откуда знаешь?       — От Маши, конечно. Неужели ты думаешь, что она не поведала женсовету о настойчивых звонках самого Тригорина? Чёрт, так ведь дойдёт до того, что я разлюблю Чехова.       — Вы ревнуете, Александр Юрич?       — Разумеется.       — Это приятно, — мурлыкнула Катя и прильнула к нему, устроив голову на его плече.       — Знаешь, я подозреваю, что ты недополучаешь калории из-за меня, так что приглашаю на поздний ужин. К себе.       — А в программе только кухня или посещение спальни тоже предусмотрено? — Катя отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза, вопросительно и серьёзно, несмотря на кокетливый тон.       Холодок пробежал по его позвоночнику. Александр Воропаев и страх раньше не встречались — до того, как всё это началось. Теперь он привыкал жить вместе с ним. Бояться всё испортить, бояться её потерять… Он укрощал его постепенно, день за днём, и в эту секунду страх пасовал перед диким желанием быть с ней. «Любовь бьёт прямо в сердце, стоит тебе раскрыться».       — Я опытный и талантливый гид, так что экскурсия будет подробной и продолжительной.       — Интриговать вы умеете. Вроде бы ответили, а вроде бы и нет.       — Это Гарвард, детка. Нас там здорово натаскали на семинарах по искусству переговоров.       — Я тоже в них кое-что смыслю.       Она поцеловала его с таким отчаянием, словно он был холодной родниковой водой, а она — умирающим от жажды путником. Она и сама была как родниковая вода. Тихая и чистая. Спальня, конечно, обязательно войдёт в их маршрут. Без вариантов.       …Атмосфера вип-партера совсем не такая, какой её представляла Катя. Артисты то и дело вскакивают со своих мест, подпевают любимым песням и пританцовывают. Банда «Зималетто» от них не отстаёт. Главная зачинщица, конечно, Маша — наслаждается возможностью отдохнуть от быта и прикоснуться к миру богатых и знаменитых. Они с Федей громко подпевают «Ресницам» «Братьев Грим», потом танцуют под их же «Кустурицу», и Катя присоединяется к ним, пока Саша сидит с невозмутимым видом — никто не поймёт, если чопорный руководитель вдруг пустится в пляс. Она вспоминает их ночь в питерском клубе и улыбается; он ловит её улыбку и догадывается, о чём она думает.       Потом выступает Валерий Меладзе, и многие выбираются из рядов в проход, разбиваясь на парочки. Андрей приглашает Катю на танец. Она соглашается и машинально отдаёт свой клатч Саше; этот факт не ускользает от внимания Малиновского и вызывает у него ухмылку. Андрей с Катей изображают некое подобие танго, шутливо отыгрывая текст песни «Без суеты». Сашу это ничуть не напрягает — он прекрасно видит, что между ними нет ничего, кроме дружбы. А Малиновский во время паузы наклоняется к Кате и толкает странную речь:       — Знаете, как Британия узнала о романе принцессы Маргарет с полковником Питером Таунсендом? Маргарет убрала соринку с его пиджака. Журналисты зафиксировали это на камеру, и на следующий день эта новость стала сенсацией. Их выдал незначительный, но очень интимный жест.       — И? — не понимает Катя.       — Из нескольких знакомых, сидящих здесь, вы отдали клатч именно Сашеньке Воропаеву, хотя могли бы просто оставить его на сиденье. Не украдёт же его Филипп Киркоров…       — Не знаю, не знаю… Филипп Бедросович — тот ещё ценитель пайеток. А если серьёзно… Роман Дмитрич, Сашенька Воропаев — единственный из нас, кто спокойно сидит на своём месте.       — Катя, признайтесь, что вы человек Воропаева. Вы вместе. И были вместе с самого начала.       — Да, я человек Воропаева, — легко кивает Катя, и Малиновский замирает. — А ещё я человек Жданова. Человек Малиновского. Человек Киры, Милко и всех остальных. Я человек «Зималетто». И мне понятно, почему вы до сих пор ищете во мне какой-то подвох.       — Неужели? — вскидывает брови Роман.       — Да, Роман Дмитрич. Вы чувствуете вину за свою роль в истории, которую я честно забыла. Потому что вы, вообще-то, хороший человек и хороший друг Андрею. И, кажется, вы даже были моим другом. Я предлагаю вернуться к этому. И перейти на «ты».       Он обескураженно понимает, что она права, и принимает её предложение, потому что противопоставить её выводам просто нечего.       — Знаешь, — продолжает Катя, — мне кажется, ты даже Тригорина мне навязывал не столько ради знакомства с его бывшей, сколько из того же чувства вины.       — Возможно, — уклончиво бормочет Рома. — Кстати, он сегодня здесь, в числе «вручантов». Старательно на тебя пялится.       — Да пусть пялится. Я понимаю, такому важно добиться своего и поставить галочку. Но ты прав, Рома. Я действительно с Сашей. И никакой Петя мне не нужен. Постарайся не поделиться этой новостью с Шурой, ладно?..       Она посмеивается и несмело его обнимает, испытывая огромное облегчение — уж очень достала грызня с лёгким отходчивым Малиновским, которого ей даже не хватало.       — Катя, извини меня, — он всё-таки просит прощения. — Я идиот.       — Всё давно забыто, клянусь. В понедельник смело зови меня на обед.       Они все колбасятся под хит «Ты далеко» группы «Уматурман», а Саша тихо ворчит:       — Кажется, я руковожу детским садом…       Милко отрывается, пока Гарик Сукачёв горланит про бабушку, которая курит трубку. Катя со смехом интересуется:       — А у вас есть бабушка?       — О! — закатывает глаза Момчилович. — Целых две. И не дай тебе бог отказаться от их пле́скавиц, а тем более признать, что кто-то из них готовит лучше. Я в детстве был у́жасно, у́жасно жирный!       Катя слушает его обстоятельный рассказ про детское ожирение, но отвлекается, когда на сцену выходит Тригорин, чтобы объявить имя очередного победителя. До самого Петра ей дела нет — она любуется Сашиными желваками.       — Пользуясь случаем, хочу передать привет самой прекрасной девушке в зале, — вещает Тригорин в микрофон, распечатывая конверт. — Я наблюдаю за ней весь вечер, и она знает, кто она.       — Наверное, твоя четвёртая жена, — не удерживается от комментария ведущая.       — Всё может быть, — туманно отвечает Тригорин.       — Сашка сейчас разлетится на стайку летучих мышей, — шепчет Андрей на ухо Кате.       Но через несколько минут зал уже рвут «Звери», и, подпевая строчке «Моя любовь к тебе навечно», Катя адресует её Саше и видит, что он ей верит — какие бы поводы не быть вместе он ни выдумывал.