Фатум

      — Спишь?..       Катя молча покачала головой, не желая потревожить блаженное состояние умиротворения даже словом. Она знала, что состояние это пришло к ней ненадолго. Кокон неги и тепла истончался с каждой секундой, растворялся и ускользал от неё так, как неизбежно растворяются и ускользают ароматы; к краю сознания подбиралось понимание того, что сегодня она нарушила все обещания, данные самой себе, и поступила совсем не так, как должна была. Просто потому что устала жить одними лишь доводами рассудка и долгом неизвестно перед кем.       Она выбралась из объятий Андрея, одолеваемая смятением, и села, опустив голову на колени. Он тоже сел, подвинулся ближе и невесомо пробежался пальцами по её спине. Коснулся губами плеча и спросил:       — Жалеешь?       — Нет. Нет…       — Кать…       Он привлёк её к себе и поцеловал — бережно, нежно, неторопливо. Так странно было видеть и чувствовать его вот таким: спокойным и тихим, совершенно непохожим на обычного себя, порывистого и почти буйного. Хотя почему «почти»? Это ведь Андрей то и дело ломал компьютерные мышки и швырялся в подчинённых разнообразными предметами. И, конечно, орал на них так, что стены тряслись. Катя вспоминала эти эпизоды с улыбкой — ей лучше всех было известно, что за ними никогда не было настоящей агрессии. Возмущающийся Андрей всегда напоминал ей нахохлившегося под ноябрьской слякотью воробья. Он был вспыльчивым настолько, насколько же и отходчивым. Успокоить его было легко: погладить по руке, предложить ромашковый чай… Именно Кате удавалось усмирять его горячий нрав и сберегать его нервные клетки.       — Ты улыбаешься, — оторвавшись от неё, заметил Андрей. — Прости меня за то, как я себя сегодня повёл…       — Уже вчера.       — Значит, простила?       Она неопределённо пожала плечами.       — Ты так изменилась всего лишь за неделю. И внешне, и внутренне… Прежняя Катя никогда не была бы такой смелой. Когда ты села в мою машину с самым серьёзным видом и с сумкой в руках, я глазам своим не поверил… — он счастливо засмеялся.       — Я сама себе не верю, — призналась Катя.       — А мне?       Она съёжилась в его руках, словно в комнату ворвался невидимый сквозняк. Поцеловала его, не имея никакого желания отвечать на этот вопрос.       — Нам нужно поговорить, — ласково, но твёрдо сказал Андрей в уголок её губ.       — Я знаю, — прошептала Катя, повалив его на спину и забираясь на него, чтобы заставить забыть обо всём.       — Поговорить, Кать… — глядя на неё снизу вверх, усмехнулся Андрей. — Для всего остального у нас впереди много времени…       Она не была в этом так уверена.       — Хорошо, — вздохнула она и легла рядом на пионерском расстоянии. — Говори.       — Господи… — пробормотал он, глядя в потолок. — Я не знаю, с чего начать. Наверное, придётся всё-таки с той… дурацкой инструкции, Кать.       Она равнодушно кивнула.       — Да, наши с тобой отношения начались, потому что Малиновский и я боялись потерять компанию. Наверное, всего этого не случилось бы, если бы она принадлежала только нам двоим, но когда на плечах ответственность за семейное дело и судьбы множества людей, ставки взлетают в стратосферу… Мысль о том, что твой Николай — не ты, а именно он, — заберёт у нас «Зималетто», была непереносимой. Я… Я почти не спал все последние месяцы. Этим я себя не оправдываю. Но хочу, чтобы ты знала, в каком аду я находился. Когда человек не спит и страдает от стресса, он едва ли способен принимать взвешенные решения. Алкоголь тоже не помогал… Именно поэтому я решился на этот шаг. Неохотно, подталкиваемый Малиновским…       — Ещё бы, — фыркнула Катя.       — Не потому что ты была какая-то не такая, — торопливо объяснил Андрей. — Ничего уродливого в тебе никогда не было. Ты просто не умела себя подать, как будто боялась самой себя и пряталась за этой бронёй от мира и мужчин. Нет, меня корёжило потому, что мне было страшно. Страшно и тяжело тебе врать. Страшно и тяжело представлять последствия своей лжи. Но ещё страшнее и тяжелее мне было постепенно осознавать, насколько быстро ты стала для меня самым близким человеком. Я доверял тебе больше, чем себе. Всегда, даже когда мне казалось, что я сомневался. Настолько, что отдал тебе всё. Буквально всё, что имел и что даже не принадлежало мне в полной мере. Ты вряд ли когда-нибудь задумывалась о том, насколько это странно — что я вот так просто доверил свою компанию человеку, которого знал всего несколько месяцев. Немногие решатся на такое даже по отношению к родственникам, не говоря уже о чужаках. Далеко за примером ходить не потребуется — меня без ножа режет то, что власть над «Зималетто» теперь в руках Саши, а мы с ним выросли вместе… Из тех, кто всегда был рядом со мной, я мог бы отдать компанию только Кире. Но не сделал бы этого, потому что ей недостаёт твоего ума. Она прекрасный специалист в своей области, но… Не решается мыслить нестандартно, скажем так. Но всё это неважно… А важно, Кать, то, что я всегда тебе верил.       Она молчала, внимательно слушая его и себя, фиксируя мельчайшие реакции на всё, что он говорит.       — Я знаю, почему ты приняла то решение. Почему раздала акционерам папки с настоящим отчётом. Знаю, что стало для тебя последней каплей… — Андрей скривился, перебирая в уме воспоминания о понедельнике, случившемся, казалось, вечность назад. — Ты услышала наш с Ромой разговор. Скорее всего, не весь. И, конечно, поняла его определённым образом… Но если бы ты услышала его целиком… Господи, я могу хоть сейчас позвонить Ромке и попросить его подтвердить мои слова…       — Не надо.       — Я пытался тебя защитить. Я понимал, какая буря поднимется, когда я отменю свадьбу, как все воспримут наши с тобой отношения, и раздумывал над тем, как тебя уберечь. Рассуждал вслух. Малиновский, понятное дело, мечтал, чтобы ты уехала. В надежде, что у меня всё пройдёт, потому что он не верит в то, что я способен на такое глубокое чувство… Но не я, Катя. Не я. Я просто не хотел, чтобы тебе пришлось столкнуться с ненавистью и осуждением.       Катя основательнее закуталась в одеяло, прячась под ним от чувства вины, разъедавшего её с того самого совета.       — Мне жаль, — хрипло произнесла она. — Мне жаль, что я вынудила тебя пройти через, по сути, публичную казнь… Я должна была просто пойти к Пал Олегычу и обсудить всё с ним, один на один. Но на меня что-то нашло… Как затмение.       — Брось, — Андрей махнул рукой и крепко её обнял. — Ты мне веришь?..       — А тебе не кажется, Андрей… Что мы никогда не сможем верить друг другу по-настоящему? Что мы настолько извалялись во всей этой грязи… Да она так никуда и не делась, так ведь? Ваше дорогое «Зималетто» так и будет висеть между нами.       — Ты сейчас говоришь только о себе, но при этом за нас обоих, — с раздражением произнёс Андрей.       — Правда? То есть ты от большого доверия спросил сегодня у Ольги Вячеславовны, что на мне было под пиджаком, и увёл меня на глазах у всех как преступницу?       — Это другое.       — Нет. Это всё то же недоверие, причём унизительное.       — А что мне было делать, Кать? — взвился Андрей. — Ты появляешься абсолютно другая, отстранённая, холодная… Рядом с тобой Сашка, причём едва ли тебя не обнимает. Ты отдаёшь права на «Никамоду» ему, а после он ляпает эту скабрезность…       — Можно было просто поговорить со мной, а не действовать в лучших традициях Киры.       — Ну, прости… Прости… Прости меня… — лихорадочно зацеловывая её шею, повторял Андрей. — Я вообще не понимаю, почему ты с ним так спелась, почему он…       — Потому что ты пока не можешь мыслить здраво.       — Ты в меня не веришь?       — Верю. Я просто хорошо знаю, как на человека могут влиять эмоции.       — Сашка спит и видит, как мстит мне за страдания Киры.       — Я знаю. Но при этом сохраняет хладнокровие.       — То есть ты его защищаешь.       — Андрей… — Катя взяла его ладони в свои. — Я смотрю на положение «Зималетто» как прагматик. Потому что если нынешний президент не справится со своими задачами, Пал Олегыч попросит меня временно возглавить компанию. Он ясно дал понять, что сделал бы это уже сейчас. А я этого не хочу. Ни при каких обстоятельствах.       — А ты не думаешь, что я приложил бы гораздо больше усилий, чтобы тебе не пришлось спасать «Зималетто»?       — Благими намерениями…       Андрей вдруг одеревенел и разомкнул кольцо своих рук.       — Что-то не так?..       Он криво улыбнулся.       — Мне недавно довелось лежать на диване в гостиной у Сашки. Я тогда почувствовал, что плед пахнет знакомыми духами… — он посмотрел Кате прямо в глаза. — И теперь я понял. Это были твои духи. Тогда я об этом не подумал, потому что не мог допустить эту мысль, а теперь…       — А теперь что? Уже готова теория о том, что я делала на этом диване? Или ты, может быть, думаешь, что я вообще его креатура?       — А что ты делала на этом диване, Кать?       — Вероятно, то же, что и ты. Лежала. В тот понедельник водитель привёз меня в его квартиру.       — Зачем?       — Александр хотел со мной поговорить. О «Никамоде», разумеется. Я устала и отключилась. Всё? Допрос окончен?..       Она могла бы повести себя иначе. Объяснить всё более подробно и понятно, успокоить прикосновениями, но она снова злилась. Он рассуждал о доверии, но не верил ей ни на секунду.       — Ты не хочешь поставить себя на моё место и понять, каково мне сейчас, — хмуро проговорил он.       И Катя вышла из себя.       — Нет, Андрей, — она вскочила с кровати, замотавшись в одеяло, и принялась расхаживать по комнате. — Это ты не хочешь поставить себя на моё место. Ты долгое время обманывал меня, обманывал Киру, заявился в мой дом и обвинил меня в воровстве, прекрасно зная, что мои родители уже немолодые. Ты подозревал меня в том, что я сплю с Воропаевым, и не постеснялся об этом спросить. Всё, что сделала я — рассказала правду тем людям, которые заслуживали её знать как акционеры компании. Не в том месте, не в той форме — да. Но я поступила правильно. Ты — нет. Ты не можешь предъявлять мне претензии. Не имеешь морального права.       — Кать, иди ко мне, — мягко позвал Андрей.       — Зачем? Чтобы ты снова смотрел на меня как прокурор?       — Чтобы мы вспомнили, что нас связывает.       — А разве нас что-то связывает? И потом, ты ведь сам так жаждал поговорить!       — Что это значит?! «Разве нас что-то связывает»?..       — А что? — запальчиво воскликнула Катя. — Это только наша третья ночь и первая, когда мы не прячемся по углам. В твоём понимании это можно называть отношениями?       — Ты меня любишь? — с болью в голосе спросил он.       — Люблю. Но не знаю, тебя ли.       — Как это понимать?       — А ты любишь меня вот такую? Не девочку из каморки, а женщину, которая больше никогда не согласится работать в таких условиях, не потерпит лжи и подозрений? Ты готов быть со мной на равных, Андрей?! И простить меня за то, что я больше не смотрю тебе в рот? За то, что я не Кира, готовая вытерпеть любые унижения? За то, что я сейчас не особенно думаю о том, как тебе тяжело, а пытаюсь собрать себя из ничего, из осколков? Или всё-таки я была тебе удобна, пока выбегала на каждый твой зов и поддерживала любую твою авантюру, начисто забыв о критическом мышлении? Потому что мне кажется, что всё так и есть. Если бы ты хоть чуть-чуть задумался о своих ошибках, ты не упрекал бы меня в том, что я лишила тебя президентства и отдала всё Воропаеву. Ты бы пережил это молча. Ты неделю как освободил трон, всего-то неделю, Андрей, но страдаешь так, будто навсегда отлучён от влияния на дела компании! Как будто ты не знаешь Александра! Он поиграет в главного, а потом ему это надоест, и он вернётся к своей скучной чиновничьей службе.       — Он хочет отправить меня на производство.       — Это ниже твоего достоинства?       — Представь себе, да.       — Понятно. Знаешь, ты спросил меня, не жалею ли я. Об этой ночи. И мой ответ прежний: нет, не жалею. Думаю, она была нужна нам обоим. Чтобы понять, что нам не время быть вместе.       — Кать…       — Нет. Не говори ничего, пожалуйста. Просто помолчи.       Она вдруг почувствовала адскую усталость.       — Я уехала бы сейчас, но у меня нет сил, — с отчаянием пробормотала она. — Я вчера совсем не спала и сегодня тоже…       Она вернулась на свою половину кровати и боролась с острым желанием заплакать. Она так тосковала по нему, так верила, что стоит ей измениться, и при встрече с ней он поймёт, что между ними больше ничего не стоит, но… Реальность оказалась совсем другой. Они не знали настоящих себя, никогда не видели друг друга, не скованных душными обстоятельствами, не загорающихся от самой романтики тайных встреч. У них никогда не было свободы. Теперь они её узнали, но не узнавали друг друга. Катя подвинулась к Андрею и устроила голову у него на груди — невозможно было лежать рядом как соседи.       — Знаешь, в чём наша беда? — грустно усмехнулся он, поглаживая её спину.       — В чём? — Катя всё-таки всхлипнула.       — Мы пока не простили друг друга. И неудивительно… Слишком мало времени прошло.       — Я поторопилась…       — Нет. Всё, что сегодня произошло, было нам необходимо. Я люблю тебя… Наверное, я пока не умею это делать, но я люблю тебя. И с косичками, и такую, как сейчас. Слышишь?..       Катя не слышала — она мгновенно уснула. Утром они то и дело погружались в тяжёлое молчание. Оба думали о том, что Андрею предстояло поехать в «Зималетто» и либо принять новые условия, либо уволиться.       — Ты что-нибудь решил? — поинтересовалась Катя, застёгивая ремешок наручных часов.       — Пока нет, — вздохнул он. — Стоит, наверное, узнать, какая должность мне уготована.       — Я не понимаю, почему вы настолько не переносите друг друга. Вам бы объединиться и работать вместе на благо компании…       — Сашкин тяжёлый характер, — развёл руками Андрей.       — Но в конфликте никогда не бывает виновата только одна сторона.       — Кать, тебя что, завербовали в адвокаты дьявола?       — Хорошо, а что ты-то делал у него на диване, если вы такие враги?       — Честно? Он забрал меня из клуба после пьяной драки и отвёз к себе.       — Значит, и ему ничто человеческое не чуждо… — с искренним удивлением заключила Катя.       Андрей подвёз её до нового места работы и долго целовал на прощание, словно в чём-то убеждая.       — Позвони мне вечером, — попросила Катя. — Расскажи, чем дело кончилось.       — А разве господин Воропаев не держит перед тобой отчёт?       — Андрей, нас теперь всегда будет трое: ты, я и господин Воропаев?.. Держит, но не передо мной, а перед Колей. И точно не ежедневный.       — А жаль. Ему было бы полезно.       Помахав вслед уезжающему «Порше», Катя осознала неприятную истину: она успела морально устать от Андрея. С этой ночи всё пошло не так. Она нарушила статус-кво и разбудила в них обоих нечто такое, чему положено было лежать на дне их душ, мариноваться и перерабатываться. Наверное, это и было то, о чём он говорил: отсутствие прощения. Мимолётный порыв отомстить уже прошёл — это был не Катин путь. А вот потребность в обществе Воропаева, к её ужасу, никуда не делась. Рядом с ним она становилась сильнее, собраннее, цельнее — и так создавала себя заново. Признаться в этом ему было равносильно смерти, и к тому же Катя знала, что он откажется от общения с ней, как только поймёт, что она больше не заинтересована в нанесении увечий эго Андрея. В представлении Александра их должна была объединять общая цель, а значит, пока ей придётся играть по его правилам. Она подумала ещё немного и решила быть с собой окончательно честной: на самом деле её уязвляли подозрения и скрытые обвинения Андрея. Её воображения хватало, чтобы представить, как её появление в «Зималетто» выглядело в его глазах, но… Имел ли он вообще право подозревать, обвинять, требовать?.. Тем более — позорить её перед Ольгой Вячеславовной? Она снова начинала злиться. А эти его слова… «Мы пока не простили друг друга». Неужели то, что он не мог простить ей, было сопоставимо со всем тем, что ей предстояло простить ему? И неужели он действительно допускал мысль о том, что в тот понедельник она была в состоянии — душевном и физическом — лежать на диване Воропаева ради чего-то кроме сна?! И при этом Андрей говорил, что всегда ей верил и верит до сих пор… Раздражение поднялось в ней мощно и неожиданно, словно цунами. Она набрала номер Андрея.       — Да, Кать?..       Он звучал бодро, несмотря на перспективу переезда на производственный этаж.       — Знаешь, я подумала… Давай договоримся, что сегодняшняя ночь не означает, что мы… снова вместе. Я думаю, нам обоим стоит сосредоточиться на работе. Столько перемен…       Он помолчал.       — Да, я считаю, что это лучший вариант.       Его покорность тоже раздражала. Как будто ему было всё равно. Несмотря на это, Катя закончила разговор на дружеской ноте и отправилась в офис Юлианы, по дороге размышляя о том, что согласилась бы и на «Репку» — лишь бы снова обмениваться колкостями с Александром и чувствовать твёрдую почву под ногами. В среду он позвонил ей и пригласил провести пятничный вечер в театре.       — Что будем смотреть? — светским тоном осведомилась Катя, старательно не позволяя энтузиазму прорваться в голос.       — «Трёх сестёр» в Мастерской Петра Фоменко. Моя секретарша отстояла трёхчасовую очередь, чтобы достать билеты, так что спектакль как минимум модный. Стоящий ли — не знаю.       — Может, вам лучше пойти с секретаршей? Она заслужила.       — Она не в моём вкусе.       — А я, значит, в вашем? — поддела его Катя.       — Во всяком случае, меня привлекает ваш ум. Я заеду за вами в половину шестого.       — Договорились.       Лишь нажав на кнопку завершения вызова, Катя позволила себе улыбнуться. О, эта пьянящая и вместе с тем отрезвляющая честность! «Меня привлекает ваш ум». Никакого вранья и нелепых комплиментов. Она тряслась от смеха, вспоминая, как Миша умудрился сравнить её с Нефертити. Каким прекрасным человеком был бы Александр Воропаев — если бы, конечно, не был таким ужасным.