Бездна

      — Я понять не могу, как мне вообще до них добраться?!       И всё же нервы сдали.       После ухода Чосо я не смогла уснуть. Время близилось к рассвету, и смысл ложиться спать терялся с каждой секундой. Недолго думая, снова я отправилась на утреннюю пробежку в надежде привести мысли в порядок, а после: холодный душ, быстрые сборы на учёбу и долгие четыре пары в академии.       Всё это время я старалась много не думать о предстоящей встрече с ним: в середине дня, прямо на паре, мне пришла от него сообщение с адресом и временем. В тот момент телефон в моей руке потяжелел килограмм на двадцать — бремя, что взвалили на мои хрупкие плечи, ломало.       — Для начала успокойся.       Я непроизвольно закатила глаза: ему легко говорить. Не ему было велено выведать всю подноготную организации и втереться в доверие к Тоджи и Сукуне.       — Ладно! — психуя, я слишком громко поставила бокал с кофе на стол, и напиток немного пролился. — Извини. У меня сегодня всё валится из рук, прости…       Уже спокойно добавила я, вытирая лужу на столе рукавом толстовки.       — Ну вот, кофту испортила, — Чосо принялся вытирать стол салфетками, аккуратно отодвигая мою руку в сторону, — не извиняйся. Я б тоже нервничал, если бы мне пришлось соблазнять Рёмена.       — Может, махнёмся ролями? — со смешком проговорила я, откидываясь на спинку хлипкого стула. — Думаю, ты бы справился: распустим тебе волосы, подкрасим, и вуаля! Красотка!       — Сукуна предпочитает более… — он бросил на меня короткий, оценивающий взгляд из-под ресниц, протирая стол, — хрупких девушек. Я не в его вкусе.       Парень поднялся с места и выбросил грязные салфетки в урну. Чосо пригласил меня на нашу «секретную» встречу в свой заброшенный гараж, без машины. Когда я задала очевидный вопрос «почему за городом?», то он ответил коротко — здесь безопасно.       — И грязно, — вслух дополнила я собственные мысли, рассматривая паутину на потолке. — Так говоришь, я буду во вкусе Рёмена. Значит ли, что с ним проблем не возникнет?       Мы опять вернулись к теме нашей встречи. Чосо сел напротив меня и подлил ещё немного кофе из термоса в мою кружку:       — У него специфические предпочтения в постели, — начал он издалека, делая глоток напитка. — Ну не мне тебе рассказывать о них.       Чосо подмигнул, а я старалась сохранять спокойствие: да, я знала о его «специфических» предпочтениях — прочувствовала на собственной шкуре.       — Но что он, что Тоджи не станут с тобой за просто так делиться своими секретами, — продолжил он, ставя бокал на стол. — У них полно женщин, и ни одна из них не знает и одного процента их жизни, так что ты должна стать особенной.       — Единорога из зада вытащить прикажешь? — съязвила я, обдумывая его слова, на что он хмыкнул.              — Попробуй, но не факт, что сможешь впечатлить. Будь умнее, Мэй, включай мозги, — Чосо постучал пальцем у виска в подтверждении своих слов. — Если ты явишься к ним в полной уверенности того, что они клюнут на тебя, — ты проиграешь. То, что Рёмен тобою заинтересовался ещё, не говорит о том, что ты ему нравишься. Сама вспомни, при каких обстоятельствах ты с ним познакомилась: он помешан на своём брате, а тогда ты спровоцировала его. Это ведь по твоей ошибке Юджи наказали, вот Сукуна и отомстил, а всё остальное — чистая случайность — не приди ты к нему в офис на работу, он бы давно позабыл о твоём существовании… Даже не знаю.       Чосо вздохнул, доставая пачку сигарет из кармана.       — У тебя есть вообще какие-нибудь таланты, помимо того что ты с невероятной скоростью находишь проблемы на свой зад? Сразу говорю, — выдохнул он едкий дым, прикуривая, — свою способность доставать предметы из жопы оставь при себе.       После его слов я ещё больше насупилась, складывая руки под грудью, но слушать продолжала: кроме Чосо, мне никто не собирался толком помогать. Все только требовали, а как действовать — никто не говорил.       — Всё, что у тебя есть против них, — это твоё тело. Радуйся и пользуйся этим, — хмыкнул он, говоря очевидные вещи.       Их не интересовала я как личность, им было плевать на мои страдания. Никто и никогда из них искренне не испытывал ко мне чувств. Они только пользовались моим телом. И сколько бы я об этом ни думала, почему-то с каждым разом становилось всё больше безразличнее к происходящему. Раньше я бы заплакала от слов его, а теперь — мне всё равно.       Почему? Сломалась? Приняла свою участь? Нет, не думаю.       Каждый раз, прикрывая глаза, я представляю, как уничтожаю их. Я не смирилась. Я не приняла. Я намерена забрать у них всё, а тело — это лишь инструмент в моих руках. Пусть думают, что я прогнулась под них. Пусть считают меня своей куклой. Но придёт время, и всё станет на свои места. Главное — не сдаваться и не забывать, что они сделали со мной и что я хочу сделать с ними.       Чосо поведал мне об их структуре: кто главный, чем занимаются. Он довольно-таки оказался болтливым собеседником. Зря я в начале окрестила его занудным докторишкой: Чосо оказался тем ещё говнюком, причём продажным.       Он не скрывал, что его интересуют деньги, и где платили больше — там был он. В отличие от своих «компаньонов», Чосо было откровенно плевать, кто занимал пост главы. Для него важно его материальное положение, а прожить на одну зарплату врача в таком большом городе, как Токио, нереально.       В начале своей карьеры медика Чосо действительно хотел помогать людям, но потом понял, что одним «спасибо» сыт не будешь. Так он начал подрабатывать местным врачом на подпольных боях без правил: вправлял суставы, зашивал разорванные брови после крепких ударов, ну и, соответственно, откачивал бойцов после нокаута. Деньги там платили хорошие. Бонусом шли полезные знакомства. Чосо воспользовался этим преимуществом и так вышел на Рёмена, что, к моему не удивлению, тоже увлекался боями без правил.       — Ну конечно, где же ещё этому психу отыгрываться на людях, как не на ринге, — съязвила я, закатив глаза. — Бей, ломай, и никто тебя не остановит. Не рай, а мечта прям для него!       — Ну зря ты так о нём, он не только на ринге любит отрываться на людях, — усмехнулся Чосо, — помнишь ведь, как он тебя башкой об стол приложил? Вот. Сукуне по барабану, где, как и с кем, главное — его собственное удовольствие. Ты ещё многое не знаешь, Мэй.       И он продолжал, а я не перебивала. Каждое его слово стало маленькой крупицей моего огромного багажа знания перед монстрами, которых я намерена была уничтожить.       С Тоджи Чосо познакомился через Рёмена. В их организацию требовался молодой и многопрофильный врач, ведь предыдущего убили за сбор и сбыт информации: таких там не любили, и тех, кто вёл двойную игру, наказывали путём публичной казни. Зная это, Чосо всё равно согласился, но на тот момент он ещё не думал, что будет работать на два лагеря. А как говорилось ранее, Чосо любил деньги, а деньги любили Чосо. С такими моральными принципами он согласился работать и на Мегуми, сына Тоджи — одного из глав их организации.       — Так Тоджи не самый главный у вас? — удивилась я, считая до этого времени, что Фушигуро старший держал сам всех в узде, не подозревая всего масштаба их «группировки».       Я была уверена, что они небольшая шайка преступников, сбывающих наркотики. Но тогда я всё ещё была наивна, и мою наивность Чосо рушил быстро и доходчиво.       — В Японии три главы, и каждая отвечает за определённое направление страны. Можно сказать, что они некие серые кардиналы, невидимые, но очень важные фигуры в большой игре, — задумчиво проговорил он, крутя не подкуренной сигаретой в руке. — Тоджи держит все грузоперевозки страны. Его фирма, место, где ты работаешь, это верхушка, с неё идут ветви в другие, более мелкие организации по транспортировке грузов, но владельцем он там не указан.       — Дочерние компании для отвода глаз?       — Не совсем, — выдыхает он вместе с дымом от сигареты. — Всё, что касается организации, не делается для отвода глаз. Они так же важны, как и верхушка, просто они занимаются более мелкими задачами, понимаешь? Если фирма Фушигуро сбагривает весь товар, распространяя его по миру, то мелкота, наоборот, аккуратно и тихо распространяет его по всей Японии.       — Наркотики? — уточнила я, прищурившись. — Мы ведь говорим про наркотики?       — Почему ты решила, что организация торгует только наркотой? — Чосо склонил голову на бок, делая очередную затяжку, — в мире столько всего… интересного. Как ты думаешь, что ещё приносит много прибыли помимо этой дряни?       — Полезные ископаемые? — неуверенно предположила я в надежде, что не ошибалась.       — Люди, — просто ответил он.       — Что? — у меня не было слов. Я догадывалась, что не всё так просто. Даже готова была смириться на то, что работаю на организацию, торгующей наркотиками… Но люди?       — Живой товар всегда в цене: мужчины — тяжёлая рабсила, женщины — сексуальное рабство, а дети…       — Замолчи, — с дрожью в голосе остановила я его, прикрывая глаза.       Мне было больно, физически больно от его слов. Чосо с такой лёгкостью об этом говорил, будто бы у него не было сердца, будто бы он не чувствовал ничего — ни жалости, ни сострадания. Я достаточно видела сводки по новостям об торговле людьми, и даже тогда, на тот момент, мне было очень тяжело про это слышать. Но я бы никогда в жизни и не подумала, что эта тема коснётся меня напрямую. Я была готова смириться с мыслью о том, что работаю на наркоторговцев, но я не готова была принять мысль о…       — Это перебор…       — Назад дороги уже нет, — он был абсолютно спокоен, в то время как меня разрывало от эмоций на части, — пойми, чем раньше ты это примешь, тем легче станет в дальнейшем. Сейчас ты об этом узнала, Мэй, а дальше тебе придётся с этим работать.       — Я не смогу, — от волнения я перешла на шёпот, но он слышал, слышал каждое моё слово, — вы просите невозможное. Я готова стерпеть всё, что будет со мной дальше, ради своей свободы, но… Но как я смогу жить дальше, зная о том, что вы творите на самом деле? Это трудно, понимаешь?       Я подняла на него свой взгляд: Чосо с любопытством смотрел на меня.       — Как мне жить с чистой совестью и мыслью о том, что я не остановила вас?       Как я могла существовать в этом мире, наслаждаться жизнью, зная, что я была частью другой, грязной стороны, и не остановила её? Обменять свою свободу в обмен на молчание? Тело — ерунда. А душа? Мегуми займёт место отца, но он же не намерен изменить структуру организации?       Из слов Чосо было ясно, что они живут по таким «правилам» не первый год. Организация — это не только место скопления всей преступной деятельности Японии, но и всего мира, а они точно не будут менять свои законы ради чистой совести бесхребетной девки.       И как мне с этим жить?!       — Никак. Смирись.       Смириться оказалось не так уж и легко: я плакала прямо перед ним, а он даже не попытался меня утешить. Чуть позже, когда я смогла вздохнуть без дрожи, Чосо принёс мне стакан воды прямо из-под крана. Она имела металлический привкус и пахла хлоркой, на это я и пыталась отвлечь свой разум.       Хлорированная вода стала моим спасением, и я успокоилась, пообещав себе, что обязательно что-нибудь придумаю, но позже. Сначала мне предстояло понять этот огромный айсберг, верхушка которого уже вгоняла меня в ужас.       Дальше на очереди оказался Наоя Зенин, мой любимчик: за то короткое время, что я его знала, поняла лишь одно — Наоя тот ещё псих, а Чосо это только подтвердил.       Второй главой японской организации был он — Наоя. Своё место под солнцем этот парень прорезал любимым ножом, описание которого подходило под тот предмет, коим он хотел выколоть мне глаз.       — Он с ним не расстаётся, — хмыкнул Чосо. — Даже папашу своего им же и грохнул.       — Он убил своего отца? — как дура, удивилась я, раскрыв рот от шока.       Чосо кивнул:       — Да. Не мне тебе рассказывать, что у этого парня не всё в порядке с головой.       — У вас всех не всё в порядке с головой, — фыркнула я, перебив его.       — Я — исключение, — довольно улыбнулся Чосо, наклоняясь ближе над столом, — достаточно того, что я не брал тебя силой.       — А как же случай в туалете? — напомнила я ему, не собираясь отступать от своего: Чосо мог говорить что угодно, но я видела в его горящих глазах — он такой же. Он не жалел о сделанном. Тогда было в его силах это остановить, но он не стал, а наоборот — поддался, играя на публику героя. — Разве тогда мне дали выбор?       — Его дали мне, и я его сделал в пользу тебя, — самоуверенно и с кривой ухмылкой проговорил он, обдувая моё лицо тёплым дыханием вишнёвых сигарет.       — Ты мог бы настоять на своём, не опускаться до их уровня.       — Но тогда пострадала бы ты. Разве нет?       — Тебя волновало, что случится со мной? Милый, я столько дерьма уже повстречала в этой жизни, что боязнь быть оттраханной на холодной полу в туалете — это последнее, что может меня напугать, — самоуверенно сказала я, ухмыляясь: сейчас меня пугали не будущие попытки насилия моего тела, а боязнь, что я не смогу. Сдамся на полпути. Сломаюсь, так и не обретя свободу.       — Понимаю, — кивнул он.       Чосо аккуратно заправил прядку волос мне за ухо, от чего я немного стушевалась: не ожидала от него порывов нежности. Но всё же я продолжала смотреть на него свысока, а он с долей иронии, будто бы давно раскусил меня, просто позволял быть сейчас сверху.       — С того момента много произошло, и ты уже не та забитая девочка, которую я трахал в туалете, — я хотела возразить ему, но он меня заткнул, прижимая к моим губам указательный палец, — но тогда тебе была нужна помощь. Тогда ты ещё была напугана. И тогда ты ещё не понимала, что есть люди пострашнее Годжо и Гето. Ведь тогда ты ещё не была знакома с Наоей.       Он протянул его имя так, что у меня дрожь прошла по телу. Одно слово — имя человека, что похуже будет всех их вместе взятых, — и в моей голове взрыв дерьмовых, кошмарных воспоминаний.       — Так что прекрати меня обвинять, хорошо? Я не идеален, признаю. Но в отличие от них, у меня нет цели навредить тебе. Я не они. Я не испытываю наслаждения, причиняя кому-то боль. Запомни это, и больше не смей меня в чём-то обвинять.       Я не заметила, как его рука оказалась на моём затылке: Чосо приблизился слишком резко, целуя, будто ставя точку там, куда мне не стоит больше лезть.       Любопытство меня погубит, как погубит и он.       К теме сегодняшней встречи мы вернулись сразу же, как Чосо отстранился, довольно хмыкая: моё покрасневшее лицо и нездоровый блеск в глазах его явно забавляли.       Чосо плохо на меня влиял. Рядом с ним я терялась, чувствуя ту самую безопасность: обманчивую и глупую.       — Наоя встал на пост главы в 24, убив своего отца, — продолжил он уроки истории организации, садясь удобнее.       Нож, что так трепетно любил Наоя, в тот день ещё многих лишил жизни: все, кто был предан отцу Наои, пали от его рук. По словам Чосо, Наоя с садистским удовольствием перерезал глотки неугодных, устраивая самую настоящую кровавую баню в офисе своего отца.       Свой путь главы главного судьи закона страны у Наои начался с кровавой дороги, что не добавляло ему баллов в глазах организации. Ведь человек, отвечающий за соблюдение закона, не должен его нарушать. Но Наоя сумел выкрутиться из не лучшего для себя положения, как и предполагалось для человека, знающего закон.       — Так он адвокат? — хмыкнула я, представляя бешенного пса в качестве адвоката дьявола, и, как ни странно, ему шло.       Кто ещё будет так яростно отстаивать преступников, как не человек, что в тысячу раз хуже главного подозреваемого? Конечно же, Наоя! Главный блюститель, мать его, закона!       — Он владеет юридической организацией, схемой схожей, как и Тоджи, — пояснил Чосо, — есть главная сеть, из которой вытекают остальные мелкие сошки.       — Поверить не могу — Наоя защищает людей? — я всё ещё была удивлена, запуская в волосы пальцы, оттягивая их у корней: вся информация давила на опухший мозг.       — Если ты решила, что он «защитник», то ты ошибаешься, — удивил меня он, нагло ухмыляясь и складывая руки под грудью.       — То есть, он не адвокат?       — Адвокат. А также судья, присяжные и палач. Семья Зенин уже долгие годы хранит порядок в организации: защищает своих от закона внешнего мира и наказывает тех, кто нарушил порядок внутреннего.       Когда я зашла в этот маленький захламлённый гараж на окраине Токио, я и думать не смела, что сегодня мне откроется плотная ширма иного мира, где совсем другие порядки, другая жизнь.       Организация имела доступ ко всем структурам и ресурсам Японии. Они владели морем, землёй и небом. Им не был страшен закон страны, в которой они засели, ведь они жили по-своему, внутреннему закону, что был суров ко всем, невзирая на статус, звание и род занятий.       Они поглощали всё на своём пути, и их никто не останавливал всё это время. Люди, работающие на организацию в Японии, не страшились власти страны, ведь был человек похуже суда для людей, ведь они не люди, а псы, а за псами бдит тот, кто готов их загрызть живьём, дай ему только команду — фас.       — А кто третий? — нервно выдохнула я, чётко понимая, что за сегодня удивлюсь ещё не раз.       — Годжо.       — Сатору? — чуть громче, чем следовало, я выкрикнула его имя, на что Чосо глухо посмеялся над моей реакцией.       — Нет, он ещё не дорос для этого.       Для этого. Для чего?       — Семья Годжо — очень богатые люди, Мэй.       — Но, — неуверенно начала я, смотря в сторону: Чосо слишком бдительно смотрел на меня. — Но разве его родители не погибли? Я думала, он один… единственный ребёнок в семье.       Так упоминал Наоя: родители Годжо трагично погибли в родном доме… Доме, где он рос, провёл детство, и где меня держали в клетке… Теперь становилось более понятней, почему он не часто там появлялся — тяжёлые воспоминания и… Нет, я не собираюсь копаться в нём.       — У Сатору нет ни братьев, ни сестёр, — холодно проговорил Чосо, возвращая меня в реальность, — он один.       — Семья из одного человека? — я удивлённо уставилась на своего собеседника, не понимая. — Тогда… если по вашим законам он слишком молод, то кто управляет его делами? Сатору ведь тоже глава, или я что-то не так понимаю?       Я начала цепляться за детали, которые помогут мне в дальнейшем. Меня не интересовало детство и трагедия его. Я не хотела знать. Не хотела становиться с ним ещё ближе. Проще думать, что он такой же… Не человек с душой, а такой же, как все они, — бездушный. Как Чосо.       — Пост главы в организации передается от отца к сыну по достижению того 21 года, с оговоркой на то, что старый глава решит уйти на покой сам… Или же продолжает сидеть в кресле дальше, пока ему не помогут свалить, — хмыкнул он, намекая на Наою и его потерю контроля от ожидания. — Случай же с родителями Сатору… Там очень мутная история, разбирательство которой идёт уже…       Чосо замолк, а от его сосредоточенного задумчивого вида я поняла: с тех дней прошло достаточно времени, чтобы забыть.       — Уже лет 14. Плюс-минус год.       14 лет… Выходит, что Сатору было 5, когда его родителей не стало?       — Что с ними случилось? — эта информация, возможно, не мне понадобится, но я почему-то хотела знать.       — Тебе как? Рассказать во всех красках или умолчать о том, что голову отца Сатору нашли во включённой духовке?       Чосо тихо рассмеялся, наблюдая за ужасом на моём лице. Он достал ещё одну сигарету и прикурил.       — Я могу не продолжать, — выдохнул он вишнёвый дым, — но так или иначе тебе придётся с этим столкнуться, раз решила вступить на скользкую дорожку.       — Я не собираюсь убивать людей! — злостно выплюнула я, понимая, куда он клонит.       — Это ты сейчас так говоришь, — всё с той же подчёркнуто-спокойной интонацией он добивал меня, — но кто может дать гарантии, что из всей этой ситуации ты останешься прежней? Да ты уже изменилась, а дальше? Ты ведь не думала, что твоя «миссия» будет заключаться только в добыче информации, раздвигая ноги? Брось, Мэй, я ведь не просто говорю тебе включать мозги.       Чосо опять повторил тот жест, пронзая меня тяжёлым взглядом.       — Ты облажаешься. А когда тебя поймают, что ты будешь делать? Убежишь? Спрячешься? Ты ведь понимаешь — их не накажут, Наоя найдёт выход, как делает это постоянно, а ты? Даже не знаю… План изначально был дерьмовым, и, глядя на твою растерянность, я убеждаюсь в этом ещё больше. Так что давай, не тупи.       — Мне… придётся убить? — не своим голосом спросила я, признавая свою наивность.       — Или ты, или тебя.       Я прикусила губу, сдерживая слёзы. Страшно. Стало чертовски страшно. Я ещё не до конца осознавала, что от меня хотели. По глупости думала, тело в обмен на информацию… Но Чосо оказался прав. Что мне делать, если меня раскусят? Меня никто не станет защищать, а вступая в их игры… В эту чёртову организацию, я принимаю их правила — меня казнят.       — После уроков истории я научу тебя самообороне, — я резко уставилась на него, так и не пустив слезу, а Чосо хмыкнул, — а то жалко будет, если помрёшь так быстро. Так хотя бы у тебя будет шанс.       Шанс на спасение? Бегство? Но готова ли я?       Я не нашла, что ответить Чосо, и отпустила взгляд на стол, а он продолжил:       — Родителей Сатору убили, потому что они боялись запачкать руки, даже ради своего спасения. Хотели быть чистыми до конца, а их в итоге обвинили в махинации при крупной сделке, сотрудничестве с другими организациями на стороне и скрытии теневого дохода. Годжо-старший до последнего старался решить конфликт мирным путём, но не вышло, — грустно хмыкнул он, и я чувствовала на себе его взгляд. Он жалел. Меня. — Они даже не оказывали сопротивление, думали, что всё ещё можно уладить… Понимаешь, Мэй, даже если это не твоя вина, бороться за себя ты должна до победного. Не бояться и не сдаваться. Иначе закончишь так же, как родители Сатору.       В воздухе повисло молчание. В голове я представляла маленького Сатору, который плакал и звал своих родителей. Мне стало интересно: был ли он в тот день дома? Он ненавидел свой дом, потому что стал свидетелем их гибели? Что он сейчас чувствует, спустя столько лет? Хочет ли отомстить?.. Конечно, хочет, раз связался с Мегуми, то… Но причём тут Тоджи?       — Я не могу понять причины их объединения против Тоджи, — начала я хриплым голосом. — Они все разные, но они объединились против одного человека. Почему?       Я посмотрела в глаза Чосо. Он молчал. Я не думала, что мой вопрос поставил его в тупик. Скорей всего, он обдумывал своё решение: говорить мне всё или умолчать о некоторых деталях? Ведь, возможно, если я буду знать всю правду, то стушуюсь? Они боялись, что я дам заднюю? А они б позволили?       — Тебе не следует забивать этим голову, — через минуту молчания проговорил он, приняв решение не посвящать меня во все детали. — Давай продолжим?       И я кивнула. Больше не хотела спорить и вытягивать с него информацию, да он бы и не сказал. Хоть Чосо продажный, но кое-какими принципами обладал, наверное.       Чосо рассказал, что отец Сотору был последней главой в Японии и семья Годжо отвечала за финансы. Дальше разговор постепенно сходил на нет. Чосо устал, а пепельница на столе была переполнена окурками. В конце он предложил меня подкинуть до метро, я отказалась. Хотелось пройтись, обдумать всё. Без него.       Информации было слишком много, Чосо сказал пользоваться ей правильно. Я шла по опустевшим улицам, вечерело, и куталась в пальто. Думала, как мне дальше поступать. Я понимала — назад дороги нет. И своего рода то, что Чосо мне поведал, было достаточно, чтоб лишить меня жизни — я знала слишком много для простого человека из внешнего мира.       По дороге в общежитие я заскочила в магазин, купила яблоки. Юджи как-то их упоминал, а я запомнила. Глупая. Всё ещё тешила надежду о воскрешении той старой дружбы.       — Ты зайдёшь?       Я уже вернулась в общежитие, переоделась. Время близилось к девяти вечера, и чёрт меня дёрнул позвонить ему. Сама не понимала, зачем я это сделала.       — У меня яблоки есть, — сдуру ляпнула я, с грустью окинув пакет на тумбочке. Он словно был последней надеждой на его приход.       — Как прошла встреча? — по ту сторону телефона его голос звучал сухо, безэмоционально.       Пугало.       — Чосо оказался хорошим учителем, — я сидела на кровати, грызла ногти. Нервничала. Почему-то мне казалось, что я не имею права произносить чужие имена ему. Будто предавала его, проводя время с другими. — У вас очень… масштабная организация.       — Есть такое.       Тишина с той стороны давила. Он точно не хотел разговаривать со мной.       — Так, ты придёшь? — я сделала ещё одну попытку, не понимая, зачем.       Глупая. Глупая. Глупая.       — Хочешь?       Глупая. Глупая. Глупая.       — Я… — открыв рот, я не знала, что ответить ему. Хотела ли я действительно его видеть? Трудно. Как же было трудно думать. — Я не знаю…       Я не могла дышать, ожидая его ответа. Сама же позвонила, а теперь… Это ошибка. Вся ситуация — чёртова ошибка.       Почему именно он? Он не тот человек, которого стоит звать на яблоки.       Он не утешит. Не поймёт. Так зачем звонила?       — Хочешь поговорить?       Я сбивчиво дышала, слушая его спокойный голос.       — С тобой?       — Со мной, — он хмыкнул в трубку, и я почувствовала его улыбку.       — Всё так сложно…       Я рассматривала свои худые колени. За то короткое время на воле мне уже не раз намекали о том, что мне б не помешало набрать вес. Растаяла — так охали, видя меня.       — Я запуталась. Стало всё слишком, понимаешь?       Он не тот, кому стоит плакаться.       — Больно?       — Да, — я судорожно закивала, будто бы он видел, а потом всхлипнула, шмыгая носом, — как мне дальше жить? Я не смогу…       — Хочешь, я помогу справиться с болью? — я опять закивала, плача. Трудно было выдавить с себя хоть слово, но он понял. — Я сейчас буду.       Он отключился, а я разрыдалась в голос, утыкаясь мокрым лицом в подушку. Мне стало тошно от самой себя. Из всех, к кому я могла обратиться за помощью, я выбрала его. Почему?       Он добился своего. Он впускал свой яд мне под кожу, маленькими порциями, зная, что я стану зависима от него.       Поступки. Слова. Он всё делал намеренно, а я повелась…       Снова. Опять.       Кукла.       Я хотела взвыть, жалея себя, но меня прервал стук в дверь: он пришёл быстро. Неожиданно быстро. Шумно выдохнув, я наспех вытерла слёзы, не время было думать. Встала и привела себя в порядок наспех: ему не нравилось, когда я плакала… Теперь не нравилось.       Я неуверенно подошла к двери и дрожащей рукой потянула за ручку, впуская дьявола к себе. Как в замедленной съёмке, я уже видела, что будет дальше, но встряхнула головой, отходя в сторону, чуть ли не кланяясь ему, а он улыбался.       Дальше — туман. Забвение.       Утром я проснулась с помятой головой, но с чувством лёгкости в душе. Он справился со своей задачей — помог.       Немного заторможенно, но я стала собираться. Холодный душ, лёгкий макияж, укладка и заранее приготовленные вещи сделали из меня работника месяца.       — Ну что? — я стояла у зеркала в спальне, разглаживала складки на юбке, подмечая, что всё-таки выгляжу неплохо для человека, который сегодня собирался идти на дно. — Пора!       Чосо дал мне достаточно знаний, и сегодня я ими воспользуюсь. Стуча каблуками по мраморной плитке, я была решительно настроена, улыбаясь охраннику на ресепшене.       Те же люди. Тот же офис. Но я — другая.       Волновалась ли я, открывая двери своего кабинета? Конечно!       Радовалась ли я, замечая, что его ещё не было? Разумеется!       Вздрогнула ли я, когда руки, скрывающие татуировками на запястьях манжетами, с грохотом опустились на стол?       Абсолютно утвердительно!       — Скотина! — зашипела я, прожигая его гневным взглядом: эта двуликая падла своими ладонями помяла все мои бумаги, что я сортировала битый час.       — И тебе утро доброе, — Сукуна склонил голову набок, скалясь, и с прищуром рассматривал меня сверху вниз, будто бы видел во мне преступника, а не своего потерявшегося секретаря. — Не расскажешь, где пропадала, пташка?