Фатум

      Она сидела в самолёте, думая о том, что до взлёта остались считанные минуты, и пыталась примириться с этой мыслью. Посадка давно закончилась, бортпроводники закрыли двери. Выйти отсюда ей уже не удастся. Москва и всё, что включало в себя это слово, в эту самую минуту становилось частью прошлого. Аэрофобия отступила; гораздо страшнее было осознать и прочувствовать, что большая глава её жизни подошла к концу. Поставлена точка. Страницы перевёрнуты. Перед ней — чистый лист. Она никогда не боялась чистого листа. Знала, что сможет выразить всё, чем жила её душа, даже если придётся долго искать нужные слова. Но сегодня всё было иначе. Сегодня внутри звенела пустота, и не было этому состоянию никакого другого определения. Пустота. Побочный эффект разочарования, подходящий сезону. В Москву осень пришла будто по расписанию: в ночь на первое сентября на столицу обрушился злой ливень, и неласковый ветер раздевал деревья, срывая с них первые пожелтевшие листья. Там, куда она улетала, всё ещё царило лето. Вот только ей до этого не было никакого дела…       Катя резко проснулась и не сразу поняла, где находится. Сон был слишком реальным. Она села на стареньком скрипучем диване и первым делом посмотрела на дисплей мобильного: шесть тридцать. Можно было задержаться в постели на полчаса, но ей остро захотелось встать и умыться, чтобы смыть с себя следы этого странного сновидения. Да и опаздывать в «Зималетто» она не собиралась — ни к чему было пользоваться своим особым положением.       Возвращение в компанию её не пугало. Вчерашний разговор с Кирой прошёл гладко, как и обещал Саша. «Саша». Она впервые назвала его так в своих мыслях. После первого поцелуя глупо было продолжать величать его Александром. Пусть даже этот поцелуй, как и вся её жизнь, оказался неловким и немного смешным — надо же было умудриться его укусить. Саша. Отныне он был для неё Сашей, с которым они вместе сидели на подоконнике и болтали обо всём и ни о чём, словно однокурсники в перерыве между парами, нашедшие тихий уголок в университетском коридоре. Как здорово было бы учиться вместе с ним. Как хорошо было бы, если бы они встретились раньше. Если бы он был её первой и единственной любовью. Если бы между ними не стояли нагромождения страхов. Если бы…       «Вас с Сашей связывает что-то, что я не могу понять». Так сказала вчера Кира. Катя не стала отвечать на эту реплику — пусть всё, что напридумывала себе Кира, останется за скобками. Катя ведь и сама не обозначала это «что-то», а Саша — тем более. Нельзя было торопиться.       Какое разочарование мучило её во сне? Куда она улетала? Почему покидала Москву? Катя не могла вообразить достаточную причину, чтобы отказаться от любимого города и общения со всеми дорогими людьми. Бред. Это просто сон, один из многих. Провидицей она никогда не была, вот и не стоило придавать этому значения. Умывшись, Катя критически взглянула на отражение в зеркале. Вчера она заглянула в салон красоты и просто доверилась именитому мастеру. Новый жизненный этап не предполагал свободного времени, так что возиться с длинными локонами она не стала бы, и поэтому радовалась новой короткой стрижке и лёгкой завивке. Волосы теперь не нуждались в укладке, да и составлять каждый день яркие образы тоже не было необходимости. Это в агентстве приходилось всегда быть готовой к очередному мероприятию, чаще всего вечернему; в «Зималетто» же больше всего ценили её ум, а не внешний вид. Выглядеть серо она всё равно не могла — хотелось нравиться Саше. Нравиться, но не вызывать у него лишние желания и порывы. Держа это в голове, она надела светлое вязаное платье — максимально свободное, совсем не облегающее, и скромные эспадрильи в тон. Быстро накрасилась, набросила пиджак и убежала из дома, чтобы не слушать напутствия родителей. Она нервничала, потому что пока не понимала, сможет ли работать с Сашей, получится ли у них не отвлекаться на личное от бесчисленных проблем компании. С Андреем получалось — с переменным успехом. Тогда чувство к Андрею связало её по рукам и ногам, и она слепо шла за ним, потакая его безумным идеям. Нельзя было повторить эту ошибку; очередного удара «Зималетто» просто не выдержит, да и портить своё резюме она больше не имела права.       «Башня-2000» пустовала. Никто из сотрудников компании не приходил на работу вовремя, не говоря о половине девятого. Катя поднялась на этаж топ-менеджмента и решила зайти к Саше — догадывалась, что только он мог приехать раньше неё. Он откликнулся сразу, стоило ей постучать в дверь президентского кабинета.       — Входи, Катя.       — Как ты узнал, что это я? — с улыбкой спросила она. Подошла к столу и присмотрелась к его губе: ранка затянулась, и теперь только яркая корочка напоминала о её дурацком поступке.       Он поднял на неё глаза и тоже улыбнулся.       — Кто ещё мог явиться так рано? Тебе идёт, — отметил он, имея в виду новую стрижку. — Welcome back, как говорится. А где твой заместитель?       — В гостях у отца в другом городе и пока даже не знает о своём назначении. На этой неделе вернётся. Ну что, мне снова занимать каморку?       — Не беси, — закатил глаза Саша. — Каморка навсегда закрыта и останется здесь в назидание потомкам. Как памятник низкой самооценке и самоотверженному трудоголизму.       — Хорошо, — согласилась Катя. — Не буду спорить.       — Очень мудрое решение. Пойдём, покажу тебе твоё новое рабочее место.       Так началось её возвращение в «Зималетто». Гора дел образовалась сразу и день ото дня становилась лишь выше, но Кате это нравилось. Мозг наконец-то работал на все сто процентов и даже больше, да и отвлекаться на чувства к Саше не было никакой возможности. Андрей и Малиновский вскоре вернулись из своих скитаний с богатым уловом: договорами о намерениях с десятками предпринимателей, заинтересованных в сотрудничестве с компанией. Андрей, для которого назначение Кати стало сюрпризом, обрадовался ей так громко и искренне, что она сразу осознала, как сильно по нему соскучилась. Саша на их воссоединение смотрел с демонстративным спокойствием, но она видела, что его раздражает её нежная дружба с бывшим. Это раздражение дважды достигало опасных пиков. Впервые оно прорвалось во время летучки, на которой все обсуждали Катину фотосессию. Редакция журнала наконец-то прислала снимки на утверждение, и мнения на их счёт разделились. После бурного обсуждения решили вообще отказаться от идеи публикации — слишком деревянной выглядела Катя в необычных вещах от Милко, и выходило, что показать чудесное преображение благодаря «Зималетто» не получилось.       — Ты на этих фотографиях в очках и с косичками именно такая, какой тебя видел я, — негромко сказал Андрей Кате, но Воропаев услышал. — Словно тебя показали моими глазами.       Саше скулы сводило от нежности в его голосе и Катиного глупого хихиканья, а Андрей продолжил:       — Хорошо, что папка с фотками на общем диске, скачаю для себя парочку.       — Зачем? — удивилась Катя и бросила на Сашу быстрый взгляд.       — На память. Ты же не думаешь, что я просто выбросил все фотографии Киры. А твоих у меня до сих пор не было.       — Да ты романтик, — усмехнулась она и поспешила ретироваться, но Саша догнал её у дверей её кабинета.       — Кать, подожди, — выдохнул он и последовал за ней, закрыв дверь на ключ.       — Что такое? — спросила Катя, примерно представляя, каким будет ответ.       — Зачем ты ему потакаешь?       Она нахмурилась.       — Мне надо было с боем отстаивать эти фотографии, чтобы Андрей их не скачал?       — Я не об этом, а о твоём дурацком хихиканье.       — Так… — Катя вздохнула и села за свой стол. — То есть вот так выглядит влюблённый Александр Воропаев? Хотя чему я удивляюсь… Это, наверное, семейное.       — Ты о чём? — воинственно осведомился Саша.       — Я о привычке ревновать. Моё дурацкое хихиканье — это просто смущённая реакция на добрые слова, вот и всё. В нём нет никакого подтекста. А ты, по-моему, просто ищешь повод, чтобы поссориться, а скорее даже спровоцировать некий всплеск эмоций, чтобы потом бурно помириться. Я тысячу раз наблюдала, как Кира делает ровно то же самое.       Он помолчал, а потом сел на диван и мрачно произнёс:       — Теперь я чувствую себя идиотом.       Катя умилённо улыбнулась его самокритике.       — Для меня всё это в новинку, — раздражённо объяснил Саша, откинувшись на спинку дивана и скрестив руки на груди. — Все мои женщины не позволяли себе ничего лишнего, потому что с ними я был… — он задумался. — Авторитарным. Скажем так. Я им — выгоды, они мне — подчинение. Вера просто не могла дать ни малейшего повода, потому что у неё всё на лице было написано, пусть я даже гнал от себя это осознание. А сейчас… Сейчас я ничего не понимаю и правда ощущаю себя дураком. Потому что мы не сходились, не расставались, мы не вместе, но в то же время как будто вместе, и я не понимаю, какие у нас есть права и почему меня так корёжит.       Он закрыл глаза, а Катя встала из-за стола и села рядом с ним. Ласково коснулась пальцами закрытых век, в который раз задаваясь вопросом, почему мужчинам так везёт с тёмными густыми ресницами, и чмокнула его в висок.       — Ты сейчас очень милый.       Он мгновенно вскинулся.       — Я какой угодно, только не милый. Меня бесит, что с ним у тебя было всё, а со мной — ничего. Я не застолбил свою территорию. А Жданов разве что мёдом не сочится, когда с тобой разговаривает.       — «Не застолбил свою территорию»? — фыркнула Катя. — Спасибо за яркую метафору.       На самом деле ей нравилось, что он вот так ревновал — признаться в этом даже самой себе было нелегко, а ему этого и вовсе знать не следовало. Нельзя было потакать таким эпизодам, иначе он превратится в Киру. Катя боялась касаться этой темы, но всё равно намеревалась однажды узнать, как были устроены отношения их родителей и какую модель общения переняли Кира и Саша. А может, и Кристина — в её личную жизнь Катя никогда не вникала.       — Прости, — он обнял её и привлёк к себе. — Я знаю, что ты влюбилась в другого меня. Я и сам от этой новой версии не в восторге.       — Это не новая версия. Ты просто адаптируешься, привыкаешь. Учишься. Вот и всё.       — Разочарование пока не наступило?       Катя ничего не сказала — просто поцеловала его. Коротко, но глубоко и с полной отдачей.       — Лучше так не делай, — посоветовал Саша, когда она заставила себя от него оторваться. Взгляд его стал темнее и тяжелее. — В следующий раз я тебя не отпущу.       — Между мной и Андреем нет ничего, кроме дружбы. Ничего. Я чувствую, что он очень нежно ко мне относится, но это человеческое тепло. Всё остальное просто выброси из головы. Хорошо?       Он кивнул, но с этого дня всё равно немного изменился: стал жёстче и требовательнее с подчинёнными, будто пытаясь таким образом вернуть себе субъектность и обрести равновесие. Он никак не проявлял собственничество, но хватило его ненадолго. Сразу после майских праздников, когда Катя робко предложила вернуть Андрея и Малиновского с производства, он процедил:       — Зачем? Их место на самом нижнем этаже.       — Потому что они оба полезны компании, особенно Андрей, — Катя позволила раздражению прорваться в голос. — Он и так знал «Зималетто» до последнего винтика, а теперь ещё и досконально разбирается в производственных процессах. А Роман — отличный маркетолог, его очень не хватает на этом этаже. Саша, пожалуйста, перестань видеть во всех врагов, — попросила она, смягчаясь. — Никто не претендует на твоё кресло и тем более на меня.       Он долго нажимал на кнопку шариковой ручки — характерный звук казался нестерпимо громким в тишине конференц-зала — и наконец признался:       — Я никогда не завидовал Андрею. Никогда и ни в чём, хотя многие сказали бы, что поводов для зависти предостаточно. Единственное, чем мне захотелось обладать — тем, что было у вас. Я не о той короткой связи, а о вашем взаимодействии. Вы работали как часы, как единый отлаженный механизм. Вы были… настоящей командой. Я смотрел на вас и понимал, что хочу, чтобы рядом со мной был настолько же преданный и умный человек. Я тогда не догадывался, что где-то в самой глубине сознания хотел, чтобы этим человеком была ты. И сейчас я вижу то же самое. Вы снова… спелись. Вы снова мыслите в одном направлении, на всех совещаниях заканчиваете друг за друга предложения, а я… Я чувствую себя лишним, — он взглянул на неё с вызовом, маскируя то, насколько нелегко дались ему эти слова. — У нас с тобой не получается сработаться вот так. Наверное, потому что мы постоянно помним об ограничениях и не можем просто работать. Я не знаю… Я стал слишком нервным, мне тяжелее с собой, чем когда бы то ни было. Я устал от воздержания, а спать с другими не получается. Я пробовал… Не захотел. Не смог, чёрт возьми, — он вскочил со стула и посмотрел ей прямо в глаза, опираясь на стол. — И я хочу знать, сколько ещё будет продолжаться эта пауза. И зачем она вообще нужна? Что она тебе дала? Ты проверяешь мои чувства или, может, свои? Потому что если ты уже ни в чём не уверена, я найду способ избавиться от всего, что к тебе испытываю, поверь. И вернусь к привычной жизни. Я не записывался в страждущие институтки. Я вообще никогда не был в такой ситуации и не хочу больше в ней оказаться. Никто не держал меня вот так, на расстоянии вытянутой руки, не давая подойти ближе. Это слишком… мучительно. И наступит день, когда я просто перегорю. Мозг, Катя, очень ленивый. Он всегда найдёт наипростейший путь. Чтобы жилось легче и приятнее. Понимаешь?       Она кивнула.       — Скажи хоть что-нибудь, — потребовал он. — Только не надо пораженчества, ладно? Не надо вяло соглашаться, что всё так и есть, что у меня всё совсем скоро пройдёт… Не хочу слышать этот бред.       — Мне теперь ещё страшнее, — пряча лицо в ладонях, ответила Катя. — Если мы начнём отношения… Ты получишь то, что хотел, и точно так же перегоришь.       — ДА ЧЁРТ БЫ ВСЁ ЭТО ПОБРАЛ! — заорал Саша, и она вздрогнула. — Вот от этого меня тоже уже тошнит. От твоих мрачных предсказаний. Зачем ты вообще сделала шаг в мою сторону, если только и делаешь, что боишься? Ты понимаешь, что мы ходим по кругу? Что ты издеваешься над нами обоими? Ты живёшь одна, как хотела? Пожила, выросла? Нравится приходить в пустую квартиру, в которой нет меня? Нравится каждый день страдать и смотреть на меня коровьими глазами? Ты, может, мазохистка, Кать? Только вот я не мазохист. И даже не садист. Мне всё это не доставляет ни малейшего удовольствия.       Она молчала, прикусив губу, и следила за его хаотичными движениями, как за теннисным мячиком.       — Вот что, — так и не дождавшись от неё хоть чего-нибудь, проговорил Саша и остановился. — Ты знаешь, что Павел ждёт нас в Лондоне. На переговоры с тамошними бизнесменами уйдёт не меньше двух недель, потому что придётся ходить на деловые завтраки и светские рауты и даже, возможно, съездить с ними в Корнуолл, чтобы в неформальной обстановке обо всём договориться. Я собирался взять тебя с собой. Но теперь не хочу. Потому что ты будешь выводить меня из равновесия, и вместо сделки мы получим увесистый пинок под зад и потерю любых перспектив. Жданова и Малиновского я верну на наш этаж, как ты и хотела. И в Англию полечу с Андреем. Заодно выдохну и подумаю. Возможно, успокоюсь. Может, даже с концами, и тебе больше не придётся бояться.       — Саш…       — Я всё сказал, — отрезал он. — Ты тоже прислушайся к себе, пока меня нет в Москве. Не исключаю, что мы будем совсем другими, когда встретимся снова.       Он ушёл, хлопнув дверью. Катя с трудом добрела до кабинета и заплакала, едва рухнув в своё кресло. К ней тут же прибежала Маша, которую она с первого дня назначила своим секретарём.       — Катюш, ты чего? — огорчённо вопрошала она, неловко обнимая подругу. — Что случилось? Воропаев замордовал?       Катя нервно рассмеялась сквозь слёзы.       — Можно сказать и так. Маш, ты не знаешь, когда он вылетает в Лондон?       — Пока нет. Как узнаю — скажу, — пообещала верная Маша.       — Знаешь, что… Легче всего это будет узнать у Шуры. Александр Юрич берёт с собой Андрея, так что он попросит Шуру забронировать билет.       — Хорошо, Кать. Я сразу тебе скажу.       — Спасибо. Работай, не отвлекайся на меня. Я сейчас успокоюсь. Спасибо тебе за заботу, — Катя крепко её обняла.       — Может, тебе принести что-нибудь? Кофе с коньяком или… — Маша поиграла бровями. — …коньячок с кофе?       — Нет, Машуль. Возможно, позже.       Вечером Машина голова появилась в дверном проёме и провозгласила:       — Они улетают завтра в десять утра.       — Спасибо. Маш… Коньяк всё-таки не помешает.       — Сейчас всё будет! — подмигнула ей Маша.       Когда она вернулась с бокалом, на треть наполненным янтарной жидкостью, Катя поинтересовалась:       — Александр Юрич на месте?       — Ты же его знаешь. Конечно, на месте. Подписывает последние бумаги перед командировкой.       — Отлично.       Катя взяла сумку, выключила компьютер и осушила бокал до дна.       — Неплохо! — одобрила Маша.       — Я побежала. И ты иди домой, Федька наверняка заждался.       — Хорошо, Кать. Что бы ты там ни задумала, удачи тебе!       — Спасибо, Машуля, — слабо улыбнулась Катя.       К его кабинету она подходила на ватных ногах. У зеркала в приёмной взбила волосы, поправила макияж и расстегнула несколько пуговиц длинного платья — так, чтобы разрез получился намного выше колена.       — Господи, что я делаю, — сказала она своему отражению.       Внутренности, казалось, вибрировали от напряжения, но она всё-таки постучалась в кабинет. Не дождавшись ответа, Катя вошла и застыла на пороге, мягко и тихо закрыв дверь, почти надеясь, что её не заметят.       — А я разве разрешил войти? — не отрываясь от документов, осведомился Саша.       — А я сама себе разрешила, — с напускной дерзостью заявила Катя.       Она прошествовала к столу, присела на краешек и долго ждала, когда он поднимет на неё глаза.       — Ну что? — он закончил подписывать бумаги и отложил ручку.       К счастью, её уже накрывало опьянение — не настолько сильное, чтобы влиять на решения, но достаточное, чтобы она стала смелее.       — Ты так и не побывал у меня в гостях.       — А я знаю.       Он откинулся в кресле и обжёг её взглядом, на секунду задержавшись на разрезе, открывавшем бо́льшую часть ноги.       — Так хочешь в Лондон?       Она хотела было обидеться, но вовремя себя остановила.       — Я хочу, чтобы тебе было что вспомнить, пока ты там.       — Это официальное приглашение? И неужели совсем не боишься?       — Боюсь. Но расстаться с тобой вот так на целых две недели боюсь ещё больше.       Он резко поднялся с кресла, взглянул на неё сверху вниз; скользнул ладонью по обнажённой ноге и усмехнулся, до предела приблизив своё лицо к её.       — Коньяком балуешься.       — Для храбрости, — пролепетала Катя и вздрогнула, когда он крепко схватил её за талию и покрыл поцелуями линию ключиц. Она погладила его по голове, запуская дрожащие пальцы в волосы, и прошептала: — Поехали ко мне.       Всё могло бы случиться прямо здесь, но за этим столом совсем недавно сидел Андрей, и с этим местом было связано слишком много воспоминаний.       — Саш, — позвала Катя, а он прикусывал тонкую кожу шеи так больно и сладко одновременно, что её всю прошибало током, от макушки до кончиков пальцев на ногах. — Саша-а-ах… — она подавила стон. — Поехали ко мне, прошу… Не здесь.       — Если ты передумаешь, я, скорее всего, умру, — прохрипел он. Отстранился и взял со стола ключи от машины.       — Не передумаю, — она покачала головой и прильнула к нему на короткое мгновение, пока он автоматически поправлял галстук. Уткнулась лбом ему в грудь и несмело произнесла: — Я сама почти взрываюсь.       — Всё-таки ты мазохистка, — ухмыльнулся он. — Поехали.