пёс и (не) его тень.

Локи всё чаще ловит себя на том, что ждет, когда Охра снова заговорит. Это странное чувство — смесь раздражения и какого-то глубокого облегчения. Охра, конечно, пугает его до чёртиков: этот шёпот в голове, который звучит слишком близко, как будто чужое сознание дотягивается до самого сердца. Но молчание пугает ещё больше. В их блоке, помимо них двоих, теперь содержатся ещё несколько объектов. Иногда Локи слышит, как что-то тяжело царапает стены в соседней камере, будто пытаясь вырваться наружу. В другом конце секции доносится мерзкий, булькающий звук, похожий на сдавленный смех. Что это за существа, Локи не знает. Он видел лишь тени — слишком большие, слишком неправильные. Но ему не хочется узнавать их ближе. С Охрой всё не так. Да, его тень за стеклом выглядит чуждой, зубастой, будто не принадлежит этому миру. Но он говорит. Он помнит, кем был. И это делает его… настоящим. — Ты не заметил?— Охра снова пробирается в его голову, голос тихий, словно ленивый шёпот. — Тот, кто в третьей камере, снова пытается прогрызть стену. Хочешь поставить, что он отгрызёт себе лапу до утра? — Я не ставлю на монстров, — фыркает Локи и откидывается к стене, пытаясь сделать вид, что ему всё равно. — Ты-то зачем наблюдаешь? Делаешь заметки для своего дневничка? — Может быть. Хотя, если честно, они меня утомляют. Все, кроме тебя. Локи поднимает голову. — Почему? — Ты человек, даже сейчас. Ты… держишься. Большинство таких, как ты, сразу теряют голову. А ты? Ты всё ещё думаешь о музыке. О том, что было. Разве не так? Локи хмурится, не сразу находя, что сказать. — Ты тоже помнишь, кем был, — бросает он наконец. — Помнить и держаться за это — разные вещи. Ты ещё не сломался. Это… любопытно. Локи отворачивается, чувствуя, как внутри всё сжимается. Кажется, Охра видит его насквозь. Иногда это злит, но чаще… привлекает. — Тебе самому-то что интересно? — спрашивает он, стараясь отвлечься. — Тебя тянет к людям, но ты же… ты сам уже не человек. — Я?— голос Охры звучит неожиданно мягко. — Наверное, я изучаю тебя, Локи. Ты напоминаешь мне того, кем я был. Мы ведь оба бежали от чего-то, верно? Ты — в музыку. Я — в чужие жизни. Бармен, фотограф… я всегда прятался за чужими историями. А теперь прячусь за этим стеклом. Удобно, правда? Локи смотрит на стекло. Тень за ним собирается в нечто похожее на силуэт, но лицо по-прежнему скрыто. Он не может понять, врет Охра или нет. Но, странное дело, ему хочется верить. — Ты был человеком, — говорит Локи тихо. — А что с тобой случилось там, в Разломе? — Это длинная история. Но мы ведь не спешим, да?— Охра будто улыбается своим голосом, но в этой улыбке слышится что-то горькое. —Скажу так: я взял то, что мне не принадлежало, и оно забрало меня. Когда-нибудь я расскажу тебе больше. Если ты выдержишь. Локи хочет спросить ещё, но замолкает. Ему всё ещё страшно. Страшно от того, что он не понимает Охру, от того, что голос чужака становится всё более и более важным. Охра — единственный, с кем можно поговорить, кто может понять, каково это: потерять себя, но всё ещё цепляться за остатки прошлого. Одиночество делает их разговоры чем-то неизбежным. Локи старается думать, что всё это — просто способ не сойти с ума. Но всё чаще он ловит себя на мысли, что жаждет узнать о тени за стеклом больше, чем следовало бы.