Catharsis

a day to remember — resentment missio — i’m coming home

Квартира Юкио Мисимы была похожа на типичную японскую, ничто не бросалось в глаза и не выглядело необычным, напротив, вписывалось в интерьер, словно так и задумал её хозяин. В ней было достаточно деталей, которые отсылались на традиционную Японию, не обремененную ещё современной техникой; которую Дазай не застал даже краем глаза в детстве — и не потому, что был мал, а потому, что жизнь его была занята попытками не утонуть в темноте поглощающей его черной дыры. У входа детективов встречал бамбук в горшке, один единственный высящийся на полметра зеленый крепкий стебель с увядшими пожелтевшими листочками от недостатка воды, картина на стене с самураем, а на противоположной — катана. Дазай проводит по лезвию пальцем и даже не морщится, когда острая сталь с легкостью разрезает кожу. Он облизывает выступившую кровь и продолжает осматривать дом пропавшего, подмечая детали: коридор ведет гостей в небольшую гостиную, где в самом центре стоит большой котацу, явно не рассчитанный на одного человека, но и не сказать по описанию Хираоки, что Мисима часто принимает гостей дома — наоборот, был он нелюдимым домоседом; по крайней мере, складывалось такое впечатление. Дазай тихо хмыкает себе под нос, замечая небольшой комод, заставленный старыми кассетами и парой коллекционных моделей машин — легенд уличных гонок. На стене висит самая знаменитая картина, стойко ассоциирующаяся по всему миру с Японией, где она и была, собственно написана — Большая волна в Канагаве. Полы по классике жанра застелены татами, а комната разделялась от коридора раздвижными сёдзи. На том самом котацу было прибрано — Хираока не стала оставлять уже испорченный недоеденный обед брата. В остальном она не соврала, сказав, что особо не стала ничего трогать на «месте преступления» — было оно таковым или нет, детективам только предстояло выяснить. Напротив котацу у стены стоял обычный светлый диван с кожаной обивкой, и, хоть он был похож больше на европейский, в комнату эту очень вписывался. Дазай проходит дальше, в спальню Мисимы, пока Куникида проверяет и осматривает небольшую кухню. И — о, это того стоило — его комната отличается от остальных во всём. Дазай щелкает выключателем, и по периметру зажигаются неоновые подсветки вместо основного света. Стол с игровым креслом явно являются его рабочим местом, а столешница завалена разного рода вещами, вроде пары книг, отнюдь не художественных, каких-то вырванных из блокнотов листов бумаги с записями, несколько пустых кружек с недопитым зеленым чаем — их бы помыть, но Хираока об этом, почему-то, не подумала. На спинке кресла висела черная кофта, а слева от стола на полу в горшке высилась искусственная сакура высотой в метр. Она испускала мягкий розовый свет от листьев и цветков — интересная задумка, но Дазаю такое не нравится совсем. Полки над столом заставлены томиками с мангой и фигурками с персонажами из аниме, и с этими же персонажами у Мисимы были плакаты, развешанные на противоположной стене. Вместо ожидаемого на татами футона стояла вполне себе обычная кровать, большая, двуспальная, но она была даже не заправлена. Дазай всё же касается некоторых стен, шкафов, створок сёдзи, только чтобы убедиться в теории, что в квартире нет никаких спрятанных способностью Мисимы подпространств. Ещё не переступив порог квартиры, Дазай уже знал, что его здесь точно нет, но ради приличия всё равно проверяет. Исповедь молчит, холодя ребра изнутри — капризная сука. Здесь никого нет. На первый взгляд всё и правда выглядит одиноко-скучно, и Дазаю кажется, что если им нужны ответы, есть смысл искать их только в этой комнате и в самом ноутбуке пропавшего. Всё остальное и даже дом Хираоки делу не помогут вовсе — он уверен в этом. — Эй, Дазай, что там у тебя? — кричит Куникида с кухни. Обычная комната подростка, сказал бы Дазай, если бы не знал, кому она принадлежит — оттого и пытается выцеплять глазами больше деталей, чтобы понять, что же в ней не так. Не может быть здесь всё так чисто, Дазай чувствует на подсознательном уровне, том самом, которое никогда не обманывало его, которое всегда спасало и заставляло продумывать планы в миг — то, что он сам называл своим стратегическим мышлением и способностью предсказывать будущие ходы конём. Дазай знает, что в пропаже Мисимы больше подводных камней, чем ему кажется, но — честно — думать так лень, и в голове мысли хаотично переплетаются друг с другом, вытесняя все догадки другими, связанными с пропажей совсем другого человека. Спрашивать, кому и чем же там мафия не угодила, бесполезно: очень многим. Неудивительно очередное покушение на эсперов верхушки Порта, но удивительно то, что исполнитель этого самого Порта так легко попался. Дазай знает, что у Чуи есть всего две слабости, против которых он не может противостоять: отравленный газ и способность самого Дазая. В ином случае с его Смутной печалью любое оружие бесполезно. И, что ж, если Дазай не активировал Исповедь и даже близко к Чуе подобраться не успел — остается лишь вариант с газом. Потому что, ну, даже если Чуя отвлекся на следящего за ним детектива, он точно не мог пропустить внезапную атаку. Если и так — Дазай будет очень долго смеяться из-за этой глупости. Обещает. И всё же. Всё случилось слишком быстро, ни один усыпительный газ не смог бы вырубить Чую мгновенно, к тому же, он мог ненадолго оставить вокруг себя спасительный чистый воздух с помощью той же Смутной печали. Что же случилось за минуту в этом переулке? Дазай уверен, что, разгадав эту загадку, он в тот же момент поймет, в чём причина исчезновения эсперов, а также найдет виновного. Он вздыхает, прикрывая глаза. Комната как комната. Даже потайных мест нет. Куникида что-то ещё там ворчит и возится на кухне, а потом заходит в спальню проверить своего непутевого коллегу. — Я думал, ты тут уже уснул. Всё чисто? — Даже слишком, — пожимает плечами Осаму, разворачиваясь на пятках. — И это очень подозрительно, Куникида-кун! — Как будто здесь ничего и не произошло. Или, — глаза его расширяются за стеклами очков. — Кто-то уже замел все следы. Дазай усмехается, садясь за кресло — к слову, очень удобное. Он бы прямо за ним мог уснуть, растекаясь по спинке; но его тонкие пальцы тянутся к ноутбуку, открывая его. — Ого, неужели ты подозреваешь милую Хираоку-сан? — Дазай набирает код, который сказала сестра Мисимы днём в офисе, и его встречает забитый различными папками рабочий стол. Заглядывает в некоторые из них, названные банальными словами вроде «Новая заметка» и «Документ 8». Даже не постарался придумать названия — и как этот Мисима разбирается во всём этом хламе? Да и выглядит всё сделанным будто для отвода глаз. — Что? Нет, конечно! Она жертва, но точно не преступница. Однако ты прав в одном, Дазай: сводить со счетов не стоит никого. Среди разбросанных различных документов есть и рабочие проекты, названные просто датами их создания. Скучно. Открывает ради приличия этот восьмой документ — где первые семь, интересно? — и видит большой текст на сто с лишним страниц, а на титульной странице значится название. — «Исповедь маски», — читает вслух Дазай и быстро проматывает вниз, глазами пробегаясь по тексту. — Ого, так он всё же писатель, как я и думал. — Что это? — Куникида вглядывается в экран через плечо Дазая, поправляя очки на переносице. — Роман. Дазай открывает ещё несколько похожих документов, и внутри каждого видит тексты разного размера, законченные и нет. — Дазай, — поджимает губы Куникида, когда тот с любопытством вчитывается в некоторые строки, комментируя их вслух, и сам едва ли не с носом погружаясь в экран ноутбука. — Это вообще к делу никакого отношения не имеет. Открой его почту. — Но мне так интересно! Вот, смотри, тут даже есть роман о мужчине, который пытался покончить жизнь самоубийством! Куникида едва за волосы не хватается. — Не смей это ещё и читать сейчас, упырь! Мы так до следующего года провозимся, пока все эсперы не пропадут из Йокогамы! Дазаю бы хватило десяти минут, чтобы раскрыть это дело, если бы оно не казалось таким банальным, и тут он вовсе не лукавит. Ему даже разговаривать с Сидзуэ-сан не кажется необходимым, но Куникида настаивает, очень грозно метая молнии глазами. Она ведь даже не свидетель преступления, так что Дазай не видит смысла в этом допросе. И вообще — хватило одной квартирки Мисимы, чтобы убедиться, какой скучный и обычный человек этот программист-писатель. Его даже больше не удивляет тот факт, что он занимается двумя полярными делами. Ещё одна вещь, которую Дазай вычленяет из этого «обыска-осмотра» — то, что никаких намеков на существование сторонных людей, которые могли бы быть замешаны в похищении человека, нет, как нет и следов взлома и борьбы. И даже учитывая, что одну ночь здесь находилась Хираока, никаких странностей Дазаем не обнаружено. Да и в целом, она, похоже, очень смелая, если осталась буквально на месте преступления на целую ночь в одиночестве. Возможно, она руководствовалась логикой, что на то же место преступник не ступит дважды, и сама она не обладала никакими способностями, чтобы быть похищенной, однако всё же именно она являлась самым близким человеком для Мисимы, а значит, предоставляла опасность для похитителей. Только Дазай уверен, что похитителей здесь никаких не было. Но догадки свои оставляет пока при себе, и бредет послушно за Куникидой, размышляя о прочитанных первых страницах того самого произведения о самоубийце. Глупый человек — но Дазай понимает его расстроенное «самоубийства не получилось». На почте, как и предупреждала Хираока-сан, ничего, кроме рабочих переписок и диалога с ней самой, не обнаружилось. И где, интересно, он общается с друзьями, неужели таковых у него не было? Дазай точно помнит, что об этом упоминалось, но ни один из его коллег и заказчиков не был похож на давних знакомых, и никто из них не вел с Мисимой-саном дружескую переписку. Странности на странностях. Ноутбук детективы всё же забрали с собой — Дазай хотел его отнести Катаю и проверить на удаленные и скрытые файлы, заодно и проверить одну теорию. Куникида что-то там строчит в телефоне, а потом звонит, долго-долго слушая гудки. — Алло? — Дазай слышит недовольный женский голос, доносящийся из телефона. — Здравствуйте, Сидзуэ-сан, верно? Меня зовут Куникида Доппо, я из Детективного агентства, звоню вам по поводу вашего сына. Вы можете сейчас говорить? — Моего сына? Что опять случилось? Куникида бросает взгляд на Дазая, который тоже заметил эту заминку со словом «опять», и продолжает говорить. — Юкио Мисима пропал три дня назад, его сестра Мицуко Хираока обратилась к нам за помощью в его поисках. Мы хотели бы… — Ах, этот бездельник, — раздраженно вздыхает Сидзуэ, даже не дослушав Куникиду до конца — отчего тот хмурится недовольно. По его плану на двадцатой секунде звонка он уже должен был договориться о встрече. — Три дня — слишком мало для того, чтобы сеять панику. Он пропадал и на более долгий срок. Вы могли бы не беспокоить меня больше по таким глупым поводам, как вас там, Куникида-сан? Он вернется через пару дней как миленький. Всего добро- — Извините, но я всё же прошу уделить нам немного времени. Я обязан задать вам несколько вопросов. Дазай поджимает губы, чтобы не засмеяться вслух. Он же говорил — это бесполезно, только ему смешно теперь от того, как Куникиду легко отшивает эта самая Сидзуэ-сан. Какая занятая женщина. — Обязаны? А я обязана выполнять свою работу, и в данный момент у меня нет времени на глупые вопросы. Мой менеджер назначит встречу — у вас будет двадцать минут, и не больше, и я буду говорить только в присутствии адвоката. Всего доброго. Куникида даже слова вставить не успевает, как трубку бросают, но он всё же немного расслабляется, потому что на встречу она согласилась. Дазай хихикает, не сдерживаясь больше, и уворачивается в ту же секунду от подзатыльника, который Куникида хотел от души ему прописать — это не у Дазая тут почти все планы разрушили, между прочим! — Да-а, горячая женщина, — усмехается он. — Кажется, это уже не в первый раз, и она совсем не переживает за сына, — вслух размышляет Куникида. Стрелка часов приближается к шести, у него по расписанию ужин, а им ещё ехать на метро обратно и топать до агентства минут сорок в целом. — Почему тогда Хираока-сан так взволновалась? — Потому что вовсе не в Мисиме дело, — Дазай закидывает руки за голову и разглядывает покрытое серыми облаками небо с легкой улыбкой на лице. — О чём ты? — М? А, просто мысли вслух, не обращай внимания. Куникида размышляет над словами Дазая недолго, потому что знает, как часто он вставляет такие неуместные комментарии, и, как бы ни казалось ему, что в этот раз что-то точно не так, он отмахивается. В логическую цепочку Куникиды никак не вписываются слова Дазая, к тому же, не подкрепленные никакими обоснованиями, поэтому его разум переключается на обдумывание вопросов для встречи с Сидзуэ-сан. В Агентстве удивительно тихо для вечера. Пока заместителя директора не было, некоторые сотрудники уже успели разбрестись по домам пораньше, и сейчас в офисе сидели только Йосано и Рампо, что-то негромко обсуждая за одним столом. Когда на пороге появились Куникида и Дазай, Йосано махнула им рукой приветственно, и указала на стоящую перед ними на столе чашку с яблоками и персиками, которые они с Рампо жевали. — Будете? Кенджи притащил с деревни, такие сладкие. Дазай тут же радостно подскакивает к столу и забирает себе персик, вгрызаясь в сочную мякоть плода. Он растягивается на диване, устало вздыхая — возможно, даже не наигранно, потому что, ну, ничего интересного, кроме романов Мисимы, они не нашли, и вообще всё это было так скучно, что Дазай устал просто находиться в этой его маленькой разноцветной квартирке. — Рассказывайте уже, — требует Акико, закидывая ногу на ногу. Куникида поправляет очки и усаживается за свой стол, раскрывая блокнот на страницах с записями. Ноутбук Мисимы остается на столе Дазая нетронутым. — Мы не нашли никаких следов взлома и присутствия в квартире третьих лиц, что странно. В его ноутбуке тоже ничего интересного, все диалоги чисты, как и квартира. Ничего подозрительного, и это ещё более странно. — Как это — ничего интересного? А как же его романы, Куникида-кун? — тянет Дазай, кидая косточку от персика и попадая ровно в урну. Куникида недовольно дергает бровью. — Ни одной зацепки, — игнорирует он, продолжая свой устный отчет. — Но мы изъяли ноутбук, а ещё договорились о встрече с Сидзуэ-сан, матерью пропавшего. Рампо достает из нижнего ящика чипсы со вкусом краба, и, стоит ему только открыть пачку, как Дазай моментально поворачивает голову и смотрит на него умоляющими щенячьими глазами — только звезд не хватает и виляющего хвоста. Рампо закидывает огромную горсть чипсов в рот, явно не собираясь делиться. Ну и ладно. Ну и пожалуйста. Дазаю правда не хочется теперь давиться яблоками и персиками, когда тут такая вкусняшка, ещё и с крабами, но с ним не делятся вовсе. — Не там ищете, — вставляет всё же свой комментарий Рампо, лениво откидываясь на кресле назад. — Рампо-сан? У вас есть идеи? Куникида добавляет стопку чистой бумаги в принтер и открывает свой рабочий ноутбук, чтобы напечатать шаблоны для отчетов. — Ты сомневаешься в моей сверхдедукции, Куникида? Я разочарован. Если уж вы додумались встретиться с мамой Мисимы, стоит проверить её дом. Дазай слегка щурит глаза. Сидзуэ-сан совсем не интересна ему, и он уверен, что вот она-то уж точно не имеет никакого отношения к делу, а вот дом, в котором сейчас живет Хираока — может многое сказать о своих жильцах. Если честно, ему лень туда идти, поэтому он думает свалить всё это на Куникиду, даже если Рампо прямым текстом говорит, что в этом доме могут быть зацепки. Если так сказал Рампо — значит, точно прав, но Дазаю так не хочется думать, зато очень хочется чипсов с крабом. Вот же крыса, запрячет самое вкусное и потом не делится! Только раздразнил этим запахом пустой желудок Дазая, в котором грустно болтается один только съеденный персик за весь день. И как прикажете размышлять над этим скучным делом без вкусных чипсов? Ай, к черту. — Неужели ты ещё не выяснил виновного, Дазай? — едко усмехается Рампо, жуя свои дурацкие вонючие чипсы — и как только так быстро слопал всю пачку, а! — А ты? — Эй! Если вы оба знаете, кто это, тогда просто скажите, иначе зачем всё это расследование и битва умов? — вмешивается Йосано, сложив руки на груди. — Так неинтересно, — тянет Рампо. — Неинтересно? А то, что эсперы пропадают, интересно? А где Ацуши, никого не волнует? — Я уверен, что с ним всё в порядке, Куникида-кун. Дай мне ещё один день и я всё расскажу, — говорит Дазай, поднимаясь с дивана. Он забирает с собой ноутбук и, махнув рукой на прощание, уходит из офиса. По пути домой всё же заглядывает в комбини и покупает себе крабовые палочки и чипсы, а заодно берет ещё и бутылочку сакэ — большее финансы пока не позволяют, да и ни к чему это. Если бы Дазай выпил больше, точно захотел бы повеситься в эту же секунду, а это так, расслабиться вечером и подумать, наконец, над делом. Он и правда слишком многое отложил, хотя и план действий у него был готов ещё в тот момент, когда Хираока-сан поведала свою историю. Самое странное во всей этой истории — в чём цель этого самого «похитителя эсперов». Секретные опыты над обладателями способностей? Попытки выманить из Агентства выкуп за жизнь их сотрудника? И в таком случае, неудивительно, что Чуя пропал тоже — исполнитель Мафии ценится слишком высоко, но Дазаю кажется, что здесь есть куда более запутанная связь. Мори, естественно, ничего рассказывать не стал — тайны организации, но это и не требуется, потому что Дазай вполне способен выяснить всё своими методами. Оставив дома ноутбук Мисимы и пакет с продуктами, он снова выходит и бредет на территорию порта. Вернее — к рынку недалеко от доков, на котором торгуют рыбой, морепродуктами и сувенирами для туристов. Это не такая оживленная улица, как Харадзюку, но всё же достаточно проходимая. Рабочий день давно подошел к концу, и территория рынка была перекрыта, как закрыты и все лавочки, но ему и не нужны были торгаши в такой поздний час. Дазай заходит за дальнюю палатку со стороны, противоположной порту, и останавливается, прислоняясь спиной к забору. Отсюда видны лишь красные огни на вершинах высоток мафии, и больше ничего. Ждёт недолго — едва ли десять минут, но уже начинает беситься. Прохладный морской ветер пробирается под его тонкий плащ, морозя кости. Неприятно, но Дазай никак не реагирует, стоит в одной позе, словно каменная статуя, и смотрит в никуда. Вокруг ни единой души, раздаются только далекие сигналы машин с трассы и рев мотоциклов — проснулись ночные гонщики. Его всё это не интересует, но подмечает просто краем сознания каждую мелочь вокруг себя, может, чтобы оставаться в этой реальности и не погрузиться слишком глубоко в размышления, а может, ему просто скучно стоять тут и ждать. Желтые фонари, свет которых не достигает переулка, в котором спрятался Дазай — пусть он и не мафиози больше, но всё также отлично сливается со мраком. Слегка влажный асфальт, потому что утром шел дождь. Небо графитового оттенка: тучи никуда не делись, и, если взглянуть правее, неясно, где заканчивается водная гладь и переходит в грязные, наполненные всё ещё водой тяжелые облака. Под ногами валяются куски картона, какие-то даже целлофановые пакеты, рыбные кости — обратная сторона рынка, и это вовсе неудивительно. Здесь разгуливает множество кошек и собак, которые таскают, бездомные и голодные, эту рыбу и наедаются в темных углах. Дазай даже замечает одного такого черного кота недалеко от себя, и он, как назло, переходит дорогу именно там, откуда Дазай пришел — и туда же пойдет после обратно, чтобы вернуться домой. Он не суеверен, и этот кот забавляет его, поэтому Дазай смотрит вслед ему, машущему напоследок хвостом, словно красным флажком; а ему даже интересно, случится ли что-то такое и правда из ряда вон выходящее? Может, под машину попадет на обратном пути, и его страдания в этом мире наконец закончатся? Он тихо усмехается. Когда темная невысокая фигура тенью подбирается ближе и останавливается в метре от Дазая, он даже не моргает. — Ты опоздал. — Простите, Дазай-сан, — фигура кланяется и вновь выпрямляется, не вынимая рук из карманов. — Я старался уйти незамеченным. Плевать он хотел на это. Не обращая внимания на отговорки, Дазай вскидывает одну бровь и молча вглядывается в бледное лицо напротив. Пора бы перейти к делу, и лучше это сделать быстро — Дазая ждут дома любимые крабы, между прочим. — Говори, Акутагава.

***

Сиренево-синее небо бледнеет медленно и неохотно, пропуская между густых облаков солнечные лучи — такие же, наверняка, ненастоящие, как и весь мир вокруг, только ощущается всё совсем как в реальности. И запекшаяся на плече кровь, и огнестрельное ранение — Чуя ни за что в жизни не сказал бы, что всё это было не по-настоящему. Он всё так же ощущает боль, жгучую от антисептика и даже более неприятную от него, чем от насквозь пролетевшей пули, но даже не дергается; привык за столько лет в мафии. И не такого он натерпелся за свою жизнь, особенно — в несчастные шестнадцать, что и говорить сейчас об одной единственной пуле. Царапина. Заживет, как на собаке — и с этим сравнением в голову проникает издевательский смех Дазая и его же ухмылка от извечных нескончаемых шуток про животных этих и про причастность Чуи к роду их великому, и Чуя даже злится почти натурально и наяву, что вспомнился ему этот обмудок в бинтах. Даже когда нет рядом — бесит, раздражает, одно его имя, упоминание, намёк — и хочется об стенку размазать, ножом вспороть глотку и утопить заодно в заливе, чтобы точно больше даже в мыслях не появлялся и не мешался своим присутствием. Он моргает и, успокаивая себя, снова вглядывается в небо. Рассвет — алое горящее солнце почти полностью поднялось над горизонтом, освещая их полутемный угол в маленьком комбини. Чуя мысленно замечает, что город за прошедшую ночь ни капли не поменялся: всё застыло будто в одном временном промежутке, и только солнце и луна продолжают свой ход; всё же остальное исчезло, словно и не существовало. Одно радует — нет ливня. Ночь казалась бесконечной. После того, как Уроборос растворился в воздухе и не оставил им выбора, кроме как продолжать движение по канату на сумасшедшей высоте — для Чуи раз плюнуть, и он справился бы быстрее без груза в виде Ацуши, хотя, стоит сказать, что он осмелел после первого опыта и дальше шел даже быстрее — они оба приняли решение переждать время и разведать обстановку. Кто знает, что ждёт их дальше. В чем Чуя точно не сомневался — что на одной «игре», как назвал её Уроборос, этот цирк не закончится. И цирк ли? Чуя ощущал себя так, словно и правда снова попал в роман Эдгара По, только не знал, что нужно сделать, чтобы выбраться. Хорошая мотивация поискать ответы — засиживаться в этой пародии на Йокогаму не хотелось вовсе. К тому же, у Чуи остались незавершенные дела, и терять время здесь он точно не готов. Когда Чуя и Ацуши прошли последний канат и почти вернулись в точку начала, дверь, ведущая с крыши, сама собой распахнулась в тот же миг, и парни, не раздумывая, бросились по лестнице вниз. На первом этаже вновь зажглись экраны, и в этот раз их встретил голос Уробороса, поздравляющий с прохождением первого испытания. Он также сказал, что им положена награда в виде недолгой спокойной жизни до начала следующей игры. А также предупредил, что выходить из города нет смысла даже пытаться — «наши глаза и уши везде, стоит вам только сделать лишний шаг — вы умрете в ту же секунду». И был таков. С его исчезновением город снова погрузился в мрачную безликую тишину, тяжелыми ладонями ложась на плечи вынужденных выживать в родном городе парней. Почему только они двое? Есть ли в городе кто-то ещё, помимо них? И зачем они здесь — если они всё ещё живы, в чем цель этих испытаний? — Вот и всё, — мягко говорит Ацуши, завязав узелок на бинтах. Чуя поворачивает голову, разглядывая повязку; Ацуши вызвался помочь ему обработать рану — очень настойчиво, явно пытаясь выразить так благодарность за спасение, и Чуя не стал сопротивляться, хотя и сам мог бы справиться спокойно. — И где ты научился раны зашивать, кошачья морда? — Чуя ухмыляется — замотал он его добротно, точно ничего не просочится; и надевает обратно рубашку. И она, и бомбер теперь продырявлены, но это не страшно, и даже высохшие темные пятна крови для Чуи не в новинку. Не до новой одежды сейчас. Он, однако, и правда удивляется тому, как Ацуши уверенно держал иглу с нитью и наживую затягивал края рваной раны, и ни слова не сказал. Чуя, в свою очередь, молчал в ответ, пораженно сначала наблюдая, а потом и вовсе погрузился в размышления свои. — А, ну, — Ацуши чешет затылок, поднимаясь на ноги. — Кёка научила меня шить. Она показала мне на ткани, как соединить разошедшиеся куски и сказала, что это может мне однажды пригодиться, если вдруг придется зашить… эм, человека. Чуя украдкой улыбается. Анэ-сан научила Кёку всему, что знала сама, и была и правда хорошей наставницей — Чуя ощущает гордость. Он скучал по Коё. Ему бы хотелось сейчас выпить с ней чая и просто посидеть в приятной компании. Может, спросить совета или просто обматерить всех вокруг, получая в ответ недовольный взгляд и легкий подзатыльник за нецензурную брань. Ацуши приносит с ближайшей полки коробки с лапшой и деревянные одноразовые палочки — им стоит поесть и поспать перед новым днем, пусть он уже начался. Чуя думает сначала кипятить воду на свечках, потому что электричества у них всё ещё никакого нет, но потом находит кипятильник, работающий на батарейках. Отлично — Чуя берет бутылки с водой и большую кастрюлю из отдела с посудой. Помимо этого он приносит за их узкий стол у окна, которые есть во всех магазинчиках и за которыми обычно люди спокойно могут поесть свою лапшу, упаковку с чаем и какие-то даже персиковые моти. Он сам сладкое ест очень редко, но сейчас так захотелось, да и что добру пропадать, всё равно здесь никого нет. Пока вода греется, Чуя распаковывает свою коробочку с лапшой — острая, со вкусом морепродуктов. Рядом Ацуши с голодным блеском в глазах засыпает сразу три порции и нетерпеливо ждёт кипяток. Чуя, задумчиво пожевывая конец деревянной палочки, наблюдает за ним: неужели он так голоден даже без своего тигра внутри? Или так сказался стресс от непривычной обстановки? Чуя мог бы понять его лет шесть назад, но сейчас он только безразлично переводит глаза на закипающую воду в кастрюле, а после заливает кипятком лапшу. Не сказать, что Чуя, спустя долгие годы на посту исполнителя Портовой мафии стал бесчувственным сухарем, которому плевать на всё, что не касается его самого и мафии, вовсе нет. Он всё ещё оставался эмоциональным, он всё ещё был добр в глубине души к невинным и беззащитным созданиям, которым, если мог, помогал втайне, всё ещё очень сильно любил животных и хотел бы завести собаку или кошку, если бы не бесконечная работа, из-за которой времени на животное оставалось бы совсем мало. Но касаемо его чувств по поводу его вынужденных почти-коллег, с которыми связывала тоненькая ниточка перемирия и канат противостояний и вражды, он был настроен куда более скептично. Его не интересовала личная жизнь этого самого Ацуши, а особенно его восторженные рассказы про дни в Агентстве и его совсем не похожих друг на друга коллег-детективов. Или — Чуя пытался убедить себя в этом, чтобы не привязываться к мальцу. Он всё же был невольным союзником этого самого детектива сейчас и не мог оставить его одного. То ли из-за какого-то чувства долга, то ли боялся, что без него Ацуши не выживет, а ему, Чуе, потом отвечать за это, то ли потому что сам не хотел оставаться в абсолютном одиночестве в пустой Йокогаме — он бы долго держался, потому что готов был к любым пыткам, и точно не сходил бы с ума долгие дни, но с Ацуши было веселее в разы: тот оказался неплохим собеседником, учитывая сомнения Чуи. Он жует этот самый персиковый моти и запивает зеленым чаем, вглядываясь в то же окно, за которым утро давно вступило в свои права, разгоняя тучи и освещая яркими солнечными зайчиками половину их магазина. Им нужно найти место для ночлега, собрать провизию и средства первой помощи, а также запастись водой. Чуя не спал больше суток, и потеря крови ослабила его ещё сильнее, поэтому на первое место в списке приоритетов он ставит нормальный сон. Пытаясь построить логическую цепочку и разобраться в причинах их попадания в этот параллельный мир, Чуя спрашивает у Ацуши, что было до того, как он оказался здесь — может, какое-то дело, враг объявился, или его просто похитили прямо с улицы — почти как самого Чую, но об этом он не упоминает. За ним, между прочим, следили минимум два человека, а если учитывать ещё и Мори в наушнике, который контролировал ход операции напрямую — и того больше. Чуя обязан выяснить, что стало катализатором и привело их в эту точку. Чуя обязан вытащить себя и непутевого Ацуши отсюда, вытащить, чтобы после вырвать ребра тем, кто поместил их сюда. И забрать своё, потому что он уверен в связи Уробороса с пропажей важных документов из архивов мафии, как и в связи этого с предупреждением информатора и последующим попаданием в альтернативную Йокогаму. Он использует все способы, всё, что угодно, но выберется отсюда и выбьет все ответы. Ацуши — и как только успевает всё — дожевывает третью порцию лапши и, явно не наевшись, хватается за упаковку бутербродов с ветчиной и сыром и прямо в процессе их открытия начинает рассказ о своём последнем перед исчезновением дне. Он говорит довольно подробно, считая, что каждая деталь может навести их на новые мысли и на причины произошедшего, и Чуя удивляется этому доверительному к нему отношению; на его месте Чуя не стал бы так много рассказывать даже вынужденному союзнику, но его сердце греет это доверие, потому Чуя и сам смягчается даже. Стоило бы, наверное, обсудить всё это после сна, а не сейчас, уставшими и взмыленными, не спавшими больше двадцати четырех часов, но Чуя поел и вполне себе способен сейчас соображать. Да и не привыкать ему к такому малому количеству сна, хотя это всегда было больше привычкой Дазая, и Чуя в те времена в мафии поражался всегда — как его мозг способен даже в критическом состоянии выдавать гениальные планы и стратегии, а главное, они все безотказно работали. — А потом Рампо-сан сказал, что тот пропавший Мисима на самом деле незарегистрированный эспер. Его способность нестабильна, хотя Дазай-сан посчитал, что он сам в свою способность и перенесся и никуда не пропадал. Это… может быть правдой. И всё же, если Мисима пропал, значит ли это, что он тоже здесь, как и мы? — Хочешь проверить город? В этом есть смысл, но даже если этот ваш Мисима здесь, он мог хорошо спрятаться, — Чуя хмурит брови. — И если учитывать теорию, что он появился в этом месте раньше нас, почему его не было на игре? Возможно, в других местах города проводятся ещё игры, либо его здесь вообще нет. Об этом же думает Ацуши, дожевывая второй бутерброд из упаковки. Он выглядит теперь сытым и успокоившимся, и это даже по-своему радует Чую. Не впервой ему видеть тигра в моменты принятия решений и размышлений над сложной ситуацией, в которые эсперы Йокогамы частенько попадают, и все же есть что-то в этот раз отличающееся, выбивающееся из череды тех воспоминаний, которые о нём сохранились у Чуи. Он с одобрением отмечает, что Ацуши повзрослел, не только телом, но и умом — и заслуга ли это Дазая или же лишь его собственная? Знал бы Чуя, как часто Ацуши слышит вместо внутреннего голоса слова своего наставника и внимает им, как ясным лучам солнца, пробивающимся сквозь мрачные тучи — безвыходные ситуации. И у него правда получалось найти эти самые выходы; потому Чуя, убедившийся в его отваге и бесстрашии в очередной раз после разборок со Смертью Небожителей и покрытым мутной пеленой отрезком времени в Мерсо, о которой он знал лишь со слов босса, верит в то, что Ацуши здесь и сейчас — его союзник, и он точно так же, как и сам Чуя, верит в существование разумного выхода. Верит в то, что у них всё получится. Не может не. Если бы не было угрозы убийства, Чуя бы тоже не участвовал в этой клоунаде, как Мисима — чье присутствие в этом мире всё ещё не доказано ничем, но не играть он не может, потому что таковы правила, установленные Уроборосом. Кем бы он ни был — обладателем способности, что создала этот мир, создателем игр или просто даже ведущим, говорящей головой без права принятия собственных решений, действующей лишь по приказу сверху. Кем бы он ни был — Чуя и его найдет, и выбьет из него ответы. Уж в своих силах он точно не сомневается, и ему не нужен неведомый призрак голосов в голове, чтобы принять решение. И всё же что-то не дает ему покоя. Рассказ Ацуши о расследовании никак не связан с его делами в мафии в последние пару недель, но стойкое ощущение связи между этими двумя событиями не отпускает Чую. Они собирают провизию и возвращаются к зданиям мафии, и Чуя ведет их наверх, в собственный кабинет, потому что придумывать что-то изощренное сейчас у него нет сил, да и лучшего ближайшего места для ночлега им не найти. В этом мире способности не спрятаться, поэтому Чуя решает пойти по пути наименьшего сопротивления и остаться в месте, которое знает, как свои пять пальцев. Ацуши не сильно возражает, пусть и чувствует себя волнительно из-за нахождения на территории мафии, буквально в самом её сердце, но оставаться одному — значит, умереть. Да и связи здесь нет никакой. Выбор невелик. — Ты можешь спать на диване, — говорит Чуя, достав из шкафа мягкий плед и подушку. — Ого, у вас такой большой кабинет! — восхищенно осматривается Ацуши, чувствуя себя немного не в своей тарелке, но быстро привыкает, не наблюдая никаких враждебных сигналов со стороны Чуи. Напротив, он очень к нему благосклонен. — Раньше это был кабинет Дазая, — пожимает плечами Чуя. — Не то, чтобы у мафии было мало лишних кабинетов, но этот — из тех, что принадлежит обычно исполнителям, и расположение у него удобное. Не знает, зачем объясняет, на самом деле, но у Ацуши от упоминания его семпая тут же загораются глаза — черт, зря, наверное, он его упомянул, Ацуши теперь явно хочет знать подробности о его прошлой работе. — Каким он был в мафии? Чуя застывает на месте, слегка сжав в руке бутылку с водой, и так и не двигается, вглядываясь куда-то сквозь собственный рабочий стол. Знал бы Ацуши, как одним вопросом поставил исполнителя в тупик. Каким Дазай был? Тем ещё ублюдком. Раздражающим, вечно издевающимся над Чуей и отпускающим неуместные комментарии по поводу любого его действия и слова; шутил над его ростом, над шляпой, хотя знал сам прекрасно, зачем она нужна. Вел себя так, словно Чуя — его личная служанка, послушная собачка, горничная, кто угодно, и Чуя никогда не терпел это и отстаивал свою честь и гордость. Они грызлись по поводу и без, и даже если на поле боя они идеально чувствовали друг друга, были лучшими партнерами и с одного взгляда понимали действия и мысли другого, вне битв — так и не научились нормально разговаривать. И даже так. Даже так, часто они проводили время вместе, играли в игры, жевали мороженое, обсуждали всякую ерунду, что вытекала после всегда в споры и отстаивание своей точки зрения. Переживали друг за друга и заботились даже — тихо, молча, ничего не говоря, по-своему. Выражая поддержку так, как умели, ведь никто не учил их действовать по другому, и друг друга за друзей они не считали. И всё равно доверие, связывающее их души воедино, крепко держало Двойной Черный вместе, доверие это проносилось сквозь года и по сей день оставалось натянутой ниточкой между ними. Что бы ни случилось, как бы ни повернулась их жизнь, они всегда могли доверить друг другу собственные жизни, знать, что второй всегда прикроет со спины. Может, поиздевается слегка, но никогда не даст умереть. И — то, что Чуя помнит со своих безбашенных шестнадцати, то, в чём он точно больше никогда не будет сомневаться — Дазай считает его человеком. Уверен в этом так, как уверен в своем желании покинуть этот бренный мир. И Чуя, черт бы побрал эту бинтованную скумбрию, верит в это. Знает это. Всё, что происходило между ними, не касалось работы Дазая с другими людьми в мафии; он всегда был ебанутым, как считал Чуя, но также часто, как включал свой клоунизм, он погружался в черную дыру собственной души и становился вмиг отстраненным, безразличным и пугающе пустым. Многие боялись его черных бездонных глаз, его мертвого взгляда, его кровожадной улыбки и крепкой уверенной руки, держащей пистолет. Дазай был патологическим лжецом, и никто не мог отличить, когда он говорил правду, а когда его слова текли выдуманным потоком. Его страшились, один его взгляд заставлял кровь холодеть в жилах — но с Чуей никогда это не работало. С самого момента их знакомства Чуя не боялся Дазая, никогда. И это было тем самым связующим звеном, что заставило Дазая таскаться за ним и издеваться над этим солнечным комком энергии; потому что никто больше в этом мире — в те времена, по крайней мере — не относился к Дазаю как к обычному человеку. Как к подростку. Как к равному. Мори был прав, наверное, когда говорил ту идиотскую воодушевленную фразу — алмаз полирует алмаз. Чуя мог бы посчитать себя тем самым редким человеком, которому удавалось пробиться под маски Дазая и видеть за ними его если не настоящего, то очень приближенного к этому. Он мог бы посчитать себя тем человеком, который понимал Дазая. Он раздражал до дрожи, бесил так, что ярость скапливалась огненным шаром в груди и сжатых кулаках, и как бы Чуя ни обещал себе, что убьет его когда-нибудь — так и не убил до сих пор. И не уверен, что в принципе сможет, по крайней мере, будучи в своём уме. Дазай был мрачным и холодным, часто пытался убить себя, чем выбешивал не только Чую, который видел зачастую все эти попытки и собственноручно спасал его, но и Мори, и даже Коё. Дазай не жалел никого и не ценил ни одну жизнь в этом мире, особенно свою собственную; использовал любые способы, чтобы добиться цели, чтобы исполнить свои планы, жертвовал кучей, кучей жизней шестерок, но добивался необходимого, даже если эти смерти были абсолютно напрасны и без них могли бы обойтись многие его миссии. Дазаю плевать было на всех абсолютно; даже в мафии он был лишь потому, что ему было скучно. Именно поэтому он не видел ценности ни в чем, именно поэтому очень легко ушел, оставив после себя лишь горелый пепел и тянущийся мрачный след его властвования на посту исполнителя. Мафия — не детский сад, не обычная организация, защищающая город, и никогда не стремилась решать дела мирным путем и законными методами, нет, и всё же, после его ухода многим сотрудникам жить стало спокойнее. Чуя не сразу замечает, что погрузился в воспоминания настолько глубоко, и сквозь туман будто слышит голос Ацуши, который так и не дождался ответа. — Я… Извините, Чуя-сан, вы можете не отвечать, — тактично говорит он. Чуя медленно выдыхает, делает глоток воды из бутылки, до сих пор сжимая её в руке, и пожимает плечами. — Все в порядке. Хочешь знать, каким твой наставник был до того, как стал белым и пушистым, значит? Ацуши негромко усмехается. — Ну, я слышал, что он убивал людей и был жутким. Демонический вундеркинд, кажется, так его называли? — Дурацкое прозвище. Он всегда был идиотом, но люди боялись его жестокости и безразличия ко всему вокруг, вот и придумали это. Ацуши не может представить себе, как можно бояться Дазая, потому что он, пусть и был ленивым и слегка странным, но никогда не вызывал таких эмоций. Чуя разворачивается и опирается бедрами о стол, сталкиваясь взглядом с детективом — он сидел на диване, скрестив ноги и обнимая подушку, словно готовился слушать какую-нибудь сказку, а не историю прошлой жизни его коллеги. Чуе кажется это смешным и наивным, но он совсем не против поведать некоторые моменты. Никто ведь не узнает, если он слегка приукрасит? И даже если Дазай об этом прознает от тигра, что ж, значит, задача Чуи выполнена на сто процентов. Не то, чтобы в его глазах Дазай мафиозной версии был каким-то монстром, но и оправдывать его поступки Чуя не станет; он сам всё ещё является исполнителем мафии, и сам делал поступки гораздо хуже, он тоже убивал и продолжает убивать людей, и всё же — Ацуши он пугать не хочет. Он опускает многие детали, рассказывая о некоторых буднях давних дней в мафии, рассказывает о том, как они устраивали розыгрыши, как издевались друг над другом и спорили, как Дазай придумывал идиотские планы, которые всегда безотказно работали. Чуя не замечает даже, что разбалтывает больше, чем хотел, и всё это затягивается ещё на час с лишним, и прекращается тогда, когда давным-давно взошедшее солнце начинает печь спину сидящего на столе Чуи. Ацуши, клубком свернувшийся на диване и укутавшийся пледом, говорит сонно, не открывая глаз: — Вы и правда его очень цените. Чуя замолкает, пока Ацуши, не догадываясь даже, что сказал что-то не то, сладко засыпает. В его груди остается идиотское чувство опустошения после этого разговора, и Чуя со злостью понимает, что этот мелкий тигр прав. И это всё равно не мешает ему ненавидеть Дазая. Всей его грязной мафиозной душой. Чуя закрывает окно шторами и, взглянув в последний раз на спящего Ацуши, уходит в соседнюю небольшую комнату, в которой стоял ещё один диван — там Чуя часто спал, когда оставался на работе допоздна и уставал так, что сил не было доехать до дома. С каким-то теплом и толикой неизведанного ощущения, в котором он не признает гордость и восхищение, Чуя понимает, что Дазай воспитал и наставил Ацуши на верный путь.

***

На самом деле, сложно понять, с чего начинать. Искать Мисиму или кого-либо ещё из возможных пропавших эсперов — как искать иголку в стоге сена, но больше им неоткуда начинать. Чуя, взяв с парковки одну из машин, выезжает вместе с Ацуши в глубины Йокогамы. Спали они недолго, но если для Чуи подобный режим сна вошел в привычку, и он, пусть и недовольный и раздраженный, но всё же проснулся, то Ацуши вставать далось тяжелее. Чуя поворчал с полчаса, но стоило только ему заварить кофе, разогрев тем же кипятильником воду, и сделать живительный первый глоток, как весь мир стал выглядеть вполне себе приемлемым и не таким даже отвратительным. В том, что Йокогама пуста, он находил даже какой-то плюс, пусть и любил людей и находился в их обществе постоянно, но так давно, оказывается, не оставался в тишине. Когда он в последний раз отдыхал, интересно?.. Полуденное солнце грело, но не жарило, а на небе в этот раз не было ни облачка. Это всё ещё была не настоящая Йокогама и в этом факте Чуя был уверен, как в том, что его волосы рыжего цвета, и ему даже неинтересно было, совпадает ли погода здесь с городом в реальности и может ли обладатель этой способности как-либо менять весь мир. Чуя размышляет об этом, пока завтракает. На самом деле, если она работает по принципу книги Эдгара, то обладателю способности даже необязательно находиться внутри мира, как и необязательно что-то контролировать и поддерживать постоянно свою способность; ведь если держать иллюзию, например, своими силами постоянно, можно и умереть от истощения организма в очень короткие сроки. Способность работает как невидимый орган, и истощение от долгого использования ощущается так же, как если очень много бежать, или, например, бесперестанно тягать тяжелую гирю. Существуют эсперы, которые могут одним прикосновением заставить бесконтрольно активировать способность, и обладатель не в силах самостоятельно её остановить — отчего умирает в муках от усталости и слабости. Как загнанная лошадь. Чуя надеется никогда не встретить такого эспера на своём пути; хотя — ему и встречать никого не надо, его собственный бог, запечатанный внутри, сделает всё за него. Он ведь и сам не может контролировать бесконтрольный поток Порчи, и именно это истощает его организм, превращает органы в мясо, а кости в труху, и мучает его до тех пор, пока его не остановит способность Дазая. Этот вариант с постоянно активированной силой кажется Чуе совершенно точно не применимым к этому миру. Воссоздать точную копию целого города — что это за способность такая? И есть ли в ней какие-либо бреши, дыра в коде, ошибка, что угодно, через что можно выбраться в реальность? В книгах того лохматого с личным енотом была, по крайней мере, цель — найти убийцу или же переубивать всех персонажей в книге, а здесь… Здесь даже людей нет, кроме них самих. Стоит сказать, что Чуя попробовал рассмотреть документы, которые находились у него на столе, в ящиках и даже в сейфе в шкафу. Его не сильно удивило найденное: все листы были абсолютно пустыми, белыми, будто на них никогда ничего не было написано. А сейф и вовсе пуст, засекреченных документов там тоже не оказалось. В этом и была брешь копии Йокогамы, многие детали просто упущены, потому что ни один человек не смог бы воссоздать точную копию и каждую пылинку и буковку восстановить с реального мира. Особенно документы, доступ к которым имел только Чуя Накахара. Все, что он обнаруживает — блок с сигаретами в ящике, свой пистолет и пару клинков. Спасибо и на том, что оружие в этом мире осталось. Чуя вооружается ножами, потому что свой любимый уже успел потерять из-за идиотского Уробороса ночью, а лишним оружие никогда не будет. Ацуши потирает сонно глаза, даже умывшись уже, и забирает свою порцию кофе. Он не любитель, ему больше нравится зеленый чай, но Чуя уже сделал ему чашечку, поэтому из вежливости Ацуши кофе выпивает. Если бы он имел при себе свою способность, у него бы тотчас вылез тигриный хвост и встал торчком — настолько редко он пьет кофе. Зато определенно взбодрило. Чуя дает один из своих пистолетов Ацуши, и тот молча принимает его, даже не пискнув — смышленный пацан. Они берут с собой бутылки с водой и перекус из комбини недалеко от здания мафии, а после отправляются на поиски чуда. Чуя бы посмеялся, посмотри он на себя со стороны, потому что бросаться в дело, не зная, что искать и не имея на руках достаточно информации — это, скорее, удел Дазая версии пятнадцати лет, но никак не исполнителя, который на посту этом уже пятый год. Но выбирать не приходится. Сидеть без дела он не смог бы в любом случае. Ацуши его энтузиазм разделяет и не имеет ничего против. Трасса пуста, но машины на обочинах дорог и во дворах всё равно есть, и казалось, будто они едут по полупустой Йокогаме ранним утром, когда все ещё спят. Но часы Чуи показывали уже пять вечера, вполне себе работая, как обычно. Десятое июля. Несколько часов они тратят на то, чтобы объехать Йокогаму, но ничего не находят. Ничего подозрительного, ничего интересного — всё тот же город, только пустой и тихий до жути. Ни Чуя, ни Ацуши никогда его таким не видели, а после ночного выброса адреналина не было сил на какие-то эмоции и вообще на обдумывание окружающей их атмосферы. Живы, и ладно. Всё казалось диким. Игрушечным. — Чуя-сан, — зовет Ацуши, когда они останавливаются прямо на дороге — пуста всё равно, и Чуя переливает из канистры бензин в топливный бак. — Как вы думаете, каким будет следующее испытание? Он сдувает мешающуюся челку с носа и слегка хмурится. — Ты хочешь, чтобы я тебя успокоил или сказал правду? Ацуши поджимает губы. В руках он складывает в несколько раз пустую упаковку от онигири, просто чтобы занять руки. — Если тебе нечем заняться, притащи из бардачка салфетки. И онигири тоже, умираю от голода. Если бы он сам знал, что их ждет. В его принципах действовать на месте, особенно в тех случаях, когда он при любых усилиях не может предугадать, что будет. Нет смысла тратить нервы и время на пустые размышления, потому что делу это никак не поможет, как и не продвинет их в расследовании. Чуя думает, что в следующей игре — которая черт знает когда будет — он определенно должен выяснить у Уробороса цель всего этого цирка. Сейчас у него на руках слишком мало карт, отчего приходится буквально выживать и выжидать время. Опустошенные и расстроенные бесполезной вылазкой, они едут в обратную сторону, проезжая по пути Детективное Агентство. Ацуши предлагает подняться и осмотреть его внутри — надеется найти хоть что-то там, но это их последний вариант на сегодня. И именно в этот раз им везет. Совсем рядом со зданием они замечают группу из трех человек, и Ацуши тут же просит Чую остановиться — потому что люди эти явно им обоим знакомы. Удача, что они решили поехать в эту сторону, и, хоть и не надеялись на такие скорые ответы, всё же получили хоть какое-то продвижение. Не в самую лучшую сторону, потому что люди эти тоже лишь жертвы обладателя способности, но — по крайней мере, они теперь не одни. Дело это не сильно меняет. Чуя останавливает машину, и они оба выбираются на улицу, когда к ним навстречу бежат детективы. — Ацуши! Ты живой! — кричит Наоми и кидается на него с объятиями. Танизаки рядом мягко улыбается, а Люси с подозрением смотрит на Чую. — Что вы здесь делаете? — спрашивает она, прищуриваясь и обращаясь к мафиози. — Тот же вопрос к вам, малышня, — парирует Чуя. Выглядят они все слегка дезориентированно и настороженно — Чуя понимает эту реакцию. Странно очутиться в один момент в абсолютно пустой Йокогаме, но им повезло и не повезло одновременно оказаться втроем вместе. Одеты они так же, как обычно, будто только что были на работе и вышли после смены. Солнце давно село, и этот полутемный уголок возле кирпичного строения освещают только фары заведенной машины. Танизаки отводит взгляд, взяв в свои руки право разъяснить ситуацию. — Вечером мы возвращались домой после работы, и на нас напали какие-то два парня в масках. Мы не успели даже среагировать и рассмотреть их, как всё вокруг обратилось в темноту, а потом мы оказались здесь. — Мы думали, что все в городе исчезли! — расстроенно бормочет Наоми, не выпуская из объятий Ацуши. — Когда они напали, Люси не успела спрятать нас в своей способности, и мы так быстро оказались здесь. — Блять, — шипит под нос Чуя, прикладывая руку ко лбу. Похитители, эти идиоты — взяли троих разом. Джекпот. — Поздравляю, теперь вы тоже застряли здесь без способностей. — Без… способностей? — хмурится Танизаки и пытается активировать свой Мелкий снег, но у него, очевидно, ничего не получается. — Но Наоми ведь не эспер, — замечает Ацуши. — Почему она здесь?.. На его вопрос нет ответа, и ребята только глупо пожимают плечами. — Значит, это вы тот пропавший эспер из мафии, Чуя-сан, — кивает Танизаки. — Откуда вы это знаете? Он хмурится. Прошли всего сутки, что там вообще произошло в реальности? — Так, рассказывайте всё, — командует Чуя, и в его твердом голосе слышится сталь, присущая ему. Часто в таком тоне он обращается к подчиненным, и это сильно напрягает детективов. — С чего бы вдруг нам доверять мафии? — С того, что здесь нет смысла во вражде. У нас, вроде как, перемирие, нет? И если вы знаете какую-то информацию о пропаже эспера в мафии, значит, ваш директор точно связался с Мори, я не прав? — взрывается Чуя. Отсутствие хоть каких-либо ответов окончательно добивает его тянущееся сквозь весь этот идиотский день раздражение и выводит из себя. — Не хочу пугать ваши наивные задницы, но когда здесь начнется следующая игра на выживание, вы одни тут подохнете. Наоми округляет глаза: — Какие ещё игры? — Мы вам потом расскажем, — говорит Ацуши, пытаясь сгладить накаляющуюся обстановку. — Мне тоже интересно, что там случилось. Вы нашли похитителей? Или Мисиму? — Этим занимаются Дазай и Куникида, — сдаётся Танизаки, слегка дергаясь, когда Наоми в защитном жесте встает рядом с ним и хватает за руку. Чуя усмехается: уж не от него точно надо защищаться. — Дазай? Этот бездельник… Какого хрена, я уверен, что с его мозгами он мог ещё вчера все выяснить! Чем он вообще занимается в этом вашем Агентстве? — Эй! Ацуши не комментирует, но ему очень хочется ляпнуть, что Дазай обычно оккупирует диван и отмахивается от нагонов Куникиды. Однако он только украдкой улыбается: помнит ещё рассказ Чуи о его напарнике и теплую ностальгию в словах, пусть сам мафиози этого и не замечал. — Ладно, ладно. Предлагаю подняться в агентство — там все обсудим, — говорит Танизаки и тянет сестру за собой. Единственный плюс от появления ещё парочки детективов и этой девчонки, работающей в их кафе, который может выделить Чуя — это получение новой информации. Танизаки рассказывают о том, что ВДА и Мафия объединили усилия в поиске виновных в пропаже эсперов, правда, далеко не продвинулись. Но теперь у них есть адрес квартиры этого Юкио Мисимы, и не только Чуе теперь кажется странным, что все они пропали, а самой первой жертвы в этом месте нет. Или они плохо искали, и Мисима прячется где-то в городе, не высовываясь. Чуя предлагает поехать и проверить его дом и здесь, а не только в реальности, как это делали Дазай с Куникидой; к тому же, детективы не знают сами, к каким выводам пришли их коллеги. Каждый из них сказал, что сестра пропавшего, Хираока-сан, была очень милой и расстроенной, а также сильно помогала делу. — Нет, я всё равно не понимаю, как вы ещё не додумались. А как же этот ваш Рампо, он же со своей гениальной дедукцией может раскрыть дело за мгновение? Расслабились совсем, дети. — Не смейте так говорить про Рампо-сана! Если он не предпринял никаких действий, значит, ещё не время, и всё идёт по его плану. Как и Дазай — он, конечно… своеобразный человек, но ещё ни один преступник не ускользнул из его рук! — защищает коллег Наоми, ревниво приобнимая брата. Чуя хмыкает. — Ага, мне не рассказывай, я-то Дазая побольше твоего знаю, — он морщится и играется зачем-то с зажигалкой. Они набрали еды и вылезли на улицу, разожгли небольшой костер прямо во дворе и сидели вокруг него всей компанией, продолжая обсуждать ситуацию, в которой оказались. Чуе хотелось курить, но прямо здесь, в присутствии кучки подростков, он этого делать не собирался — отголоски разума ещё не покинули его голову. Он прекрасно знал, что является среди всех этих людей белой вороной — или, вернее, чёрной среди белых — но его это никак не волновало. Да, ему не могли доверять так, как, например, Ацуши, и среди детективов он был единственным мафиози, но не время сейчас для давних разногласий и споров. Им лучше бы держаться вместе, что и пытается донести до недоверчивых ребят Чуя — иначе все они здесь поубиваются. Атмосфера вокруг была мрачной по мнению Чуи, и детективы чувствовали себя настороженно, но в целом им было довольно комфортно — они находились на своей территории, пусть и не в реальности, а горячий чай и еда ненавязчиво подарили им ощущение спокойствия. Они говорили между собой, и Чуе казалось, что он не должен быть слушателем, но всё равно продолжал сидеть. Люси куталась в кофту Ацуши, которую он нашел в шкафу в офисе, а Наоми жалась к брату, явно не согреваясь от жара костра — ночи были холодными. Все это «лагерное чаепитие», как его в мыслях обозвал Чуя, ни разу, к слову, не бывавший в лагерях, напоминало до чертиков затишье перед бурей. Это ему не нравилось, но сделать с этим он ничего не мог. Говорят, перед смертью не надышишься, и если эти ребята сейчас находят успокоение в этом мирном — ну, почти — времяпровождении, то флаг в руки, бог вам судья. Чуя ничего не имеет против, подмечает просто то, что детективы и правда выглядят, как одна семья. И в очередной раз Чуя ощущает тоскливо скребущееся изнутри чувство одиночества, редко-редко показывающее когти, пока Чуя не запихивал его глубже, чтобы не думать об этом вовсе. Во всем мире он был лишь сам с собой. Если целью было настроить Мафию и Детективное Агентство друг против друга, то похитители явно выбрали не лучшую тактику. А если они хотели таким образом избавиться от Чуи — ещё глупее, потому что он-то как раз и считал себя тем человеком, который точно выживет в любой игре и останется до самого конца. Даже без своей способности. По плану у них всё, значит. Вот как они оправдываются. Чую раздражают такие многоходовочки, и он скорее поверит в то, что Дазай сам сюда попадет через пару дней — и плевать на его способность обнуления — чем так скоро вытащит их. Чуе никогда не нравились планы Дазая, особенно те, в которые он его не посвящал, разыгрывая целый спектакль, а каждый участник операции имел свою роль и был своеобразной пешкой, которыми Дазай, как марионетками, умело управлял. Знаем, проходили. Придурок. Лучше бы ему поторопиться с выполнением своего плана, иначе Чуя за себя не ручается. Насчет Рампо он даже не сильно злится, хотя помнит до сих пор с недовольством, как этот хитрожопый детектив запихнул его в книгу своего приятеля из Гильдии. Люси греет в руках чашку чая, о чём-то тихо разговаривая с Ацуши. Чуя остается даже без поддержки этого мальца, который пытался в силу своего характера разрешить все конфликты мирно. — Мне всё равно, что вы думаете, я уверена, что Дазай-сан и остальные вытащат нас отсюда. Вот увидите! Чуя закатывает глаза и поднимается. Нет, больше он не вытерпит без спасительной сигареты. — Лучше бы вам поспать. Кто знает, когда настигнет опасность, — бросает он напоследок и отходит за угол здания, не глядя на детективов. В своих словах Чуя оказывается до невозможности прав — ранним утром их будит сирена и яркий, ослепляющий свет. Складывалось ощущение, что над городом летают вертолеты и светят фонарями прямо в глаза сквозь окна офиса. Чуя остается на ночь там же, пусть и чувствует себя неуютно в этом месте, но никто в целом не выражает сопротивления, когда Ацуши вежливо приглашает Чую-сана переночевать здесь. Никаких вертолетов, конечно, на улице нет, зато сирена продолжает вопить, отчего все в помещении настороженно подскакивают. — Что это? — бурчит сонно Танизаки. — То, о чём я говорил, — Чуя потягивается и первым поднимается, прикладываясь к бутылке с водой. — Смотрите. Он указывает на раскрытый экран ноутбука на столе Куникиды, который горит неоновой надписью, а после переводит взгляд за окно: там, на огромном рекламном экране, дублируется то же сообщение. — Здесь же вроде не было электричества? — замечает Люси. — «Парк Ямасита» — вслух читает Ацуши, зевая. Значит, следующая локация для игры — парк возле набережной. Снова порт. Чуя хмурится, в очередной раз перепроверяя свои запасы оружия. Спал он плохо. Пусть ему и не снятся сны, но заснуть он долго не мог — сначала его преследовали тревожные мысли и воспоминания о вчерашней «встрече» с Флагами и их ранящие слова, а потом до невозможности разболелась раненая рука. Чуя долго ленился вставать, надеясь уснуть, но не смог терпеть: спустился к машине и собранным запасам, выуживая новый моток бинтов и какие-то обезболивающие таблетки. Перевязал по новой свою рану и, вернувшись в агентство, кое-как заснул на пару часов. — Мы должны идти туда? — закусывает губу Наоми, руками прочесывая запутавшиеся волосы. — Что, если мы не пойдём? — Хочешь рискнуть и проверить — оставайся здесь, никто тебя не заставляет, — закатывает глаза Чуя, закидывая в рот кусок моти и направляется к выходу. — Спускайтесь. Долго ждать не буду, иначе пойдете пешком. И скрывается за дверью. Никто не противится его разумным словам, и детективы быстро запрыгивают в машину Чуи, направляясь в парк. Ацуши садится на пассажирское, а остальные теснятся сзади, негромко обсуждая странности этого мира. Ни один из них не знает, что ждет их впереди, оттого напряжение так сильно охватывает воздух, что, кажется, скоро молнии начнут искрить внутри машины. На входе в парк их ожидает небольшой столик, на котором лежат пять широких пластиковых браслетов. Они стоят минуту в непонятных ощущениях, переглядываясь, потому что не знают, что делать, но прежде, чем кто-либо из них начинает задавать в пустоту глупые вопросы и рваться в неизвестность, ровно в двух метрах от них, за забором, из ниоткуда возникает фигура человека. Уроборос. Чуя сжимает челюсти, вглядываясь в парня при свете дня. Выглядит он точно так же, как вчера, и пусть освещение в этот раз лучше, и стоит он гораздо ближе, черты его лица всё равно слабо узнаваемы. Та же рубашка с драконом, та же маска и панама. Чуя все равно жадно вглядывается, подмечая каждую деталь в его образе, его минимальную мимику и жестикуляцию, рост, цвет волос и глаз — единственные различимые признаки. Впитывает глазами всё, что может дать ему хоть какую-то подсказку. — Добро пожаловать в парк Ямасита! Не стесняйтесь, дорогие гости, эти браслеты для вас. Эта фраза вовсе не вызывает доверия, но детективы послушно надевают браслеты, как и Чуя. Они крепко застегиваются, так, что их нельзя просто так стянуть с запястья, и моментально зажигаются голубым светом. Интересная вещица — наверняка, тоже часть способности. — Что вам от нас нужно? Зачем мы здесь? — раздается голос Танизаки, и Уроборос тут же начинает хихикать. — Чтобы играть, конечно. Чуя решает не выжидать время и рвется вперед, пытаясь напасть на Уробороса, но его тут же предупреждает просвистевшая над головой пуля. Чуя уворачивается, наплевав на это, и в два прыжка оказывается рядом с парнем, но коснуться не успевает — Уроборос телепортируется за его спину и приставляет пистолет к затылку. — Чуя-сан! — Ещё одно лишнее движение — и я выстрелю. Или тебе хватает свинца в организме? Чуя выворачивает его руку и резко разворачивается, уходя от очередной пули, но и на этот раз схваченный Уроборос просто растворяется прямо из его рук, оказываясь теперь позади Ацуши. — Я польщен таким вниманием, но дважды повторять не буду, маленький глупый мафиози. — Выпусти нас отсюда, ублюдок! Какого хрена мы должны участвовать в этом цирке?! — рычит Чуя. Детективы настороженно замирают на своих местах, переводя взгляды с Ацуши, которого в захвате и на прицеле держит Уроборос, на Чую — он так разозлен, что, приблизившись, можно загореться. Он напоминает дикий огонь и один его вид пугает, и всех остальных волнует, как бы он не совершил лишний шаг, пожертвовав жизнью Ацуши ради своих неизвестных целей. Они боятся даже шелохнуться, но Люси всё равно не сдерживается, шипит змеей: — Не смейте. Уроборос ожидаемо на вопросы не отвечает, пристально наблюдая за ним. Чуя жмет кулаки, но сдается быстро. Он не хочет смертей, и Ацуши ещё смотрит ему прямо в глаза так жалобно и умоляюще, что даже при желании он бы не шелохнулся. Сука. Сука. — С вашего позволения я продолжу, — усмехается Уроборос, отходя на шаг назад от Ацуши. Тот облегченно выдыхает, но тут же оборачивается лицом к человеку с пистолетом, чтобы быть при случае готовым к новой атаке. — На этот раз игра очень проста: один из вас случайным образом будет выбран «акулой», а остальным достанется роль «рыбок». «Акула» может поймать «рыбку» и коснуться её, тем самым передав свою роль. У вас будет минута, чтобы спрятаться, и пять — на саму игру. О, чуть не забыл: выходить за территорию парка запрещено, иначе — смерть. Удачной игры! В момент, когда Уроборос в очередной раз исчезает, браслеты на руках игроков начинают моргать, и на них появляется таймер с обратным отсчетом. Чуя поднимает запястье к лицу — его браслет горит красным, в отличие от детективов, чьи сияют тем же светло-голубым цветом. 0:59 — мигает таймер. Да чтоб ты сдох, Уроборос. Чуя — акула. Секунд десять они теряют просто потому, что стоят и не знают, куда податься. — Прячьтесь, идиоты, блять! — гаркает Чуя. — Бежим! — восклицает Наоми и, схватив Танизаки за руку, бросается к центру парка, в сторону фонтана. Остальные бегут врассыпную по всему парку, но Чуя следит за каждым краем глаза, чтобы понять, в какую сторону бежать ему самому. Он понятия не имеет, каким образом в этой игре работает система выживания, и кто умрёт в конце концов — акула или четыре разбегающиеся рыбки. Чуе не хочется жертвовать ничьей жизнью, но у него здесь нет права выбора, и он не смог даже призвать Уробороса к ответам и что-то выяснить. Зато — он сжимает в руках его панамку, которую удалось снять — у него есть эта идиотская вещь. Смысла в которой не было, но она не исчезла вместе с Уроборосом, а значит, он точно не создан способностью, а является человеком. И это вновь возвращает его к мысли о том, что Уроборос может быть создателем этого мира. Однако в момент схватки он успел рассмотреть ещё одну деталь — на задней стороне шеи у него была небольшая татуировка в виде змеи, кусающей себя за хвост — тот самый уроборос, в честь которого он взял себе этот идиотский псевдоним. Уже лучше. 0:10 — оповещает таймер, и Чуя срывается с места вглубь парка, запихивая по пути панамку в карман своего бомбера. Это подождет; сейчас его цель — найти хоть одного спрятавшегося. У него было преимущество — Чуя знал парк Ямасита как свои пять пальцев из-за его близости к порту. Отсюда даже видно черные верхушки небоскребов мафии, припыленные туманом. В тишине города, не загрязненном шумом машин и людей, слышно каждый шорох, и он выцепляет звуки ломающихся веток, шаги по траве и асфальту со всех сторон, но сам идет медленно, продвигается вперед, словно хищник. Единственный шум, который мешает ему теперь — вода в фонтане. Она заглушает любые шорохи и является хорошим местом для того, чтобы спрятаться. Местность довольно открытая, здесь не так много высоких деревьев, но есть скамейки и множество плотных кустов, за которыми можно легко укрыться. Эта часть называется садом роз, и здесь очень много цветов и деревьев сакуры, которая давно уже отцвела. Парк длинный, и с одной стороны он выходит на набережную, которая, в свою очередь, является ещё более пустым пространством, и туда никто точно не сунется — слишком просто поймать. Пусть Чуя и не обладает высоким ростом, но бегает быстро и уверен, что никто из детективов его в этом не переплюнет. Разве что только тигр, но именно его местоположение Чуя предположить не может. 4:00 Он обходит фонтан со статуей в центре по кругу, и тут же рвется вперед — господи, неужели можно быть настолько глупым, чтобы остановиться прямо посередине? Это Люси, и она моментально вздрагивает и пугается от того, что её заметили. Чуя бежит за ней прямо по воде, плевать, а она рвется в кусты, топает прямо по цветам и перепрыгивает через камни. Люси кричит во весь голос, пока бежит: может, пытается предупредить тех, кто спрятался, что за ней погоня, а может, настолько испугана всей этой ситуацией, что не может найти иного способа выразить свои эмоции. А может, она просто любит кричать, кто её знает. Бегает она быстро, но не быстрее Чуи. Только эта пронырливая аловолосая девчонка берет и резко разворачивается в обратную сторону, а Чуя, не сразу успевший среагировать, едва не падает прямо на землю. Зато теперь он видит прямо за деревом рядом с ним Танизаки, и в ту же секунду касается его руки, срываясь в противоположную от него и Люси сторону. Где тот потерял свою сестру — Чуя понятия не имеет и ему не интересно, сам он просто бежит вперед, не оглядываясь. Танизаки становится акулой, а браслет Чуи загорается приятным голубым цветом. На таймере меньше трёх минут. Чуя слышит, как кричит Наоми, как она велит ему рвануть за мафиози, и бежит даже вместе с ним, доверяя брату. Доверяя так, будто он не коснется её и не отдаст роль акулы ей — он и правда этого не делает. Однако Танизаки не хочет передавать эстафету никому из своих коллег, и только бегает по каменным дорожкам, разыскивая свою единственную жертву. Чуя прячется внутри небольшого полукруглого фонтана за каменной сценой — она находится на спуске и в углублении его почти не видно за водой. Он весь мокрый, но плевать ему на это сейчас, потому что он тоже хочет жить, очень, блять, хочет, и поэтому трусливо прячется, сливаясь с камнями в своей черной одежде. Только рыжие волосы могут его выдать, но мокрые и в полутьме этого места они выглядят гораздо темнее, и вообще Чуя хочет переждать оставшиеся полторы минуты, а потом идти и искать способы выбраться в реальность. Отсюда до сада цветов метров триста, если не больше, Чуя довольно далеко убежал, и фонтан этот — не лучшее место, чтобы прятаться, потому что он тоже выходит на открытую местность, и если кто-то с зорким глазом выйдет из гущи цветов и кустов — может заметить его в центре каменных лестниц и сооружений, и вообще Чуя может даже не прятаться, а выйти и стоять на открытой площадке внизу, потому что так быстрее и проще убежать. Он думает об этом пару мгновений, но решает не вылезать — не слышно рядом никого, а значит, всё в порядке. Но ощущение неправильности его действий душит. Словно он очень сильно ошибся. Голоса Танизаки и Наоми затихают, и Чуя едва слышно выдыхает, ощущая себя загнанной овцой. Идиотские игры. Идиотский Уроборос. Его сердце стучит так, словно вырвется, неугомонное, из груди, но бояться ему нечего — только ощущается что-то неизбежное, что должно вот-вот произойти. Веревкой на шее затягивается и царапает горло. Осталась минута. — Танизаки! — Чуя слышит голос Ацуши, и он раздается совсем близко. Чуя видит, что он побежал за ними обратно в этот сад, чтобы, может, добровольно забрать статус акулы себе, но секунды неумолимо быстро утекают, совсем как вода из этого фонтана. Чуя ненавидит себя за то, что сидит сейчас здесь, пока дети из агентства пытаются найти выход и спастись. А что, если акула выживет, а все остальные умрут? Он не может этого знать, поэтому не может понять, правильно ли он поступил, что вообще погнался за ними. Он мог ничего не делать, просто спрятаться и дождаться конца вместе с горящим кроваво-красным браслетом, а не подставлять так детективов. Он не хочет в это играть. Он больше не хочет находиться здесь. Десять секунд — таймер моргает, не оставляя ему и шанса что-то уже исправить, но Чуя больше не в силах прятаться. Он вылезает из фонтана, оглядываясь по сторонам, и не видит вокруг никого. Где они все, черт возьми? Три-две-одна — и Чуя закусывает губу, гипнотизируя взглядом свой браслет. Игра закончилась. Он слышит выстрел, зажмуриваясь, потому что готов к самому худшему, но… Он всё ещё жив. Чуя всё ещё жив и дышит часто, а сердце продолжает стучать в его груди, вопя от опасности. Облегчения от этого факта он не ощущает вовсе, а напрягается только сильнее. Он слышит выстрел в тот же момент, когда заканчивается игра, а затем — дикий крик, который просто не может принадлежать человеку, но никто иной не мог так кричать. Браслет Чуи гаснет и сам расстегивается, падая на землю пустышкой без цвета, и тогда он срывается на бег — в ту сторону, откуда слышал выстрел. Он проебался. Он пиздецки проебался. Акула мертва. Это он должен был быть акулой и оставаться ею до конца игры. Чуя слышит глухой вой, и обнаруживает всех детективов возле того же фонтана, где пряталась Люси — и замирает, не доходя до них и пары метров. Никто не оборачивается, пусть и услышали его шаги и тяжелое дыхание. Не оборачиваются и не реагируют никак, молчат, не в силах даже вдохнуть, и слышно только дикие, раздирающие душу рыдания. Всё кажется таким нереальным, и, хотя Чуя знал, что игра на выживание — это не шутка, всё равно не был готов видеть смерть так скоро и так близко. Смерть шла бок о бок с ним всю жизнь. Чуя не был хорошим человеком, Чуя убивал людей и не только виноватых и преступников. Чуя терял близких, терял всех своих друзей — смерть забрала их так рано, забрала у Чуи всё, что было ему очень дорого, и он мог понять это отвратительное тянущее чувство скорби. Утраты. И в этот раз вся история повторилась — снова по его вине. Он пиздецки, пиздецки проебался. На земле у фонтана лежит Танизаки, под головой которого огромной лужей растекается кровь, смешиваясь с брызгами воды, а над его телом, сгорбившись, плачет, воет раненым псом Наоми. Завесившись черными волосами, она что-то шепчет, сорванным голосом просит его очнуться, просит не покидать её. Хватается руками за его окровавленное лицо и пачкается в крови сама, трясется и дрожит, как осиновый лист, но ничего вокруг не замечает, и никто не говорит ни слова. Ацуши сидит рядом на коленях, а глаза его, напуганные, не могут оторваться от холодеющего тела Танизаки. Чуя правда не хочет больше играть. Чуя хочет уйти отсюда, уйти так далеко, чтобы не знать больше этого, не видеть смертей, не хочет выживать неизвестно ради чего и продолжать весь этот глупый цирк на потеху Уроборосу и его компашке похитителей. Его руки сжимаются в кулаки, чтобы хоть как-то скрыть дрожь, бегущую по телу — и вовсе не от холода. А Наоми вдруг поднимает голову и смотрит точно на Чую — она разбита, она выглядит, как погасшая звезда, бледная, заплаканная. Потерявшая только что собственного брата. Самого родного человека в своей жизни. Она смотрит пронзительным взглядом на него, и её выражение лица меняется, выражает теперь такую дикую и неописуемую ненависть, какую Чуя видел в свой адрес далеко не раз и не два, но до этого дня он никогда не принимал такие взгляды на свой счет. Он был безразличен, потому что плевать хотел на большинство убитых собственными руками — но не в этот раз. В этот раз он убил члена детективного агентства. — Это ты виноват, — шепчет едва слышно Наоми, не моргая почти, а руки её не отнимаются от холодных ладоней брата. Чуя не слышит её слов, различая только по движению губ, но она повторяет. — Это ты виноват! Это ты во всём виноват! — кричит она, срывая голос. — Из-за тебя он умер, ты его убил, слышишь?! Ты убил моего брата! — Наоми… — тянется к её плечу Ацуши, пытаясь успокоить, но она отмахивается и поднимается резко — её ноги дрожат, всё её тело дрожит, но уже от злости, и она срывается к Чуе, крича в его адрес проклятия. Обвиняя его. Чуя не может пошевелиться — что там, он даже слова сказать не может, словно его язык прирос к нёбу. Он ведь ничего не сделал, да? Почему тогда он ощущает такую вину, сравнимую по силе с той, когда погибли Флаги? — Всё из-за тебя, ублюдок! Из-за тебя! — Наоми кричит и кидается на Чую, пытаясь бить его кулаками по груди, но он хватает её запястья чисто на рефлексе и держит крепко — он сильнее, и потому удерживает хрупкую дрожащую девушку, понимая прекрасно при этом, что её гнев обоснован и что он, может, заслужил даже всё это. А Танизаки не заслужил. Он не должен был так умирать. Он, как и все остальные, как и все эти ещё дети, должны жить свою долгую счастливую жизнь. — Наоми, прекрати! — кричит вслед Ацуши, качая головой, пытается вглядеться в лицо Чуи, но оно не выражает абсолютно ничего. Так, словно его это никак не трогает, но это лишь защитная реакция, и Чуя физически не может ничего сделать. Только продолжает держать вырывающуюся и брыкающуюся Наоми. Чуя не смотрит даже на неё — его взгляд расфокусирован и направлен в никуда, а Наоми всё кричит и, выдыхаясь, срывается на глухие рыдания. Ацуши всё же подходит к ней и осторожно обнимает за талию, пытаясь оттянуть от Чуи — она сдаётся и утыкается ему в плечо, не переставая плакать, и тогда Чуя отпускает её руки и отходит на шаг назад. Ацуши поглаживает её по голове и спине в успокаивающем жесте, а Люси стоит в стороне, не умея поддерживать вовсе, просто молчит и смотрит в землю, обнимая себя руками. Её косички расплелись и растрепались, а в волосах зацепились листья — упала, наверное, пока бегала, только Чуя уже не обращает ни на что внимания. Он не должен быть здесь. Это не его горе. Не его утрата. Чуя переводит взгляд на Ацуши и сталкивается с его взором — он смотрел на него всё это время, и когда ловит взгляд потемневших синих глаз, шепчет едва слышно, одними губами, зная, что его поймут: — Вы не виноваты. Чуя качает головой и делает ещё один шаг назад. И ещё — и уходит из парка вовсе, не замечая, куда бредет. Ноги кажутся ватными, а звенящее напряжение в груди никак не хочет расслаблять свои тиски, и Чуя понимает умом, что такой исход был бы в любом случае и мог произойти с любым из них. Только он мог избежать этого — но тогда, пойдя по пути наименьшего сопротивления, он бы умер сам, и тогда не смог бы ничего выяснить, и тогда не смог бы помочь остальным детективам проходить игры. Ага. Помог уже. Танизаки мертв, и Чуя ничего не смог сделать. Солнце насмешливо едва-едва греет его мокрые волосы и плечи, пока Чуя бредет до машины, и он не замечает, что едет уже куда-то, не замечает, что разгоняется до двусот, не замечает, что доезжает до окраины города и забредает в очередной магазинчик и хватает с полки бутылку виски и ещё три пачки сигарет. Не замечает, находится в вакууме каком-то, в пузыре, пока садится прямо на асфальт и прикладывается к бутылке. Он не должен так ощущать себя спустя столько времени, спустя столько лет работы в мафии, спустя столько убитых людей, смазанных и неразличимых, но в его голове бьется набатом одна лишь мысль. Это моя вина. Какого черта он наделал. Какого черта это всё происходит с ними. Чуя вглядывается в голубое небо и думает о том, что хочет, невыносимо сильно хочет своими руками задушить Уробороса.