Фатум

      На следующий день они ехали по серому городу, захваченному в плен атлантическим циклоном, в баснословно дорогой ресторан в районе Мейфэйр, где им предстояло встретиться с Красинскими. Андрей со всей серьёзностью обратился к Саше:       — Очень тебя прошу, не наигрывай Печорина в присутствии этой Ланы.       — Ты о чём? — вскинул брови Воропаев.       — А то ты не знаешь.       — Не знаю, — искренне ответил Саша, любуясь видами пасмурного Лондона.       — Хорошо, я объясню, — вздохнул Жданов, тоже глядя в окно кэба. — Понимаешь, моё амплуа — весёлый обаятельный парень, щедрый на комплименты. У тебя оно совершенно противоположное, и юная особа может… впечатлиться.       — Всё равно не понимаю.       — Ты, Саша, тот ещё хмырь. Жёсткий, немногословный, серьёзный. Язвительный. Плюсуем ко всему этому внешность и получаем очень опасный коктейль, сильно воздействующий на женские мозги.       Саша удивлённо уставился на Андрея, но ничего не сказал. Он не думал о себе в таком ключе. Знал, что нравился женщинам, и понимал, что природа наградила его многими достоинствами, но никогда их не анализировал, не использовал намеренно, действуя скорее инстинктивно. Получалось, что на Катю всё это и повлияло — их отношения с самого первого дня держались на противостоянии умов и словесных поединках.       — Женщины любят плохишей, — со знанием дела продолжал Андрей. — Особенно юные. Сразу появляется желание их перевоспитать… Я сам в этом убедился, только в другом ключе. Каждая хотела, чтобы именно ради неё я стал моногамным. Только вот потом все, кому я не изменял, умирали с тоски, потому что влюбились-то они совсем в другого Андрея Жданова. Та же Кира сходила с ума, когда я действительно был ей верен. Ей становилось скучно, и она маниакально искала среди моделей мою очередную несуществующую любовницу.       — Избавь меня от этих подробностей, — поморщился Саша.       — Да ладно, не будь ханжой. Я прекрасно знаю, что Кира делилась с тобой нашими проблемами.       — К счастью, это дела давно минувших дней.       Разговор на этом затух; оба испытывали раздражение перед встречей с двумя незнакомыми людьми, от которых вынуждены будут зависеть. Когда они вошли в просторный светлый зал ресторана, отец и дочь уже ожидали их за столом у окна, выходящего на фешенебельную Бонд-стрит. Андрей нервно взглянул на часы — они не опоздали, даже явились на пять минут раньше. Наверное, у Красинских просто был свободный день.       Михаила Наумовича они помнили по редким встречам на светских мероприятиях и многолюдных семейных праздниках, на которые неизменно приглашали не меньше пятисот гостей. Он изрядно облысел и обрюзг, как многие мужчины, перешагнувшие пятидесятилетний рубеж, но пока не превратился в деда. Видно было, что он оставался мужчиной, который благодаря внушительному состоянию и живому уму всё ещё нравился женщинам.       Его дочь Лану они если и встречали раньше, то благополучно об этом забыли. Восемнадцатилетняя наследница миллиардов оказалась миловидной шатенкой с тёмно-карими глазами и правильными чертами, которые Саше показались безликими и скучными. Всё в ней было хорошо: губы умеренной полноты, нос без изъянов, щёки немного пухлые от юности, вот только такие лица ему не запоминались. Заметной её делали разве что кричащие о стоимости вещи, но и те затмевали свою хозяйку.       — Добрый день, добрый день, мальчики, — Красинский с энтузиазмом пожал им руки, а Лана лишь смерила пришедших неприветливым взглядом. — Давно не виделись! Познакомьтесь с моей любимой хулиганкой… Выросла в настоящую красавицу, не правда ли?       Воропаев холодно улыбнулся — режим «Печорин» включился помимо его воли, Андрей вяло кивнул, придя к тем же выводам, что и Саша. Лана сузила свои глаза оленёнка Бэмби, и обоим стало ясно, что знакомство не задалось.       — Паша, конечно, ввёл вас в курс дела? — с места в карьер начал Михаил, когда они сели за стол.       — Разумеется, — ответил Андрей с фирменной задушевной интонацией. — Мы с Сашкой пришли к выводу, что это будут самые приятные переговоры в нашей жизни. Две недели в Англии за интересными занятиями — мечта, да и только.       — Точно, — пробасил Саша. — Неожиданный отпуск.       — А кто остался за главного? — поинтересовался Красинский. Попробовал белое полусухое и кивнул официанту, который тут же начал разливать его по бокалам. — Роман?       — Нет, Михал Наумыч. Мои обязанности исполняет Катерина Валерьевна, наш финансовый директор.       — Женщина? Интересно. Ты, Саша, прогрессивный руководитель.       — Едва ли. Женщины имеют такое же право на высокие должности, как и мужчины.       — Приятно слышать, что Россия освобождается от оков шовинизма, — ввернула Лана. Её высокий хрустальный голос не вязался со стервозным выражением, застывшим в глазах. — Женщинам приходится буквально пробивать стеклянный потолок!       Саша почти фыркнул, но сдержался. Эта пигалица, судя по всему, горела желанием их впечатлить. Он был прекрасно осведомлён о неравноправии, свойственном всем обществам в разной степени, но слышать о нём от холёной представительницы золотой молодёжи было нелепо и смешно. Лане никогда не придётся пробивать хоть что-нибудь — любые места достанутся ей просто по факту происхождения.       — Мы рады вас приятно удивить, — тщательно пряча сарказм, сказал Воропаев.       — Что ж, давайте выпьем за встречу… и за права женщин! — провозгласил Красинский. Когда все пригубили вино, он продолжил: — Дочурку мою, значит, примете как родную. Она ведь у меня не только красавица, но и умница!       — Ну пап… — она фальшиво засмущалась.       Андрей и Саша незаметно обменялись красноречивыми взглядами; им обоим было нестерпимо душно от стремительного осознания того, насколько трудными будут эти две недели.       — Вы уверены, Лана, что хотите стажироваться в «Зималетто»? — с нажимом спросил Андрей. — Мы ведь компания скромная, не «Диор» и не «Прада»…       — Уверена, — Лана блеснула рядом идеальных зубов, над которыми явно трудились лучшие дантисты. — Я хочу связать свою жизнь с Россией. Даже если высшее образование я получу здесь, работать я хочу только на родине.       Воропаева от этого патриотизма не проняло — он предположил, что девочка просто боялась естественной конкуренции в Британии и выбрала заведомо выигрышный путь. Саша лучше других знал: дипломы именитых западных университетов открывали в России любые двери. А вслух дал вежливую оценку:       — Похвальное стремление.       В эту минуту он прочувствовал то, о чём в кэбе вещал Андрей: контраст между осклабившимся Ждановым и чопорным Воропаевым был как никогда разителен, но поделать с собой он ничего не мог. За обедом завязалась более живая беседа — они обсуждали положение дел в «Зималетто», рассказывали Красинскому о масштабных реформах на производстве и грядущей коллекции, которая поступит в магазины с вынужденным опозданием, но совершенно точно произведёт фурор. В этом они не сомневались — из мальдивской эскапады Милко вернулся с пачкой новых потрясающих эскизов, и до презентации летней коллекции оставался месяц. Летом они смогут расплатиться по кредитам, и судебный процесс между «Никамодой» и «Зималетто» завершится.       — Перспективы вы рисуете прекрасные, — заключил Михаил. — Посмотрим, что будет на практике. Ну что, ребята, завтра жду вас в лучшем пабе города, а послезавтра — у нас в гостях. Познакомитесь с моей женой. Спасибо вам за прекрасно проведённое время, приятно, чёрт возьми, покалякать на великом и могучем!       Андрей и Саша рассыпались в ответных любезностях. Лана, уходя, протянула им руку так, словно надеялась на поцелуй. Жданов девичье желание исполнил, а вот Воропаев пухленькую ладонь только пожал.       — Мы же с вами сторонники равноправия, — подмигнул он Красинской, и она надулась. Андрей подавил ухмылку.       — Ты всё-таки болван, Воропаев, — констатировал он и покачал головой, выходя на шумную улицу. — Сделал всё ровно наоборот.       — Да меня воротит от этой девицы, — процедил Саша. — Тебя, скажешь, нет?       — Неприятное создание, согласен. Но лучше было ей подыграть. Ты же видишь, она о себе высокого мнения, и столкнувшись с таким, как ты, наверняка захочет тебя добиться.       Вдруг пошёл сильный дождь, и они спрятались от него под маркизой ближайшей кофейни.       — Андрюх, давай договоримся как двое людей, которым наша компания дорога больше, чем кому бы то ни было… — предложил Саша, доставая из кармана сигареты и зажигалку. — Что бы там ни говорил Пал Олегыч, мы не будем ничего форсировать и ничего подписывать, пока не убедимся в стопроцентной рентабельности затеи. Красинский и сам торопиться не будет, захочет посмотреть, как мы завершим выход из кризиса. И нам спешить незачем.       — Не сомневайся, Сашка, на этот раз мы в одной команде, — успокоил его Андрей и тоже потянулся за сигаретой. — С воротилами вроде Наумыча нужно держать ухо востро. Не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься поглощённым.       — Вот-вот, — озабоченно проговорил Саша и глубоко затянулся. — Мы с тобой оба знаем, что несмотря на жизнь в эмиграции, Красинские плотно повязаны с государством. И кто знает, может, сверху поступил заказ нас де-факто национализировать…       — Так глубоко я не копал, но теперь мне стало тревожно. Надо будет посоветоваться с Катей…       — Посоветуемся.       Они помолчали. Дождь всё не переставал, и им пока некуда было деться.       — Саш, скажи честно… — начал Андрей.       — Моё нелюбимое вступление, — прервал его Воропаев.       — …вы с Катей всё-таки вместе?       Саша с удовольствием курил, пользуясь возможностью выдержать паузу и подумать, а Андрей не сводил с него напряжённого взгляда.       — Мы были вместе прошлой ночью.       Жданов присвистнул.       — Теперь понятно, почему ты был непохож на себя. Это… серьёзно?       — Напомни мне, почему мы это обсуждаем?       — Потому что я люблю Катю как близкого и дорогого человека. Потому что хорошо знаю тебя. Потому что не хочу, чтобы ей снова было больно. Достаточные причины?       — Всё, что ты обо мне знал, больше не актуально, — сухо произнёс Саша. — Я и сам себя не знал, как выяснилось. И пока в процессе узнавания.       — То есть ты влюбился? — допытывался Жданов.       — Да. Я влюбился. Разрешаю посмеяться.       Когда Катя задала ему тот же вопрос в апреле, он ответил, что не знает. После их первой ночи он понял, что бегать от правды было бесполезно. Он действительно влюбился и даже в эту минуту скучал по ней, а ему ещё двенадцать дней торчать в Англии ради сомнительной выгоды, хотя больше всего на свете хотелось остаться с ней в одной квартире хотя бы на неделю. Выбросить мобильники и никуда не выходить. Просто быть с ней. Наслаждаться её теплом и отдавать своё. А она в Москве была предоставлена самой себе, и это напрягало. В её умной голове нередко рождались совершенно глупые идеи, и где гарантия, что она не придумает новый повод, из-за которого им нельзя быть вместе? Ему вспомнились слова Амуры. «Между ними есть какое-то препятствие. И пока оно не исчезнет, лучше ничего не начинать». А он не выдержал и начал. Поторопился… Дождь давно затих, но погружённый в размышления Саша этого не замечал. Андрей косился на него и понимал, что и правда ничего не знал о человеке, с которым вырос.       …А в Москве уже наступил вечер, и Катя проводила его в квартире родителей. Коля, конечно, тоже был здесь. Валерий Сергеевич излучал добродушие — любимая дочка приехала в гости, да ещё и освободилась вовремя, а не засиделась на работе допоздна. Они вчетвером сидели на кухне, отдавая должное мясу в горшочках, коронному блюду Елены Александровны. Катя как могла участвовала в разговоре, охотно делилась с отцом новостями «Зималетто» и подтрунивала над Зорькиным, но на самом деле все мысли её сводились к тому, что Саша обещал позвонить вечером и пока так и не позвонил. «Наверное, он имел в виду лондонский вечер», — сообразила Катя и немного расслабилась. Мама посматривала на неё с любопытством, но ничего не говорила. Она видела, что дочь влюбилась в этого Воропаева, и пока не знала, как к этому относиться. Коля на свою беду научил её пользоваться «Яндексом», чтобы никогда не иссякали новые рецепты, но Елена Александровна, конечно, искала там не только кулинарные сайты. Очень скоро она выяснила, что об Александре Воропаеве были написаны сотни статей самого противоречивого содержания, но постаралась не придавать этому значения — всё-таки у них в гостях он вёл себя безупречно.       Когда дисплей мобильного наконец-то озарился буквами «А. Ю.», Катя в очередной раз подумала, что всё время забывает переименовать Сашин контакт, и стремительно встала из-за стола.       — Ты куда, Катерина? — взвился отец.       — Извини, папа, я не могу не ответить, это звонит Александр Юрич.       — А, ну это святое…       Катя рассеянно кивнула папе и поскорее закрылась в своей комнате. Подошла к окну, за которым город встречал поздние весенние сумерки, и открыла «раскладушку».       — Привет, — первым поздоровался Саша.       — Привет, — улыбнулась она. — Знаешь, по-моему, я подружилась с Милко. Он так доволен новыми объёмами производства и тем, как теперь следят за всеми станками, что даже назвал меня бабо́чкой, представляешь?.. Но это всё неважно. Как ты?       — Я, в отличие от Милко, недоволен. Мне скучно… без тебя. Знаешь, я раньше никогда ни на что не жаловался ни одной женщине. А тебе вот второй день.       — Жалуйся на здоровье. Вы уже встретились с Красинскими?       На том конце раздался тяжёлый вздох.       — Встретились. Очень утомительная парочка. Особенно дочь. Никакой Клаудии и даже Клавы там нет. Обычный тинейджер.       — Ну и хорошо, — Катя испытала облегчение. — Я же понимаю, что ты пока вряд ли привык ко мне и можешь переключиться на кого-то другого…       — Какой же бред, — проворчал Саша. — В том и загвоздка, Катя, что я к тебе очень привык. Потому и скучаю. И к слову… Андрей о нас знает. Не знаю, как ты к этому относишься, но… Он спросил, я ответил. Врать и изворачиваться не захотел, мы же не преступники. Он беспокоится о тебе, но в душу лезть не стал. Зато я кое-что понял…       — Что? — почему-то разволновалась Катя.       — Что я впервые в жизни влюбился. Я не тороплюсь с тем самым словом, которого ты боишься… И я тоже разделяю два понятия, но… Это слово я могу себе позволить. И, более того, хочу. Я хочу, чтобы ты это знала.       Она засопела, сдерживая слёзы.       — Ты что, плакать собралась? — огорчился Саша.       — Нет… — она шумно выдохнула и покрепче прижала телефон к уху. — Просто услышать от тебя такое… Даже не верится, понимаешь, что это случилось со мной. Так жаль, что я не могу тебя сейчас обнять… Думаю, нет нужды говорить, что я влюблена в тебя как чёртова кошка? — Катя нервно рассмеялась. — Мне эти два дня так тяжело даётся работа. Как никогда в жизни. Сижу, печатаю, разговариваю по телефону, а мысли просто уплывают куда-то вдаль, к тебе… Никакой концентрации, и приходится напоминать себе, что я несу ответственность перед тобой, Андреем и всеми акционерами… Только это и заставляет всё-таки шевелить мозгами. Мне так странно, что для всех остальных я обычная прежняя Пушкарёва, хотя внутренне я так изменилась, как будто лишнюю кожу сбросила. Я совсем другая Катя. Твоя Катя, — она перешла на интимный шёпот и услышала рычание. — Ты чего?..       — Ничего, — голос его окрасился хрипотцой и лёгким раздражением. — Просто мне тех нескольких часов не хватило, чтобы теперь держаться две недели. И я реагирую как школьник даже на твой шёпот.       — А хочешь, я прилечу на выходные?       — Заманчивое предложение, но нет. Я не смогу сосредоточиться на делах.       — Сможешь. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю.       — Катя, не заставляй меня поддаться слабости.       — Я поселюсь в маленьком отеле, и ты будешь сбегать ко мне при первой возможности с дурацких скучных посиделок, — вдохновенно расписывала Катя. — И никому об этом не скажешь. А я буду встречать тебя, влюблённая, тёплая, только твоя…       — Всё, хорошо, жду! — не выдержал Саша. — Стой, а как же твоя аэрофобия? Мне Юлиана рассказывала…       — Я же говорю, я теперь другая Катя. Разве кто-нибудь позволит разбиться самолёту, который летит к тебе? Не думаю! Я прилечу завтра, слышишь? Я очень скучаю. Это глупо и смешно, но меня просто разъедает тоска. Ты так быстро ушёл, и мы даже не смогли проснуться вместе…       — Ты не представляешь, насколько сейчас улучшилось моё настроение.       — На самом деле, представляю, — хихикнула Катя. — Вечером я пришлю тебе адрес отеля, хорошо?       — Договорились. Я очень хотел показать тебе Лондон. Надеюсь, получится. Сегодня погода испортилась, холодно…       — К чёрту Лондон, я просто хочу к тебе. Как кошка. Свернуться рядом и урчать.       — Приятно, что даже красивейший город мне не конкурент.       — Ты вне конкуренции.       — Пушкарёва, тебя там заждались! — в её пузырь счастья вдруг ворвался Зорькин, просунувший голову в дверной проём.       — Саша, я дома у родителей, они меня требуют…       — Иди к ним, Кать. Родителей нужно ценить. До завтра?       — До завтра. Целую… — тихонько добавила Катя, потому что голова Зорькина всё ещё висела в двери. Захлопнув телефон, она гневно уставилась на лучшего друга. — Коля, ты зачем подслушиваешь?       — Оцениваю свои карьерные перспективы, — ответила голова. — Прикидываю, как скоро ты уйдёшь в декрет, а я, соответственно, займу твоё теплое местечко…       Она покраснела и кинула в него подушкой. Он ойкнул и открыл дверь, чтобы бросить её обратно.       — Нескоро, товарищ Зорькин, — заявила Катя, уворачиваясь от летящей подушки.       — А по твоему виду не скажешь, — заметил Коля. — Ты правда влюблена в Воропаева?       — Правда, — она скрестила руки на груди. — Тебе что-то не нравится?       — А я здесь при чём? — Зорькин пожал плечами. — Главное, чтобы тебе всё нравилось.       — Правильный ответ. Я завтра полечу в Лондон, — выпалила Катя, не утерпев. — Надо сказать об этом родителям…       — Только не ври, что тебя срочно вызвали умасливать Красинских.       — Тебе — нет, а вот родителям навру с три короба. Папа будет гордиться, что я понадобилась на переговорах.       — А раньше необходимость врать папеньке с маменькой тебя очень напрягала, — Коля поправил очки и пригляделся к лучшей подруге. — Кто ты и что сделала с Катей Пушкарёвой?       — Катя Пушкарёва просто очень скучает по Саше Воропаеву.       Зорькин закатил глаза и взял её под локоток.       — Пошли на кухню, пока за нами не послали. Смотрю я на тебя, Пушкарёва, и радуюсь, что больше не сохну по Клочковой. Мозги у тебя совершенно отключились.       — А это полезно, Коль. Ну хоть иногда. Меньше думать и больше чувствовать.