пёс и (не) его тень.

Лихорадка разрывает Локи изнутри, затуманивая сознание и смешивая реальность со сном. Он лежит в укрытии, тяжело дышит, жар обжигает, холод пробирает до костей. В глазах плывёт, но он чувствует рядом тёплое присутствие. Охра. — Ты здесь… — шепчет Локи, его голос едва слышен. — Я всегда здесь, — отвечает Охра, склоняясь ближе. Его голос глубокий, обволакивающий, будто эхо из другой реальности. — Я не оставлю тебя. Локи всматривается в очертания тьмы, которые на мгновение кажутся ему более чёткими. Он видит что-то похожее на лицо, расплывчатое, но такое знакомое, что у него перехватывает дыхание. Голова кружится, и Локи инстинктивно тянется вперёд. — Ваня? — бормочет он, взгляд затуманен. Охра молчит, но не отстраняется. Его черты, на мгновение обретшие форму, будто зовут Локи ближе. Он не понимает, что делает, но наклоняется, его губы касаются чего-то, что должно быть плотью, но вместо этого отдаёт мягкой прохладой и странной вибрацией, как будто тьма соглашается на этот поцелуй. Время останавливается. Локи чувствует слабое, почти нереальное прикосновение в ответ, и его сердце срывается в бешеный ритм. Всё это длится всего секунду — или может быть, вечность — а потом Охра отстраняется, оставляя Локи в тёплом коконе своих рук. Когда лихорадка наконец отступает, Локи не может понять, что это было. Сон? Бред? Реальность? Он помнит, как тянулся к Охре, как прикоснулся к его губам, но теперь кажется, что это всё лишь плод его воспалённого воображения. — Ты… — начинает Локи однажды, но не решается договорить. Он видит лишь привычные очертания тьмы, мягкие и расплывчатые, без лица, без эмоций. Охра молчит. Но потом, когда Локи полностью оправляется, всё меняется. Это происходит в очередном убежище, тихом и заброшенном. Локи сидит в старом кресле, неподвижно смотрит в окно, где солнце заливает улицы ранней весны. Он всё ещё думает о том поцелуе — или видении — и пытается понять, что же это значит. Охра появляется внезапно, как всегда, и подходит ближе, как будто что-то решив. Его тёмное тело на этот раз выглядит иначе: не просто размазанные очертания, а ясные, чёткие линии. Когда он наклоняется к Локи, его лицо впервые становится настоящим. Это лицо, которое Локи узнаёт сразу. — Ваня, — выдыхает он, не в силах отвести взгляд. — Я давно заметил, что тебе нужно это увидеть, — говорит Охра, его голос тихий, но уверенный. — Чтобы ты наконец понял. Он наклоняется, и на этот раз всё происходит медленно, осознанно. Локи видит, как тьма тянется к нему, как губы Охры обретают форму и прикасаются к его. Это не сон, не видение, не воспоминание. Это происходит сейчас. Поцелуй мягкий, но настойчивый, как будто Охра пробует это впервые, но уже знает, что делает. Локи отвечает сразу, его пальцы тянутся к лицу Охры, касаются тёплой, будто человеческой кожи, и он дрожит от эмоций. Когда Охра отстраняется, Локи остаётся на мгновение в тишине, не веря своим глазам. — Это правда ты, — шепчет он, разглядывая лицо Охры. Оно не полностью Ваня, но достаточно, чтобы сердце Локи сжалось. Глаза, линии скул, чуть приподнятые уголки губ. Всё это — воспоминание о человеке, которого он потерял. — Это всегда был я, — отвечает Охра. — Но и не я. Ты и сам знаешь, Локи. Локи не отводит взгляда. Он проводит пальцами по щеке Охры, большим пальцем касаясь линии его губ. — Ты красивый, — говорит он наконец, срывающимся голосом. — Это ты сделал меня таким, — отвечает Охра, и в его голосе звучит что-то, что Локи не может до конца понять. — Ты и твои сны. Весна разгорается за окнами, но в этом моменте мир будто замирает. Локи смотрит на Охру — на Ваню — и впервые за долгое время чувствует, что прошлое и настоящее могут существовать рядом.