Catharsis

sleep token — alkaline

maneskin — gasoline

grimes — delicate weapon

Агентство молчаливо. С каждым новым днём казалось, что беспросветный ужас никогда не закончится; с каждой потерей очередного человека, коллеги, друга, эспера в неизвестном месте казалось, что вся эта страшная «миссия» — окажется в конце концов невыполнимой. Новой информации не прибавилось. Куникида пропал. Но разве было для Детективного Агентства хоть что-то, с чем бы они не смогли справиться? Йосано нервно постукивает ногтем по столу, подперев второй рукой подбородок. Рампо давно не видел её такой встревоженной и задумчивой. В её глазах читалось сожаление — и, стоило только группе детективов без одного члена команды вернуться, она сказала одну только фразу, перешагнув порог офиса: — Ты был прав, Рампо. Во время взрыва в голове Йосано всплыло то его предупреждение — и когда Великий Детектив был неправ? Никогда. Что ж, он знал. Чего-то подобного он и ожидал, и на этот случай у него был запасной план. Он ещё до выезда передал Куникиде книгу — один из романов Эдгара По, который сам недавно дочитал, и наказал использовать в самый нужный момент. После взрыва едва уцелевшая Йосано с диким головокружением тут же ринулась к Кенджи, и ей даже не пришлось орудовать тесаком — минуты промедления, и бедный мальчик уже не смог бы наслаждаться яркими лучами солнца, нежным запахом леса и гладкой мягкой шерстью бродячих кошек. На том месте, где стоял Куникида, не было ничего, кроме бетонной пыли, раскрошившихся камней и одной-единственной книги. Тот самый роман Эдгара. Йосано принесла его, пыльный, и бросила на стол перед Рампо. Однако внутрь он попасть не спешил; не факт, что Куникиде удалось кого-то поймать, да и куда важнее было сейчас убедиться в том, что с его коллегами всё в порядке. Нашли ли они что-то ещё. Они все верили, знали, что Куникида ещё жив — только его точно так же, как остальных, поймал в свои сети противник. И ни следа не оставил. Директор тогда лишь окинул всех взглядом и приказал не высовываться, заночевать прямо здесь, в Агентстве. Все они прекрасно понимали, что это их не спасет, потому что знали со слов Огая Мори — противник владеет способностью перемещаться в любое место, даже самое защищенное и закрытое; так он смог похитить людей прямо из зданий Портовой Мафии. — Ты не собираешься проверять, что там в книге? — подает голос, наконец, Йосано. Рампо даже не ест ничего сладкого, раскачиваясь на стуле — то ли в попытке успокоиться, то ли в попытке отвлечься. — Собираюсь. У них больше не было Дазая со способностью к обнулению — потому только Рампо мог безопасно и без вреда для себя попасть в книгу и так же безопасно из неё выбраться, не выпуская теоретического преступника, который мог находиться внутри. Есть ли у него способность? И если есть, то какая? Какую роль он играет, имеет ли его слово вес, или он — лишь марионетка в руках более жестокого и сильного противника? Рампо уверен, что в книге точно кто-то заперт. Однако расспрашивать его он не торопится. Он поднимается и идет на кухню. Среди детективов осталось всего четверо. Вопрос времени, когда все они пропадут точно так же, как остальные; и Рампо уверен, что рано или поздно это случится. В своих прогнозах он никогда не ошибается. Единственное, что он может сделать против эспера со способностью найти и поймать любого человека в любое время и в любом месте — оттянуть этот момент и продумать план действий на этот случай. Кто будет вызволять детективов и мафиози из способности, если никого вне её не останется? В любом случае — от своих слов, которые сказал ещё неделю назад Дазаю, он не отказывается. Чувствует, знает, что в этой ситуации только он сможет спасти всех. «Как же, о Великий Детектив Эдогава Рампо, если этот самый Дазай уже там, попался в лапы похитителей?» Рампо заваривает две кружки зеленого чая и несет обратно в офис. За окном давно уже опустилась темнота, лишь луна фонарем отражалась в его очках. Он ставит чай на стол перед Йосано, и только тогда она наконец поднимает взгляд уставших глаз. Вздыхает. Эта кружка чая — его молчаливая поддержка. — Йосано, — негромко говорит Рампо. — Не вини себя. Она кивает, обхватывая кружку двумя руками, и делает медленный глоток. — Хочешь со мной в книгу? — Знаешь, — невесело усмехается она. — Хочу. Кажется, это довольно жестокий роман? Рампо улыбается. Следующим утром детективы собираются в переговорной. За столом — вновь хмурый Фукудзава, невыспавшиеся Рампо и Йосано, сильнее обычного тихая Кёка и очень расстроенный неудачной миссией Кенджи. Вчера Кека не успела прийти на помощь — взрыв оказался той ещё неожиданностью, и потрепанных Йосано и Кенджи она встретила уже на полуразрушенной лестнице. Собой она тоже была недовольна, но не теряла боевого настроя. — У меня есть новости, — говорит Фукудзава. Ему тоже тяжело: потерять столько подчиненных за столь короткий срок — немыслимо. — Огай Мори выяснил имя того, кто отдал приказ создать этот «проект», назовем его так, и похитить одаренных из наших организаций. Его зовут Ясухиро Судзуки. Владелец ночного клуба под контролем Портовой Мафии, «Алый дракон». Никто не смеет его перебивать. — Мафия задержала и допросила его. Судзуки нашел человека с очень интересной способностью, и предложил ему сделку. — Юкио Мисима, — говорит Рампо, и директор кивает. — Он не был первым. Сначала он нашел того, кто создал оружие против эсперов — сыворотку, отменяющую любые способности. — Как Дазай? — спрашивает Кёка. Рампо пожимает плечами. — Ага. Только она отменяет и его способность тоже. Помните те странные имена, которые нашли Дазай и Куникида? Уроборос — это Юкио Мисима. Его способность гораздо сильнее, чем мы могли представить. Он находится в сговоре со своей сестрой, и именно она пришла сюда и начала всё это. — Черная королева… — поджимает губы Йосано. — Значит, тот пропавший эспер… никуда не пропадал? — хлопает глазами Кенджи, и его невинный взгляд котенка омрачается. Никуда не пропадал, ха. Всё было ложью с самого начала. Театр. — Третий среди них — Фудзин. Настоящее имя Харуки Мураками. В чем заключается его способность, нам с Акико пока выяснить не удалось. Этот придурок в книге крепкий орешек. Рампо знает, что Дазай, где бы он ни был, уже обо всём догадался. — Зато мы точно знаем, что именно он создал сыворотку, — добавляет Йосано. Человек, которого Куникида поймал в книгу за мгновение до того, как исчезнуть среди взрыва, оказался подпольным лаборантом по имени Дзюндзи Ито. Странный и своеобразный мужчина, он, казалось, совсем не испугался заключения и последующего за этим допроса. Если быть совсем честным, Рампо оказался неудовлетворен результатом «милого» разговора с ним. Много информации они не узнали, и всё же не были уверены, что этот человек не сможет найти выход из книги Эдгара — но пока он всё ещё был внутри, детективы обезопасили себя, заперев книгу в отдельной комнате без окон. Фукудзава предложил передать книгу с заключенным в руки Порта; у них, по крайней мере, были специальные камеры для преступников и больше людей, которые могли охранять этого самого лаборанта. Дзюндзи Ито рассказал детективам практически то же самое, что Фукудзава пересказал со слов Мори. Однако даже этой информации было достаточно, чтобы понимать, с чем они имеют дело. — Нам их не поймать в любом случае, — качает головой Йосано. — Эти трое, скорее всего, прячутся внутри способности Мисимы, а мы не можем её обнулить или выяснить местоположение. — Но связь с реальным миром они всё же поддерживают. Вопрос времени, когда Мисима придет за новой жертвой. Фукудзава предлагает ещё одну миссию. Если ничего не получится и в этот раз, тогда надежда останется только на заключенных внутри способности детективов и мафиози. «Продержитесь ещё немного» — думает Рампо, прокручивая в голове планы.

***

Вновь открывшуюся рану тянуло так, словно по телу проехались бензопилой; Дазаю не привыкать — и не с такими ранами он вполне себе функционировал. Он не показывает своей боли, раздраженный тем, что ему пришлось за шкирку вытаскивать и Куникиду, и Гин из проклятых подземелий Мафии — и больше не было рядом добросердечного Ацуши, переживающего за благополучие каждого в округе. Как не было рядом и Акутагавы, способного — единственного человека в мире, наверное — успокоить родную сестру, все такую же сильную и волевую, но ужасно расстроенную и упавшую духом. Как не было и Чуи. Всё ещё его напарника — и Дазай не посмел бы никогда отречься от этого статуса, пусть он обзаведется целой сотней новых партнеров в работе; лучше Чуи никто не сможет его понять. Только их нет, и Дазай, мысленно засучив рукава, справляется с чередой неудач собственными руками. Ничего не чувствуя, кроме досады, он обнимает Гин, вспоминая, какой малышкой она была, когда Демон Портовой Мафии нашел этих детей с огнем жизни в глазах. Обнимает и ничего не говорит, чувствует, как Гин цепляется за его шершавые бинты, мочит слезами светлую рубашку, но быстро собирается. Отстраняется и шепчет извинения, прячет взгляд, но Дазай только слабо улыбается ей — пусть она не видит, но он тоже не рад этому исходу. Тащит Куникиду на выход, его, упирающегося сначала, а потом упавшего на колени — в глазах его, стеклянных, как линзы очков, не было ни намека на поиски выхода и, что ж, даже на смысла что-то и вовсе продолжать. Игры? Какие игры?.. А боль в груди всё сильнее — то ли от тянущего пулевого ранения, то ли от сотни ножевых, коими наградил его своими словами и действиями Накахара Чуя. Если бы он только знал, что Дазай умеет чувствовать. Может, всегда умел, а может, научился совсем недавно. Он совсем не знает, как поддерживать расстроенных тяготами потерь людей. Действует даже не по просчитанным планам, которые на всех этих эмпатичных людях не срабатывают, а по интуиции — что для Дазая ново, как неизведанный мир. Почти ничего не говорит, знает, что его слова, правдивые и режущие правдой, только ранят сильнее, и пытается сделать что-то, чего не получал никогда он сам. Чему научился в работе с детективами. Чему учил его когда-то простой наемник из мафии, никогда не убивавший людей. Не словами, так, может, действиями? И Дазай собирает всех в офисе, дает время каждому, прежде чем всем им предстоит вновь окунуться в череду страшных потерь и жестоких игр. Все, чего он желает сейчас — свободы. Не ради себя, а ради всех, кого знает здесь. Никогда для себя; только лишь спокойного конца, предвестника нового начала. Он запирается в лазарете, почему-то решив, что ничем больше не сможет помочь детективам и мафиози. Наоми, внимательная, замечает всё же следы крови, проступившие на рубашке Дазая, как бы ни пытался он их скрыть, чтобы не беспокоить тех, в чьей помощи он не нуждается и от кого помощь он принять не может и не желает. Она бросается за ним, беспокоится, стучит робко в закрытую дверь: — Дазай-сан? Вы в порядке? Я… Кровь, я видела, может, вам помочь? Я правда умею обрабатывать раны! — Не волнуйся, Наоми! — весело щебечет Дазай в ответ. — Хм, а ведь это отличный способ самоубийства… — Дазай-сан, не надо! — Я просто шучу! — в голосе его слышится улыбка. — Это не мне сейчас нужна помощь. Она понимает с первого раза и уходит. Дазай слышит тихие шаги и голоса из офиса — может, она пытается поддержать Куникиду, а может, говорит о чём-то приземленном, отвлекая всех от тяжелых мыслей. Дазай даже не прислушивается. Он садится на кровать, хмурясь — неприятные ощущения крови на теле возвращают к старым воспоминаниям, не забытым, а отложенным и спрятанным мозгом на самую дальнюю полку. Те самые, в которых в его правой руке лежал тяжелый пистолет, а на плечах висел черный плащ. Он медленно стягивает рубашку — белые бинты пропитались кровью и успели уже присохнуть к коже — отдирать больно, но Дазай срывает их, даже не морщась. Не перед кем тут корчиться, и пусть он ненавидит боль всей душой, к ней, родной, тоже давным-давно привык. За окнами медицинского кабинета Йосано сгущается темнота, мрачными красками заполняя небо, опускаясь на искусственный город и погружая его в ночное умиротворение. Дазаю хочется, чтобы пошел дождь — за эти несколько дней он успел по нему соскучиться, потому что, ну, вода с неба, которая идет не по мановению и одному лишь желанию Уробороса, возомнившего себя богом внутри своей способности — и, что ж, он имел на это желание полное право — а льет с рыдающего неба потому что так работает природа, кажется той самой жизнью. Жизнью, настоящей, не её подделкой, хотя Дазай и не считал себя никогда достойным человеком и человеком в принципе, чтобы как минимум понимать эту жизнь, а как максимум — жить как все обычные люди, находя смысл в простых и понятных вещах. Смысла жизни на самом деле нет — вот в чём он был уверен. Небо не приносит бурю; она приходит сама, в лице Чуи Накахары, тихо скользнувшего в прохладный кабинет. Дазай узнает его по дыханию и по шагам, прежде чем поворачивается к этой катастрофе лицом. Стоит отдать должное, эта самая катастрофа отлично сыграла свою роль в ответном «театре абсурда имени Дазая». Не без разладов, не без всплеска эмоций, но когда у Двойного Черного не было разных взглядов на одну и ту же ситуацию? Дверь почти бесшумно закрывается вновь, и Дазай прислушивается к копошению за стеной — детективы притихли и, кажется, уже собирались отходить ко сну. Благо что никто из них не претендовал на кабинет Йосано, не решаясь беспокоить Дазая — удивительные вещи происходят в этом мире! В реальности Куникида был бы первым, кто вышиб дверь с ноги и наорал бы на непутевую забинтованную каланчу, мол, «забираешь свободные спальные места, пока мы ютимся на диванах». Если бы не… Да. Если бы Куникида не винил себя, глупый, в потере Ацуши. Дазай склоняет голову набок и рассматривает полуночного гостя. Тот топчется на месте, разглядывая голый торс с вновь кровившей раной. Вокруг на постели разбросаны окрасившиеся в алый бинты, на полу — испорченная рубашка, а в руке открытый пузырек с антисептиком. Что-то в животе совершает кульбит, и Чуя украдкой сглатывает, заставляя себя поднять взгляд выше. Лучшее решение — сделать вид, что ничего необычного не происходит. В целом, так и есть: снова Дазай, снова кровь, снова это Чуя, который никогда не может оставить придурка мучаться, как бы ни хотелось. Плюет и шагает к Дазаю, усаживаясь напротив, и хватает с тумбочки моток бинтов и кусочек ваты. — Что, заблудился по дороге в башню? Какой чести, оказывается, я удостоен, если маленький обиженный Чиби вернулся к хозяину! Чуя бросает на него один из своих убийственных взглядов и переключается на обработку раны; Дазай не сопротивляется, даже не шипит, когда прохладный, смоченный антисептиком, кусочек ваты осторожно касается поврежденной кожи. Его руки методично стирают кровь и почти на автомате заматывают торс Дазая. Чую это, кажется, успокаивает. — Он здесь? Чуя качает головой. — В Йокогаме. В настоящей, — его губы поджимаются, и Дазай замечает едва заметный красноватый след от укуса на нижней. — Ушел за следующей жертвой. Дазай обхватывает его подбородок пальцами и приподнимает лицо Чуи, только смотрит не в глаза вовсе. Мягким касанием пальца едва заметно проводит по его губе. Это непривычно; это посылает мурашки по всему телу. — Ты снова с ним целовался? — Нет. Чуя мог бы соврать, чтобы посмотреть на реакцию Дазая — он так очевидно злится на этот факт, что Чуе становится и смешно, и до боли приятно наблюдать за этим огнем в чайных глазах. Словно он, наконец, смог сделать что-то, что разозлило придурка Дазая. Пусть и не назло, а лишь потому, что это — шаг к победе, к следующему пункту плана. Но он говорит правду. — Я бы убил его, если бы мог. Разорвал на куски, — сквозь зубы шипит Чуя. На лице Дазая цветет легкая улыбка — о, он бы сделал то же самое. Пальцы стекают ниже, гладят будто бы невзначай напоследок его бархатную кожу, а потом исчезают. — Ещё не время, Чуя. Он знает. Знает, знает, и всё равно руки чешутся, самому не терпится закончить весь этот ночной кошмар, раздражающий до дрожи, до боли в костях, но Чуя верит планам Дазая: какими бы запутанными, сложными и долговыстроенными они ни были, в конце концов все эти планы заканчивались так, как и было задумано. Всегда. Дазай поднимается и достает из шкафа толстовку, накидывая на забинтованное тело; кровь больше не проступает сквозь бинты, и даже дышать, кажется, становится легче. Не зря он тут её припрятал — никогда не знаешь, когда понадобится. Он подмечает одну очень интересную особенность способности Уробороса: некоторые вещи сами материализуются в этом мире, созданные из воспоминаний находящихся внутри людей. Дазай помнит, что в реальности в этом самом шкафу у Йосано он оставлял свою кофту пару месяцев назад, и этого Уроборос никак не мог знать. В голове зарождается идея для некоего эксперимента. — Лучше скажи, нашел ли ты слабое место? — Чуя складывает руки на груди, наблюдая за тем, как Дазай хватает свой пистолет и перепроверяет количество пуль в нем; потом — удовлетворенно хмыкает сам себе и прячет за пояс брюк. В этой своей толстовке он похож на обычного молодого парня своего возраста, коих в Йокогаме полно. Его взлохмаченные волосы красиво обрамляют лицо, и Чуя сам внутри ежится от того, как на него действует этот расслабленный образ. Дазай, непохожий на самого себя, но такой он и есть — разный, ни злой, ни добрый, умный придурок с гениальными мозгами, которые рождают самые безумные идеи. Кстати, о них. — Ах, я не ошибся, когда сказал, что у Чиби совсе-ем крошечный мозг… — Завали, ублюдок, просто ответь мне, — Чуя закатывает глаза с уставшим вздохом. — Если всё, что я делал, было лишь твоей прихотью для развлечения, если смерть Ацуши для тебя ничего не значит, клянусь, я вырву тебе кишки прямо здесь. — Не доверяешь мне? Глупый вопрос. Риторический. Дазай бросает на него острый взгляд, получая в ответ красноречивое молчание — давай, продолжай, я жду ответа. — Это же очевидно. Слабое место Уробороса — его сестра. Он вновь оказывается рядом, возвышаясь над Чуей, сидящим на кровати. — Ты знаешь, что делать дальше. Завтра новая игра, и ни один человек не должен в ней погибнуть. В руках мелькает лезвие, виртуозно проворачивается между пальцев, а потом Дазай, улыбаясь, выходит из лазарета. — …Это мой клинок?! Дазай, блять! — рычит Чуя, стараясь не сорваться на крик — за стеной спят их друзья. Дазай, этот ублюдок, хихикает легко напоследок и скрывается за дверью. И когда только успел стащить?

***

Утро наступает так быстро, что никто не успевает выспаться. Плохо спали все; Дазая не было полночи, и вернулся он только под утро, и ничего не выдавало в нём то, чем он занимался все эти часы. Никто не знал; никто, кроме Чуи. Куникида выглядит невероятно уставшим — тёмные круги под глазами выдают в нём бессонную ночь. Это подкашивает его состояние, однако он старается держаться и не раскисать. В нём — стальной стержень рвения защищать каждого в этой комнате, лишь бы не повторилось страшной вчерашней ситуации. Рациональность в нём говорит, что месть не входит в качества члена Детективного Агентства, однако есть кое-что другое — справедливость. Вот ради чего он борется. Без Ацуши в офисе становится гораздо тише. Больше никто не подбадривает остальных и не вселяет в них веру в светлое будущее, не заряжает оптимизмом и не развлекает глупыми спорами с Акутагавой. Доска с ходом расследования выглядит грустно покинутой, когда Ацуши не стоит рядом с ней и не размышляет над планами вместе с Дазаем, лениво развалившемся на диване. Точки, линии расплываются перед глазами, лица смазываются в туманные силуэты, и Куникида замечает, что не надел после сна свои очки только тогда, когда Чуя удивленно тыкает ему в это: — Эй, очкарик. Ты, кажется, забыл свою вторую пару глаз. Девочки — каждая мрачнее тучи, но все они сильны в своем горе; каждая потеряла важного человека, и оттого в их лицах сквозит что-то, что объединяет всю эту горечь в огромное рвение отомстить, выбраться, справиться с любыми трудностями, отстоять честь потерянных братьев и друзей. Показать, что это не сломило их вконец. Невероятно сильные люди окружают его — думает Чуя, заваривая шесть кружек кофе на всех. — Итак, схема, — объявляет Дазай, лениво устраиваясь на кресле. Чуя не собирается приносить ему порцию кофе, ещё и фыркает в ответ на жалостливый взгляд — ноги есть, встанешь и возьмешь, я тебе не служанка. — Есть некоторые неточности, так сказать. Наоми с сочувствием поглядывает на Гин, стараясь сильно не пялиться; кажется ей почему-то, что эта её жалость девушке, работающей с детства в мафии, вовсе не нужна, может, даже, отвратительна по своей сути. Чуя замечает, но ничего не говорит. Гин тоже умеет скрывать свои эмоции, когда не хочет никому их показывать, и в её статной фигуре нет ни малейшего намека на слабость. — Вот мы и вернулись к этому разговору, Дазай, — хмурится Куникида. От глотка живительного кофе уставший от недостатка сна вновь начинает работать, уж спасибо Чуе. Делать неплохой кофе он умел даже в полевых условиях — а здесь спасибо стоит сказать уже Коё. С Люси не сравнится, конечно, и эта мысль больно колет где-то у него в груди. — Ты сказал, что Хираока-сан — это Черная Королева, так? Дазай кивает. — Помнишь моё сообщение? — «Жучок в ноутбуке, Эдгар По, Мисима не пропадал»… — Именно, — Дазай всё же поднимается со вздохом умирающего кита и плетется жалкие полтора метра до столика со своей порцией напитка. Чуя с самым довольным видом откидывается на спинку дивана. И никто не в праве винить его за то, что он совершенно по-детски вредничает. Так, минутное развлечение. — Юкио Мисима — настоящее имя Уробороса, поэтому он никогда и не пропадал. Фарс с пропажей незарегистрированного эспера придуман только для того, чтобы мы взялись за это дело, а там, с помощью Хираоки, Мисима выяснил все наши слабые места, местонахождение, способности, и выловил, как потерянных котят. Стоит сказать, что Мисима и правда был незарегистрированным эспером, вот только в противовес умело лживым словам Хираоки, свою способность он контролировал с виртуозным мастерством. Дазай даже был восхищен тем, как он выстроил копию целого города, учел многие мелкие детали и спокойно мог перемещаться между настоящим миром и миром способности, почти не тратя на поддержание копии свою энергию. Занятный дар. Дазай всегда любил сложные загадки. Как заключенному в запертой комнате человеку выбраться на свободу? Найти ключ, выбить дверь, найти способ уговорить выпустить его, или не делать ничего, ожидая то ли смерти, то ли мифического спасения. Ключа — способности Дазая к обнулению — у них нет. Дверь только одна — пройти бесконечные игры до конца, пока в живых не останется лишь два человека. Вариант с уговором является более хитрым, чем кажется, и это сделка. В самом худшем случае все попавшие в «Золотой храм» люди погибнут. Об этом думать никто не желает, но Дазай учитывает абсолютно все варианты развития событий. — При чём тут Эдгар По? — спрашивает Наоми. Дазай дописывает имена на желтых офисных стикерах и подкалывает булавками к доске, полной таких же, написанных рукой Ацуши. — Это была подсказка, — говорит Куникида, поправляя очки. — Его способность, «Черный кот с улицы Морг», работает схоже с даром Мисимы — благодаря этому мы в реальности поняли, куда все пропали. — Я знал, что ты догадаешься, Куники-и-да! Чуя кривит губы. — О боже, ну и чего ты этим добился? Оставшимся в реальности нас никак не достать, потому что кое-кто добровольно и без зазрения совести сдался прямо в добрые ручки Уробороса. У этого лохматого хотя бы есть физическое воплощение способности, которую можно было обнулить. Правда, которую так беспощадно произносит Чуя, заставляет всех присутствующих в офисе в очередной раз ощутить груз безысходности на плечах. Его слова — истина, аксиома, с которой бесполезно спорить, которая просто есть, и кажется, что из этой ситуации нет выхода. Как бы много информации они не знали об Уроборосе и его подельниках, о способности, пленниками которой они стали, о теоретических причинах этого самого заключения, факт оставался фактом. Золотой храм не существует в реальном мире. Золотой храм не найти в Йокогаме. Золотой храм, прекрасное, идеализированное творение — лишь мираж из фантазий. Созданное мечтаниями недостижимое абсолютное совершенство, не имеющее возможности существовать в жестоком, полном ошибок и недочетов мире. Воплощение и показатель силы, ваза без единой трещины, зарытый глубоко в землю стержень. Спасения ждать неоткуда. Дазай, не прекращая пререкаться с Чуей, у которого, кажется, открылось второе дыхание и он после вчерашней игры стал ещё более раздраженным — и это несмотря на то, что ночью с ним вполне себе можно было спокойно поговорить, редкость! — объясняет товарищам по несчастью их нерадостное положение. Вернее, новые связи, которые проливают больше света на всю картину. Он говорит о Судзуки, о разговоре с Уроборосом и Фудзином, а детальнее про владельца клуба рассказывает Чуя. Такой человек, как Ясухиро Судзуки, шутить не любил, и если выполнял свою работу, то на совесть. — Самая вероятная причина, почему он организовал всё это, — Дазай щелкает пальцами, расхаживая взад-вперед, — возрождение его потерянного клана якудза. Возникает вопрос — зачем ему нужны мы? Есть предложения? Нет? Спасибо, спасибо, что доверяете мне в этом непростом вопросе, я отвечу: ему нужны союзники. Чтобы набрать союзников для своей империи и сохранить её в первый же день расцвета, сначала собери врагов в одном месте и победи всех разом — звучит логично, правда? — Только вот убивают нас очень медленно и по одному, — подмечает Чуя. Наоми выглядит так потерянно, будто совсем не успевает уже следить за нитью разговора и не понимает ни единой причины, почему создатели игр так жестоко с ними обходятся. Ей не хочется, на самом деле, думать о причинах, об ужасных и злых толстых дядьках, которые возомнили из себя невесть что; ей хочется просто вернуться домой. Ей, кажется, не за что больше бороться — отомстить только за потерю брата. Хигучи выглядит решительнее, впитывает каждую крупицу информации, потому что жизнь в мафии научила её быть сильнее и увереннее, и рядом сидящая Гин разделяет её мысли. — Именно. Здесь другое — тактика на опережение. Лишить город защиты, запереть всех потенциально опасных эсперов, которые могли бы помешать творить им грязные делишки, и пока все мы варимся здесь, кровью выгрызая себе путь на свободу, Судзуки в реальности воплощает свои планы. И никто не может его остановить. За окном ярко светит полуденное солнце, но нет ни пения птиц, ни шелеста деревьев, ни шума мимо проезжающих машин. Абсолютная и неестественная тишина; дикая, насмешливая, гулом оседающая в ушах, не привыкших даже за несколько дней к такой сенсорной депривации. Чуе, впрочем, уже всё равно. Радует то, что они все могут разговаривать друг с другом, шуметь посудой, пока готовят еду, медленнее гораздо, чем это могло бы быть в реальности, и вообще издают хоть какие-то звуки, чтобы приблизиться к привычному и скрасить ход времени. Несколько часов до вечера проходят в этой самой хаотичной суматохе. Девочки уходят в город на поиски общественной бани, чтобы помыться, наконец, Чуя вместе с Куникидой организовывают обед-ужин, удивительно для самих себя найдя в этом общие темы для разговора и даже как-то поладив, чему очень удивляется Дазай. Сам он, к слову, абсолютно профессионально занимается своим лучшим и любимым занятием — пристает к занятым вспыльчивым людям и бездельничает. — Не ворчи, Куникида-кун, а то постареешь раньше времени, ты ведь так молод! — хихикает он, получая в ответ на свои шутки уставшие взгляды сразу в двойном объеме. — Я удивляюсь, как у него ещё не появились седые волосы, — говорит Чуя, усаживаясь на подоконник. Тонкие пальцы без перчаток достают из пачки сигарету, и он закуривает в открытое окно. Куникида только бросает неодобрительный взгляд, но ничего не имеет против. Если бы, однако, это происходило в настоящем офисе Агентства, Куникида давно бы на Чую наорал. И на Дазая заодно, так, для профилактики. — По такой логике, Чуя уже должен быть полностью седым! Скажи честно, ты красишь волосы? Чуя закатывает глаза. Когда-нибудь он закатит их до такой степени, что останется слепым — ну невозможно, правда! Он медленно тянет уже сотую, наверное, кружку кофе за сегодня, чередуя с недокуренной сигаретой. Куникиде даже хочется спросить, как его сердце ещё не остановилось от такой дозы кофеина и почему его руки не дрожат, как у дряхлого старика. Пить так много кофе — вредно, так и читается в его взгляде, но Чуя на это внимания совершенно не обращает. Не ему осуждать Чую за этот образ жизни и способы восстановления душевного равновесия — хотя по-честному он бы для полного спокойствия ещё бы вдарил кому-нибудь разок. Дазаю, например. Просто чтобы не расслаблялся. А ещё потому что хочется его коснуться, но на нормальные контакты нормальных людей он не готов в присутствии третьих лиц. — Эй, смотрите, — Чуя замечает узнаваемую фигуру женщины на улице, всё ещё не отрывая глаз от окна. Дазай и Куникида подходят ближе и тоже взглядываются в темноту. — Это Йосано! Йосано, мы здесь, поднимайся! — орет Дазай в открытое окно, маша ей рукой. Лицо Дазая непозволительно близко к его, и Чуя только недовольно фыркает, выдыхая часть дыма из ноздрей, совсем как дракон. Не то, чтобы ему не нравилось, но. — Отодвинься уже, она не тупая. Зайдет. Чуя бросает окурок на землю, наблюдая за тем, как оранжевый непогасший огонек растворяется во тьме и пропадает где-то на асфальте. Если Йосано, новый игрок, здесь, они должны быть готовы. — Игра близко, — негромко говорит он. В отражении стекла Чуя видит, как Куникида кивает и отходит к выходу, чтобы встретить Йосано. Игра близко. И им нужны все силы, чтобы постараться выжить и на этот раз. Дазай ожидаемо никуда не девается, стоит рядом и смотрит будто бы в мрачную мглу искусственной улицы, но на деле его взгляд прикован к Чуе. Тонкие пальцы его тянутся к рыжим волосам, и Дазай медленно проводит кончиками по пряди у лица. Чуя оборачивается, ощущая касание прохладных пальцев уже на своей щеке. — Пепел, — просто жмет плечами Дазай. — Наверное, ветром в волосы задуло. Мягкая улыбка — его ответ. — Здесь нет ветра, Дазай. Конечно, в мире способности нет никакого ветра. Откуда ему взяться. Но если Дазай так сказал, то Чуя ему, конечно, поверит. Пальцы касаются чужих, задерживаясь в долгом переплетении, и что-то скребущееся в душе Чуи, так жаждавшее хоть какого-то прикосновения к этому самому человеку перед ним, стоящим возле подоконника, на котором расслабленно сидит Чуя, моментально сворачивается умиротворенным клубком.

***

— Какие же, блять, они все придурки! Появление Уробороса в его же способности — впрочем, как и в любом другом месте среди других людей, по большей части друзей, конечно, кто же они такие, чтобы не страдать от его вспыльчивого нрава — всегда сопровождалось шумом. Фудзин после первого же звука устало вздыхает и подпирает голову рукой. Рядом, к его огромному сожалению, нет никого, кто мог бы разделить с ним эту боль, тяготу и муки: кажется, его ждал долгий рассказ, полный ругательств и раздражения на каждого дышащего в этом мире человека. Что ж. Ему не привыкать. — Идиоты! Соити — идиот! Этот, Судзуки, свинья меркантильная, тоже идиот! — Я понял, — поджимает губы Фудзин, скучающе разглядывая, как Уроборос носится туда-сюда, размахивая руками, как будто хочет что-то разбить. Бей, не бей, мир-то создан им самим, не жаль. — Что у них там опять? Останавливаться он явно не собирается. Фудзину кажется, что они ныкаются по углам, словно кроты, хотя любому дураку понятно, что заключенные его непутевым другом игроки даже не будут их искать по всей Йокогаме. Не видел смысла торчать под землей в глубинках веток метро, так что сидел он сейчас, по крайней мере, в комфортном для себя месте — номер какого-то отеля на побережье, в котором они с Уроборосом и Королевой встречались со своим нынешним формальным руководителем. Если вдаваться в подробности, с Судзуки у них заключена сделка, и вольны они были делать практически всё, что хотят, лишь бы дойти до поставленной цели. За окном мерцал рассвет, нежно-персиковыми лучами ложась на светлые шторы. Вокруг царило умиротворение, так нагло нарушенное — и хочется Фудзину честно и абсолютно бессовестно запульнуть подушкой в этого взбаломошеного. — Соити поймали детективы, они же прознали о Судзуки, и того поймали уже мафиози. Вот скажи мне честно: я похож на идиота? Честно? Фудзин усмехается. — Нет, замолчи, я тебя даже слушать не стану. Если из-за этих придурков без мозгов весь мой план накроется, я самолично их пристрелю. — Ты неуязвим в «Золотом храме», и ты это знаешь, Мисима. Никому не под силу достать тебя здесь. Успокойся и подумай рационально. Игры продолжатся, и мы закончим дело. Доведем до конца. Уроборос фыркает. Нет, ему определенно нужно что-то разбить. Желательно — лицо Судзуки, но под руку попадается только какая-то ваза с прикроватной тумбы, и она летит в стену, разлетаясь на кусочки. Туда же — лампа, туда же — доисторических времен стационарный телефон. Откуда вообще в его мозгу взялись такие детали? Ай, нет смысла размышлять об этом, когда вокруг происходит абсолютная вакханалия — и даже не в голове Мисимы. — Ты закончил? — вскидывает бровь Фудзин. — Где твоя сестра, кстати? Уроборос медленно вдыхает и со свистом выпускает воздух из груди. В стене остаются вмятины, притягивая взгляд и напоминая о худших временах. Эта вмятина от разбитой вазы — что-то текущее дегтем по венам, медленно подкрадывающаяся паника, сковывающий страх. Пока оно, это что-то, не переросло в недопустимое, Уроборос хмурится и едва заметно шевелит пальцами, сжимает руку в кулак и вновь разжимает. — Ты бесполезен! Прекращай истерить и играть в свои глупые детские игры. Все эти идиотские фантазии — глупость ради внимания. Всё, чего я желал, это нормального, достойного сына. Ты прекрасно знаешь, что сделать, Юкио, чтобы я вновь полюбил тебя. Устройся на нормальную работу. Прекрати жить фантазиями и убегать от реальности. Никакой ты не эспер, это всё — выдумки, чтобы получить больше внимания, ты, жалкий лжец. Жадный, строящий из себя невесть что. Бесполезный. «Юкио» — сказанное тем самым выбешивающим до дрожи в костях голосом. Выплюнутое с отвращением имя. Пренебрежение. Стена возвращается в свой привычный вид, а осколки растворяются в золотой пыли. Словно никакого всплеска эмоций никогда не было. Как жаль, что в реальности ничего подобного не бывает. — Без понятия, я думал, она с тобой. Фудзин качает головой, ловя подозрительно встревоженный взгляд друга. — Со вчерашнего вечера не видел. Ни о чем страшном он даже не думает, мало ли, куда могла отлучиться его младшая сестренка. Однако нотка тревоги все равно поселяется в нем. Ничего не стоит ему секундного погружения в себя, чтобы найти нужную личность во всем его обширном мире способности — он и правда мог определить местоположение любого внутри. Ещё секунда — и Уроборос хватает Фудзина за руку, перенося их в другое место. Совсем недалеко. Фудзин успевает только округлить глаза, а его тут же отпускают и несутся вперед. В этом самом месте, в холле отеля, изломанной куклой на мраморном полу лежит Королева. — Твою мать… Уроборос — его руки уже хватают её тело, потом отпускают, боясь причинить больше вреда, чем помощи. Темные волосы окровавленным шелком растекаются по светлому покрытию, и сам Мисима уже пачкается в её крови, пытаясь разбудить. — Мицуко, сестренка, — срывается голос. — Давай же, очнись!.. Он поднимает взгляд, а его руки дрожат. Фудзин опускается рядом, бегло оценивая фигуру девушки. Жива. Ещё дышит. Только выглядит очень бледной, и ярко-красная кровь её вовсе не красит. Кто-то ранил Королеву, но не убил. — Сделай что-нибудь! Фудзин хмурится. — Кого ты собирался поймать следующим? — Чт… Блять, это вообще, нахрен, не важно, моя сестра умирает! — Отвечай! Кто? — Фудзин жмет руки в кулаки, не сводя с него взгляда. Понимает, впрочем, быстро, что так ничего не добьётся, потому что руки Уробороса покрываются мелкой дрожью, а его способность — вот-вот, и пойдет трещинами. Ещё чуть-чуть, и весь его долго и муторно выстроенный мир падет. Этого нельзя допустить. — Врачиха из агентства, помнишь, да? Её способность — излечивать любые смертельные раны. Вытащи нас в реальность и найди её, иначе я не смогу тебе помочь. Слышишь меня, Мисима? Слышишь? Это медленно бьется ещё сердце сестры. Это — очень, очень мало времени. Это — знак, она ещё жива, и её можно спасти. Это выход. — Делай, что я говорю, — повторяет Фудзин, и его уверенный голос, четкий и с расстановками, льется в уши приказом. — Найди её. Прямо сейчас. Это выход. Фудзин прав, черт, как никогда прав. Юкио Мисима закрывает глаза и медленно выдыхает. Золотые искры его идеального Золотого храма расцветают острыми лезвиями вокруг их фигур, и все создатели безумных игр возвращаются в Йокогаму. Ему плевать, что они пугают бедных администраторов в отеле, появившись там ранним утром словно из ниоткуда. Ему плевать, и он только просит Фудзина отойти в безопасное время, доверяет ему бессознательную Мицуко, а сам исчезает снова, вылавливая Акико Йосано прямо из её кабинета. Фудзин прав, потому что ни его способность, ни дар врача из Агентства не сработает внутри Золотого храма. Он готов на всё и даже больше, лишь бы его дорогая сестрёнка была в безопасности. Несколько часов спустя Черная Королева просыпается без единого следа ранения, а Йосано с тяжелой головой обнаруживает себя в странно запустевшем городе. — Кто? — единственное, что спрашивает Уроборос, прежде чем вновь исчезнуть. — Дазай Осаму.

***

Никто из них не успевает ничего даже обсудить после появления Йосано — объявление о начале игры настигает в ту же минуту, как только она вместе с Куникидой переступает порог. Бар «Люпин». Без лишних слов все игроки покидают офис Агентства, прямо на ходу объясняют Акико правила, которых, в общем-то, не так уж и много. Способности не работают, играть обязательно, главное — выжить. — Как ты вообще сюда попала? — интересуется Куникида, явно расстроенный тем, что с каждым днём всё больше его коллег оказываются запертыми внутри этой жестокой способности. — Если бы я знала, — ворчит она. — Как обычно легла спать после работы, проснулась уже здесь. Чуя бросает недовольный взгляд на Дазая, прекрасно слыша разговор детективов, но ничего не говорит. Дазай вообще сам на себя не похож, и это бросается в глаза; но только не тем, кому надо. Детективы, в общем-то, никаких изменений не замечают, а может, и не хотели никогда замечать, вот только Чуя знает его уже много лет. Знает и то, что никакой слабости тот не покажет, только правда в том, что ему очень не хочется идти в бар и осквернять память о нём, Люпине, очередной кровавой игрой. Выбора, к сожалению, у них нет. Дазай бы с радостью не пошёл на игру и принял смерть с распростертыми объятиями, но никто ему не позволит. Как не позволит и собственное обещание вызволить всех из заточения. Только идёт он будто на эшафот. На кладбище памяти его прошлого и его погибшего друга. Чуя бывал в Люпине пару раз, впервые — ещё когда работал вместе с Дазаем в мафии. Ему пришлось забирать полупьяную забинтованную скумбрию прямо из рук Оды и Анго, потому что он не явился на миссию; Чуя отлично справился с ней и в одиночку, вот только Мори приказал обоим после завершения явиться к нему в кабинет. Не то, чтобы это сильно волновало Дазая, и не то, чтобы он сильно хотел подниматься к боссу. Во второй и последний раз Чуя приходил в Люпин один. Спустя год после смерти Сакуноске и ухода Дазая из мафии. Взял только бокал вина, потупил в стену всего каких-то минут двадцать, а потом так же молча ушел. Ему хотелось лишь почтить этим жестом погибшего и сказать невербальное «спасибо» за то, что Дазай всё ещё жив и выбрал другой путь, по которому, что ж, идти ему пусть и не легче, но гораздо спокойнее. Ода, вероятно, что-то понимал в нём ещё тогда, и Чуя рад, от всего своего черного сердца рад, что у Дазая был такой друг. Ценность друзей он знал очень хорошо, и по себе понимал, каково это — терять их. — Ау-у! Эй! Кто-нибудь! — Вы слышите? — шепчет Наоми, оглядываясь по сторонам. До бара остается каких-то пятьсот метров. Чуя уже на автомате вооружается клинками, готовый атаковать, но спустя мгновение их опускает. Навстречу этой ненавязчивой компании несется очень, очень знакомый человек. — Вот черт, он тоже здесь, — вздыхает Акико. Никто больше не удивляется появлению очередного игрока. К ним подбегает явно обрадовавшийся живым людям в пустом городе Каджи. И в его руках, к счастью, нет никаких лимонных бомб. — Никаких лимонных бомб! Представляете? Что это вообще за место такое, кто придумал такую жуть! — Да-да, мы тоже рады тебя видеть, — машет рукой Чуя. — Говори за себя, — закатывает глаза Йосано. Каджи взбаломошенно фыркает и продолжает ворчать на всё вокруг, и больше всего он раздасован отсутствием своих лимонов. — Даже не спросишь, что мы тут делаем? — Знаешь, Чуя, мне абсолютно всё равно, только верните меня обратно, — он поникает и топает за остальными. Если бы это было так просто — думает Чуя и тянет за собой, уж так сложилось, своего собутыльника. Кто следующий? Хироцу? Мори? Серебряный Волк Фукудзава? Кью? О, Кью явно был бы расстроен сильнее, чем Каджи — способность этого маленького демона Чуя ненавидел даже сильнее Дазая. С другой стороны, может, так он был бы больше похож на обычного ребенка. Без своего проклятого дара. Путь ведет глубже, путями-венами в дебри города. — Значит, на этот раз бар, — задумчиво тянет Хигучи, когда Чуя приводит их в узенький закуток и спускается по лестнице вниз. — Каким образом вообще выбираются места для проведения игр? — Спроси, что попроще, — жмет плечами Чуя. Дазай расслабленной походкой плетется где-то позади, будто бы вообще никогда не был в этом баре и понятия не имел, как до него дойти. Подшучивает только над Куникидой, пытаясь выбесить его, вывести на эмоции, избавиться от его кислого выражения лица. Всё, лишь бы тот не пожирал сам себя изнутри. Знал бы Дазай, как это выглядит со стороны, только он сам, кажется, не до конца осознает, что именно делает. Пытается таким образом своеобразным поддержать, потому что по-другому не умеет. Может, чему-то хорошему в этом Детективном Агентстве он и научился. У самого, конечно, та же приклеенная улыбка, как и всегда. Чуя заходит в бар первым. Внутри всё выглядит совсем так же, как в настоящем Люпине. Приглушенное освещение, не испорченное неоновыми вывесками, которые так любит Уроборос, старинные люстры и фонари зажжены, совсем как в настоящем месте в глубинке Йокогамы. Барная стойка из темного дерева, стулья, полки с алкоголем, и восемь хайболов, наполненных неизвестной жидкостью. Всё так же, только жизни в этом месте нет. — Мы пришли напиваться? — скептично восклицает Каджи. — О, так ты любитель выпить? Взгляды каждого приковывает появившаяся из ниоткуда фигура Уробороса, и выглядит он не лучшим образом. В его темных, отливающих алым глазах клубится ярость. Не усмешка, уже привычная, не безумие и предвкушение интересной игры, в которой обязательно кто-нибудь умрет, нет. Ярость, с которой опасно даже вдохнуть неосторожно: никогда не знаешь, в какой момент рванет. — Это ещё кто? Уроборос игнорирует вопрос Каджи, медленно оглядывая каждого игрока в небольшом баре. — Перед вами стоят восемь стаканов. Каждый из вас должен выпить по одному, выбирайте любой, неважно. Маленький нюанс: в одном из них находится яд, в остальных — обычная вода. Отравленный человек умрёт через тридцать минут. Противоядие спрятано где-то в баре, — Уроборос пожимает плечами, натягивая на лицо устрашающую ухмылку. — Играйте. Чуя вскидывает брови. У него предостаточно вопросов, но он уверен, что Уроборос на них не ответит — из принципа. Его удивляет только то, что создатель игры рассказывает правила без привычного фарса. Каджи хватает ближайший стакан и подозрительно на него смотрит, а потом просто выливает всю воду на пол. — Да я не буду пить, — улыбается он. — С хрена-ли я должен. И что? Уроборос копирует его улыбку, а потом вскидывает руку с зажатым в ней пистолетом и стреляет. Точно в лоб. Хигучи вскрикивает, а Чуя ошарашенно распахивает глаза. Черт. Каджи замертво рушится прямо там, где стоял, а Уроборос только игриво проворачивает пистолет на пальцах, но прицел с игроков не сводит. — И то, — он наклоняет голову вбок. — Кто-то ещё хочет возразить? Играйте. Чуя рычит и громко матерится, а потом берет первый попавшийся хайбол и залпом выпивает его содержимое. В глазах Уробороса горят искры одобрения — к чертям собачьим это. Смело? Скорее, глупо, но и умирать от пулевого никто не хотел. Не попытавшись сыграть, победы не получить. Ни один человек не должен умереть в этой игре — но разве Чуя мог предугадать действия Каджи? Разве мог как-то предотвратить выстрел? Он ожидал, да, что Уроборос будет очень зол, но если бы только Каджи знал чуть больше информации… Если бы только не провоцировал… Нет. Он не виноват, а виноваты только Дазай и Чуя — и если углубляться в лирику, изначально виноват во всём сам Уроборос, затеявший это безумие. Только вот Чуя не смог уберечь коллегу-мафиози от внезапной смерти. Черт. Чтоб его, блять. За Чуей повторяют остальные: Дазай так же бездумно выпивает свою порцию, выбрав наугад, Куникида — поморщившись и тяжело вздохнув, Наоми и Хигучи — боязливо. Гин даже глазом не ведет, а Йосано сначала нюхает воду в своём стакане, но не получает никакой подсказки. Каджи умирает так же внезапно, как и появляется в виртуальном мире. Уроборос исчезает, только когда каждый из игроков допивает свою порцию убийственного коктейля, и тело бренного мафиози даже не забирает с собой. Оно лежит, словно знак, напоминание о том, что произойдет рано или поздно с каждым из них. Предупреждение: вот, что случается, если играть не по правилам или не играть вовсе. То, подтверждения чему никто так ни разу и не увидел. Когда Уроборос покидает бар, Хигучи первым делом бросается к телу Каджи, пытаясь прощупать пульс. Его ожидаемо нет. — Я проверю дверь, — говорит Куникида, поднимаясь по лестнице. — А смысл? Чую никто не слушает, и спустя минуту Куникида возвращается, оповещая о том, что путь на свободу открыт. Наоми уже радостно подпрыгивает и несется в сторону лестницы, когда Чуя гаркает: — Вы совсем идиоты?! Дазай где-то рядом начинает хихикать, и Чуя толкает его локтем в бок. Попадает, к его великому счастью или ужаснейшему сожалению, в рану, отчего Дазай тут же начинает вопить, как сирена. — За что-о-о, тупой слизень! Больно! — Очкарик, ты, блять, только что выпил неведомую хуйню, и, выражаясь твоим языком, с вероятностью в 12,5 процентов ты отравлен ядом. И умрешь через полчаса. А противоядие есть только в этом баре. Доперло? Чуе хочется побиться головой о барную стойку, иначе он понятия не имеет, почему его окружают такие недальновидные люди. Ты же математик, Куникида, твою мать. Он всё же сдается и возвращается, нервным жестом поправляя очки. — Ты прав, Накахара. Это был, кхм, нелогичный поступок с моей стороны. Приятно, когда люди признают свои ошибки и стараются их исправить. Жаль, что далеко не каждый в этом мире — в целом — способен на это. — Чуя, — поправляет он, смягчаясь. — …Чуя. Да. Нужно поторопиться и найти антидот. Йосано соображает быстрее и уже рыщет среди бутылок за барной стойкой. — Если бы мы ещё знали, кого этим антидотом поить, — бормочет она. — Что, если все стаканы были отравлены? — Тогда у меня для тебя плохие новости, дорогая, — улыбается Дазай. — Мы все умрём! Хигучи активизируется и подключается к Йосано, помогая ей разбирать почему-то эти бутыли с алкоголем. Непохоже на то, что хоть в каком-то из них было настоящее противоядие, но не проверить они не могли. В каждой из бутылок, ожидаемо, находится только алкоголь. Дазай медленно выдыхает и оглядывает каждого игрока, пытаясь понять, кто из них отравлен. Сам он знает, что не пил яда, слишком хорошо помнит, каково это. Даже странно, что Уроборос не подтасовал стаканы, чтобы яд попался именно ему. Чуя вместе с Гин рассматривает всю мелочь, которая спрятана под барной стойкой и рядом с ней. Все они начинают поиски, обшаривая каждый уголок небольшого бара. Кто из них? Наоми трясется, как осиновая веточка, не зная, за что взяться. Никакого обратного отсчета и в помине нет, спасибо Уроборосу — решил усложнить игру. — Осталось двадцать минут! Дазай, придурок, долго стоять будешь? Если отравлен ты, я даже искать противоядие не буду. Часы есть только на руке у Чуи, и он каждые пять минут вслух говорит, сколько времени у них осталось. — Очень жаль тебя радовать, Чиби, но это не я. Дазай обходит помещение по кругу, заглядывая под все столики и стулья, разглядывает картины, висящие на стенах, дергает ручку двери в помещение для персонала — заперто. Может, где-то есть ключ?.. Может, просто вода в остальных стаканах и была противоядием? Глупо. Мозг Дазая за секунды перебирает сотни вариантов. Что ещё мог выдумать озлобленный на весь мир организатор игры? — Ты тут с самого начала, да? — спрашивает Чую Йосано, пока они перебирают бутылки за барной стойкой, неудовлетворенные тем, что ничего из найденного не подходит. — Да, — Чуя открывает бутылку вина и легко улыбается, слыша запах хорошего, дорогого напитка. — Это восьмая игра. — Похвальный уровень живучести. Слушай, я думаю, пора завязывать с этим раем алкоголика, мы ничего здесь не найдем. Перед ними — штук тридцать открытых бутылок с дорогим алкоголем. Чуя только кивает, спускаясь посмотреть, что находится в шкафчиках внизу. Один из них заклинивает, и Чуя просто вырывает дверцу с корнем — ему не нужна способность, и без неё он довольно силён. Посреди пустой полки лежит одинокий кусочек бумаги. — «Чтобы открыть дверь, разгадайте загадку. Подсказка на картинах», — зачитывает вслух. — Слишком просто, — тянет Дазай. Он проводит какие-то манипуляции с выключателями рядом с дверью, и через мгновение она щелкает, открываясь. — Открыл?! — восклицает Куникида, бросаясь к напарнику. Дазай самодовольно ухмыляется. О, этот черт с его способностями к взламыванию замков — все в этой комнате одновременно облегченно вздыхают. — Как вы это сделали, Дазай-сан? — спрашивает Гин. Её всегда интересовали разгадки от Дазая; всё, что казалось сложным и невыполнимым, с его слов оказывалось простейшим. — На картинах нарисованы только корабли, — указывает Дазай. В настоящем Люпине никаких кораблей никогда не было. — Паруса смотрят в ту сторону, в которую нужно сместить выключатель. — Ты не мог сделать это десять минут назад, гений? — ворчит Чуя, заглядывая за дверь. — Чуя сказал, что я гений, слышали? В подсобном помещении оказывается только один стул и голые стены. Никаких больше подсказок. На потолке — одна лампочка, висящая на проводе довольно низко. Очередная загадка — думает Дазай. Чуя застывает на пороге, потому что на этом самом стуле сидит тот, кого давно уже нет в мире живых. — Привет, Чуя. Он сглатывает, косится в сторону — никто из присутствующих никоим образом не подаёт признаков того, что видят этого же человека. Снова. Призраки прошлого преследуют его в этом мире, наступают на пятки, словно сама Смерть с косой и в темном плаще бродит, наблюдает, ждет, когда он уже оступится и в радостных объятиях примет её. Чуя сдаваться без боя не собирается. — Дазай любит этот бар, — продолжает призрак, задумчиво переводя взгляд на потолок, наблюдая за шатающейся лампочкой. — Мы часто сидели здесь втроем. Почему это именно он? Почему Ода Сакуноске? Почему сейчас его видит Чуя, а не Дазай? Когда Ода был жив, Чуя виделся с ним буквально несколько раз и никогда не стремился к общению. Шестерка. Гораздо позже он понял, что этот человек был для Дазая самым близким в рядах мафии. В те кровавые дни именно он был тем, кто дарил Дьявольскому Вундеркинду маленький смысл жизни. Чуя шагает вперед, всем своим видом игнорируя несуществующий фантом. Стены гладкие, плотные, в них нет ничего примечательного. Однако если подсказка Уробороса направила их сюда, значит, противоядие должно быть в этой комнате. Осталось пятнадцать минут. — Я, признаться, никогда не понимал, почему он так много говорит о тебе. Ход мыслей Дазая странен и неведом, но, может, что-то в тебе есть? Что-то, в чём вы похожи? Сакуноске разговаривает будто бы сам с собой, а потом поднимается со стула, оказываясь точно за спиной Чуи. Дазай встает на стул, касаясь лампочки. — Что дальше-то? — Йосано складывает руки на груди. — Может, на ней повеситься? Тут даже стул стоит, очень удобно! Чуя закатывает глаза. — Нет, — комментирует Ода, но слышит его только один человек. — Просто дернуть за провод. — Дерни-ка эту лампочку, — тут же вторит призраку Чуя, поворачиваясь лицом к Дазаю. Свет гаснет, как только он вырывает провод. Что-то с треском падает в зале бара, и все четверо возвращаются обратно. — Я… Наоми, кажется, плохо! — со слезящимися глазами бормочет Хигучи, поддерживая за плечи рухнувшую на пол девушку. Йосано тут же опускается на колени перед ней. — Наоми отравлена? — Нет, — хмурится Дазай. — Паническая атака. — Да откуда ты знаешь? Кто тогда? — шипит Чуя, пока Йосано пытается успокоить Наоми и привести в чувство. Куникида быстрыми шагами носится туда-сюда, раскидывая все вокруг себя в попытках отыскать, наконец, противоядие. — Не знаю, — пожимает плечами Дазай. — Точно не она. Фигура Сакуноске выплывает из-за угла, проводя кончиками пальцев по гладкому дереву барного стула. Тогда Чуя оборачивается и видит, как один из них упал на пол, и на внутренней стороне дерева виднеется слабая, выцарапанная будто, надпись. «Там, где небо соединяется с землей». — Так гораздо интереснее, да? — усмехается Ода, и не понятно, что он имеет в виду — то ли загадку, то ли ситуацию, в которой они все оказались, то ли что-то ещё. Кто знает, что у него на уме. — Если честно, я рад, что Дазай ещё жив. Я очень горжусь им. Пожалуйста, передай ему эти слова, Чуя Накахара. — Боже, нельзя было ещё более тупую подсказку… — Чиби просто слишком глупый для этого, — Дазай рыщет на полках с алкоголем, ещё запечатанных и стоящих в коробке под барной стойкой, а потом вытаскивает оттуда бутылку пива. — Только не говори, что ты собрался пить прямо сейчас! — рычит Куникида. — Фу, я не пью пиво! На этикетке крупными буквами красуется надпись «Horizon». Ну конечно. Горизонт — ответ на загадку. Он открывает бутылку, поддевая железную крышку, и выливает содержимое в первый попавшийся стакан. Потом разглядывает дно, приложившись глазом к горлышку, и победно вскидывает кулак. — Нашел! — Что там? — Следующая подсказка, — Дазай вслух зачитывает едва заметную надпись, неизвестно как появившуюся на дне пивной бутылки. — «Мертвецы не рассказывают сказки». Чуя, дай-ка один из своих ножичков… А, нет, у меня есть! — Ты задрал воровать мои ножи, ублюдок! Дазай только улыбается и подходит к одной из картин на стене. На ней — тоже корабль, только одно отличает его от остальных: небольшой пиратский флаг на мачте. За картиной, хорошо приклеенной к стене, оказывается небольшое углубление. Внутри лежат три одинаковых пузырька с прозрачной жидкостью и ещё одна маленькая записка. — Ну? Это оно, надеюсь? У нас в запасе меньше десяти минут. — «В одном из флаконов противоядие», — читает Дазай. — Может выпить три сразу? — вздыхает Йосано. Она подходит к нему, разглядывая бутыльки — медицинский опыт ей, впрочем, ничем здесь не помогает. Все три выглядят так, будто в них одна и та же жидкость, и бог знает, что там намешано. Чуя замечает, как Хигучи бледнеет на глазах. — Что с тобой? — Меня тошнит, — сипло тянет она. Черт. — Дазай, давай быстрее! Куникида кашляет в кулак, не сводя взгляда с Наоми — он не до конца уверен, что она не отравлена, и помочь ничем не может. Никто из них всё ещё понятия не имеет, кто испил яд. Времени мало. На полу всё ещё лежит тело Каджи в луже крови. Наоми сидит на полу, скребется ногтями по полу и часто дышит, а Куникида просто держит её за руку в попытках успокоить хотя бы так. Хигучи бледнеет на глазах, и Чуя заправляет ей волосы за уши, но не может дать даже воды — потому что воды в этом баре просто нет. Гин где-то находит лед и заворачивает его в тряпку, прикладывая ко лбу Хигучи. Йосано и Дазай открывают все три пузырька, принюхиваются, но все бесполезно. Призрак Оды, всё ещё бродящий по бару, но на которого Чуя предпочел натурально забить и не обращать внимания, вдруг опускает ледяную ладонь на его плечо. Чуя вздрагивает — могильный холод пробирает до костей. — Что, если яд был в стакане Каджи? — предполагает Гин. — Тогда в этой игре нет смысла, — отвечает Куникида. Да ни в чём здесь, нахрен, нет смысла! — хочет заорать Чуя, но ему холодно так, что он не может вымолвить ни слова. — Чуя? — Почему ты не сказал ему? — с каким-то разочарованием, обидой в голове говорит Сакуноске. Скажу. Не сейчас. — Почему? Может, потому что это ты должен быть на моем месте? Чуя хочет замотать головой, хочет сказать чертовому призраку убраться к черту, хочет завопить и сказать, что он ненастоящий и не имеет права так говорить, но может только редкими глотками вдыхать воздух. — Когда-то я мечтал дописать свой роман, и лишился этой мечты. Лишился будущего. Ты станешь следующим. Нет. Ода Сакуноске, какого знал по слухам Чуя, никогда бы такого не сказал. Этого всего не существует. Этого не существует. Разгадка так же легка, как и все остальные, так почему Дазай стоит там и медлит, смотрит, как вкопанный, на Чую? Чуя. — Чуя. Лед пропадает в мгновение, словно его и не было никогда. И тогда Чуя отмирает. — Лед. — Что? — Лед, блять. Дай сюда, — Чуя вскакивает и выхватывает из рук Дазая все три пузырька. — Гин, где ты взяла лед? Она заходит за барную стойку и достает целую упаковку льда из спрятанного за деревянными створками морозильника. Чуя хватает три чистых стакана, кладет в каждый несколько кусочков льда и выливает по отдельности содержимое бутыльков. — Теперь смотрите, — он ставит стаканы на гладкую поверхность дерева. Жидкости немного, но всё равно заметно, как в двух из них лед даже не всплывает. — Нельзя пить три сразу. В двух из них яд. Противоядие, — он протягивает стакан с плавающими на поверхностями кусочками льда, — здесь. В этот же момент Куникида снова заходится кашлем, и все оборачиваются к нему. Из уголка рта тоненькой ниточкой льется алая кровь. — Пей, — Дазай протягивает стакан ему. — Я? С чего ты взял, что это… — Пей, Куникида. Время поджимает. Чуя бросает взгляд на часы — три минуты. Куникида вновь кашляет и больше не спорит. Как только он залпом выпивает антидот, свет в баре гаснет в ту же секунду. Игра закончена. Чуя медленно выдыхает. Призрак Оды шепчет напоследок откуда-то из тьмы, прежде чем исчезнуть: — Запомни мои слова. К чертям Уробороса. К чертям этих призраков. К чертям всех. Наощупь игроки выбираются из бара, прежде убедившись в кромешной темноте, что каждый из них остался жив и не пал отравленным. Чуя чувствует, что кто-то хватает его за руку, пока они поднимаются по лестнице наверх. Теплая и мягкая рука, замотанная выше запястья бинтами. Он не может сдержать улыбки — никто не увидит этого. Тот взгляд Дазая, когда он завис на добрые пять минут, когда все вокруг посчитали отравленным его, Чую. Тот взгляд, на дне которого читалось беспокойство. «Я знаю, что отобрать у тебя и как превратить остаток твоей жизни в кошмар» — слова Уробороса молнией пронеслись в его голове в этот момент, и Дазай правда, правда поверил, что он может. Может отобрать у него Чую. Может, и сделает это, если захочет — вопрос времени. Дазай не убил Черную Королеву, не убил родную сестру Юкио Мисимы, но лишь потому, что то было предупреждением. Он и не желал её смерти. Мог, но не стал. Лунный свет освещает улицу, и тогда Дазай, напоследок сжав ладонь Чуи, отпускает его, как бы ни хотелось ему держаться так за него вечность. Как бы ни хотелось сейчас обнять его. Дазаю, человеку, который ни за что и никогда не признавал, что всегда мечтал обнять Чую. Не сейчас. А пока… Все остались живы. Все, кроме Каджи. Чуе хочется даже усмехнуться, потому что он погиб самой глупой смертью, этот лимонный идиот, но потеря всё равно тянет где-то внутри. Уроборос больше не появляется, но что-то подсказывает, что следующая игра будет гораздо, гораздо страшнее сегодняшней. Что-то ужасное настигнет их куда быстрее, чем они думают.