Бездна

      Один за другим, с лёгкой руки Наоя, ножи летели в мою сторону. Холодная сталь сияла, отражая солнце. И с характерным глухим звуком врезалась в деревянную фанеру.       Мои руки были сжаты в кулаки, а глаза широко открыты. Наоя во всей своей красе презрительно хмыкал каждый чёртов раз, когда я задерживала дыхание при очередном броске. По обе стороны от моей головы были крепко вбиты по одному ножу. Кровь с мочки правого уха стекала по острию лезвия и капала прямо на серую толстовку.       Было грустно осознавать, что вещь испорчена, навряд ли мне дадут её отстирать. Хотя в сложившейся ситуации это должно меня беспокоить в последний момент. Ведь кинжалы всё продолжали лететь, а Наоя только больше входил в разгар.       — Расставь ноги шире, — скомандовал он, подкидывая в воздухе кинжал с белой рукояткой, а пальцами другой руки прикидывал траекторию броска, — и смотри только на меня.       Взмах. Бросок. Лезвие кинжала врезалось в деревянную поверхность и пробило насквозь мотню серых трико. Я, стиснув зубы до скрежета, испуганно замерла. Даже дышать было страшно. Парень, что вытаскивал из расстёгнутого жилета следующий кинжал, снисходительно хмыкнул. Ему не было меня жалко. Наоя не испытывал жалости ни к кому.       — Тебе совсем не весело со мной? — он обратился ко мне таким тоном, будто бы разговаривал с ребёнком, сложив губы в обиженной улыбке.       — Не весело, — сквозь зубы прошипела я.       Если выбирать из двух зол — лучше бы я оказалась снова запертой в клетке, чем оставалась с ним наедине без преграды между нами. В который раз я убеждаюсь, что клетка не была моей тюрьмой. Она являлась для меня защитой от таких психов, как Наоя.       — М-м-м… Может, в прятки сыграем? — закусив губу, он окинул меня задумчивым взглядом, продолжая играючи подбрасывать в руках кинжал. — Любишь догонялки, куколка?       — Нет.       — А на желание? — не унимался Наоя, как хищник сокращая между нами дистанцию.       Какое ещё, к чёрту, желание? Я уже проиграла. Наоя выше на две головы, сильнее в тысячу раз. Мне не сбежать и не спрятаться. Я в ловушке. В прямом и переносном смыслах. Наоя навис надо мной, почти с нежностью держа за горло.       — Разве тебе совсем не хочется сбежать отсюда? Спастись? — его глаза блестели от азарта, а мои — от слёз.       Дышать становилось всё труднее, и дело было вовсе не в том, что он сжимал мою шею, вдавливая в фанеру, а в том, что я уже не знала, чего хочу на самом деле… Спасения? Но разве я достойна спасения?       — Я ведь не изверг какой-то… — острое лезвие кинжала плавно скользило по моей мокрой от слёз щеке. Его слова противоречили его действиям. Он не резал, он так стирал слёзы с моего лица. — Я дам тебе шанс на побег, согласна?       — Я заведомо проиграла…       — Почему ты настолько не уверена в себе? — он отпустил шею и взял моё лицо. Кончик кинжала блестел в миллиметре от моего глаза. — Когда Мегуми про тебя рассказывал, я представлял другую девушку: бойкую, смелую, весёлую. А сейчас… Трясёшься, как бездомная собака. Тебе не стоит бояться меня, я просто хочу тебя узнать, понять, на что ты способна. Не будь такой скучной. Не расстраивай меня, куколка.       Я не знала, что ответить. Его взгляд пробирал до костей. Я боялась пошевелиться, руки дрожали. Мне пришлось их прижать по швам спортивок. Страшно не только из-за него, но и из-за кончика кинжала, маячившего у глаза. Шевельнусь, и всё. Конец.       — Какие у меня шансы? — свой голос я не узнавала, он стал сухим, отстранённым, смиренным. — Правила? На что мне рассчитывать?       Его губы растянулись в победной улыбке. Наоя отступил на пару шагов назад, напоследок огладил меня по щеке, как послушную собачку. Хозяин остался доволен, зверушка заслужила похвалы.       — Играла в детстве прятки?       Я тут же кивнула. Принцип игры знал каждый ребёнок: ты прячешься — тебя ищут. Вот только с Наоя не получится играть, как в детстве.       — В твоём распоряжении вся территория поместья: дом, сад, можешь даже за забор выбраться, мне всё равно, — хмыкнул он, будто делая мне одолжение. Словно был в себе настолько уверен, что даже не сомневался в том, что найдёт меня. Достанет из-под земли, если потребуется. — Играем до заката, как только солнце сядет — игра окончена.       Я посмотрела на яркий круглый шар, горящий жёлтым пламенем. Солнце находилось высоко над головой в небе. Полдень. До заката оставалось пол дня.       — Я могу загадь любое желание, если выиграю?       «Если ты меня не найдёшь», — мысленно добавила я.       — Любое. Можешь загадать всё, как и я.       — Я могу попросить свободы от всех вас, и ты мне это устроишь?       Я внимательно следила за ним. За его нахальной мимикой. За взъерошенными пшеничными волосами. Он часто трогал их, пятернёй убирая прядки кверху. Наоя выглядел расслабленным, но глаза выдавали его неконтролируемый азарт. Как я изучала его, так и он меня.       — Где гарантии, что ты не передумаешь?       Я стала немного смелее. Может, действительно получится сбежать? Перелезть через забор, а дальше…       Я обернулась. Забор был почти под три метра, сделан из гладкого камня. За ним виднелись верхушки деревьев. Лес. Сердце запрыгало в груди. Надежда возрождалась вновь.       — Моё слово — моя гарантия, — его голос привлёк меня, а слова вскрыли забытые воспоминания.       — Может, я с виду и выгляжу как дура, но ты глубоко ошибаешься, — я скрестила руки под грудью и с вызовом посмотрела на него. — Твои слова ничего не стоят, как и все ваши вместе взятые. Мне нужна более убедительная гарантия. Тебе ничего не стоит передумать. Даже если я выиграю, что тебе помешает забрать свои слова обратно? Эта игра, а, судя по тому, что я успела о тебе понять, ты, Наоя, любишь играть не по правилам.       — Неужели это очевидно? — наигранно оскорблённо сказал он, кривя губы.       Я закатила глаза. Хоть он старше меня, но в душе Наоя всё ещё дитё. Опасное и неуправляемое нечто.       — Ладно, — сдался он, отзеркаливая мою позу, — я дам тебе нож.       — Зачем? — недоумевая спросила я, тряхнув головой. — Чтобы что? Прирезать себя в случае проигрыша?       — Глупая, — прыснул Наоя, размеренно шагая ко мне.       Я опять вжалась спиной в фанеру. Когда он находился на пару шагов от меня, я чувствовала себя более безопасно, но теперь, когда он подходил ближе, его аура душила и сковывала. Он ничего не делал, даже не касался меня, просто смотрел, сощурив глаза. А мне уже было страшно.       — Ты прирежешь им не себя, а меня. С условием, если я не сдержу слово. Даже сопротивляться не стану.       — Ты совсем больной? — слова вырвались быстрее, чем я успела осмыслить сказанное, но Наое была как-то по барабану на них.       Он пожал плечами и, улыбнувшись, ответил:       — Немного.       Я уже ничему тут не удивлялась. Самым страшным для меня была смерть Юджи, но… Наоя, будто бы издеваясь, подкидывал всё больше неожиданных открытий. Мозг плавился от его безмятежности. Наоя с лёгкостью готов расстаться с жизнью ради подтверждения своих слов? Псих… Из всех психов он занимает почётное первое место.       — А если я не смогу тебя убить?       А я не смогу. Знала. Даже ради своей жизни я не смогу отнять чужую. Я не смогу переступить подобную черту. Я никогда не стану такой, как они.       — Тогда ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — он всё-таки прикоснулся ко мне, убирая локон за ухо, чтобы затем пальцами поддеть подбородок, вынуждая смотреть прямо в его игривые глаза. — Мои условия таковы: твоя свобода в обмен на мою жизнь. Выиграешь — убьёшь меня. Не сможешь убить — станешь моим рабом. Как-то так, куколка. Идёт?       Он менял правила на ходу. Минуту назад условия были другие — всего лишь желание, а теперь — убийство. Наоя не только ребёнок в душе, но и непредсказуемый психопат. Ему всё дозволено. Для него нет правил.       — Разве на это мы договаривались? — уточнила я, всматриваясь в его глаза.       — Ну так ведь будет интересней, верно? — он хмыкнул.       Я забыла, как дышать: рука Наоя с подбородка плавно спускалась вдоль моего тела, без стеснения оглаживая грудь, впалый живот и линию шва серых штанов. Он продолжал всё так же неотрывно смотреть мне в глаза.       — Боишься?       — Да.       — Не бойся.       Я сдавленно пискнула, когда Наоя выдернул злосчастный нож, намеренно царапая меня лезвием по внутренней части бедра. Больно не было. Было страшно. Он внушал это чувство без слов, достаточно было одного янтарного взгляда.       — Я даю тебе фору в полчаса, — он вложил в мою холодную ладонь кинжал, а сверху сжал своей тёплой. — Спрячься так, чтоб я тебя не нашёл. Спрячься так, чтоб ты меня не разочаровала. Поняла?       Мне не хотелось верить в то, на что я соглашалась, на что пошла ради свободы. Но я активно закивала головой, впитывая в себя страх и ужас происходящего сюра. Немыслимо.       — Умничка, — Наоя был доволен, он отрезвляюще похлопал меня по щеке, а затем нагнулся к самому уху и сладко прошептал, будто любовнице перед ложе. — А теперь беги, куколка. Беги и не оглядывайся. Молись хоть самому дьяволу, чтоб я тебя не нашёл.       Мне не хотелось думать, как сильно я рванула, пихнув плечом парня, сотрясающегося в хохоте. В руке до боли я сжимала рукоять ножа. Она была гладкая и с каждой секундой нагревалась всё сильнее от жара моего запыхавшегося тела.       Я неслась сломя голову, не разбирая дороги. Как велел Наоя, я не оглядывалась. Выбежала с теннисного корта молнией и помчалась вдоль высокого забора, надеясь, что где-то там, вдалеке, я отыщу заветную брешь.       Грудь сдавливало от частого дыхания, лёгкие жгло. Я даже в школе так не бегала, как сейчас от монстра, хохот которого слышала за спиной даже спустя несколько долгих минут.       Он действительно дал мне фору. Но эти полчаса оказались ничтожно малы для столь опрометчивого поступка: искать выступ, разрушенную часть забора… Хоть что-то, что помогло бы мне забраться и перелезть. Фатальная ошибка. Забор был идеален. Не тронут ни временем, ни вандалами.       — Чёрт!       Я пыталась отдышаться. Автоматически подняла руку, дабы взглянуть на оставшееся время, но быстро спохватилась, что часов-то у меня нет.       — Твою мать! — с психу пнула булыжник рядом, боль моментально прошлась по всей ноге. — Да чтоб тебя!       Нервы сдали. Я не знала, что делать. Прыгала как дура на месте на одной ноге, стараясь унять боль в другой. Мало того, что я совершенно не продумала ход своих действий, теперь ещё и ногу ушибла. Время ускользало, а я продолжала откровенно тупить, топчась на месте. Я в жопе. Не в болоте по самое горло, а именно в жопе по самые уши.       Прихрамывая, я двинулась вдоль забора, мысленно ругая себя за всё: за то, что молчала, боялась, мямлила, как идиотка шла у них на поводу. За то, что жалела себя и была слабой. За то… Что получала удовольствие… Это неправильно, мерзко! Но это факт. Я собственными руками сплела ту петлю, оставалось только просунуть голову и удушить себя. Боже, таких дур ещё поискать нужно. Такое чувство, что только сейчас мои глаза открылись — я не была жертвой обстоятельств, я сама создала эти проблемы.       — Какой кошмар…       Я облокотилась спиной о стену и спустилась вниз, мешком плюхаясь на хрустящий гравий. От усталости и ненависти к себе я разревелась, пряча лицо в сомкнутые колени и обнимая себя за них.       Я оплакивала свою тупость. Вспоминала всё, что натворила. Ну что мне мешало пойти в полицию? Чего я так боялась? Они ничего б не сделали мне. У них ведь не до такой степени длинные руки? Скажи бы я — Юджи был бы жив. Не боялась бы я — не сидела б тут как дура, наматывая сопли на кулак.       — Что делать… Что мне делать?       Плечи сотрясались. Глаза болели. Я боялась, что Наоя отыщет меня по плачу, поэтому мычала, стараясь не издавать ни звука. Дрожала в тихой истерике. Мне до безумия было страшно. Я не готова была ради свободы убить человека. Я не готова была пасть так низко. И я знала, ведь тогда сказала ему: «Не смогу!»       Я заведомо проиграла. Он знал, поэтому так легко всучил мне проклятый нож. Знал, что не смогу воспользоваться им по назначению. Это для них убийство, словно утром кофе выпить, для меня — конец. Обрекать себя на веки вечные? Для чего? Чтоб как они? Впасть в безумие?       Для них не существовало границ. Они не знали, что такое забота, честь, любовь. Они больны. Они только и умели убивать, забирать и калечить. Я не хочу быть как они. Я не стану подобной.       Внутри тлело горе. Внутри шли похороны. Я понимала — мне их не победить с таким настроем. Я не смогу их переиграть, не запачкав руки. Я могла бы сдаться, согласиться на условие Мегуми… Но Наоя. Что делать с ним?       Выйти из кустов со словами «сдаюсь»? Бред! То же самое, что пойти с красной тряпкой на быка. Наоя не обрадуется моей быстрой капитуляции. Он будет мстить, делать больно, наказывать за то, что не боролась.       Нет. Тут нужно думать. Рядом с ним нужно продумывать каждый шаг.       Я не спеша встала. Даже не отряхнулась, зашагала вдоль забора, скребя лезвием по гладкому камню.       Наоя хотел игры. Охоты. Ему неинтересна мышка, что сама прибежит в лапы.       Он не дурак, он — псих…       — Ох… Нужно было слушать Нанами и идти на психиатра учиться. Сейчас бы легче было…       Мысли о бывшем муже матери грели душу, и невольная теплая улыбка отразилась на моём лице. Нанами Кенто был единственным адекватным мужчиной из всех, что были у мамы. А она любила мужчин с огоньком. Нанами не был из подобных. Рассудительный, добрый, некорыстный. Возвращаясь с работы, он каждый раз приносил домой свежую выпечку из местной булочной, а для меня отдельно — хрустящий круассан с фисташковым кремом…       — Как же есть хочется… — к журчащему животу я приложила ладонь.       Воспоминание о вкусном круассане пробудили зверский аппетит.       — Ну как мне тут строить план мести, когда так кушать хочется…       Я шагала. Хныкала. Шагала дальше. Пока не дошла до ворот… Открытых.       — Обалдеть…       Мысли, усталость и нытьё — всё отошло на второй план. Я как вкопанная смотрела на распахнутые ворота. Запуганно оглядывалась, прижимая к груди небольшой нож. Держалась за него, как за спасательный круг, и тихо шагала к приоткрывшемуся шансу.       — Это невозможно… Невозможно, чтобы мне так повезло…       Я не верила. Не верила, даже когда оказалась за пределами огромных кованных ворот. Оглянулась назад, подмечая, насколько большая была территория у поместья. Я могла бы спрятаться где-то там, но выбрала именно путь за его чертой.       Мимолётно, всего лишь на секунду я задумалась, и холод прошёлся вдоль позвоночника. Мозг сложил цепочку нехороших догадок. Наоя намеренно открыл ворота, ведь видел, как я, чуть ли не облизываясь, смотрела на верхушки тех деревьев… Он всё продумал, взвесил все шансы и выпустил птичку на волю, дабы потом поймать, переломать крылья и вновь запереть в клетке. Показать, что шансов нет. Нет спасения. Он всё знал… А я наивно полагалась на успех.       Стоять и ждать, пока он меня настигнет, бессмысленно, хоть и понимала, что проиграла. Лес не спасёт меня от него, но… Возможно, я смогу украсть у времени пару минут тишины и покоя перед тем, как меня поймают…       — Как там говорили, — шаг, а за ним ещё один, но уже увереннее, — перед смертью не надышишься? Посмотрим.       И я помчалась. Помчалась так, словно за мной гналась адская псина. Хотя… В этом была доля истины. Наоя — та ещё собака.       Я прыгала через кусты, спотыкалась, не оглядывалась и наконец влетела птицей в черту густого леса. Воздух был влажный. Одежда моментально напиталась им, неприятно прилипая к телу. Дискомфорт ничуть не тревожил меня, даже острая боль в правом боку не беспокоила.       Я бежала. Бежала от смерти с янтарными глазами, а в груди всё сжималось от страха. Он точно не в себе. Он точно тот человек, которого стоит обходить стороной… десятой… нет… к сожалению, такого расстояния мало. Наоя поймает, ведь он ищейка, а я его чертова добыча. Как глупо и не вовремя я стала улыбаться, задыхаясь на бегу и вспоминая дерьмовый фильм и не менее дерьмовую цитату из него: «Лев влюбился в овечку». Вот только Наоя не влюблён, а я, к сожалению, всё-таки овца!       Всё тело кололо. Мышцы дубели с каждым разом всё сильнее. Дыхание сбилось окончательно, а лёгкие послали меня на хуй. Мне всё же пришлось остановиться. Я тяжело дышала, руками уперевшись в дрожащие колени. Пот со лба большими каплями падал на зелёную траву, оставляя на моём лице грязные разводы.       Я опять потянулась к часам, которых нет, и опять сквозь зубы чертыхнулась, разглядывая местность вокруг себя — одни деревья и кусты. Я могла бы спрятаться тут где угодно. Зарыться в опавшие листья или же залезть на дерево. Но, сделав глубокий вдох, я выпрямилась и решительно зашагала дальше. Надеялась, что всё-таки смогу выбраться на трассу, а там дальше поймаю машину в город. И домой…       — Душ, самолет, Лондон, — вслух закончила я заветную мечту.       Меня тут ничего больше не держало, только ветки цеплялись то за короткие волосы, то за ноги. Всё, что мне оставалось — идти. Куда? Я не знала.       Я мысленно, как сказал мне Наоя, молилась дьяволу, ведь Бог меня уже не слышал. Я молилась о том, чтоб Наоя не смог меня найти, и мне не пришлось его убивать. Я шла, крепко сжимая в руке острый нож, и надеялась, что он не пригодится. Я не смогу. Уже в который раз убеждала себя в этом.       В лесу лучи солнца еле пробивались сквозь густые верхушки деревьев. Хмуря брови, я смотрела наверх, мысленно прикидывая, сколько времени прошло с момента начала «игры». Трудно было определить, ведь в лесу темнело раньше, чем за его пределами, и то, с каким усердием я разбирала дорогу, говорило о многом — Наоя уже вовсю искал меня, и времени до заката оставалось от силы часа два.       Я ушла довольно-таки на приличное расстояние. Ноги гудели, а чувство голода вновь вернулось. Я шла, держась за урчащий живот, мысленно закапывая себя ещё глубже. Представляла жаренную курицу, чизбургер с сочной котлетой и холодную бутылку пива с капельками конденсата на тёмном стекле… Ох… Вернусь, обожрусь досыта вредной едой и напьюсь так, что через уши пиво будет вытекать…       — Мечты, мечты… Ты сначала выберись, идиотка… — пробубнила я самой себя, перешагивая через лужу, к сожалению, грязную.       Чувства подсказывали мне, что ещё час такой прогулки, и буду пить хоть из санного горшка, лишь бы утолить жажду и голод. Я не знала, сколько прошло времени, но, судя, что за моей спиной не слышан лай собак и ор проклятий, Наоя был далеко. Я не сразу заметила, как стемнело полностью. Не сразу поняла, что выбралась из леса на асфальтированную пустую дорогу.       — Да ладно? — я начала оглядываться по сторонам, смотрела то на лес за спиной, то на чёрное небо со звёздами, нервно ухмыляясь. — Невозможно…       Смогла? Быть не может.       Я ущипнула себя за щеку, решила, что где-то по дороге в лесу вырубилась от усталости и голода, и это всё — иллюзия воспалённого мозга. Кость, брошенная голодной собаке для утехи. Но нет. От острой боли я не очнулась, а всё также твёрдо стояла на не менее твёрдом асфальте.       — Но… Как?       Я не верила, что всё — игра окончена. Наоя меня так и не поймал. Просчитался, получается? Умный и хитрый Наоя Зенин просчитался? Невозможно! Он не мог продуть голодной, зашуганной девке. Нет!       Но его тут не было. И как бы я ни вертелась вокруг себя, разгоняя прохладный воздух руками, он не появлялся. От радости я, как ребенок, захлопала в ладоши, прыгая на месте. Безумная удача и ёбанное везение на моей стороне!       — Выкуси, Зенин! Выкуси! — я смеялась и орала в голосину, не веря, что всё закончилось… Это невозможно. Слишком не правдоподобно.       За столько мучительных месяцев унижений, пыток и боли я наконец свободна! Удача, мать её, на моей гребаной стороне!       Пока я, как обезумевшая, скакала на месте, радуясь своей большой победе, возле меня остановилась машина. Я повернулась к ней лицом, с улыбкой во все тридцать два.       — Обалдеть… — уже в который раз за день я неустанно повторяла это слово, разглядывая чёрный джип, очертания которого мне были смутно знакомы… Но я тут же тряхнула головой, отбрасывая плохую мысль в сторону. Ведь не только у него была двухсотая «Тойота»? Верно?       Тонированное окно с водительской стороны начало медленно опускаться, и я решила, что больше не стоит терять время зря, отдёрнула серую толстовку и уверенно шагнула вперёд.       — Вы не могли бы отвезти меня в город, пожа…       — Сугуру, посмотри! Какого хуя?       Я так и застыла с глупой улыбкой, смотря на надменного Гето за рулём и шокированного Годжо рядом с ним.       — Заблудилась, наверное, — Гето разглядывал меня с ног до головы, вполуха слушая возгласы своего друга, а тот не унимался, всё бухтел, размахивая длинными руками, и акцентировал внимание на моём помятом виде и грязном лице. — Красавица, и куда ты собралась?       — Садись в машину. Немедленно…        Я не стала слушать продолжение речи Сатору и сразу же ломанулась обратно в лес. Пусть меня лучше волки загрызут, но только не они. Не снова. Я услышала, как за спиной хлопнули двери авто, и стала бежать быстрее, насколько позволяли оставшиеся силы.       Не разбирая дороги, в темноте, на ощупь, я летела со скоростью света, лицом сшибая встречные ветки сухих деревьев. Мне было больно. Но если эта боль — гарантия того, что сбегу, то я готова её вытерпеть. Только бежать. Бежать сломя голову. И не оборачиваться.       В моменте тело оторвалось от земли, и мне показалось, что я обрела крылья, взлетая к тёмному небу. Но когда весь воздух выбился из груди, и я истошно закричала, то поняла, что, оказывается, катилась кубарем по крутому склону. Споткнулась на ровном месте. Да вашу мать!       Ломая своим телом встречающиеся преграды в виде засохших кустов и корявых палок, я надеялась, что мне попадётся острый камень на пути и прекратит мои мучения. Я чувствовала, как с каждым глухим ударом о сырую землю тело трещало, а рёбра хрустели. Я готова была уже принять смерть, но падение завершилось. Тело жутко болело. Кряхтя, я еле перевернулась на спину, пустым взглядом смотря на далёкие звёзды.       Красиво. Чертовски красиво!       Перед смертью не надышишься, но можно посмотреть на мир другими глазами. Впитать всю прелесть каждой секунды, слушая, как к тебе подбегают два охотника, чтобы добить.       — Совсем рехнулась? А если б убилась! Идиотка!       Сатору был зол. Он тяжело дышал. Сугуру же спокойно подходил, будто бы прогуливался по лесу, а не гнался за мной вместе со своим другом. Притворщик…       — Лучше бы убилась…       Я в последний раз взглянула на небо, загадывая желание на упавшую звезду. Затем меня рывком подняли, как куклу, и встряхнули за плечи.       — Знаешь, как я сейчас зол?! — Годжо больно тыкал в меня пальцем, а другой рукой крепко сжимал плечо, вымещая гнев.       Мне уже не было страшно. Пусть ударит. Пусть закончит это всё.       — Как же я хочу тебя придушить, чёртова идиотка! Какого хера ты тут шляешься? А если волки? А если б не мы тебя нашли? Ты вообще представляешь, что сейчас с тобой было бы? Ты хоть башкой своей иногда думай! А как же твоя мать? Ты о ней подумала? А если б ты умерла? Тут, в этом лесу. Что бы с ней случилось? Как бы я ей в глаза смотрел? Я ведь обещал, поклялся о тебе заботиться, а ты… — он сжал кулак, грозясь замахнуться, но я даже не зажмурилась, смотрела и ждала с надеждой. Но он рыкнул и отпустил меня, почти швыряя обратно на землю. — Как же ты меня сейчас бесишь, Мэй!       Он выкрикнул моё имя, будто какую-то брань, и отошёл на пару шагов назад. Сатору смотрел на меня с ненавистью и капелькой страха в глазах. Боялся, что погибну? Ну и что… Ему-то что с того? Поток его бессмысленных вопросов мне ни о чем не говорил. Моей матери. Обещание… Чушь! Она его даже не знала. Ещё одна попытка мной манипулировать? Бред.       Пока я, заваленная на один бок, сидела на сырой земле, он всё ещё ругался, сжимая пепельные волосы у корней. Сугуру же разговаривал по телефону, косо поглядывая на меня. Небось сообщал о найденной пропаже Наое или Мегуми… Интересно, а Наоя хоть искал? Или ищет до сих пор? Неважно. Меня радовало одно — он проиграл, хоть и я тоже.       Когда у Сатору закончилась истерика, он рыком поднял меня с земли и закинул на плечо. В рёбрах неприятно стрельнуло, и я сдавленно замычала, но виду старалась не подавать, болтаясь на крепком плече злого парня.       Сугуру шёл сзади, фонариком от телефона освещая путь. Он больше не смотрел на меня. Почему-то это задевало. Я была противна ему в таком виде? Или он не хотел смотреть на то, как нёс меня Сатору? Ревность или брезгливость? Брезгливость или ревность? Не знала… Но бесили меня не эти вопросы. Бесило, что меня это вообще стало волновать.       В машине мы ехали молча. Насупившись, я сидела сзади одна. Ровно на том месте, где когда-то мы с Сатору самозабвенно занимались сексом на парковке у супермаркета. Казалось, это было так давно и вовсе не со мной… За столько месяцев многое случилось, уже и не вспомнить, где правда, а где — ложь. Тогда я его любила. Казалось, что он тоже испытывал ко мне тёплые чувства. Но сейчас, глядя на его белобрысую макушку и нервную затяжку сигареты, я поняла… С его стороны это была не любовь, а лишь нездоровое желание обладать. Он вовсе не любил, а просто использовал. Как и все они… Мегуми, Юджи, Сугуру…       Взгляд моментально переместился на тёмную макушку с дулькой на затылке. Сугуру тоже не любил… Да и не пытался доказать обратного, в отличие от Сатору. Сугуру был честен в своих желаниях — он просто хотел обладать и не строил воздушных замков вокруг меня. Не врал. Просто брал то, чего желал.       Тут единственной и главной вруньей была я. Обманывала себя, твердя, что мне не нравится. Противилась им, когда получала удовольствие. Кого и стоило упрекать в нечестности, так это меня. Может… если бы я так не противилась, то и не сидела бы взаперти, обиженная на весь мир… Может, всё это можно было бы избежать, спокойно прими я их предложение? Согласилась бы без насилия спать с ними… Делить их «любовь»… Может, и не было бы всего этого безумия? И Юджи был бы жив…       Боже… Какая я наивная дура… Рассуждаю о том, что лучше бы сдалась этим ублюдкам, чем терпела бы всё это…       — Чего хихикаешь там? Крыша окончательно поехала? — Сатору всё ещё злобно смотрел на меня через зеркало из-под козырька от солнца. Парень явно недоумевал, чего эта молчаливая деваха начала хохотать, как психопат в припадках.       — Да… Я тут… Начала думать… — чуть ли не задыхаясь со смеху, я пыталась сказать этому застывшему болвану о своих мыслях, но всё никак не могла собраться, хватаясь за живот, краснея и заливисто смеясь от идиотизма, творившегося в голове, — что лучше… лучше б скакала и дальше на ваших членах, нежели терпела весь этот бред… Чего вылупился?!       Сугуру тоже поглядывал на меня через зеркало заднего вида, и, дабы он отвернулся вместе с Сатору, я показала им вытянутый средний палец. По очереди каждому мудаку.       — С огнём играешь, — цокнул Гето, давя улыбку и покачивая головой. — Не боишься, что я сейчас машину остановлю и научу тебя, как людей нужно уважать?       — Гето, не нужно.       — Да, Гето, не нужно, — передразнила я ошалевшего Сатору и, протискиваясь между двумя передними креслами, подвинулась ближе. — И что ты мне сделаешь? — обратилась я к Сугуру, напрочь игнорируя хватку Сатору на своём плече. — Ударишь? А может, накормишь меня теми цветными таблетками и трахнешь?       Я буравила его взглядом, а он даже не смотрел на дорогу, отвечая мне такой же взаимностью. Машина разгонялась, но страшно не было. Азарт кружил голову и будоражил кровь.       — Или же свяжешь мне руки и трахнешь в задницу?       — Чего, блять?!       Сатору явно не был рад такому открытию. Я повернулась к нему, подкидывая дрова в костёр его синих глаз:       — О, так Гето тебе не сказал? — я включила дурочку, хлопая ресничками и чувствуя, как наэлектризовался воздух в салоне автомобиля. — Он нарушил ваше правило. Твой друг стал первым там, где хотел быть ты.       Гето резко дал по тормозам, и я завалилась на панель управления, напоследок запечатлев в памяти лицо Сатору. Потерянное. Оскорблённое. Так-то, дорогой. Впитывай правду! Ты не первый. И даже не второй!       Не успела я одуматься, как меня тут же за шкирку вытянули из машины через водительское сиденье прямо на улицу.       — Допизделась, дорогуша, — Сугуру прижал улыбающуюся меня спиной к холодному металлу, больно схватил пальцами за лицо и дёрнул меня за челюсть. — Говоришь, что лучше наши члены, нежели всё это дерьмо?       Я поморщилась, но улыбку с лица не убрала. Пусть смотрит. Пусть бесится. Пусть знает, что я окончательно свихнулась. Он открыл рот для очередного едкого дерьма, но тут же замолчал. Его перебил глухой удар двери.       — Какого хера вы тут устроили? — Сатору обошёл машину, а затем дёрнул Сугуру за плечо, отрывая его от моей скромной персоны, главной актрисы шоу уродов. — Я тебе говорил не трогать её без моего разрешения.       Он опять злился, опять тыкал пальцем в грудь своего оппонента, но только на этот раз объектом его гнева была не я, а Гето.       — Разве ты не понял? Она моя! Не твоя! Не Тоджи! Не ёбанного Мегуми! А моя! — с каждым словом он пальцем будто бы вбивал сказанное в грудь Гето, а тот, как волк, смотрел на него в ответ, но ничего не делал, терпел. — С какого хера вы вообще решили, что имеете на неё право? Кто вам дал добро? Кто этот кретин? Покажи мне его!       — Сатору, — я позвала его по имени, и он тут же откликнулся, гневно сжимая в руке воротник своего друга. — Это ты… Ты тот кретин, что позволил. Ты тот кретин, что всё начал.       Он смотрел на меня, не моргая. В его глазах я видела отражение правды. Скорей всего, до этого момента он даже не осознавал своей огромной причастности к моему нескончаемому кошмару.       — Бред, — это всё, что он сказал, прежде чем Гето вырвал свою толстовку.       Друзья поссорились из-за меня, но я совершенно не чувствовала мук совести за свой поступок. Они заслужили, а я — нет.       — Поехали, — скомандовал Гето, пихнув плечом растерянного друга, — нас Наоя заждался.       Гето сел в машину, громко хлопнул дверью. Я последовала его примеру, напоследок ещё раз взглянув на Сатору. Мне стало жалко его. Не их испорченной дружбы из-за меня, а именно его. Он не понимал и не хотел принимать во внимание очевидных вещей. Он был таким же потерянным звеном в этой бесконечной цепи под названием «жизнь». Ещё один большой ребёнок, который не хотел брать на себя ответственность за случившееся.       Как ни странно, но до поместья мы добрались без происшествий. Никто не разговаривал, и даже музыка не играла в салоне. Каждый был занят своими думами. И с этими самыми думами нас у входа в дом встретил Наоя. Он был в тёплом, явно дорогом, бордовом халате и с чашечкой чая в руках.       — Набегалась, красавица? — спросил Наоя, не обращая своего царского внимания на двух парней по обе стороны от меня.       — Не хочешь рассказать, как она оказалась одна в лесу? — но, в отличие от Наоя, Сатору явно не терпелось выяснить всё на месте.       Мы втроём замерли на лестнице, ведущей к входной двери дома. Наоя возвышался над нами, но, мне казалось, будь мы даже наравне, он смотрел бы также — с издёвкой и надменностью.       — Играли в прятки, — он пожал плечами, отпивая чай из белого фарфора. — Ты, кстати, выиграла. Поздравляю.       — Признайся, ты меня даже не искал?       — Разве это так очевидно?       Он опять веселился. Он опять всех уделал.       — Мне это всё надоело, — Сугуру вскинул руки вверх и зашагал по лестнице, всем своим видом демонстрируя, что дальше ему неинтересно участвовать во всём этом.       — Идиотизм, — тихо прошипел он, а после скрылся за дверью поместья, напоследок громко сказав, не оборачиваясь, — Спокойной ночи, уёбки!       — У кого-то ПМС? — фыркнул Наоя, на глупое поведение Сугуру.       Хотя я его в какой-то степени даже понимала, но, к сожалению, не могла просто так уйти, хлопнув дверью. Я не на его месте, и у меня тут нет своей комнаты, где можно было бы скрыться за толстыми стенами подальше от всех.       — Ну, так что, куколка? Готова убить меня в обмен на свободу?       Кто тут точно не унывал, так это Наоя. Он подошёл ко мне и хмыкнул, глядя на то, как Годжо встал на его пути, прикрывая меня своей спиной.       — Отвали уже от неё, — Сатору притормозил его ладонью, упирая её в грудь ухмыляющегося Зенина. — Не забывай, в чьём доме находишься, Наоя.       — О, милый, ну как я могу забыть, когда повсюду вижу лица твоих мёртвых родителей? — он опасно блеснул глазами.       В этот момент я стала переживать за своего защитника. Легонько прикоснулась к его напряжённой спине, надеясь привлечь внимание. Но по несчастливому обстоятельству своим поступком привлекла другого.       — Смотри, как красавица трясётся за тебя. Боишься за своего мучителя? Заметь, красавица, я, в отличие от него, тебе ни разу больно не делал. Разочаровываешь, ой как разочаровываешь.       Я не могла понять, глумился ли он или же говорил серьёзно. Обдумать мне это так и не дали. Оставалось слишком много нераскрытых вопросов, виновником которых был парень, тащивший меня за собой, как бульдозер. Его горячая ладонь в моей холодной вызывала дрожь по всему телу. То ли от волнения, то ли от того, что я свихнулась. Сатору поволок меня наверх, отдаляя от пристального внимания Наои.       — Не слушай его и больше с ним не разговаривай.       Мы вошли в дом, тёплый воздух моментально обволок меня с ног до головы. Только сейчас я поняла, насколько сильно промёрзла и устала от всего.       — И даже не вздумай с ним больше «играть»! — он опять злобно зыркнул на меня через плечо, так, что я аж вся поёжилась, только на этот раз не от холода, а от его ненависти в глазах.       — Откуда я могла знать?       Оправдываться мне было бессмысленно. Да и зачем? Я вообще не имела тут никаких прав. Что скажут, то и делаю. Наоя такой же палач, как и остальные.       — Вообще-то моя клетка в другой стороне.       Сатору вёл меня не по тому коридору. Я, оглядываясь по сторонам, решила напомнить ему об этом. В отличие от того, привычного, тут было чище, просторней, уютней, что ли. Будто бы тут чаще ходили, и даже воздух был слаще, приятней. Не такой затхлый, какой помнили мои ноздри. Я вбирала его с жадностью и болью в грудной клетке. Возможно, кто-то всё-таки повредил пару рёбер при падении, но я не решалась сказать об этом недовольному парню. Весь его вид говорил о том, что он намерен содрать с меня шкуру за сегодня. Навряд ли его остановит парочка сломленных рёбер.       — Сатору…       — Я знаю, — резко отозвался он, не глядя на меня и чуть ли не таща за собой по извилистым коридором. — Сегодня ты будешь спать со мной. В моей комнате.