Полшага до Гипербореи

      Иногда случается так, что жизнь становится игрой. Ты придумываешь свои правила, и люди им неукоснительно следуют. Игра начинается в тот момент, когда реальность перестаёт существовать, именно тогда начинается отсчёт времени первого раунда. Арсений любил представлять себя главным героем игры под названием «Следователь», но на сей раз неожиданный сюжетный поворот переиначил всю суть правил, сделав её игрой на выживание.

I

      Мутная картина мира плыла перед глазами то влево, то вправо, а то и вовсе уходила куда-то вверх. Потяжелевшие веки, будто залитые гудроном, упорно не давали разглядеть её целиком. В палате витал дух боязливого отторжения, ходили люди, облачённые кто в медицинский халат, кто в полицейскую форму, но все они не давали сосредоточиться. Арсений изо всех сил старался думать, выигрывать время и думать. Пускай считают, что он всё ещё не пришёл в себя. Состояние было такое, когда чем хуже — тем лучше.       Пока он числился пациентом без сознания, его не могли допрашивать. Арсений поставил всех перед одной из ошибок отбора. Её называют «ошибкой выжившего». Когда у одних есть много данных и доказательств его причастности, а у других только слова в его защиту без предоставления фактов. И пока он сам не прольёт свет на это дело, загадка так и будет оставаться неразгаданной. Само собой, он был выжившим, если такое выражение будет уместным, только вот «выживший» не всегда означает «живущий». А прекрасный следователь, не всегда оказывается прекрасным полицейским.       Словно через толщу воды доносились голоса, возмущённые и возбуждённые. Они пугали своей резкостью и напором, мешались с мыслями.       — Этого надо забирать в участок. Паренёк доказывает, что вообще не при делах, — твердили мужским басом.       — Я вам ещё раз повторяю, у него сильная интоксикация. Он по дороге может опять потерять сознание, и что вы тогда будете делать? — отвечал уже более мягкий и женственный голос.       — Да плевать я хотел, он держит в заложниках девушку. И пока мы не узнаем, где именно и что с ней, мы отсюда не уйдем…       Шумы снова стихли, и наступила тишина и темнота. Тело вело ожесточённую битву с сознанием, хотя должны они быть за одно. Спустя ещё какое-то время из удушливого оцепенения Арсения вывел знакомый голос.       — Я сам буду с ним говорить! Живо вышли все из палаты. Все без исключения.       Арсений почувствовал тепло руки на своём плече и наконец открыл глаза. Над ним возвышался Паша и пытался выдавить из себя подобие улыбки, которое должно было скрыть растерянность на его лице. Кажется, он не собирался устраивать пыточный допрос с пристрастием, это определённо радовало. Если, конечно, в сложившейся ситуации вообще хоть что-то могло порадовать.       — Арс, просто скажи, зачем ты это сделал? — Паша присел на стул возле койки и придвинулся почти вплотную, так, чтобы никто не мог подслушать их разговор.       — Ты правда думаешь, что это был я? — шевеля одними губами, произнёс Арсений. Его взгляд ничего не выражал, он был нацелен прямо в широкую трещину на потолке.       — Я сейчас говорю не о похищении, я про таблетки, — коллега отвел глаза в сторону, не зная, что должен чувствовать в данный момент: вину или разочарование.       — Вы же все так хотели, чтобы я пил эти грёбаные таблетки, какие теперь ко мне вопросы? — голос дрогнул от обиды. — А если серьёзно, ты ведь не веришь в это? Ты же понимаешь, что я не псих? — вонзилась в тишину мольба тихого голоса.       Арсений понимал, что сейчас происходило в отделе. Дело приостановили, все ждут развязки, и от его слов будет зависеть дальнейший исход. Но могли ли слова Арсения на что-то повлиять — не понятно. Он был твёрдо уверен, что не делал ничего плохого, по крайней мере, он точно никого не похищал. И как теперь доказать, что экспертиза ошиблась, что его подставили? Но проблема скорее заключалась в другом, и ключевое слово здесь: «был». Был уверен. Но никак не мог объяснить себе частичные провалы в памяти. Бессонница только усугубляла положение.       — Я хочу тебе верить. Но ты и сам знаешь, что верить на слово — плохая черта для следователя, — Паша тяжело выдохнул и накрыл голову руками, из-за чего следующие слова доносились до Арсения уже не так отчётливо. — Мы обыскали твою квартиру и нашли там много чего интересного, на пару статей точно хватит. В добавок ко всему, твоя соседка по лестничной клетке жаловалась нам, что в ночь убийства оттирала твои следы крови по всему подъезду.       Арсений резко повернул голову и посмотрел Паше в глаза, желая убедиться, что всё сказанное прежде — не какая-то очередная проверка. Он всем сердцем захотел, чтобы это оказалось проверкой на его реакцию, поводом вывести его из себя, заставить оправдываться и раскаиваться. Но Пашино лицо оставалось невозмутимым, дыхание ровным, и всем своим видом он призывал к доверительному тону беседы.       — Арс, где ты был в ночь убийства? — вкрадчиво, осторожно и с незримой надеждой спросил Паша.       — Я не помню. После работы поехал домой, потом вернулся в офис за коллекционным виски, выпил, а дальше не помню. Я ничего не помню, — уверенность растворилась в отчаянном шёпоте.       Вдруг Арсения охватил дикий ужас осознания, и по щеке скатилась горячая слеза. Он не помнил, ни откуда у него взялся порез на руке, ни того, как вернулся домой — ничего не помнил. Абсолютно. Его кровь нашли на уликах. Впервые на своей практике он не мог долгое время сдвинуться с мёртвой точки и так и не смог разгадать, кому принадлежали те записки.       Он вдруг понял, как это всё выглядит со стороны. Он совершил преступление, сам взялся его расследовать, чтобы сбить всех с толку, пудрил мозги всему отделу и веселился от того, как они все носятся с этими записками. Конечно же, писал он их разными почерками, чтобы никто не догадался, и оставлял в таких местах, чтобы на него точно не подумали. Например, в своей собственной квартире. Но оставалось нечто, что никак не вязалось со всем перечисленным. Мотив. Какой у него мог быть мотив, если он даже не знал, кто такая Ира Кузнецова.       Но нет, умные люди, причастные к расследованию, могли решить и эту загадку. Ира ведь не так давно стала женой его бывшего лучшего друга, как же он мог её не знать, спросили бы они. А сам-то Арсений уже второй год стоял на учёте у психотерапевта, за то что однажды тоже чуть не убил человека, но его быстро отмазали, обязав пройти действенную и длительную терапию. Никто ведь и предположить не мог, какое именно действие оказывают препараты, которые он принимал. Получается, что он подвергал опасности всех своих коллег и… Своего напарника…       — Где Антон? — резко вскочив, крикнул Арсений, но от накатившего головокружения, сразу рухнул обратно.

II

      Ночью Антона разбудил бешеный стук в дверь. Не успел он толком прийти в себя, как дверь вышибли с петель, и наряд полиции уже ворвался в комнату и перевернул всё вверх дном. Его повязали лицом в пол, изъяли всё, что при нём было. А был у него только телефон и сладкая конфета в кармане. Когда Антона вели на выход, через полуприкрытую дверь в ванную он смог разглядеть людей в белом, которые склонились над телом старшего следователя и били его по щекам, пытаясь привести в чувства. Дальше всё как в тумане. Машина, сирена, знакомое здание следственного комитета и одиночная камера с железной решёткой до выяснения всех обстоятельств.       Антон тогда ещё даже не догадывался о результатах экспертизы. Он не знал, что кровь на уликах была его собственной. Не знал, что в данный момент все сотрудники заняты проверкой его звонков и сообщений, обыском квартиры и допросом его знакомых.       — Как же так, чувак… Я думал, мы, типа, за одно, — произнёс Эд в паузе между перемешиванием сахара в стаканчике кофе.       — Если бы я ещё понимал, что, блять, здесь происходит, возможно, смог бы тебе что-то ответить, — разозлился Антон и пнул мыском кеда решётку. Но тут же осознал опрометчивость своих действий, когда по ступне расползлась острая боль.       — Твоя кровь была на её личных вещах, — абсолютно спокойно ответил Эдик.       — Чего? Что ты несёшь вообще? — Антон в недоумении уставился Эда, — Это тупо невозможно… Откуда там могла взяться моя кровь, сам подумай?       — А ну да, извиняй. Кровь не только твоя, а ещё пропавшей девушки и Арсения, — Эд сделал глоток и отошёл подальше.       Новости не самые успокаивающие. Антон не собирался сразу поддаваться панике, хотя она уже была на подходе, оставалось только открыть ей дверь.       Эд хотел верить Антону, он успел здорово к нему привязаться за последние два месяца. Все остальные ему казались слишком «правильными и важными», кроме Антона и Оксаны.       Но Оксана была девушкой, да ещё и девушкой, которая ему нравилась, а вот Антон претендовал на почётную роль лучшего друга. Никто ещё Эду так не поднимал настроение, как этот парень. А теперь он проходил по делу о похищении. Всё это расследование ужасно сказывалось на каждом, кто оказался к нему причастен. Наступила кульминация в игре, но главной битвы с боссом почему-то так и не было. Игра сама как будто обернулась против них, с целью уничтожить всех до единого.

III

      В машине было душно, несмотря на замёрзшие стёкла и пар, вырывавшийся изо рта при каждом неровном выдохе. Арсению хотелось сейчас только громко кричать и крушить всё вокруг себя, но для этого он был ещё слишком слаб. Светлые голубые глаза, отчётливо выделившиеся на суровом, потемневшем от злости лице, судорожно бегали по сторонам. Ещё одну записку нашли в кармане его пальто, а его самого везли на тот самый не состоявшийся ранее допрос. Одно дело — знать, что конец близок, но верить в это — совсем другое.       Паша слегка нервничал, его пальцы постукивали по рулю с нескрываемой дрожью. Не волнение служило тому причиной, а тянущаяся неизвестность, которой не было конца. Такого просто не могло быть, не мог он вести убийцу на пассажирском сидении своей машины.       — Думаешь, это он измывался над тобой всё это время? Антон? — Паша боялся, что увидит растерянность в глазах Арсения, потому старался зайти издалека и спрашивал осторожно.       — Не знаю, не знаю, — качал головой следователь, прикусив губу. — Я не знаю! — резко закричал он и ударил кулаком по приборной панели. — Я был чванливым, бестолковым, заносчивым, параноидальным, капризным фатом, но что я сделал такого, из-за чего меня так подставляют? — пауза, вдох, выдох. — Прости, я не понимаю, я запутался. Он запутал меня окончательно.       — Всё-таки думаешь, это был Антон?       — Это я и собираюсь проверить.       Могло ведь быть такое, что Арсения водил за нос его новый напарник. Дурачил голову и оставался ни при чём каждый раз. Стал ещё одним игроком, точнее было бы сказать: не игроком, а тем самым финальным боссом. Как он мог допустить такое? Ответ очевиден. Чувства. Он был так занят попытками разобраться в своих чувствах, что не думал даже подозревать Антона.       — Кто еще мог пройти незамеченным в твою квартиру? Кто знал каждый твой шаг? — Паша взывал к рациональному мышлению, стараясь сбить накал чувств.       — Со всеми, кто когда-то мог, я больше не общаюсь. Выбор у нас не велик, — Арсений откинулся на подголовник и закрыл глаза. «Вот бы не открывать их больше никогда», — желанно подало голос подсознание. — Паш, мне кажется, я начинаю сходить с ума.       — Мы вызвали Миногарову, пообщаешься с ней немного, — прозвучало как приговор, не подлежащий обжалованию.       Паша оставил машину на парковке комитета, и они вместе направились в здание, оставляя за собой сгущающийся с новой силой сумрак. Ночь обещала быть долгой и мучительной.       В приёмной комнате его уже дожидалась психотерапевт. Видно было, что звонок из полиции разбудил её чересчур неожиданно, но она старалась бодриться, как могла. Мария задала пару простых вопросов, потом предложила пройти тест и наконец обратилась напрямую:       — Ваши показатели в полной норме, — она ещё раз пробежала глазами по ответам в тесте. — Могу я узнать причину столь поздней вынужденной встречи? Я понимаю, что это должно оставаться в тайне, но я бы хотела помочь, насколько это возможно, — вид она сохраняла спокойный, но огоньки тревоги в глазах всё же не скрылись от Арсения.       — Я убил человека, — на этих словах Миногарова не вздрогнула, не испугалась, не выразила вообще никакой реакции, как это обычно бывает от шока или от ужаса. Арсений добавил: — Точнее, я не помню, чтобы я это делал, но всё сводится именно к этому, — заключил он и отвернулся к окну.       — Это невозможно. Зачем бы вам понадобилось совершить такое? — с толикой иронии спросила она.       — Вот и я не понимаю… — прошептал следователь. — Это всё действие ваших таблеток, у меня от них провалы в памяти, они сводят меня с ума, — Арсений пригладил чёлку на вспотевшем лбу, ощущая обжигающий жар.       — Арсений, но эти лекарства не вызывают провалы в памяти, и уж точно не способны свести вас с ума. С ума сводят люди, — Мария едва улыбнулась уголками губ. — Вы принимали похожие и раньше, и всё было нормально. После похорон я не замечала за вами никаких пугающих отклонений, или ещё чего-то подобного. Лишь обыкновенная бессонница, переутомлённость и кошмары на фоне посттравматического синдрома, — она была уверена в своих словах на сто процентов. По крайней мере, фальши в её голосе и жестах Арсений не заметил.       — Значит кто-то пытается выставить меня безумцем. И как объяснить тот факт, что я не помню ни малейшей детали о том, где я был в ночь убийства? — он старался найти в её словах ответы на мучившие его вопросы, но с каждым предложением их становилось только больше.       — Похоже, вы и правда кому-то перешли дорогу, здесь я уже ничем не смогу вам помочь. Вам надо как следует отдохнуть. А насчёт нашего разговора — не переживайте, я передам, что вы в полном порядке, насколько это сейчас вообще возможно.       Психотерапевт удалилась, а Арсений остался в луже непонимания и вопросов, на которые он не сможет найти ответы, сидя в камере под постоянным присмотром. Но если он будет там не один, то шансы исключить хотя бы одного подозреваемого, а может и наоборот, доказать его вину, — становятся гораздо выше.       Арсения привели в одну комнату с Антоном, в одну комнату за решёткой. Антон сидел весь бледный и напуганный. Когда хотел работать следователем, он даже подумать не мог, что сам когда-то может оказаться под следствием. Под следователем ещё куда ни шло, а вот под следствием — это уже слишком. Антон нервно стучал ногой об пол, и каждый третий его вдох был более протяжным, чем два предыдущих. «Нервы», — подумал Арсений. Это значит, что если Антон что-то и знал или был каким-то образом причастен к делу, сейчас выдалось самое подходящее время, сыграть на этом и попытаться его расколоть. Арсений подошёл к скамейке, на которой Антон терял последние крупицы самообладания, и склонился над его головой, оперевшись руками в колени.       — Ну и нахрена ты это сделал? — начал Арсений, дыша тому прямо в обескураженное лицо. — Думал подставить меня и засадить на пожизненное? Место моё приглянулось? — тон повышался с каждым ядовито брошенным словом. — Конечно, ты же так рвался со мной работать, именно в этот отдел, потому что он самый лучший, — Арсений хмыкнул и, взяв Антона за подбородок, заставил посмотреть в лицо. — Что было в последней записке? Хотя нет, постой я, кажется, догадываюсь, — Арсений наклонился ещё ближе, его глаза от глаз Антона отделяло всего несколько сантиметров, а рука оставалась на подбородке, постепенно сжимая тот всё сильнее.       — Это не я, — Антон попытался увернуться, но хватка стала только сильнее, — я никого не убивал, — он отвёл взгляд.       — Указал в записке, куда я труп спрятал, да? И куда же? Подвал? Лес? Старая заброшка? — глаза Антона стали поблескивать, если так и дальше продолжится, не пройдет и пары секунд, как первая слеза упадет на руку Арсения.       — В лесу, Арсений Сергеевич, — донёсся голос Эда из-за спины Арсения. На этот раз Эд стоял с куском пиццы, и стоял бы так и дальше, но ему почему-то очень хотелось, чтобы пытка для Антона закончилась. Он не раз видел, как Арсений буквально задавливал своих жертв подобными расспросами, считывая их реакцию на сказанное. — В записке с цифрой три говорилось о дремучей тайге. Наряд уже в пути, если вам интересно.       Арсений почувствовал, как капля упала на его запястье. А вот и первая слеза. Но продолжить ему не дали, потому что вернулся Паша с новостями.       — Шастун, на выход. Мы подтвердили твоё алиби, бармен сказал, что помнит тебя. Повезло, что ты, когда напьешься, вытворяешь чёрт пойми что, — Паша хотел бы посмеяться, но сцена, на которой он застал своих коллег, не позволила ему этого сделать.       Антон быстро поднялся, стирая рукавом кофты слёзы, и пошёл за Пашей, даже не взглянув на Арсения напоследок. До этого жизнь проходила словно в приёмной у доктора, и его очередь не наступала. А теперь казалось, Антон вернулся из кабинета злого врача, где его четверть часа пытали расспросами про ангину. Когда его приводили в чувства и отпаивали ромашковым чаем, Антон нашёл у себя в кармане конфету, хотя при обыске у него отобрали всё, даже старый трамвайный билетик, который валялся в кармане.

IV

      Эд оглянулся по сторонам и, пока все были заняты приведением Антона в чувства в соседнем кабинете, прошмыгнул в камеру к Арсению.       — Арсений Сергеевич, ну вы чё-то перегнули… — Эд присел рядом и замолчал. Арсений тоже пока не спешил говорить, переваривая случившееся.       — Я должен был убедиться, что это не он. Понимаешь, кто-то держит меня за идиота, и я пытаюсь понять, кто именно, — Арсений чувствовал облегчение, но вместе с тем вину за то, что секундой ранее наговорил Антону. И дикое желание выйти из этой чёртовой камеры и продолжить поиски истины.       — И как вы поняли, что это не он, вы ведь не знали про алиби? — Эд вжал голову и в плечи и боковым зрением скользнул по лицу Арсения.       — Когда я давил на него вопросами, у него была паника, учащенный пульс, слёзы. Это не было наигранной реакцией на стресс, потому что мимика лица при таких сильных эмоциях у него совпадала с шаблоном, который утверждали профессоры по психологии жестов. Никаких лишних движений, вроде почёсывания носа или подрагивающих уголков губ, как если бы он был рад тому, что я понял, что он на самом деле и есть убийца. Он не смотрел прямо в глаза, если я его не заставлял, значит не пытался настаивать, доказывать свою правоту или всё отрицать. Он отводил взгляд, потому что на самом деле вспоминал события той ночи, и они точно не были связаны с похищением, потому что зрачки у него не расширились. А когда ты сказал, что тело должно быть в лесу, он испугался, но испуг продлился не дольше секунды, то есть был настоящим, — закончил Арсений и посмотрел на Эда.       — Арсений Сергеевич, пускай вы меня иногда пиздец, как пугаете, но я считаю, что вы ни в чём не виноваты. Я не один так думаю, мы докажем, что это были не вы, — Эд поднялся на ноги и собирался уже уходить.       — Знаешь, в чём шутка? Я не уверен на все сто, что это был не я, — от слов Арсения так и несло отравленным отчаянием.       — Мы уверены. Я, Оксана и Антон.

V

      Эд с Антоном сидели в патрульной машине. Фары освещали красное на белом. Эдик-то бывалый, а вот Антона от увиденного до сих пор подташнивало. Под большим дубом из снега торчали руки и ноги, голову видно не было, да и вряд ли получилось бы опознать труп. Череп разможжён, не было двух пальцев руки. На ветке качалась оборванная верёвка. Жертву пытались задушить и повесить, но она сопротивлялась, за что и осталась без половины головы, закопанная в снег. Место огородили лентой, машина скорой помощи уже отъезжала, потому что помочь там было уже нечем. Судмедэксперты собирали уцелевшие останки и искали пропавшие пальцы.       — Послушай, у нас не остаётся шансов, нам надо хорошенько осмотреть место преступления, — решительно сказал Эдик, заранее чувствуя страх перед возможностью ещё раз увидеть изуродованное тело.       — Да-да, ты прав, только подожди секунду, — Антон распахнул дверь пассажирского и изогнулся в рвотном позыве. Ему претила сама идея того, что искали они просто пропавшую девушку, а нашли изувеченный труп. — Дай салфетку, и можем идти.       — Ты точно в порядке? Просто от тебя я ожидал другой реакции, — неуверенно протянул Эдик.       — Это какой — другой? — не понял Антон. — Ну, типа, не физиологической, а философской… Что-то вроде: «Время не отбрасывает тени, и от памяти не остаётся праха».       Им предстояло прочесать окружность в сотне метров на наличие упущенных улик. Шли с фонариками, потому что даже лунный свет не мог пробиться сквозь густую заснеженную шапку леса. Тридцатиградусный мороз стоял прозрачной недвижимой стеной между ужасом и следователями. Антон всё шёл и шёл вперёд, ботинки утопали в снегу, ветер хлестал в лицо, будто букетом ледяных роз с острыми шипами, щёки и нос горели от холода. Шаг, второй, и снова отрезвляющий порыв жгущего воздуха. В ушах стучала кровь, из-за нее Антон не мог разобрать, что ему кричал Эдик. Ещё шаг, фонарь пробегает по десятку одинаковых стволов деревьев; шаг... И блеск.       — Какого… — полушёпотом произнёс Антон, но слова затерялись где-то в складках обледеневшего шарфа. — Эд, — крикнул он, — подойди, я, кажется что-то нашёл.       Эд материализовался рядом буквально через секунду, он выхватил у Антона предмет, вызвавший такое смятение на его лице, и подсветил фонариком. Пуговица от формы.       — И что, ты полагаешь, что это Арсова? — Эд со скепсисом в глазах ещё раз разглядел пуговицу.       — Нет, это не может быть его пуговица, такой формы уже пару лет как нет. Помнишь, такие были на старых пиджаках? — Антон повернулся на Эда и засветил его лицо фонариком.       — Эй, полегче, парень, — Эд отодвинул фонарик в сторону. — Вообще, ты прав. И что это нам даёт?       — Это значит, что кто-то, кто работал в комитете раньше, как-то здесь замешан. Если он и правда хотел подставить Арсения Сергеевича, то он прокололся на такой обидной мелочи, — Антон усмехнулся своей гениальности и глупости преступника. — Скажи-ка, Эдик, — он сощурил глаза и снова навёл на друга фонарик, — о ком ты подумал в первую очередь?

VI

      Арсений ровно два часа просидел без движения, не проронив ни единого слова, и вообще не подавая никаких признаков жизни. Он наконец-то остался один. Он думал.       Чумные мысли носились по нейронным связям головного мозга, выдавая картинки из прошлого и настоящего. Бесконечные воскресенья, когда дождь начинался в девять утра и не заканчивался до зимы. Он вспомнил уже как минимум семерых человек, которые могли бы считать его своим врагом, но все они были оправданы, потому что хотя бы одна несостыковка фактов опровергала весь ход его мыслей. Надо было вернуться в начало, туда, где как раз-таки и начали появляться эти недоброжелатели. После чего? На ум приходил только один ответ. После похорон. После похорон он стал вести себя как последний мудак, не задумываясь о последствиях своих действий и слов. Но при чём тут Ира?       — Паша!!! — пронзительный крик пролетел по камере и отразился от металлической решетки, возвращаясь к Арсению с двойной силой.       — Чего кричишь? Я не глухой, — Паша зашёл в комнату, бросив очередной отчёт на рабочий стол, и показал, что готов слушать.       — Послушай меня сейчас очень внимательно, ладно? Только не перебивай. Я схожу с ума, мне нужна помощь прямо сейчас, иначе у меня случится припадок от перегрева мозга, — Арсений подошёл к решётке и, просунув кисть между прутьями, взял Пашу за локоть. — Я тебя умоляю, сейчас же найди Оксану и приведи её сюда, — Паша ничего не ответил и вышел из комнаты.       Через пару минут вошла Оксана. Она сочувственно окинула Арсения взглядом, ей не нравилось, что дорогой для неё человек сидит в этом обшарпанном помещении метр на метр и даже не может побороться за свою непричастность. Ну и как теперь заставить работать по правилам принцип презумпции невиновности…       — Я знаю, что это не ты, — когда никого не было рядом, Оксана всегда общалась с Арсением как раньше, тепло и по-дружески.       — Откуда?       — Ты не мог, ни при каких обстоятельствах. Ты два года испытываешь вину за смерть, в которой нисколько не виноват. Это чувство лишило тебя нормальной жизни, Арсений, думаешь, я всё это время ничего не замечала? Ты отдалился ото всех, закрылся в себе, поставил глупые установки по типу: «ничего, кроме работы». Если бы ты правда кого-то убил, думаю, ты бы следом вышиб мозги и себе заодно, потому что не смог бы вынести груз ответственности за содеянное.       Оксана порылась на столе и, найдя ключ в верхнем ящике, открыла камеру. Она зашла и сразу же бросилась в объятия к Арсению.       — Прости меня, что не была рядом всё это время, я же видела, что тебе плохо, — шмыгая носом в плечо, прохныкала она.       — Всё в порядке, это моя вина. Моя и только моя. За всё случившееся, — он погладил Оксану по голове и снова прижал к груди. — Оксан, у меня к тебе есть небольшая просьба, — девушка подняла влажные глаза. — Мне нужно, чтобы ты нашла фотографии с похорон. Мне кажется, что всё это время мы не там искали.       На старой флешке у Оксаны хранились чуть ли не весь архив её жизни, в том числе и те фотографии. Арсений их никогда не видел прежде, да и у Оксаны не было особого желания рассматривать, как хоронили жену её лучшего друга. Но раз уж Арсений что-то задумал, противоречить ему смысла не было, раз уж они за одно. Она заварила Арсению кофе, вернулась к нему с ноутбуком и открыла ту самую папку. Зрелище оказалось не самым приятным. Лакированный гроб, чёрные одежды, священник, Арсений с пустым взглядом, Оксана с Серёжей, поддерживающие его с двух сторон.       — Подожди, приблизь немного, — Арсений ткнул пальцем в экран на незнакомое лицо.       Он не помнил, кто тогда занимался списками и рассылал приглашения, возможно, это были родители Алёны. Поэтому некоторых присутствующий Арсений мог не знать в лицо, но тогда его это волновало меньше всего на свете. Боль утраты и разбитое на осколки будущее семьи перетянули все мысли на себя.       — Да как это вообще воз… — не успела Оксана договорить, как в дверях появились их единомышленники с отмороженными конечностями и глупыми улыбками.       — Ну вот, все любимки снова в сборе, — бросил Эдик и проковылял к вешалке, оставляя за собой мокрые следы от снега. — Дорогой Арсений Сергеевич, кажется, тюрьма отменяется.       — Нам тоже так кажется, вы должны на это взглянуть, — сказала Оксана и подвинулась вправо до конца скамьи, освобождая место в камере ещё для двоих.       — Это у вас игра такая — симулятор тюряжки? — Эд стянул с Антона перчатки и шапку, потому что тот уже не чувствовал своих конечностей после часа снежных раскопок, и потащил его за собой в обезьянник. — Выглядим как политзаключенные.       — Эдик, будь другом, поумерь свой напор фантазии и скажи, кого ты видишь на этом фото, — Арсений подвинулся так, чтобы оказаться поближе к Антону.       — Это что, похороны? — решил уточнить Антон, явно не понимая при чём тут вообще похороны, когда у них есть расследование посерьёзней. — А это… Вы, Арсений Серг… — он не стал договаривать, потому что вся смелость, которой он набирался последнее время, вдруг куда-то испарилась. Он понял, что перешагнул черту за границу личного. С другой стороны, если бы Арсений рассказывал ему чуть больше, они бы сейчас не сидели вчетвером в этой камере для пропащих единиц общества.       — Да, — Арсений развернулся к Антону лицом, — это я. И это… Похороны моей жены.       У Антона ком стал в горле. Что значит жены? И что значит похороны? Почему только он так удивился этой реплике? Ну конечно, Эд с Оксаной всё знали, а Антон один такой, кому никто не хотел раскрывать свои секреты и говорить правду. Он всегда рад был с кем-то поделиться, особенно с Арсением, но тот, видимо, даже и не собирался отвечать взаимностью. Теперь-то, безусловно, когда Попову грозила тюрьма, он рассказал…       — О чем это ты задумался? — перебил шквал мыслей Арсений.       — Да так, ни о чём, — сказал Антон и отвернулся.       — Эй, — Арсений, пихнул его в бок, — я хотел извиниться. Я расскажу тебе всё после, если простишь меня и если я не сяду за убийство на десяток-другой. А теперь посмотри на фото. Никого не напоминает?       — Охренеть, вы что были с ней знакомы?! — завопил Эд. — Твою мать, это же Ира Кузнецова на фотке. Только немного полнее и с тёмными волосами, но это она!       Антон молча смотрел на фотографию. Либо Арсений всё-таки сошёл с ума, либо они все вчетвером рехнулись и словили общую галлюцинацию. Как бы там ни было, кто-то явно решил от души поиздеваться над следователем.