Фатум

      — Я хочу, чтобы ты жила со мной.       Катя порадовалась, что в этот момент ничего не ела и не пила — от неожиданности обязательно поперхнулась бы. Они завтракали в Сашиной постели, хотя часы показывали уже половину третьего. Причиной такого позднего завтрака были позднее пробуждение и утренний секс; и с первым, и со вторым Катя прежде была знакома только благодаря книгам и фильмам.       — Ты удивлена, — ухмыльнулся Саша. — Я тоже. Хотел дать этой мысли помариноваться, но решил озвучить её прямо сейчас, новорождённую.       — Я могу сразу сказать, что согласна, ты и так это знаешь, — улыбнулась Катя. — Вот только…       — Сейчас ты атакуешь меня скучной аргументацией, — проворчал он и чмокнул её в коленку.       — Я лишь хотела напомнить о моих родителях и твоих сёстрах. Это как минимум. А ещё есть все твои подчинённые… И вообще все, кого мы знаем… — она мрачнела, доедая миндальный круассан и думая обо всём, что им предстояло.       — Я знаю, как поднять твой боевой дух.       — Да? И как же? — заинтересовалась Катя.       Он посмотрел ей в глаза с такой пронзительной нежностью, что её сердце сделало сальто.       — Я люблю тебя.       Он слышал, как она забыла дышать. Потом застыла и так и не отмерла, пока он не притянул её к себе и она не оказалась сверху, трогательно дрожащая в его руках.       — Ты же ещё неделю назад ни в чём не был уверен, — пролепетала Катя, глядя куда-то на ворот его пижамы.       — Я просто позволял неуверенности и страху одерживать надо мной верх. Больше не хочу. Я тебя хочу. Во всех смыслах этого слова.       Они снова целовались, снова освобождали друг друга от одежды, и обоим срывало крышу от того, что всё это происходит при дневном свете. Катя из прошлого, наверное, умирала бы сейчас от смущения; новая умирала лишь от желания быть с самым любимым и родным человеком. Позже, когда они лежали в тесном сплетении в лучах летнего солнца, Саша уверенно заявил:       — Сегодня мы встречаемся с твоими родителями.       Она так удивилась, что даже выбралась из его объятий, чтобы повернуться к нему лицом.       — Ты серьёзно?       — Конечно, — невозмутимо ответил Саша. — Ты сейчас под влиянием всех самых лучших гормонов, довольная и расслабленная. Меньше будешь нервничать. А если у тебя всё-таки случится приступ паники, я на тебя так посмотрю, что мгновенно растечёшься лужицей.       В подтверждение своих слов он скользнул по ней хищным взглядом, красноречиво выражавшим все его желания.       — Не пойму, ты у меня добрый или жестокий? — хихикнула Катя, и правда ощущая себя разнежившейся на солнце кошкой.       — И то, и другое. Звони Елене Александровне.       …Валерий Сергеевич, как ни странно, багровел сдержанно и умеренно — за это Катя мысленно благодарила Сашин высокий пост. Процесс принятия новой реальности выражался в стройной симфонии: папа крякал, пыхтел и хмыкал добрых пять минут, и желваки, казалось, перекатывались в такт этим звукам.       — Нет, конечно, этого следовало ожидать… — неопределённо начал он. — Ты ведь у нас долго была домашней и тихой, но не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Всё-таки развратничать до брака начала, как сейчас принято!.. — не сдержался и прикрикнул на дочь Пушкарёв.       Саша тихо бесился. Он ненавидел, когда на Катю орали. С криками Андрея ему удалось примириться — Жданов в принципе не умел общаться иначе, да и Катя легко давала ему отпор. А вот в присутствии отца она съёживалась и терялась, и нужно было с этим что-то делать. Катя перевела на Сашу беспомощный взгляд. Он, как и обещал, ответил совсем другим, горячим и хитрым, но это едва ли помогло. Главный босс, точно как в компьютерной игрушке, прямо сейчас отнимал у него суперсилу — Саша даже видел в воздухе две шкалы: одна, возле раскалённой головы Валерия Сергеевича, росла и светилась, а другая, сбоку от него самого, мигала красным.       Как найти подход к любителю армейской дисциплины и патриархата, будучи рафинированным сыном московских интеллигентов? Вспомнить, что он, вообще-то, управляет огромной компанией.       — Валерий Сергеевич, — негромко, но очень властно обратился он к Пушкарёву, — мы с Катей любим друг друга. И хотим жить вместе.       — Вот женитесь, и живите! — главный босс яростно постучал указательным пальцем по столу и даже охнул — отбил. — А то выдумали, понимаешь! Гражданский брак или как это у вас нынче называется? А когда она в подоле нам с матерью внучка принесёт, кто отвечать будет?!       — Папа, — вмешалась Катя, — я не собираюсь никого вам приносить. Я не хочу детей.       — Как, совсем? — ахнула мама, прежде молчавшая.       — Да нет же! — раздражённо воскликнула дочь. — И даже если бы не хотела, мама, в этом не было бы ничего плохого. Просто материнство не входит в мои ближайшие планы.       — Я тоже пока не хочу детей, — согласился Саша.       — Вам лет-то сколько? — невежливо поинтересовался Пушкарёв.       — Двадцать девять, — сквозь зубы ответил Воропаев.       — И когда же вы намерены становиться отцом? В сорок? В пятьдесят? Мы с Леной тоже поздно сподобились, так я вам скажу, плюсов в этом мало! А главный минус вы сами видите — полное несовпадение ценностей! Сидит вроде бы моя Катюшка, а чужая мне совершенно!       — Потому что она не ваша Катюшка, — спокойно пояснил Саша. — И даже не моя. Она своя собственная. Сама обеспечивает себя и свою семью, то есть вас. И сама выбирает, как ей жить и с кем. Ей двадцать четыре. Не шестнадцать.       Катя посмотрела на него с благодарностью, и он сжал под столом её вспотевшую ладошку.       — Ваши родители что об этом думают? — уже полуобречённо осведомился Пушкарёв, забыв от стресса биографии основателей «Зималетто».       Елена Александровна деликатно кашлянула.       — Валера, родители Александра Юрича погибли.       Пушкарёв мгновенно стушевался.       — А! — гаркнул он, не скрывая смущения. — Простите меня, старого дурака. Вылетело, понимаешь, из головы!       — Всё в порядке, — успокоил его Саша. — Я уверен, что они полюбили бы Катю как родную.       Елена Александровна, давно обо всём догадавшаяся и без рассказов Кати, смотрела на него с симпатией и сочувствием. Конечно, она была не в восторге от «Зималетто» и всех, кто там работал, и прекрасно знала, как Катю там встретили — в том числе и сам Воропаев. Но сейчас они сидели рядом такие милые, так прекрасно подходили друг другу, что материнское сердце наполнялось теплом. А главное, Катя была абсолютно счастлива — уж это Елена Александровна видела без всяких деклараций и формальностей. Катя светилась, и от счастья была хорошенькой и выглядела совсем юно. При этом внутренне она здорово изменилась, и это тоже бросалось в глаза. Рядом с Воропаевым она выросла в саму себя, поняла Елена Александровна. Он тоже её любил, и это было… красиво. Его чувство было зрелым, мужским, сдержанным, но от этого ничуть не менее сильным. С ним её девочка будет в безопасности, заключила про себя Пушкарёва, и решила воспользоваться моментом.       — Так, давайте-ка отдадим должное всему, что я наготовила, не то обижусь! — примирительно предложила она. — Валера, хватит дуться как мышь на крупу. Обними Катеньку и прими неизбежное.       Кошка Фрося, в последнее время жившая в квартире Пушкарёвых, громко мяукнула и забралась на колени к Валерию Сергеевичу, распушив хвост. Давай, мол, оттаивай и не сотрясай воздух. Ему пришлось подчиниться давлению большинства.       Воропаеву разрешили остаться на ночь в спальне Кати. Неизвестно, к каким методам убеждения пришлось прибегнуть Елене Александровне, но Валерий Сергеевич сдался, пообещав иногда заходить к ним без стука и проверять, чем они заняты. Саша хотел было толкнуть речь о гиперопеке, личных границах и прочих психологических тонкостях, но Катя едва заметно покачала головой. Он смирился с этим идиотизмом, вспомнив любимое английское выражение: know when you’re beaten. Дословно — «знай, когда побеждён». Да и кто кого победил, определить было трудно. Получить доступ в святая святых, в Катину неприкосновенную светёлку при живом Валерии Сергеевиче — это ли не торжество неотвратимого будущего над дремучим консерватизмом? Так что они, как и подобало приличным людям, полночи играли в «Монополию». Саша показывал на удивление плохие результаты — сказывалась близость и при этом недоступность Кати, одетой в тонкую летнюю пижаму. Под лёгкой тканью, к его радости и прискорбию, угадывалось всё, что сейчас было вне зоны досягаемости. Сам он сидел на полу в огромной футболке и таких же шортах; то был первый и последний комплект одежды, который Валерий Сергеевич купил себе сам и, конечно, промахнулся с размером. Катя посматривала на Сашу, то и дело подавляя улыбку.       — Так, что такое? — не выдержал он.       — Нет, ничего, — ухмыльнулась Катя. — Просто не могу во всё это поверить. Ты, моя комната, «Монополия» и эти нелепые шорты. Это… совершенно нереально, но ужасно здорово. Я всерьёз боюсь лопнуть от счастья.       — Запомни это зрелище, Пушкарёва. Потому что Воропаев в чужих хлопчатобумажных вещичках из «Белорусского трикотажа» — это самое, мать его, громкое признание в любви, на которое я способен. Только ради тебя я иду на такие жертвы.       — Я знаю, — улыбнулась Катя и подползла к нему, чтобы забраться холодными руками внутрь шортов. — Смотри, а они не так уж и плохи…       — Катя, уйми свои очумелые ручки, ради всего святого, — выдыхая сквозь зубы, пробормотал Саша. — Отползай назад, тебе уже пора отели покупать, а ты всё тормозишь… Катя… — он засмеялся, когда она начала легонько щекотать его живот. — Уйди, я намерен быть благонадёжным зятем…       Она перестала покрывать его шею требовательными поцелуями и изумлённо на него уставилась.       — Зятем?       — Ну, рано или поздно это случится. А если не случится, уверен, Валерий Сергеевич пустит меня на тушёнку для сухпайков.       Катя не успела осознать эти слова, потому что Саша вдруг выпалил:       — Катя, шаги!       Она молниеносно метнулась обратно, к своему дивану, и сосредоточилась на игровом поле. Дверь со скрипом открылась, и взъерошенный со сна Пушкарёв смерил их скептическим взглядом.       — Мы тут в «Монополию» режемся, — озвучила очевидное Катя. — Я побеждаю, пап.       — Молодец, дочка, — кивнул Валерий Сергеевич. — И только я сегодня проиграл. Эх, ладно! — он махнул рукой. — Ложитесь, что ли, третий час ночи. И чтобы гость твой спал на матрасе!       — Конечно, папа.       Гость послушно спал на матрасе. А Катя — в обнимку с гостем.       …С Кирой всё было проще. Стоило им вдвоём зайти к ней и пригласить на обед, как она решительно сказала:       — Я всё поняла, Сашка. А пообедаю я с Никитой, потому что в подробностях не нуждаюсь. Зато Кристина будет рада услышать обстоятельный рассказ.       — Кира Юрьевна, я… — начала было расстроенная Катя.       — Простите, Катя, что я не испытываю восторга от того, что мой любимый брат встречается с девушкой, с которой мне изменял Андрей. Наверное, однажды я смогу принять этот факт. А пока не будем лицемерить, хорошо?       Что ж, она хотя бы была честна. Потом неизбежно настал день, когда пришло время рассказать обо всём женсовету. Катя по такому случаю собрала их в своей съёмной квартире, предусмотрительно затарившись белым полусухим с Сицилии. Амура первой отреагировала на новость:       — Я догадывалась, что это может быть Александр Юрич, но тогда, конечно, не поверила.       — Точно! — вспомнила Таня. — Девочки, Амурчик же делала расклад на Катину личную жизнь! И там был какой-то влиятельный и умный мужчина!       — Расклад-то хоть хороший был? — боязливо спросила Катя.       — Скорее да. Правда, карты тогда показали какое-то препятствие, которое вас разделяло. Наверное, оно рассосалось?       — Не знаю… — нахмурилась Катя.       Амуру одолевало недоброе предчувствие, но она это успешно скрыла.       — Я сегодня в одиночестве и тишине сделаю новый расклад. Сейчас не буду, слишком много взволнованных женщин вокруг! — она подмигнула подруге и сделала щедрый глоток вина.       — Катя, мы жаждем подробностей! — завопила Маша, и все загалдели, выражая коллективное согласие.       «И пучина сия поглотила ея в один момент», — пронеслось в Катиной голове. Она вздохнула и начала свой рассказ.       …Перед Кристиной отчёт держал уже Саша. Они сидели на веранде любимого Воропаевыми «Живаго» и наслаждались тёплым летним вечером. Кристина внимательно слушала брата, зажав между пальцев мундштук, а потом строго спросила Катю:       — Так, а вы-то, милая барышня, Сашу любите? То, что он от вас без ума, я вижу.       — Больше жизни, — ответила она и нежно поцеловала его в щёку.       — Тогда я счастлива. Перейдём на «ты»?       — С радостью, — просияла Катя. — Спасибо вам… то есть тебе… за то, что приняла меня.       — Разве я могла тебя не принять? Наш Сашенька заслуживает самого большого счастья.       — Не буду спорить, — хмыкнул он. — Я и сам потихоньку пришёл к этой мысли.       — Вот и молодец, — одобрила брата Кристина. — Но со свадьбой повремените, сперва давайте выдадим замуж Киру.       — А мы никуда не торопимся. Всё равно между нами всё давно решено.       В середине лета Катя переехала на Тверскую и присмотрела для себя крохотную квартиру в Доме-коммуне на Гоголевском бульваре, в которую просто влюбилась. Прежде чем покупать недвижимость в ипотеку, она рассказала об этом Саше.       — А зачем? — не понял он.       — Как зачем? Я хочу иметь своё небольшое пространство. Пусть оно совсем маленькое, но зато моё. Я смогу его сдавать и достаточно быстро выйти на доходность. Я всё рассчитала.       — В этом я не сомневаюсь. Просто… Ты что, в нас не веришь?       — Верю, — она прижалась к нему и поцеловала в солнечное сплетение. — Но если вдруг я тебе надоем, вернуться к родителям я не смогу.       — Какая же ты иногда глупая, Пушкарёва… — проворчал Саша. — С какого перепуга ты должна мне надоесть?       — Например, потому что всё ещё не умею готовить, — хихикнула Катя.       — Всё, пойдём учиться, — усмехнулся он и увлёк её на кухню. — Надеюсь, ты покупаешь эту квартиру не ради тайных встреч с Петрушей Тригориным?       — Петруша, кажется, сдался, узнав о наших отношениях.       — Хорошо, если так. Правда, меня напрягает, что он до сих пор один. Так долго он ещё не простаивал.       — Ты что, всерьёз опасаешься этого плейбоя? — вскинула брови Катя.       — Нет, но меня бесят любые попытки к тебе подобраться. Может, мне сделать тебе публичное предложение? Дать объявление в газету?       Она закатила глаза и обняла его со спины, пока он возился с ингредиентами для пиццы.       — Саша, не превращайся в Киру. Я не хочу никакого предложения, если ты делаешь его только из-за Тригорина. Да и мы с тобой не британцы, чтобы трубить о помолвке в «Таймс».       — Кстати, о британцах… Через месяц в Москву прилетают Красинские. Мы подпишем соглашение об открытии первого магазина в Лондоне.       — Если ты уверен…       — А ты нет? — он отложил пармезан и томаты и повернулся к ней.       — Ты же знаешь об интрижке Андрея и Инны?       — Конечно. Тебя это беспокоит?       — Не знаю, Саша… Не знаю. Я пыталась исподволь выведать у Юлианы, известно ли ей об этом хоть что-нибудь — вроде бы нет. А она всегда в курсе всех сплетен, так что, наверное, мы в безопасности. Просто… Будь осторожен. И не отдавай Красинскому слишком много власти. Позволь ему вложиться в один магазин и посмотри, что будет.       — Договорились. Всё, надевай фартук, буду делать из тебя пиццайоло.       …В конце августа, отчитавшись перед советом директоров об успешной выплате всех кредитов и получении первой крупной прибыли за время президентства Воропаева, они с согласия всех акционеров заключили соглашение с Михаилом Наумовичем Красинским. На устроенном по этому случаю фуршете в «Башне-2000» Лана то и дело бросала на Сашу и Катю болезненно-уязвлённые взгляды. В финале вечера она подошла к ним и вежливо осведомилась:       — Саша, вы не будете возражать, если я поговорю с Катей? Наедине. Мне хотелось бы обсудить с ней мою стажировку…       Он возражал, но и отказать не мог. Поэтому лишь пожал плечами и прижался губами к Катиному виску.       — Можете поговорить в моём кабинете. Только недолго. Хочу домой.       — Конечно. Пойдёмте, Лана.       В президентском кабинете Катя села в Сашино кресло и жестом пригласила Красинскую занять место напротив.       — О чём вы хотели побеседовать?       — А он вас действительно любит… — задумчиво произнесла Лана, проигнорировав Катин вопрос. Потом опомнилась и изобразила раскаяние: — Простите, это, конечно, не моё дело. Есть некая информация, которой я хочу с вами поделиться.       — Пожалуйста.       Катя откинулась в кресле и скрестила руки на груди, выражая недружелюбие. Она, конечно, видела, что Лана была влюблена в Сашу, и почему-то её боялась, хотя ему до этой богатой своенравной девушки дела не было.       — Мой отец инвестировал в «Зималетто» не просто так. У него есть… далеко идущие планы. Боюсь, очень неприятные для вас.       Катя похолодела, но сохраняла непроницаемое выражение лица. Лана явно надеялась на больший эффект.       — Продолжайте.       — На правах инвестора «Зималетто» и хорошего друга Федеральной антимонопольной службы отец хочет добиться проверки действий Андрея Жданова на посту президента компании, которая приведёт к возбуждению против него уголовного дела. Активы «Зималетто» будут заморожены, деятельность — приостановлена, а по окончании всех разбирательств отец приобретёт компанию фактически за бесценок.       — Зачем? — вырвалось у Кати.       — Чтобы её уничтожить.       — И зачем вы мне об этом сообщаете? — Катя придвинулась к столу и пристально посмотрела в глаза Красинской.       — Потому что я хочу спасти Андрея и «Зималетто». Так уж вышло, что я подслушала разговор отца с нашим юристом, и теперь имею возможность вмешаться в ход событий.       — Каким образом?       — Видите ли, Катя… Папа меня очень любит. Если и есть человек, ради которого он откажется от мести, которую готовил годами, то это я. Я уговорю его сдать назад. Объясню, что хочу связать своё будущее с этой компанией, что она мне действительно важна. Буду умолять, да хоть в ногах у него ползать…       — «От мести, которую готовил годами»? — перебила её Катя. — Речь об отношениях Андрея и Инны?       — Да. Но не только. У папы есть какой-то другой мотив, который он упомянул лишь мельком. Я не знаю, как ещё ему насолил Андрей. Я рассказала вам всё, что знаю сама.       — И что… Вы хотите сказать, что просто заставите Михаила Наумовича передумать? И мы будем жить-поживать как в доброй сказке?       — Нет, всё не так просто. Андрею всё равно придётся уехать из страны под угрозой уголовного преследования. Отец намерен если не посадить его в тюрьму, то по крайней мере заставить его эмигрировать. Вымолить для Жданова полную свободу я не смогу. Кроме того, у всего есть цена. У моей доброты тоже.       Катя уже знала, чего она потребует.       — Говорите, Лана. Не надо театральных пауз.       — Хорошо, — Лана улыбнулась, и её тёмные глаза лихорадочно заблестели. — Из России уедет не только Андрей Жданов, но и Екатерина Пушкарёва. Навсегда.       — Как предсказуемо, — ядовито проговорила Катя, помолчав. — Вы, наверное, убеждены, что ваши действия продиктованы большой светлой любовью к Саше? Что вы спасёте его компанию и добьётесь его расположения? Этим вы и намерены надавить на отца, не так ли? Поведать ему о том, как для вас важен Александр Воропаев? Как хотите выйти за него замуж и войти в совет директоров, и именно поэтому папенька не должен лишать дочурку счастья? Замечательно… — Катя спокойно поднялась и принялась мерить шагами Сашин кабинет. — И что вы сделаете с тем, что он любит меня? Куда прикажете мне деться?       — Разлюбит. А деться вы можете куда пожелаете. Я знаю, что вам предлагала работу Доминик Дюбуа. Я наводила справки, её предложение всё ещё в силе. Пожалуйста, отправляйтесь в Париж. Французским вы владеете, насколько мне известно.       — Спасибо за высочайшее разрешение. И, конечно, за бесценные сведения. Мы с Сашей обязательно всё это обсудим.       — Если Саша узнает о содержании нашего разговора, Андрей сядет. Это я вам обещаю.       Катя подошла к ней вплотную и наградила холодным презрительным взглядом.       — Я скажу тебе кое-что, Лана. Скажу один раз. Однажды, когда мне сделали больно, я растоптала и уничтожила человека, которого очень люблю. И, поверь мне, ты не хочешь узнать, какой сукой я могу быть с теми, кого ненавижу. На что я могу пойти, чтобы защитить любимых людей. В этом мы с Сашей похожи. Поиграй вволю, получи его в своё распоряжение, и ты познакомишься с такой его стороной, что позавидуешь мёртвым, это я тебе обещаю. Он уничтожит тебя морально, просто растопчет. А я буду смотреть и мысленно аплодировать.       Её речь произвела на Красинскую нужное впечатление — Катя наблюдала за тем, как гаснет её самоуверенная улыбка, и испытывала настоящее удовлетворение.       — Пошла вон.       — Я пойду вон. Но я надеюсь, что вы меня услышали. Одно слово Саше — и Жданов отправится в места, как у вас говорят, не столь отдалённые. Компанию я сохраню в любом случае, а вот ради Андрея стараться не буду. Так что не лишайте его права спокойно пересечь границу. Рейсы в Париж, Катерина Валерьевна, ежедневные.       Она ушла, и Катя позволила растерянности и страху прорваться наружу. Плакать было нельзя, да и не хотелось — её внутренне колошматило от злости, а давление, судя по ощущениям, улетело в небеса. В сердцах она ударила по столу рукой, и с ней осталась только острая физическая боль. К сожалению, ненадолго. Через несколько минут в кабинет вошёл Саша и внимательно к ней присмотрелся.       — Всё в порядке?       — Конечно, — уверенно ответила Катя, подключая все свои скрытые резервы, чтобы выдать лучшую актёрскую игру. — Лана оказалась приятной и толковой, так что Пал Олегыч вас не обманул. Ну что, едем домой?       — Ты иди в машину, а я спущусь через пять минут. Мне нужно посмотреть ещё пару бумаг.       Он отдал ей ключи и проводил до самых лифтов. Вернувшись к себе и закрыв дверь на ключ, Саша подошёл к столу и достал со скрытой полки «жучок».