Фатум

      Следующие недели навевали стойкое ощущение дежавю. Все участники событий словно вновь оказались в том же болоте, в которое погрузились после рокового совета директоров. К счастью, теперь у каждого была возможность заняться работой, чтобы воплотить в жизнь свои многочисленные идеи. Четверо юристов в один голос советовали не связываться с «Фонтаной». Мнения акционеров на этот счёт разделились. Андрей, Кира и Роман выступали за то, чтобы пойти в суд; Ждановы и Кристина были против. Окончательное решение принял Александр.       — Мы не станем обращаться в суд.       — Кто бы сомневался! — воскликнул Андрей. — Ты просто боишься. Боишься начать судебный процесс, потому что тогда Ветров приложит все усилия, чтобы вышла порочащая тебя статья.       — А ведь совсем недавно ты сомневался в целесообразности этой затеи, — напомнил ему Воропаев. — Но так хочешь возглавить компанию, что готов потратить время, деньги и силы на эту волокиту.       Ему было безразлично, что подумает о нём Жданов. Сам он знал, что действительно не хотел покидать свой пост, но вовсе не потому что за него держался; нет, он просто не собирался идти простым путём. Он был не прочь уйти из «Зималетто», но понимал, что тем самым признает собственную слабость. Он должен был спасти их бизнес. Отец не понял бы его, поступи он иначе. Значит, останавливаться было нельзя. К тому же юристы, в красках расписывавшие их невесёлые перспективы, доверия ему не внушали. Они предупреждали, что всемогущий Хмелин мог купить кого угодно, а он думал о том, что их самих, скорее всего, уже купили. А значит, надеяться «Зималетто» было не на что. Поэтому они смирились с неизбежным поражением. Затянули пояса, стиснули зубы и просто пахали. Андрей с Малиновским разлетелись по разным концам необъятной страны, налаживая связи в регионах и продавая франшизы. Кира с головой ушла в разработку новой концепции обслуживания в их магазинах. Даже Кристина стала заглядывать в «Башню-2000» почаще — правда, её усилия сводились к чайным церемониям в мастерской Милко. Маэстро впал в самую настоящую депрессию, осознав, что все его старания пропадут даром, да ещё так несправедливо. Услышав его стенания в очередной раз, Воропаев не выдержал и предложил ему отправиться в оплачиваемый отпуск. Милко тут же расцвёл и радостно согласился. На следующий день он улетел на Мальдивы вместе со своим бойфрендом, и всем стало легче. Всем, кроме Александра: Кристина в отсутствие друга стала захаживать в кабинет брата, то и дело отвлекая его от работы пустыми разговорами. Когда она в очередной раз начала рассказывать о пользе масок из сметаны для микробиома кожи лица, он взвыл.       — Всё, я больше не могу! Кристина, это невыносимо! Мне нет дела до микробиома кожи лица, у меня и лица-то нет со всеми нашими проблемами.       — Вот-вот! Ты в свои двадцать девять выглядишь на все тридцать пять, дядька. И нервы совсем ни к чёрту.       — Нервы у меня ни к чёрту, потому что ты на них действуешь. Ради всего святого, позвони лучше Кате и предложи ей помощь. У неё сегодня съёмка, она очень нервничает, а ты замечательно её отвлечёшь.       — Почему я должна помогать этой невоспитанной девочке, обидевшей нашу сестру? — хмыкнула Кристина, скрестив руки на груди.       — Нашу сестру, Кристиночка, обидел Андрей Жданов. Я сам поддержал бы Катю, но не могу, — он показал на лежащую перед ним кипу бумаг. — А ты ведь из нас самая добрая и душевная, — польстил он сестре.       — Ладно, ладно… — вздохнула Кристина. — Мне всё равно нечем заняться… Скажи-ка, дядька… — она испытующе взглянула на брата. — Почему ты так печёшься об этой Кате?       — Ей до сих пор принадлежит «Зималетто».       Это был давно заготовленный ответ на любые вопросы такого рода, но проницательную Кристину он не впечатлил.       — Сашенька, кому ты врёшь? Мне, столько раз прикрывавшей тебя перед родителями? — Он лишь демонстративно углубился в документы. — Ты влюбился, дядька?       Он оторвался от своего занятия и поднял глаза на сестру.       — Кристина, посмотри на меня. Я похож на человека, у которого есть время на подобные глупости?       Она усмехнулась и ушла. Оставшись один, Александр впал в задумчивость, начисто забыв о стопке бумаг, в которых предстояло разобраться. То были настоящие авгиевы конюшни — документы, связанные с многочисленными объектами производства. Приятно было отвлечься от них хоть на минуту.       Он и сам не понимал, что с ним происходило, и не мог просто взять и найти этому точное определение, хотя бы потому что никогда не влюблялся. К Вере он питал тёплые чувства, главным из которых была благодарность, но ею всё и ограничилось. Теперь, когда спустя несколько лет он в полной мере оценил её уникальность, это даже казалось странным. Вера была совершенством и заслуживала любви, а он не испытал даже влюблённость. Катя от совершенства была далека. Она не была покладистой и понятной, он никогда не назвал бы её красавицей, но… Её манкость, прежде имевшая исключительно интеллектуальное происхождение, после преображения усилилась для него во сто крат, наконец-то выражаясь не только во внутреннем, но и во внешнем. Её ум и хитрость всегда пробуждали его воображение, а теперь оно дорисовывало всё, что раньше было скрыто, то и дело напоминая о той странной ночи в петербургском клубе, и он с удивлением замечал, что постоянно возвращается мыслями к Кате. После той летучки они виделись дважды, и она сводила всё к работе, не реагируя на его флирт и шутки. Её упрямство доводило до тихого бешенства, но он не позволял ему прорваться наружу. В конце концов, они договорились обо всём в «Астории». Он знал, что она сходила на несколько свиданий с новосибирским поваром. Катя об этом молчала — во всяком случае, с ним; зато посвятила в подробности Машу Тропинкину, чей монолог он услышал случайно, когда проходил мимо курилки.       — Дамочки, мне так нашу Катю жаль, — печально вещала она. — Помните Мишу, о котором она рассказывала? У них всё так хорошо начиналось, когда они только встретились в Египте. Помните, она говорила, что понравилась ему ещё до всех перемен, что он заботливый и порядочный? Её это даже раздражало. В общем, влюбиться в него не получалось. Вы же знаете, как мы устроены… — Маша вздохнула. — Чем хуже, тем лучше. Но на неё наседали мама и Юлиана. Мол, посмотри, какой парень хороший, выучился в Европе, Москву не боится… Ну, она и решила сходить на парочку свиданий. Вот на втором-то он ей и признался, что весь его интерес к ней был… как там это называется… меркантильного свойства, вот. Привлекли, говорит, меня твои обширные связи и талант экономиста. Нам, говорит, нужно попробовать работать вместе. Кате на него плевать, но почему-то её это ужасно расстроило. Она мне это всё в красках описывала, а сама слёзы смаргивала. Это, говорит, уже третий мужчина, который меня обманул. И ещё сказала, что Коля был прав. Мол, он её предупреждал насчёт этого Борщёва. В общем, не везёт Катьке… — Маша шмыгнула носом. — Вот вроде и преобразилась, а всё одно — их, наверное, её ум с толку сбивает! Они же умных женщин боятся и поэтому не хотят.       — И бог с ним, с этим Борщёвым, — сердито бросила Ольга Вячеславовна. — Тем более Кате он безразличен. Не сумел разглядеть в ней женщину — значит, слепой дурачок. Ты лучше, Маша, скажи вот что: она в кого-нибудь влюблена?       Александр крепче прижал ухо к двери женского туалета.       — А вы думаете, я не спросила, Олечка Вячеславовна? Конечно, спросила. Она промолчала. Но было в её взгляде что-то такое, что я поняла: влюблена она. Такое ведь не скроешь, как ни старайся. У неё глаза заблестели от этого вопроса. И ещё, знаете, что я запомнила… Она после этого рассказа вдруг сказала: «Есть только один мужчина, которому я доверяю».       — Коля, наверное, — подала голос Шура.       — Нет, дамочки. Не Коля. Был бы это Коля — она так и сказала бы. Нет, это кто-то другой.       — Андрей? — предположила Амура.       — Да что тут гадать… — ответила Света. — Стоп! Вот как раз погадать не помешало бы, а, Амурчик?.. У тебя карты с собой?       — Да с собой, как иначе… — проворчала Амура. — Я же вас знаю. Сегодня, конечно, Меркурий совсем не в том доме, и энергия на нуле, но тут уж мне самой любопытно! Сейчас раскину…       Послышалось шуршание, а потом на несколько долгих минут наступила тишина. Воропаев сам себе не верил. Он стоял у женского туалета и с волнением — с волнением! — ожидал вердикта Амуры. Он, известный приверженец рационализма. И чего он, собственно, ждал? Ведь и так видел, что Катя испытывает к нему отнюдь не дружеское чувство.       — Или мы выдаём желаемое за действительное… — задумчиво проговорила Амура. — Или она действительно влюблена. Нет! Подождите… — Александр напрягся. — Нет, она любит! Любит по-настоящему.       — А кого? — спросила Таня.       — Пончита, это карты, а не «Яндекс»! Не написано тут, кого любит Катя!       — Но хоть что-нибудь ты про него видишь? — настаивала Пончева.       — Вижу, что человек непростой. Умный. Даже очень. Влиятельный. Она для него очень важна… Катя, кажется, вообще первая женщина, которая настолько его зацепила. Но вот парадокс… Они оба такие умные, а ведут себя как идиоты. Они друг друга почему-то боятся… И вот ещё что вижу: между ними есть какое-то препятствие. И пока оно не исчезнет, лучше ничего не начинать. Всё, девочки, нужно возвращаться на свои рабочие места, а то Воропаев нас покарает…       Прокрутив в голове недавнее воспоминание, Александр набрал Катин номер. В эту минуту она готовилась к фотосессии для крупного глянцевого журнала, на проведении которой настояла Кира. Катя всё отказывалась, но Кира со всей расчётливостью взывала к её порядочности и чувству долга перед компанией. Катя сдалась, и после всех неудач с мужчинами и проблем с самооценкой вряд ли предвкушала этот опыт.       — Привет.       — Привет. — Он дотянулся до пачки «Данхилла» и достал сигарету. Закурил и глубоко затянулся. — Как ты?       — В порядке. Сижу сейчас перед зеркалом в своём прежнем виде, представляешь? С косичками и в круглых очках. Так странно…       — Уже отвыкла от такого отражения?       — Не знаю… Всё это не так важно. Я это поняла. Отражение может меняться, а судьба остаётся прежней.       — Я к тебе Кристину отправил, — услышав грустные нотки в её голосе, сообщил Александр. — Хотел сам приехать, но не могу вырваться…       — И не надо, ты чего? У компании столько проблем… Ты хоть немного отдыхаешь?       — Когда сплю. А ты?       — Стараюсь. Правда, после съёмки придётся тащиться в офис… — она зевнула. — Прости. Завтра у нас большое мероприятие, нужно согласовать последние детали с несколькими журналистами. Ты куришь, да? Не кури часто, пожалуйста.       — Одна сигарета в день, не более, — соврал он. — Ты во сколько вернёшься в агентство? Хочешь, я закажу тебе ужин?       — Ты лучше сам приезжай, если освободишься к десяти. Давно не виделись.       — Постараюсь. Нет, я приеду. Обязательно. Кать…       — Да?       — У тебя всё получится. И сегодня, и вообще.       — Главное, чтобы получилось у вас с «Зималетто». Так, кажется, мне бежать нужно… До вечера?       — До вечера.       Катя отложила мобильный. Бежать ей было некуда — визажист всё ещё возился с абсолютно незаметным макияжем, который наносил уже добрых полчаса. Просто в голосе Александра было что-то… тёплое и тягучее. Как расплавленная карамель. И её тоже расплавило, хотя он не сказал ничего особенного. Интересно, зачем он отправил к ней Кристину? И почему Воропаева согласилась? Это дружеский жест или попытка познакомить её со своей семьёй? Катя почему-то разволновалась, и это не укрылось от внимания визажиста Дани, длинного тощего паренька с неоново-зелёными волосами и бриллиантовыми серёжками в ушах.       — Катя, ты нервничаешь?       — А?.. Да нет… Если честно, мне всё равно, — виновато призналась она.       — Так нельзя, — насупился Даня. — С тобой, между прочим, работают лучшие профессионалы индустрии. Забей на свои мысли и отдайся потоку.       — Хорошо, — улыбнулась Катя. — Забью и отдамся.       Она огляделась по сторонам. Съёмка проходила на территории заброшенного завода где-то за третьим транспортным. В полумраке и суете рассмотреть окружающую обстановку было невозможно.       — Не знаешь, что это за место? — полюбопытствовала она.       — Знаю, — рассеянно пробормотал Даня, тщательно расчёсывая её брови. — Здесь когда-то была ткацкая фабрика, а теперь здание постепенно разваливается. Собственник сдаёт его в аренду за бесценок. Хочет продать, но не получается.       — Ткацкая фабрика? — заинтересовалась Катя. — Я знаю человека, который захочет купить это здание.       — Твой мужик-олигарх? — подмигнул ей визажист.       Она хихикнула.       — Нет, у меня нет мужика и тем более олигарха. Просто хороший друг.       — Н-да? Тогда почему ты покраснела? Румяна для этого образа я не использовал.              Катя предпочла не отвечать на этот вопрос. Потом позвонила Кристина и радостно сообщила, что приедет её поддержать. Кате такой энтузиазм казался странным: до сегодняшнего дня за полгода знакомства они едва ли перебросились несколькими фразами. Спорить с Воропаевой она не стала, чтобы не обидеть её брата, и просто назвала адрес.       — Катя, ты готова к съёмке, — отрапортовал Даня, как только она закончила разговор. — Нравится?       Он отошёл в сторону, чтобы она могла посмотреть на своё отражение в большом зеркале со специальным освещением. Ей парадоксально понравилось. Она и не заметила, что Даня успел поколдовать над её волосами — теперь они симпатично пушились и кудрявились, а косички не казались жидкими. И лицо выглядело свежим и почти юным, словно она была десятиклассницей. Круглые очки больше не раздражали; в конце концов, Гарри Поттер такие носит, и ничего. Вещи, выбранные стилистами, напоминали о её прежнем образе, но всё-таки были совсем другими. Кате рассказали, что их несколько дней искали на блошиных рынках и в секонд-хендах. Получилось необычно и по-своему здорово — если бы она одевалась вот так, никто над ней не смеялся бы. Закрытые блузки, длинные юбки и объёмные кардиганы ей шли. В них она чувствовала себя защищённо и свободно, хотя давно успела забыть о таком комфорте, привыкнув к неизбежной необходимости подстраиваться под веяния моды и дресс-код. В Москве не стоило слишком выделяться из толпы, если главной целью была успешная карьера в бизнесе. Катя приняла правила игры и стала одной из многих ухоженных деловых девушек, а теперь вдруг вернулась к себе и поняла, что скучает. От того, что во всех этих уютных вещах ей было так хорошо, снимки получались отличные — седовласый фотограф, чьё имя гремело в глянце, но ничего не говорило Кате, то и дело показывал ей большой палец. Вскоре приехала Кристина, и сразу же выяснилось, что она хорошо знала всю команду журнала. С прибытием Воропаевой атмосфера стала лёгкой и праздничной, и после четырёх часов работы Катя с удивлением поняла, что совсем не устала. Вещи ей разрешили оставить себе, чему она очень обрадовалась — вылезать из них не хотелось. Кристина подошла к ней, когда она надевала пальто, и с нескрываемым удивлением заметила:       — Катя, вы сегодня очень хорошенькая. Боюсь представить, что будет завтра.       — Спасибо, — смутилась Катя. — И спасибо, что приехали.       — У меня всё равно нет никаких великих дел, — хрипло хохотнула Кристина. — И я обожаю творческую атмосферу. В юности, знаете ли, сама была неплохим фотографом. И сейчас иногда беру в руки «Лейку».       — Было бы замечательно познакомиться с вашими работами, — вежливо ответила Катя.       — Да вот, пожалуйста, — Кристина достала из сумки кошелёк и вытащила из него несколько карточек. — Ношу своих с собой. Вот Кирочка, а вот Сашенька…       Она протянула Кате две чёрно-белые фотографии. Они не казались серыми и унылыми; чёрно-белый в этом случае был драматически контрастным, сочным, а грамотно выстроенный свет выгодно подчёркивал черты обоих Воропаевых. Киру старшая сестра запечатлела крупным планом в полупрофиль, с улыбкой на губах, в которой угадывалась грусть. Глаза её излучали спокойную мудрость. Александр же на своём портрете сидел в кресле в привычной расслабленной позе, в наполовину расстёгнутой тёмной рубашке и с сигаретой в правой руке. На первый взгляд он смотрел прямо в камеру, но на самом деле сквозь неё, о чём-то задумавшись и почти ухмыляясь.       — Очень талантливо, — искренне сказала Катя, возвращая Кристине карточки. — Мне кажется, вы уловили самую суть.       — Рада, что вы оценили. Подарить вам Сашину фотографию? — с очень воропаевской хитрецой в голосе спросила Кристина.       Кровь прилила к Катиным щекам с ненормальной скоростью.       — Э-э-э… — она тщательно отыграла растерянность. — Зачем?       — Катенька, я отнюдь не та дурочка, которую часто изображаю, — усмехнулась Кристина. — Не буду называть свой возраст, но, думаю, вы догадались, что я старше Саши и Киры. Возьмите, у меня есть и другие.       — Спасибо, — Катя всё-таки взяла фотографию и бережно положила в самый закрытый кармашек сумки, где хранила питерские полароиды.       — Не за что. Вас подвезти?       — Если можно, — робко кивнула Катя. — Мне в офис нужно…       — Тогда идёмте. Мне кажется, или вы сняли брекеты?       — Да, — Катя широко улыбнулась. — Ортодонт сказал, что мне больше не нужно их носить.       На мрачной неосвещённой парковке их ожидал вызывающе роскошный спорткар жемчужно-серого цвета.       — Мы же не будем мчаться как гонщики? — с надеждой осведомилась Катя, когда они сели в автомобиль.       — Нет, — Кристина покачала головой. — Не скрою, раньше я любила погонять. Но после того, что случилось с нашими дорогими родителями…       — Мне очень жаль, Кристина Юрьевна. И вы, и Кира, и Саша очень… достойно с этим справляетесь.       — Может быть. А может, и нет… — Воропаева вздохнула. — Саша больше всего любит загонять себя в рамки. Вы бы видели его на похоронах мамы и папы… Он был как самый настоящий робот. А Кира… Что уж говорить, всё, что натворил Андрюша… В общем, тем самым он ей не помог.       — Я знаю, что тоже виновата. Простите, что причинила боль вашей сестре…       — Вам следует извиниться перед Кирой. Как и ей перед вами, если уж быть по-настоящему справедливой. Она невзлюбила вас с самого первого дня и вела себя некрасиво. Если бы родители были живы, она получила бы от них знатный нагоняй.       — Я поговорю с Кирой, — пообещала Катя. — А почему вы сказали, что Саша любит загонять себя в рамки? Мне он говорил совсем противоположное…       — Даже такой умный человек, как наш с вами Сашенька, — Катя вскинула брови от такой формулировки, но ничего не сказала, — может заблуждаться. Особенно насчёт себя. Если бы люди не ограничивали себя искусственно, жизнь была бы намного проще… И, например, вы уже были бы вместе.       — Кристина Юрьевна, я…       — Не притворяйтесь, что не понимаете, о чём я, — Кристина закатила глаза точь-в-точь как её брат. — Впрочем, это не моё дело.       Катя молчала и гадала: неужели всё, что она испытывала к Александру, было так очевидно для окружающих? А потом задумалась о рамках. Сама она тоже без них не могла: например, она так и не могла научиться мысленно называть его Сашей. Как будто признаться себе, что Воропаев давно стал для неё Сашей, означало перейти незримую черту.       — Катя, мы приехали. Даже не попали ни в одну пробку — все, кроме вас, уже забыли про работу и давно уехали домой.       — Спасибо вам, — от души поблагодарила Катя. — За поддержку и за… фотографию.       — Не за что. А на карточку смотрите почаще. Поймёте, что медлить нельзя! — Кристина погрозила ей пальцем. — Наш Саша, вообще-то, очень завидный жених. Всё, всё, больше не лезу в ваши отношения, — спохватилась она.       Выбравшись из спорткара, Катя помахала ей на прощание рукой и поспешила в офис — несмотря на середину апреля, ночь выдалась холодная. В агентстве было темно и тихо. Такая обстановка нравилась Кате ещё в «Зималетто» — она любила задерживаться там допоздна и бродить по пустым коридорам, которые утром снова примут снующих туда-сюда сотрудников. Александр приехал, когда она уже обзвонила почти весь список журналистов, приглашённых на завтрашнее мероприятие. Катя зависла на полминуты, пока он снимал плащ и ставил на её стол бумажные пакеты, от которых исходили аппетитные ароматы чего-то без сомнения вредного и ужасно вкусного.       — Да-да, Игорь, я вас слушаю, — опомнилась она после того, как собеседник на том конце несколько раз её позвал. — Простите. Значит, вы получили наш пресс-релиз? Прекрасно. Да, мы будем очень рады вас видеть. До встречи завтра. Всего доброго… — она нажала на кнопку сброса вызова и торопливо набрала следующий номер, чтобы расправиться с делами поскорее. — Привет. Прости, я освобожусь буквально через пять минут… — вглядываясь в список на мониторе, проговорила Катя. — Алёна, добрый вечер! Простите, что беспокою так поздно… Скажите, вас ожидать на завтрашней презентации?..       Пока она щебетала, Александр рассматривал её во все глаза. Он не забыл о том, что она предстанет перед ним в стилизованном образе, но оказался совсем к этому не готов. И совершенно точно не ожидал, что это вызовет у него вот такую реакцию. Он, наверное, окончательно заработался и потому свихнулся. Потому что эта Катя не должна была будоражить его ещё больше, чем та, к которой он успел привыкнуть. Но факт оставался фактом. Ей были невероятно к лицу и наглухо застёгнутая светлая блузка, и неаккуратные косички с выбившимися кудрявыми прядками, и невидимый макияж. «Спокойно, Воропаев. Это просто воплощение всем известного архетипа школьницы, ещё и отличницы-зубрилы, которую хочется испортить. Спокойно. Это нормальная психологическая реакция». Он думал эту успокаивающую мысль, но не успокаивался совсем. Мерил её кабинет шагами и даже забыл о еде, хотя давно нагулял сильное чувство голода. Теперь тот голод перекрыл совсем другой, и он не знал, что с этим делать, потому что сдерживаться порядком достало. Но и нарушать правила, о которых они договорились, он не мог. Вспомнились слова Амуры. «Между ними есть какое-то препятствие. И пока оно не исчезнет, лучше ничего не начинать». Препятствие — это, конечно, «Зималетто», всё ещё принадлежавшее Кате со всеми потрохами. Он не верил в гадания, но собственными ушами слышал, как Буйо идеально попала в точку, и не мог объяснить это своим рациональным умом. А значит, оставалось довериться её видению. Бред какой-то…       — Саш, ты чего мечешься?       — А? — он резко остановился.       — Что-то случилось?       — А… Нет, ничего не случилось. Засиделся за день, разминаюсь.       «Разминаюсь… Кажется, я становлюсь жалким».       — Понятно, — с сомнением хмыкнула Катя. — Как тебе мой облик?       Повод снова внимательно на неё взглянуть радовал и раздражал одновременно.       — Очень хорошо, — он вынес чопорный вердикт с самым невозмутимым видом. — Ты нравишься мне любая.       Кате показалось, что прозвучало это официально и сухо, но не придала этому значения. Не флиртует — и молодец, об этом она его и просила.       — Я рада. Слушай, — она встала из-за стола и подошла к нему. — Сегодняшняя съёмка проходила на бывшей ткацкой фабрике за ТТК. Владелец никак не может её продать, а значит, согласится на низкую цену. Хочешь, съездим туда в ближайшее время и посмотрим? Можно будет перенести московское производство туда. Что думаешь? — она вдруг заметила, что в его глазах плескалась дикая энергия, что он весь был как один оголённый нерв. — Так… Что всё-таки произошло?       Нужно было найти своему состоянию правдоподобное объяснение.       — Сегодня прошла презентация коллекции «Фонтаны».       — Я помню, — сочувственно кивнула Катя.       — Я смотрел её перед тем, как приехать сюда… И думал… Думал, не ошибся ли. Понимаешь, наш вышивальный станок неделю как заработал. И несколько партий для московских магазинов были готовы ещё пять дней назад. Андрей предлагал поставить их в магазины под предлогом эксклюзива. Мол, мы открываем ранние продажи для самых преданных поклонниц бренда… А я не стал рисковать, потому что раньше мы никогда не шли на такие маркетинговые шаги. А теперь боюсь, что зря не вышел за рамки. Потому что теперь нам придётся презентовать коллекцию, которая никому не нужна, и продавать её с унизительными скидками, только чтобы сбыть. Не знаю… — раздражённо процедил Александр. — Я побоялся принимать решение в одиночестве. Жданов, Малиновский и Кира в командировках. Обязанности финдира пока исполняет мой однокурсник, потому что ты отказалась, — он обжёг её злым взглядом. — Это американский экспат, и пользы от него в наших реалиях, если честно, очень мало.       — Ты мог бы позвонить мне и посоветоваться, — виновато пролепетала Катя. — Я такой план одобрила бы…       — А я не хочу тебе звонить! — вспылил Александр. — Ты постоянно занята. Я не хочу тебе звонить, Катя! Я хочу с тобой работать. Я хочу, чтобы мы вместе совершили невозможное. Я хочу, чтобы ты работала с удовольствием и проявляла свой талант, а не звонила каким-то бумагомаракам по поводу пресс-релизов! Я хочу… — он вовремя остановился. — Я хочу есть, в конце концов. Пока не поем, так и буду срываться, — с этими словами он достал из пакетов бургеры и картошку фри.       — Отличный лёгкий ужин в… — Катя посмотрела на настенные часы. — …в начале одиннадцатого.       — Не хочешь — не заставляю, — пожал плечами Александр, сел на диван за журнальный столик и с наслаждением принялся за бургер.       Она, однако, села рядом и последовала его примеру.       — Как же классно есть без брекетов, — мечтательно проговорила Катя.       «Целоваться ещё лучше», — промелькнуло в мозгу Александра.       — Катя, ты мне нужна, — вместо этого сказал он. — Без тебя нашу компанию не спасти. Но я не могу постоянно тебя дёргать, потому что ты и так очень загружена. Ты ничего не должна Юлиане, если это тебя беспокоит. Всё, что она на тебя потратила, ты давно отработала.       Она прожевала картошку и вздохнула.       — Хорошо. Я не могу… тебе отказать. Но сначала я должна поговорить с Юлианой. И с Кирой, — добавила она. — Без согласия Киры я не вернусь.       Он обнял её, избегая прикосновений испачканными едой пальцами. Она засмеялась.       — Я правда тебе так нужна?       — Ты даже не представляешь, как, — с сожалением ответил Александр и отстранился.