Полшага до Гипербореи

I

      Найденные фотографии на флешке Оксаны произвели неизгладимый эффект. Эмоция настолько внезапного шока и оцепенения, какую не каждый актёр способен сыграть на сцене театра. А если кому-то всё же удавалось произвести на зрителя впечатление, то у людей, сидящих на галёрке, выпадали из глаз монокли. Точно также и это знакомое всем причастным к делу лицо пропавшей оказало эффект пердимонокля.              Первым делом Оксана с ужасом на лице бросилась к рабочему компьютеру. Что именно она хотела найти, пока было непонятно, но её уверенность в том, что это «что-то» она обязательно найдёт, всех немного приободряла. Не мог же посторонний человек случайно оказаться на чужих похоронах, имея при этом самый мрачный и скорбящий вид из всех присутствующих. Ясно было одно — дело оставалось нераскрытым. Показания психотерапевта, новые улики и обстоятельства не могли не повлиять на ход событий, иначе это окажется самым несправедливым окончанием истории выдающегося следователя. Ещё рано было ставить крест на карьере, даже если мысли о возможности такого сценария уже успели задурманить и отравить разум Арсения. Пока оставался хоть один человек, готовый вопреки всему бороться за его судьбу, у Арсения в глубине души теплился огонёк надежды. К счастью, неравнодушных было достаточно, чтобы хотя бы попытаться.              Тяжело чувствовать себя бесполезным в своём же расследовании, но ещё паршивее, когда следствие приводит к тому, что на тебя самого заводят уголовное дело. Ну, или, как минимум, хотят завести. Следователь не спал почти двое суток. Каждый раз, когда кто-то заходил в помещение, его сердце заходилось бешеным стуком, казалось, готово было выбить рёбра и разорваться от ожидаемого приговора. Но никакого приговора не было ни в первый раз, ни во второй, ни в последующие. Горло пересохло, желудок крутило, а нервы оставались натянутыми канатами. Ни пить, ни есть, ни говорить — ничего не хотелось. Только бы весь этот страшный сон закончился. То ли спустя пару часов, а может, через день он испытал тот страх, который преследовал всех заключенных. Страх, заключающий в себе исход человеческой жизни. Пройдёт она в темной и сырой камере, сводящей с ума, или вне стен этой коробки, на чистом воздухе и под мягкими, тёплыми лучами солнца.              Солнце катилось в закат, унося за собой очередной изнурительный и тревожный день. Всё затихло, слышно было только как Эд с Оксаной, сидящие друг напротив друга, метко и нервно стучали по компьютерным клавишам.              — Может, стоит дать ему снотворное? — шёпотом спросил Эдик, нагнувшись над рабочим столом.              — А смысл? Он не станет его принимать, — в тонком голосе Оксаны сквозила жалость. — Мне кажется, он теперь вообще никакие лекарства не будет принимать. Никогда, — она слегка закусила нижнюю губу и покосилась на Арсения.              Следователь смотрел в одну точку. Из-за полумрака, в котором выделялся его силуэт, сложно было разглядеть выражение его лица. Даже если можно было бы, то понять по нему всё равно ничего не получится. Только пустой взгляд красных глаз с отражающимся в них недосыпом.              — Оксан, — Эд придвинулся ещё ближе, оказавшись рядом с чужим монитором, — я, кажется, знаю, о чём он сейчас думает, — Эдик развернул свой экран к Оксане.              Он нашёл то, что они искали весь день, но не стал заявлять об этом в полный голос. Потому как прочитал и, всё взвесив, решил обсудить эту информацию сначала с коллегой. На экране был сайт компании, предоставляющей похоронные услуги. Эмблема была в точности, как у одного сотрудника, случайно попавшего на фотографию. Покопавшись немного в их архивах, но ничего толком не добившись, Эд взломал доступ к закрытой документации. Конечно, так делать нельзя было, но он подчистил за собой все следы и придал папке вид случайно разблокированной, чтобы потом не возникло никаких проблем. В зашифрованных данных хранилась личная информация заказчиков и всё, что касалось предоставленных услуг.              — Ты что, хакнул похоронное бюро? — сердитым шёпотом вырвалось у Оксаны.              — На войне все средства хороши, — довольно хмыкнул Эдик и придвинул свой стул ближе.              — У нас не война, — Оксана вдохнула поглубже, а затем выдохнула полной грудью. Её успокаивал тот факт, что ещё никому не удавалось вычислить работу этого горе-хакера.              — Ошибаешься, то, что сейчас происходит — самая настоящая война. И тот, против кого мы воюем, опережает нас на несколько шагов. Я всего лишь пытаюсь сократить расстояние. Читай, — он ткнул пальцем в колонку с числами на экране.              — Семнадцатое декабря две тысячи девятнадцатого года. И что? — Оксана посмотрела на него с полным непониманием.              — Завтра будет ровно два года с момента похорон. А теперь смотри ниже. Видишь эти номера? — Оксана кивнула, всё ещё не понимая, к чему тот клонит. — Это номера и серии паспортов.              — Зачем кому-то столько паспортных данных? Вряд ли могильщики решили набрать побольше кредитов, — она хотела сказать что-то ещё, но вдруг передумала. Оксана медленно покачала головой из стороны в сторону.              — Поняла? Это не тщательный подход компании к анонимности значимых клиентов, потому что они не имеют на это право. Кто-то со стороны попросил их сделать это, — Эд понял, что стал говорить достаточно громко, чтобы Арсений мог их услышать — хотя тому, казалось, всё равно, что происходит вокруг, — поэтому быстро прокашлялся и продолжил на три тона ниже: — Кто-то, кто был заинтересован в полной конфиденциальности. Смотри, все остальные списки состоят из имён и фамилий, даже отчества нет, а тут по сути полная информация о каждом, кто был на похоронах. И я очень сомневаюсь, что приглашённые давали своё согласие на такую авантюру.              — Я поняла намёк, — Оксана устало потёрла лоб ладонью и облокотилась на стол, — сделай, пожалуйста, два кофе, а я пробью их по базе.       

II

      Спустя полтора часа на столе лежал полный список приглашённых с сопутствующими уточнениями о каждом, кроме одного. Помимо списка Оксана оставила Антону записку с указаниями, и они с Эдом стали собираться домой. Перед финальной битвой необходимо было хоть немного нормального сна и здоровой еды вместо доставки.              Антон влетел в пустой офис с новостями о приостановлении дела и отсрочкой вердикта, которую он добивался весь день. Высшая инстанция поспешила с назначением суда на ближайшие даты, но Антону удалось исправить ситуацию, предоставив новые факты следствия. Он щёлкнул выключателем, и, помимо настенного светильника, в комнату хлынул поток холодного белого света. Арсений недовольно промычал, явно вырванный из состояния полулетаргического сна.              — Арсений Сергеевич, получилось! — воскликнул парень и быстрыми движениями скинул с себя верхнюю одежду, бросив на вешалку.              Всем своим видом он излучал какое-то необъяснимое тёплое свечение, наполненное восторгом и радостью. Сверкающие глаза, раскрасневшиеся от мороза щёки и нос, ямочки от улыбки — всё это делало из него счастливого ребёнка, которому наконец купили игрушку, о которой он так давно мечтал.              — Они приняли твоё прошение? — спросил не такой счастливый Арсений, больше похожий на родителя, которому пришлось работать несколько суток подряд ради игрушки для своего ребенка, хотя, по сути, всё было наоборот.              — Да, — лукаво улыбнулся Антон и прошёл к столу.              Арсений, кажется, говорил ему что-то, но он его не слышал. Он бегло читал предназначенную ему записку и оставленные материалы. В записке говорилось: «Ни слова Арсению, лучше поддержи его и поговори с ним». Антон думал, что сегодня его ничего не сможет обрадовать сильнее, чем решение суда, но он ошибался. Этим двоим удалось накопать много чего интересного.              — Ты меня слышишь? — Арсений, видимо, не в первый раз задавал этот вопрос.              — Что? А, да, конечно. Я сейчас вернусь, что-то у меня сахар поднялся. Я так радовался, что решил по дороге купить себе шоколадку, ну и съел её целиком, пока поднимался, — попытки Антона выдумать убедительную причину, чтобы скрыться ненадолго и дочитать документ, выглядели крайне смешно. Он взял стопку бумаг и уже почти вышел, как вдруг…              — Эй, диабетик, ты инсулин забыл, — пряча усталую улыбку, окликнул его Арсений.              — А, да-да… Да, — он схватил свою поясную сумку. — Я быстро.              Закрывшись в приёмной, Антон продолжил читать. И с каждым новым предложением его брови всё выше поднимались вверх. Он внезапно почувствовал, что копается в чужом грязном белье, что так нельзя. Но потом здравый внутренний голос запротестовал и сказал: «Так надо!» В списке значилось имя Ирины Кузнецовой, а значит, сомнений в том, что на фотографии была именно она, не могло оставаться. Дальше, в другом документе, был список студентов архитектурного университета. «Алёна Попова» и «Ирина Кузнецова» значились на одном факультете. Следовательно, были однокурсницами. Это, как минимум, объяснило хотя бы мотив появления девушки на похоронах. Странно только, что Арсений никогда о ней не слышал и не встречался. Следующие кадры были менее приятного содержания: после списков шли фотографии с места убийства и письменный отчет с дознания. Эд распечатал крупный план глаз и волос. Если цвет волос по понятным причинам изменился при окрашивании, то к глазам возникали вопросы. Возможно, на жертве в момент смерти были голубые линзы, но никто из свидетелей не упоминал, что девушка их носила. К тому же на опознании Серёжа тоже не упомянул об этом.              — Твою ж мать, спасибо, Эдик, — процедил Антон и прикрыл рот рукой, сдерживая приступ тошноты.              На последующих фото было то, что сложно было даже телом назвать, но явно имеющее какое-то значение, раз уж Антон сейчас держал в руках эти снимки. Ниже были комментарии Оксаны: «Нарощенные ресницы, дешёвый маникюр, след от прокола брови и непрокрашенные корни».              — А эта информация мне нахрена? Я, вроде, не собирался в салон красоты устраиваться, — начал было тихо возмущаться Антон, но сразу же прекратил.              «Думаешь, девушка, которая зарабатывает сотни тысяч в месяц будет так выглядеть накануне помолвки?» Мыслительные процессы Антона мгновенно включились в действие. Так как его мама много лет работает в сфере индустрии красоты, он стал вспоминать, как приходил в детстве к ней в салон и смеялся над «богатыми тётями», готовыми заплатить любую сумму, лишь бы муж не заметил, что корни отрасли на пару миллиметров, и на самом деле его женушка не платиновая блондинка, а самая настоящая серая мышь. Не похоже было, чтобы Ира экономила на себе, учитывая, что любая мелочь в её доме соответствовала тонкому дизайнерскому плану.              «Мы передали улики Павлу Алексеевичу, они сверят информацию со второй пропавшей, и что-то мне подсказывает, что мы на верном пути.» То есть, если это не тело Кузнецовой, тогда где сама Ира? Этот вопрос, на который ни у кого пока что не было ответа, крутился заезженной пластинкой у Антона в голове. На отдельном листочке, следом за фотографиями, простым карандашом была оставлена ссылка на какой-то студенческий форум и такая же приписка: «Кажется, они неплохо общались в университете». Антон подрагивающими пальцами вытащил из заднего кармана телефон и ввёл в поисковик ссылку. На странице форума многолетней давности остались университетские фотографии, где Ира и Алёна участвовали в студвесне. А также комментарии, в которых говорилось что-то вроде «два сапога пара», «подружки на миллион баксов» и «как всегда не разлей вода».              «Тебе не кажется странным, что всё это происходит в годовщину смерти жены Арсения? Как бы там ни было, мы разберёмся, а ты просто отвлеки его чем-нибудь :( :( :(». Антон стоял в замешательстве, не понимая ещё — стоит ли радоваться раньше времени или всё же нужно подождать. В любом случае, пора было возвращаться, иначе у Арсения возникнут нежелательные вопросы.       

III

      Антон как ни в чём не бывало прошмыгнул в кабинет, пряча в свитере довольное лицо. Оно было довольным недолго, ровно до того момента, пока он не зацепился взглядом за поникшую фигуру Арсения, вот-вот готового свалиться со скамейки на пол. Он бросил макулатуру на стол и, взяв из ящика ключ, подошёл к решетке. Пара неловких движений — и он провернул холодный ключ в замке и, не закрывая до конца решётку, прошёл в камеру.              — Развлекаетесь? — наверное, это было самое глупое, что только можно было спросить у человека, который двое суток просидел здесь без еды.              — А что, похоже? — Арсений хмыкнул, но улыбка всё же тронула уголки его губ.              — Вообще-то, не очень. Но вы не переживайте, мы работаем, у нас всё под контролем, — Антон сделал пару неуверенных шагов в сторону Арсения и только после того, как получил одобрительный кивок, присел на край скамейки.              — Честно говоря, мне слабо в это верится, — Арсений боковым зрением покосился на напарника и прислонился спиной к холодной стене.              — В то, что мы работаем, или в то, что всё под контролем? — бодрый тон пробивался в словах Антона, но Арсению он почему-то казался наигранным.              — Во втором. Кто-то неплохо постарался, чтобы засадить меня в тюрьму до конца жизни.              — Арсений Сергеевич, не верите вы в принцип презумпции невиновности… — с лёгким осуждением произнёс Антон и посмотрел на старшего следователя. — А если не верите, то почему вас это так развеселило?              — Меня не система развеселила, а ты, — взгляд из остекленевшего и мёртвого вдруг сделался умилённым.              — То есть, вы хотите сказать, что на меня без смеха не посмотришь? — актёрская игра Антона выглядела ещё хуже, чем его попытки скрывать правду, но оттого не делала его посмешищем, а только добавляла харизмы.              — Ой, не прикидывайся, ты понял, о чём я.              Они помолчали какое-то время, но не из-за неловкости, а потому что ни тот, ни другой не знали, с чего начать, было слишком много вопросов и столько же заготовленных ответов. Арсений начал первым, просто чтобы наконец разорвать обволакивающую тишину:              — Я боюсь, — он сделал небольшую паузу. — Я боюсь не из-за того, что у вас не получится меня вытащить, а из-за подпорченной репутации. Даже если меня оправдают, вряд ли кто-то забудет об этой истории, — Арсений вытянул перед собой ноги и, обдумывая свою следующую фразу, пару раз постучал пяткой ботинка об пол. — Слышал что-нибудь про исследование Розенхана?              — Это композитор такой? — Антон сдержал смешок, сжав губы, и уставился на Арсения.              — Дурак, — бросил Арсений и рассмеялся вместе с Антоном. — Это американский психолог. Дэвид Розенхан. В 1970-х он провёл ряд психологических экспериментов. Один из них заключался в том, что несколько человек специально симулировали галлюцинации, чтобы попасть в психбольницы. После этого они вели себя абсолютно нормально и говорили, что с ними всё в порядке, однако врачи всё равно ставили им диагнозы психических расстройств, чаще всего шизофрению, вынуждали признаваться в наличии этих заболеваний и соглашаться на приём антипсихотиков в качестве условия их освобождения. А когда в больницу поступили так называемые самозванцы, а именно: 193 человека, о которых услышали заранее, сотрудники оценили сорок одного человека как симулянтов, а ещё сорок двух как подозреваемых самозванцев, но дело в том, что Розенхан никого к ним не отправлял. Это были обычные пациенты, обратившиеся в клинику. Для Дэвида Розенхана это стало доказательством того, что психическое заболевание воспринимается как необратимое и становится ярлыком на всю жизнь. Вот, чего я боюсь, — Арсений поднялся на ноги сделал несколько кругов по камере, разминая затёкшие за длительное время конечности.              — Ого, — выдавил из себя Антон, сквозь нахлынувшие размышления о несправедливости в этом мире. — Откуда вы об этом знаете?              — Прочитал статью в интернете, пока ты спал на моей кровати, — Арсений прыснул со смеху, глядя на вытянувшееся от удивления и в то же время от возмущения лицо Антона.              — Я так и знал! — воскликнул напарник и ткнул в Арсения пальцем. — Ладно, допустим. А что ещё вы успели прочитать в интернете, пока отдыхали от моего общества? — Антон решил зацепиться за эту еле заметную искорку ребяческой радости, исходящую от следователя, и постараться разжечь из неё настоящее пламя жизни. Раз уж ему запретили раньше времени обнадёживать Арсения, хоть так попробует привести его в чувства.              — Ну, например, существует так называемый «делегированный синдром барона Мюнхгаузена». Его ещё называют «синдромом по доверенности». Бывают случаи, когда родители заставляют ребенка симулировать различные заболевания и всем рассказывают о несчастье своей семьи. Ребёнка отправляют на лечение, а родителям капают деньги с больного сына или дочку, — Арсений неодобрительно качнул головой. С ним, конечно, в детстве никто не проворачивал такой фокус, но у отца и других тараканов в голове хватало.              — Как-то это слишком жестоко. Испортить ребёнку жизнь ради пары сотен баксов, — Антон поднялся со скамейки и мерными шагами проследовал на выход из камеры к кулеру, стоящему в углу помещения. — Эй, вы только не сбегайте, — повернулся он, уже схватившись за металлические прутья, — надеюсь на вашу благоразумность, — парень слегка приподнял бровь, играя сурового надзирателя вечерней смены.              Как только вода в стаканчике Антона перевалила за половину, Арсений сделал резкий выпад вперёд, показывая намеренность вылететь из камеры со скоростью пули, выпущенной из револьвера. Антон по инерции дёрнулся и вылил всё содержимое себе на штаны. А долю секунды спустя, услышав звонкий смех, выпалил:              — Очень смешно. Очень по-взрослому… Теперь выглядит, будто я обоссался, — на этот раз ему всё же удалось набрать воды без происшествий и утолить мучившую его жажду.              — Да ладно тебе, высохнет через пару минут. Сядь возле батареи, — Арсений кивнул на небольшой обогреватель, располагавшийся около правой стенки решётки. Антон послушался и сделал так, как ему велели.              — А знаете, какому психологическому трюку меня научила Оксана? — неожиданно выдал Антон, в котором чувство смелости заметно возросло из-за только что пережитого унижения.              — Я весь во внимании, — деловито сообщил Арсений, снова пристроившись на деревянной скамейке и скрестив на груди руки. Все фишки, которые знала Оксана, несомненно были известны и ему, потому что большинству из он сам её научил, когда они были в той стадии отношений, называемой обычными людьми дружбой.              — Когда смеется группа людей, каждый человек инстинктивно смотрит на того, к кому испытывает наибольшую симпатию, — пряча расползающуюся улыбку в стакане, Антон сделал пару глотков и исподлобья поглядывал за реакцией собеседника.              — И что ты хочешь мне этим сказать? — ожидаемой реакции не последовало, включился обычный режим непробиваемого следователя, который наблюдал за происходящим, словно через толщу бронированного стекла.              — Я хотел сказать, что вы… Вы всегда смотрите на одного и того же человека, когда смеетесь.              — На Эдика? Не переживай, это профдеформация, за ним надо постоянно приглядывать, чтобы он не ляпнул ничего лишнего, — сказал Арсений с невозмутимым выражением.              — Да вы остряк, — в ответ парировал Антон, слегка раздосадованный неудачной попыткой выйти на откровенный разговор.              — «Остряк» — это профессиональный термин. Это рельс, прилегающий к равному рельсу стрелки на железнодорожных путях, такая страховка на мостах, чтобы поезд, сошедший с рельс, не упал вниз, — Арсений картинно улыбнулся, но настоящая улыбка отражалась скорее в его неподвижных глазах. Однако, за всё время совместной работы с «самым безэмоциональным человеком» Антон научился мастерски распознавать скрытые признаки реакций Арсения.              — Можно серьёзный вопрос? — этот вопрос был первым шагом, некой подготовкой к последующему, чтобы не рубить с плеча. Воздух в комнате, подвижный и разряженный ранее, вдруг застыл, перестав передавать частицы азота и кислорода, заполнился напряжённой минутной тишиной и, казалось, наэлектризовался до возможного предела.              — Я был готов к этому. Поэтому валяй, — Арсений застыл вместе с воздухом, пока не услышал, как первая трещина прошлась по бронированному стеклу от слов Антона.              — Как погибла ваша жена? — и в это мгновение пространство пошатнулось, вновь заставляя молекулы двигаться.              — Это тяжёлая история, — едва слышно произнёс Арсений, но тут же прочистил горло и продолжил менее дрожащим голосом: — Её звали Алёна. Мы познакомились пять лет назад на станции метро. И я до сих пор проклинаю этот день. Знаешь, как это бывает: вы оба молоды, полны энергии и жизненных сил, и вам кажется, что такая случайная встреча двух красивых людей — это несомненный подарок судьбы, — Арсений закрыл глаза руками и вдохнул ядовитый запах прошлого. — Мы были глупыми и не понимали, что делали. Рано поженились, не успев толком проверить свои чувства на прочность, а потом рутина и быт стали отравлять нашу жизнь. Постоянные ссоры на пустом месте, недопонимания, беспричинная злость. Я стал понимать, что сделал неправильный выбор, поспешил, боясь остаться без семьи к тридцати годам из-за круглосуточной работы. И, честно говоря, лучше уж так, чем то, что в итоге получилось. Она забеременела, и эта новость заставила меня пересмотреть свои планы о разводе. Появился реальный шанс спасти отношения, висевшие над пропастью. Но мнимое счастье продлилось недолго. Через пару недель я узнал, что Алёна мне изменила, ребёнок не мой, а сама она специально лгала мне, потому что не хотела, чтобы я её бросил, — Арсений коснулся пальцами виска и посмотрел замершему Антону в глаза. — Вот здесь я понимал, что это была последняя точка, на этом пора было заканчивать и сразу нести документы на развод. Но она умоляла меня чуть ли не на коленях, чтобы я не спешил с выводами. Оправдывалась, клялась в любви. А через несколько дней, видимо, поняв, что я не изменю своего решения, взяла нашу машину и поехала в бар. На тот момент мы хорошо дружили с Серёжей и его сестрой, часто собирались вместе по праздникам, девчонки говорили о своём, а мы своем. Мало было Алёне испоганить мою жизнь, она решила утащить за собой ещё несколько. В баре она встретилась с Викой, сестрой Серёжи, они напились, Вика еще не знала о беременности, поэтому не протестовала. А когда они стали собираться домой, Алёна решила сама сесть за руль. Уже на трассе она вывернула руль, и машина вылетела с обочины прямо в обрыв. Никто не выжил, — последние слова прозвучали настолько тихо, что догадаться о содержании можно было только по выражению непреодолимой злости и вины на лице Арсения.              — Я… Мне жаль. Наверное, не это я ожидал услышать, — Антон нерешительно подошёл к решетке и сильно, до побелевших костяшек на пальцах, сжал прутья. — Вы не заслужили такого отношения.              — Я сделал много плохого в жизни. Например, избил до полусмерти мужика, от которого залетела моя бывшая жена, — Арсений сделал акцент на слове «бывшая». — И за это два года таскался к психотерапевту, думая, что я способен убить человека, хотя, на самом деле, находился в состоянии аффекта. Но мне повезло с психотерапевтом, я действительно стал чувствовать себя гораздо лучше, чем после аварии.              — Знаете, в чём ваша главная проблема? — Антон продолжал стоять напротив решётки, сжимая ладонями холодный металл. Он почему-то решил, что сейчас самое время сказать Арсению всё, что он думает, вылить на него накопившуюся горечь, потому что только сейчас Арсений мог его услышать по-настоящему. Сейчас, когда каждый нерв в его теле был напряжён, и каждое слово могло долететь до распахнутой дверцы его сердца. — Из-за одного предателя в жизни вы стали считать предателем каждого, кто попадает в ваше поле зрения. Вы не хотите давать людям шанс. Принципы стали для вас высшей ступенью в иерархии единственно правильного, а ощущение реальной жизни вообще ушло с радаров.              — Хочешь сказать, что, взяв тебя к себе в напарники, я не поступился собственными принципами? — Арсений тоже встал, но не сделал ни шагу с места, будто пригвождённый к полу. — Я впервые за долгие годы сделал шаг к чему-то правильному и настоящему, — он оторвал от пола пятку и, немного подумав, шагнул по направлению к Антону, но снова остановился. — А теперь мне кажется, что всё складывается против меня. Я нахожусь буквально в паре часов от приговора, если судья передумает, и в ста метрах от здания тюрьмы. Вот, к чему меня привели попытки быть настоящим, — Арсений хотел сделать ещё один шаг навстречу, но почему-то не стал спешить. — Перестань сжимать решётку, просто посмотри в окно и скажи, что ты видишь, только перед этим выключи свет.              Антон пришёл в себя, только после того, как опустил взгляд и увидел осыпающуюся ржавчину решётки. Он послушно прошёл к выключателю, даже не задумываясь о своих действиях, в голове стоял густой туман из только что полученной и до конца не переваренной информации. Помещение погрузилось в состояние полумрака, в котором Оксана с Эдом оставили Арсения дожидаться прихода своего коллеги. Тусклый жёлтый свет от старого настенного светильника охватывал только полметра в радиусе и освещал лишь кипу бумаг, брошенную другими сотрудниками. В целом, картина показалась Антону мрачной, но это только поначалу. На самом же деле уют пробивался через омрачённую накалённой ситуацией обстановку.              Антон подошёл поближе к небольшому квадратному окошку на уровне его глаз, которое следовало назвать скорее форточкой. Сперва взгляд не уловил наружной картины, а зацепился за собственное отражение в стекле. Он увидел себя каким-то всклокоченным и рассредоточенным, зрачки рассеянно бегали по контурам лица в окне, губы легонько поджимались при каждом вздохе. Антон поднялся на носочки и сменил спектр внимания на уличный фонарь. Там, за этим крохотным окошком, жизнь на земле текла своим чередом. Крупные хлопья снега, особенно выделяющиеся в свете фонаря, медленно кружились в зимнем вальсе и мягко ложились на выстланное ранее снежное покрывало. При сильном дуновении ветра хлипкая конструкция фонарного столба покачивалась, рассеивая свет на остававшиеся в тени участки земли. Так как вид выходил на пустошь заднего двора, вокруг не было ни одной живой души — лишь коченеющие от мороза голые ветки деревьев.              — Что там на улице? — подал голос Арсений, нарушив идиллию Антона с природой.              — Зима. Всё ещё зима… — не отводя взгляда, ответил Антон.              — Опиши мне её, — простая просьба поначалу показалась юноше очередной внеплановой проверкой, но отказать он, конечно же, не мог, даже если Арсений таким образом просто издевался над ним.              — Метель, фонарь, а на заднем фоне — тайга, уходящая в черноту, — Антон повернулся.              — Это необратимый процесс, на который мы никак не можем повлиять. И мне кажется, что то же самое сейчас происходит со мной, — половица скрипнула под подошвой Арсения, решившегося наконец сделать ещё один шаг навстречу.              — Вы боитесь её, — слова звучали уверенно, но внутри у Антона назревала настоящая буря, гораздо сильнее того снегопада, что кружился в вихре за окном.              — Кого?              — Жизни. Любви. Свободы, — перечислял Антон, зеркаля следователя в его движениях. — Ненавидите их, как и всех, кто к вам тянется. Разве я не прав? Не тянетесь навстречу, а безжалостно отталкиваете.              — Нет, ты не прав. Я люблю людей, но только тех, кто по моему мнению этого заслуживает. Гораздо проще любить других людей, когда единственный, кого ты ненавидишь — это ты сам, — Арсений сделал ещё шаг, и Антон последовал его примеру.              Два человека, таких разных, но таких похожих стояли друг напротив друга, разделяемые лишь железной решёткой камеры, и смотрели друг другу в глаза. В голубых были боль и отчаяние, а в зелёных блестела вера в спасение. Спасение человека, которого успел полюбить до боли в груди, и который нуждался сейчас в этом спасении. Паук, застрявший в чужой паутине, ждал, когда его спасёт кузнечик, пробегающий мимо.              — А кто по вашему заслуживает этой любви? — Антон коснулся железа, и его лёгкие выпустили последний запас кислорода.              — Ты, — холодными пальцами Арсений коснулся горячей руки, и в следующую секунду его пересохшие губы коснулись губ Антона.              Если бы не эта клетка, разделявшая их, Арсений прижал бы к себе человека напротив и подарил ему остаток своего тепла, заключённого в сердце. Антон боялся пошевелиться или совершить лишний жест, настолько это мгновение было хрупким для обоих, что любое вмешательство грозило разрушить воцарившуюся магию. Они не видели друг друга, потому что стояли с закрытыми глазами, но им и не нужно было, ощущения играли здесь главную роль. Сухие губы на обкусанных и влажных, короткие поцелуи, невесомые, но такие ласковые.              Арсений открыл глаза, но поцелуй полностью не разорвал. Он смотрел на дрожащие веки и покрасневшие щёки и хотел улыбаться. Он почувствовал, наконец-то он её почувствовал. Жизнь. Любовь. И свободу. Для этого всего-то нужен был правильный человек, и казалось, что более правильного, чем Антон, на этом свете не существовало. Арсений немного отстранился, оставив Антона с непониманием на лице. Но того такой расклад явно не устроил, поэтому он сам потянулся и завлёк следователя в новый поцелуй, на этот раз более влажный и чувственный. Антон просунул руку между прутьев и положил её Арсению на шею.              — Вот настолько, — попытался проговорить Арсений в губы, показывая пальцами свободной руки отрезок, превышающий в длину тот, что показывал в последний раз. — Вот настолько смелее.              — Можете хоть немного помолчать?       

IV

             Время близилось к полуночи. Антону удалось напоить Арсения чаем и заставить поесть, а ещё он предлагал выйти на улицу и полежать в снегу, пока никто не видит, но перспектива заработать пневмонию не прельщала Арсения, поэтому сошлись на простой беседе возле обогревателя.              — Ты знал, что они уехали вместе? — разговорить Арсения после поцелуя оказалось проще простого, раз тот сам охотно задавал вопросы с набитым ртом, пережёвывая малиновый пирог. Кстати, рецепт пирога принадлежал той самой старушке из электрички, у которой Антон безусловно его выпытал.              — Кто? — Антон сидел рядом за столом и, в отличие от Арсения, не забывал запивать еду.              — Эдик с Оксаной. Они, вроде как, сошлись. Наконец-то у этого олуха хватило духу сделать первый шаг.              Антон, уже готовый откусить очередной кусок, замер с пирогом в руках, посмотрел на Арсения, а потом всё же укусил, но жевал, пристально поглядывая на следователя.              — Да понял я, о чём ты думаешь. Я не такой же олух как Эдик, — Арсений закатил глаза и отвернулся. — Не за тем я тебе это сказал, чтобы ты меня осуждал. Мог бы и порадоваться за друга.              — А я и порадовался. Пару дней назад, — Антон растянулся в довольной улыбке и поправил сбившуюся на лоб челку.              — Ты знал и не сказал мне? — последовал кивок. — Ну да, не хотел давить на меня чужим счастьем, я понял, — и снова кивок.              — Арсений Сергеевич, — Антон отодвинул в сторону тарелку и кружку и, выставив локти на стол, сложил пальцы в замок, приготовив очередную серьёзную новость.              — Серьезно? — перебил его Арсений, — мы здесь одни, вообще-то, и ты упускаешь возможность пофамильярничать?              — Ну, я подумал, что мне прилетит от вас неплохой такой чапалах, если я вдруг внезапно начну называть вас просто по имени, — Антон прокашлялся. — Арсений… — он сделал паузу, — Сергеевич. Я так не могу, мне надо привыкнуть, — жалобно заключил он и уронил голову на локти.              — Не переживай, это придёт с интимной связью, — Арсений изо всех сил старался сдержать серьёзное лицо, но как только макушка Антона поднялась, открывая его ошеломлённое лицо, тот рассмеялся. — Я пошутил, успокойся, — голова снова коснулась локтей. — Или нет, — и снова поднялась.              — Я смотрю, что-то вам очень весело стало, — Антон прищурил глаза так, что вокруг расползлись маленькие морщинки. Должно быть, в обычное время он часто улыбался, раз кожа помнила и повторяла эти неизменные изгибы вне зависимости от того, отражалась ли на лице хитрость или радость, оно всегда было одинаково лучезарным.              — Но ведь в этом и заключался твой план — не дать мне умереть от тревоги и собственных мыслей, — Арсений склонил голову на бок, пробивая Антона прямым и понимающим взглядом. Он мог сколько угодно играть несведущего человека, но знал гораздо больше, чем думали остальные. — Что они накопали?              — Э-э-э… в каком смысле? — Антон неловко почесал затылок и отвёл глаза в сторону, чтобы не посыпаться под этим пристальным взглядом.              — Не валяй дурака, я же не настолько идиот. Эд с Оксаной молчали весь день, а потом перешёптывались на протяжении часа, да ещё и записку какую-то тебе оставили. И ты явно что-то скрываешь, — Арсений отодвинулся от стола, встал, обошёл Антона и остановился у него за спиной. — Говори, — он положил руку на тонкое плечо, скрывающееся в складках большого свитера, — или я закрою тебя в камере.              — Ч-чего? — опешил тот и резко запрокинул голову назад, настолько резко, что в шее что-то щёлкнуло.              — Я не шучу, закрою, а ключ оставлю в ящике стола, — Арсений немного надавил на нерв плечевого сустава.              — Ай! — Антон дёрнулся, но не смог вскочить со стула. — Ну закроете, а сами сбежите?              — Нет, почему же? Я буду сидеть здесь и смотреть, как ты мучаешься от скуки, — и хватка слегка ослабла под расслабившимися плечами.              — Вообще-то у ме… — но Антон не успел договорить вырвавшиеся слова.              — Телефон тоже заберу, — перебил следователь. — Я могу так сделать, но не буду. Потому что ты и так мне всё расскажешь.              — Это называется манипуляцией, — запротестовал Антон, но осознал, что, как бы оно там не называлось, выбора у него не оставалось. Арсений будет подбирать разные методы убеждения, пока один из них не сработает. Вряд ли он станет применять кнут в отношении юноши, а вот пряник однозначно принёс бы успех. К сожалению или к счастью, до этого не дошло. — Я скажу, но вам может не понравиться.              — Если ты не заметил, мне и так все это не нравится, — Арсений окинул рукой помещение, останавливая на мрачном на фоне камеры. — Я хочу быть в курсе всего, чтобы суметь вам помочь, если смогу. А если нет, то хотя бы уберечь от ошибки.              — Для начала нам надо кое-что сделать, — Антон скинул со своего плеча руку. Потом подумал и добавил, — вы её потом вернёте, если захотите, — кивнув на ладонь, он поправил свитер и прошёл к папке с документами. — Оксана сказала, что по всей вероятности где-то здесь осталась последняя записка. Тот, кто всё это делает наверняка не в курсе, что дело приостановлено и что вы всё ещё находитесь здесь, потому что сам же отключил нам камеры видеонаблюдения. Тогда вопрос, зачем ему отключать камеры и лишать себя возможности тотального контроля?              — Это была вынужденная мера, — дошло до Арсения. — Чтобы мы сами не могли потом проверить видеозаписи.              — И?              — И обнаружить на них то, чего не должны были. Значит этот кто-то побывал здесь в тот момент, когда никого не было в комнате, — заключил следователь.              — И?              — И оставил нечто… Забрать он ничего не мог, потому что все вещдоки опечатаны, и их пропажа сразу вызвала бы вопросы. А оставить могли только последнюю записку, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, найди сотрудники её в моих личных вещах, — все силы на секунду покинули тело от обиды на ту часть охламонов, которые правда поверили, что Арсений сам совершил такое зверство. Неужели своим внешним видом он настолько походил на сумасшедшего… — Ну что ты стоишь, искать будем или как?              — Будем. Это значит, мне выдалась уникальная возможность покопаться в ваших личных вещах? — Антон уже подошёл к вешалке, на которой висело пальто Арсения.              — Нет! Только не пальто, — воскликнул Арсений, рванув к вешалке, но попытка предотвратить неизбежное не увенчалась триумфом.              Антон в первом же кармане нашарил бумажный листок, и обрадованный попаданию в яблочко, даже не заметил, что это была вовсе не записка. Вернее записка, но не та, которую они искали. Он быстро развернул её, и по его лицц прошла едва заметная судорога. Текста там было написано гораздо больше, чем он предполагал увидеть. И обращение это адресовалось не Арсению, а самому Антону.              — Это… что? — развернув листок к Арсению, спросил Антон.              — Это на тот случай, если бы меня посадили в тюрьму раньше, чем нам удалось поговорить. Не мог же я просто тебя оставить, не объяснившись, — он потянулся вырвать бумажку из рук Антона, но тот увернулся и отошёл подальше.              — Я хочу прочитать, — Антон встал напротив того самого маленького окошка, чтобы быть поближе к одинокой зимней ночи и, в случае чего, разделить с ней эмоции. Арсений не хотел стоять на месте и ждать реакции, бояться, как отнесётся к этому Антон, поэтому он занял себя поисками настоящей записки.              Аккуратный почерк плавно бежал по строчкам, местами кривя хвостиками букв на особо откровенных и честных предложениях. Антон перечитывал их по несколько раз, прежде чем двинуться дальше. «Не хочу, чтобы ты стал таким же как я. Но хочу стать таким как ты. Ты уже помогаешь мне в этом. Если бы у нас было больше времени, я сказал бы тебе это, глядя в глаза. Если ты читаешь это, значит времени уже нет. Прости, что вёл себя как последний мудак. Я написал заявление с просьбой взять тебя на моё место, это мой прощальный подарок». Антон долго думал, всматриваясь в слова.              — Это... — он отвернулся от окна и, найдя взглядом Арсения, спросил, — что?              — Нет уж, теперь моя очередь тебя расспрашивать, — Арсений нашёл то, что искал ещё до того, как Антон закончил читать, но не стал его отвлекать. В руках у него был стикер, обнаруженный в кошельке. — Вот последняя, — Антон в одно мгновение оказался рядом и, выхватив стикер, прочёл.              — «Один. Ты заплатишь за всё, пока моё тело будет будет лежать в Гиперборее», — он непонимающе уставился на следователя.              — Наверное, эта записка должна была попасть ко мне раньше, чем группа нашла бы тело. Теперь уже в этом, конечно, нет никакого смысла. Это была последняя подсказка, без которой мы и так справились, — пояснил Арсений, но выражение напротив не выказало понимания. Поэтому пришлось объяснять дальше. — «Гиперборея» — это такая метафора. В древнегреческой мифологии «Гиперборея» — северная страна, где царит вечный холод и живут окраинные народы. Соотнеси эту информацию с нашим городом и получишь тайгу. Лес, если быть точнее. Собственно, где и было найдено тело.              — Арсений Сергеевич, у меня для вас две новости, — Антон подтолкнул старшего в спину, заставив присесть. — Первая. Скорее всего, в лесу было тело не Ирины Кузнецовой. Вторая. Пуговица, найденная на месте преступления, принадлежит Сергею Матвиенко, — Антон разблокировал телефон и показал Арсению недавно полученное сообщение от Эда.              — Ты шутишь?              Следующие полчаса Антон пытался разъяснить Арсению всё, что ему оставили Эд с Оксаной. Показал все фотографии, сверки с сайтов и следы в интернете. Арсений не кричал и не возмущался, только задавал сопутствующие вопросы и делал выводы. В ночь исчезновения — но теперь уже понятно, что это была ночь убийства — он напился и ничего не помнил. А пил он исключительно виски, который ему подарил Матвиенко.              — Антон, я вспомнил! — Арсений вскинул руки в потолок. — В ту ночь я несколько часов просидел в придорожной закусочной, потому что сильно напился, и таксист решил избавиться от меня, бросив на трассе. Это был не я, я никого не убивал! — радостно закричал Арсений, зайдясь нервным смехом.              — Да ладно, правда что ли? — картинно изумился Антон, — я уж боялся, что вы и меня сегодня прирежете.              — Буди Эдика с Оксаной, кажется, у меня появилась идея.       

V

             Сонная парочка расположилась на диване, но старательно делала вид, что сна у них ни в одном глазу. Оксана под боком у Эда выписывала в блокнот показания для суда, а сам Эд только и делал, что каждую минуту удивлённо ругался матом от услышанной информации.              — Вопрос остаётся открытым. Кузнецову мы так и не нашли, — не спавший больше суток Антон протяжно зевнул.              — Шаст, включай голову. Расколем одного — найдётся и вторая, — Эд постучал указательным пальцем по виску, — смекаешь?              — М-да, долго он вынашивал мотивчик. И почему он решил мстить именно тебе за сестру? — спросила Оксана, глядя на Арсения. Она была всё же смелее Антона, и в неформальной обстановке обращалась к Арсению на «ты». Такую дружбу уж точно нельзя просто так вычеркнуть из жизни и стать начальником и подчинённой. Но это только потому, что Арсений сам заново открываться.              — Начальство уведомлено, а теперь пора всё-таки по домам, — Эдик не смог сдержать зевок, глядя на Антона. — Тох, вези Арсения, — он посмотрел на следователя и, получив снисходительных кивок, не стал добавлять отчество, — домой отсыпаться. Завтра предстоит много дел.              Ещё бы после такой помощи и веры ребят Арсений стал настаивать на официальном обращении. Теперь его круг близких людей стал гораздо шире.              Антон привёз Арсения к себе домой, позаботился о его комфорте, заставил принять душ и выпить снотворное. Так как еды в холодильнике практически не было, не считая малинового пирога, приготовленного на скорую руку в стрессовой панике, Антон предложил приготовить яичницу. Но Арсений отказался, аргументируя это тем, что в таком случае у них ничего не останется на завтрак.              Спать ложились измотанные и голодные, несмотря на перекус в отделении. Антон неловко помялся, заправив кровать, и жестом пригласил Арсения лечь рядом. Квартирка была маленькая, и места просто не хватало хотя бы для ещё одного спального места.              — От такого предложения не смогу отказаться, — ответил Арсений на приглашение и лёг на кровать, чувствуя, как всё тело буквально ломится от жгущей усталости.              — Приятно слышать, — и Антон лёг рядом, делясь краешком одеяла. — Я покормил Крона перед тем, как приехать в отдел. И попросил соседку, чтобы покормила его с утра.              — Спасибо, — Арсений повернулся на бок лицом к Антону, — за всё спасибо. Не знаю, что бы я без вас делал.              — Вы ко мне теперь тоже на «вы»? — хихикнул Антон и тоже повернулся на бок.              — Дурак, я вообще-то имел в виду ещё Эда с Оксаной. А тебе пора отвыкать, — Арсений нащупал в полутьме руку Антона и прижал её к своей груди. — Не будешь же ты обращаться на «вы» к человеку, с которым спишь в одной кровати.              — А, вот значит, как ты теперь заговорил, — он мягко поправил тёмную челку и, перехватив руку Арсения, сжал её в своей. — Мне жаль, — на выдохе произнёс Антон. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это. И ты не сумасшедший, просто иногда человеческий мозг — самый лучший обманщик.              — Антон? — тихо позвал Арсений.              — Надеюсь, сейчас не будет глупой шуточки в стиле Эда? — настороженно уточнил он, отрываясь от такой манящей подушки.              — Нет. Съешь, пожалуйста, конфету, у тебя сахар упал, — Арсений опустил руку вниз, нащупал в кармане джинсов шуршащую обёртку и протянул ему карамельку.              — Да чтоб тебя, откуда ты…              — Уведомление пришло на браслет с твоего сенсора, — ответил он и отвернулся на другой бок, чтобы не видеть больше этого смешного удивления.              Антон съел конфету, запил водой и снова лёг, приобняв Арсения. Этот день его жизни точно войдёт в список самых худших и самых лучших сразу.