Неизбежное

—…можно всё-таки узнать, чем мы вызвали у вас столь сильное неудовольствие? — Стервятник явно сдерживался из последних сил, произнося эти слова. Он стоял, сцепив когтистые пальцы на рукояти трости, и буравил Ральфа взглядом. В янтарных глазах плескалась злость, не изливавшаяся на воспитателя в виде неконтролируемого мата лишь по той простой причине, что Стервятник был слишком уж воспитан. Вежливый очень. А вот Ральф не был. Он вообще оказался той ещё тварью и скотиной. — Нет, — отчеканил воспитатель, не пряча злорадной ухмылки. — Нельзя. — Ладно… — выдавил из себя Стервятник. Когти глубже ушли в рукоять, звякнули кольца. Наверняка потом останутся царапины. И здесь он сумел ему подгадить — ведь это была любимая трость пернатого. Вообще, всё начиналось довольно мило и безобидно. Ральф заглянул к своим воспитанникам на чай — и они встретили его с характерным птичьим радушием, о котором ходили целые легенды по Дому. Отсюда никто не уходил голодным, не поенным чаем или чем покрепче. За «покрепче» он и уцепился. — А что это у вас там стоит?.. — поинтересовался Ральф невиннейшим тоном, взглядом указывая на ровный ряд бутылок, притаившихся на каминной полке. Вожак оглянулся через плечо, с гордостью улыбнулся. — Это наши настойки поспевают, — ничего не подозревающий Стервятник встал, прохромал к полке и выцепил одну из мутных бутылок. Усевшись на прежнее место, протянул её воспитателю. Ральф с таинственной полуулыбкой потряс бутылку. Потом поинтересовался, — Можно?.. — Она ещё не вполне готова… — отозвался Стервятник в задумчивости. — Но, думаю, для первой дегустации сойдёт. С этими словами он извлёк откуда-то из-под стола два небольших бокала. Ральф откупорил бутылку и плеснул им равное количество пойла. — За что будем пить?.. — спросил Стервятник, вздымая бокал. Ральф на секунду завис, глядя ему в лицо. Захотелось отказаться от хитроумного плана. Послать самого себя нахуй, запереться в комнате и не выходить оттуда, пока всё не закончится. Не уляжется гормональная свистопляска внутри — или он сам, в могилу. Ральф мужественно отогнал эту мысль. Заставил себя улыбнуться. Получилось жалко. — Выпьем за справедливость, — провозгласил он тост. Стервятник слегка выгнул бровь, но больше никак не выдал своего удивления. Пожал плечами. Мда уж. Самообладания ему не занимать. Или всё же занимать?.. Сейчас и проверим. — Неожиданно, — заключил пернатый, посмеиваясь. — Но, в целом… почему бы и нет? Будем пить на брудершафт? И снова — Ральф завис. Представил эту картину слишком ясно. Как они выпивают со Стервятником мутную жижу из бокалов, сцепив локти, а потом целуются. От одной этой мысли начинало потихонечку сносить крышу. Видимо, пауза затянулась, потому что Стервятник добавил чуть смущённо, — Вы не подумайте, я ничего такого не имел ввиду… целоваться при этом вовсе необязательно. И тут Ральф, наконец, вспомнил, какого чёрта затеял всю эту хиромантию. Его рука сжала бокал чуть крепче, чем следовало — но в остальном он сохранил бесстрастный вид. Тоже не на помойке нашёлся. Ральф был зол. На себя — что позволил себе влюбиться в чёрт-пойми-кого, на мир — что свёл его с этим чёрт-пойми-кем, чёрт-знает-где, при хрен-пойми-каких обстоятельствах. А ещё он был чертовски зол на того самого чёрт-пойми-кого. За то, что он такой охуенный. Что от одного взгляда на это чучело огородное, покойника, по которому морг плачет, фаната безумного макияжа и старинных сюртуков, пропахших молью и гуталином, у Ральфа начинало свербить в паху. И если бы всё ограничивалось только этим, тупым физиологическим позывом, он как-нибудь уж разобрался бы. Подрочил, в конце-то концов. Но, нет. Гораздо сильнее у него свербила душа. Прямо-таки разрывалась при виде Стервятника. Выстилала мелкими осколками дощатый пол Гнездовища. — А, хрен с тобой, — неожиданно резко брякнул Ральф. — На брудершафт — так на брудершафт… иди сюда, пернатый. Они выпили. Ральф мельком взглянул на часы. Пора было начинать представление. — Слушайте, а ведь она почти готова, — Стервятник довольно причмокнул. — Я вам обязательно занесу бутылочку сегодня вечером… Он осёкся. Посмотрел на воспитателя с лёгкой тревогой во взгляде. — Ральф, что-то случилось? — Случи-и-лось, — подтвердил Ральф, растягивая слова. При этом собственный тон ему показался до омерзения трагичным. Захотелось отхаркнуться. — Стервятник, она что, с градусом?.. — Ну конечно!.. — кажется, Стервятник даже слегка опешил от такого вопроса. Он столько раз распивал настойки собственного приготовления в компании воспитателя, что наличие в них алкоголя было чем-то само собою разумеющимся. Он пару раз моргнул, глядя на Ральфа. — Вам что, не понравилось? — Да как тебе сказать, — Ральф неприятно улыбнулся. — Видишь ли, алкогольная продукция в Доме, увы, запрещена… придётся мне её изъять. И началось. Пошло, поехало. Какое-то время Стервятник просто наблюдал, не в силах поверить в происходящее. Ещё больше прихуели птицы — от вида вожака, растерянного в лучших чувствах. Они сидели тихо по своим углам, пока Ральф обхаживал их гостиную барскими шагами и выискивал разного рода «запрещёнку». Он, естественно, знал, что Гнездовище полностью состоит из одной лишь «запрещёнки». Держится на ней как на гвоздях. Часть этого добра он в своё время притащил ребятишкам сам. Часть они спиздили с его косвенного благословления. — А это у нас что?.. — Стремянка, — глухо отозвался Стервятник. Он уже пришёл в себя и теперь стоял, выпрямившись, оперевшись на трость — и явно желая оприходовать ею Ральфа по башке. Или в область паха. Смотря, насколько близко тот рискнёт подойти в сложившейся ситуации. Должно же сработать чувство самосохранения у этого болвана?.. Даже сквозь толстый слой тоналки было видно, что кожа на лице у пернатого пылает, идёт багровыми пятнами на скулах. Не от стеснения, естественно. От холодной, всепоглощающей ярости. Ральф наблюдал за этим не без садистского удовольствия. «Помучайся, помучайся», — приговаривал он про себя, — «Почувствуй себя в моей шкуре…» — Стремянка, — повторил воспитатель задумчиво. Почесал подбородок для антуражу. Глянул на него исподлобья. — А не та ли это стремянка, что стояла у ремонтников в бассейне?.. Стервятник поджал губы, сдерживая какое-то ругательство. Потом произнёс, стараясь придать голосу ровный тон, — Вы прекрасно знаете, что это именно та стремянка. Она стояла там, никому не нужная — и мы её забрали в личное пользование. — Понятно… — протянул Ральф. Сделал вид, что на секунду задумался о судьбе стремянки, а потом молча кивнул Ящикам, топчущимся в дверях. Нужно сказать, эти остолопы слегка опоздали, чем смазали начало представления. Ральфу пришлось смотреть на растерянное лицо Стервятника чуть дольше, чем он сам рассчитывал. А злиться тот начал ещё до их прихода. — Дальше, — Ральф жестом указал куда-то в сторону каминной полки. — Это у нас… Стервятник не выдержал — нервно усмехнулся. Кажется, происходящее начинало его забавлять. В плохом смысле этого слова. И он решил подыграть. — Кальян, — подсказал он вкрадчивым тоном. — Стоит здесь с основания Гнездовища. Достался мне по наследству от Хромого. Но вы его наверняка видели раньше — мы с вами пару раз раскуривали этот самый кальян вместе… Помните, Ральф? — Не помню, — без запинки соврал он. Дальше всё пошло по накатанной. Ящики вереницей протянулись от третьей до комнаты Ральфа как причудливая коммуна муравьев — утащили туда стремянку, кальян, перенесли весь запас алкоголя, который был схоронен в Гнездовище. Таким количеством могло упиться пол-Дома. И, уж конечно, Ящики спиздили пару бутылочек себе. Ральф в этом не сомневался — и, в общем-то, препятствовать бы не стал. Также к Ральфу в комнату перекочевала коллекция холодного оружия Дракона, которую тот хранил у себя под кроватью. Лекарственные средства с большим содержанием опиоидов, не подтверждённые соответствующими рецептами. Пара горшков, чьё содержимое подозрительно походило на марихуану — хотя воспитатель и не был уверен, что это она-родимая. Просто ему хотелось выбесить пернатого окончательно. Аппарат для приготовления самогона. Колода карт с голыми бабами — Дорогуша чуть ли не рыдал, повиснув на плече у вожака, когда Ящики уносили их прочь. Даже газовую плитку Ральф у них свистнул — ведь воспитанникам не полагалось иметь таких вещей в спальнях. Техника безопасности. — Что-нибудь ещё?.. — поинтересовался Стервятник, когда от Гнездовища осталась лишь бледная тень. Он уже и не пытался скрыть своего раздражения, но на мат всё ещё не переходил. Держался пацан. А Ральфу страсть как хотелось его довести. Ой, как хотелось. До зуда в пальцах ног. — Это что, герань с Перекрёстка?.. — раздался удивлённый голос воспитателя. Он и в самом деле немного охренел. Им что, своих цветов не хватает? Слон, который до этого безучастно сидел, с опаской поглядывая на равнодушных Ящиков, зачем-то уносивших их вещи в неизвестность коридоров, вдруг встрепенулся. Посмотрел на Ральф ясными глазами-незабудками. Улыбнулся, чуть по-детски. — Это моя геранька, — сказал он ласково. — Я зову её Говард. Правда, красивая?.. Ральф ощутил, как у него предательски подступила краска к щекам. Всё это время он хорошо держался — ни капли сочувствия, ни грамма сожаления о содеянном. Но, вот сейчас, забрало гнева слегка спало у него с ебала. Показались стыдливые глазки. Это как с пресловутым леденцом. Отберёшь конфетку у малыша — и ты гнида. Ввек не отмоешься. Стервятник посмотрел на него пристально. Ральф физически ощутил ту боль, с которой пернатый вскрывает ему череп взглядом и вытягивает эту мысль на свет божий. Спросил вкрадчиво, — Вы ведь не станете забирать у ребёнка любимый цветок?.. Ну и что, что он с Перекрёстка? За ним там толком не ухаживали. Слон его поэтому и забрал к нам, в Гнездовище. Чтобы мы его выходили. Не дали погибнуть. Ох, как сладко стелет… Ральф сглотнул. Приготовился отколоть главную подлость этого дня. Даже выбрал самую мерзкую фразу из репертуара Акулы. — Правила — есть правила… Тащите цветок, — прикинул он на Ящиков. Когда Говарда уносили, Слон зашёлся горючими слезами. Рыдал навзрыд, то и дело порываясь встать со своего стульчика и кинуться вслед удаляющемуся другу. Гуппи и Дрон обступили его с двух сторон, успокаивая, поглаживая по огромным плечам. — Да что с вами такое?! — возмутился Дракон. — Это же просто цветок! Что мы вам сделали, в конце-то концов? Вы… — он хотел добавить что-то ещё, но Стервятник жестом его притормозил. Дракон умолк. Стервятник сделал шаг навстречу к Ральфу. Ральф подавил в себе желание попятиться. Стервятник смотрел так, что хотелось извиниться за доставленные неудобства и умчаться вдаль, пока кости целы. Словно сейчас вцепиться ему в глотку зубами. Диван в комнате Ральфа ещё хранил следы надругательства от Птицы, так что воспитатель смутно подозревал, что Янус его при всём желании не заштопает. Не успеет. Но Стервятник не кинулся на него с кулаками. Не попытался изнасиловать тростью (возможно, это Ральфу бы даже понравилось…) и не стал рвать глотку зубами. Только спросил, очень тихо, — Вы закончили?.. — Да, — отозвался Ральф, отчего-то не очень радостным голосом. — Тогда идите отсюда… — Ральф готов был поклясться, что Стервятник точно пошлёт его нахуй, вот сейчас, ещё немного, ругательство уже вертелось у него на языке… —…прочь. Идите отсюда прочь, Р Первый. Выстрел на поражение. Ну, он и пошёл. Чего уж там. Ральф понимал, что, если не проведёт подобные рейды по всем комнатам, со стороны это будет выглядеть очень странно. Ну, то есть ещё страннее, чем уже есть. Однако, новость о взбесившемся воспитателе прокатилась по Дому стремительно, сопровождаемая раскатистым громом логовских сапог — не без участия Коня, естественно. Он донёс эту новость в четвёртую. Сфинкс выдал многозначительное «ага», после чего Лэри с Конём отправились нести благую весть во вторую, шестую и даже в первую, к Фазанам (всё-таки, тоже люди), а четвёртая забаррикадировалась изнутри, готовая держать оборону за своё имущество насмерть. У Крыс удалось изъять лишь колюще-режущие в огромном количестве. Остальное они схоронили по тайникам. У Псов «запрещёнки» тоже было не так уж много. Мишура всякая. В первой её вообще не оказалось. Фазаны есть Фазаны. Возле спальни Ральфа нарезал круги Акула. Судя по всему, старя рыбина прямо-таки сгорала от любопытства — раз сама к нему выплыла. — Горжусь тобой, Ральф! — грянул он, едва завидев воспитателя. — Ты прямо как тайфун в последнее время… — Ага, — буркнул он в ответ. Устало потёр переносицу. — Слушайте, а давайте завтра обсудим, какой я хороший?.. День был долгий. Устал. Акула часто закивал головой. — Конечно-конечно. Иди, отдыхай. Заслужил! Почему-то похвала от Акулы добила Ральфа окончательно. Воткнулась ржавым ножом прямо под рёбра. Оказавшись в комнате, он заперся изнутри, осел на пол подле двери — и уткнулся в колени носом, как пятиклашка, не в силах больше сдерживать тупых, несимпатичных слёз презрения к самому себе. В полутьме комнаты чужие вещи казались уродливыми статуями — теми, что показывают на авангардных выставках с пояснительными записками вроде: «Завывание ветра над Хиросимой». Ральф старался на них не смотреть, но они, блять, были повсюду. Выглядывали из-за всех углов, сами пялились на него и ржали во весь голос. Только пальцем не показывали. «Смотрите, какая гнида!..» Чахнуть над чужим златом в одиночестве Кощею пришлось недолго. Где-то с полчаса в дверь постучались. Негромко, но настойчиво. С характерным «дзынь» на каждом стуке. — Матерь божья, — прошептал Ральф, утирая кулаком сопли. Откашлялся — и рявкнул громко. — Чего тебе, Птица, надобно?.. — Хочу поговорить, — донеслось с той стороны. — Поговорить… — Ральф вздохнул, поднимаясь. — Ну давай поговорим, коли хочешь. Провернув ключ несколько раз, он распахнул дверь. Уставился на Стервятника самым лютым из своих взглядов. — Говори. — Можно войти?.. Кажется, за эти полчаса вожак третьей успокоился. Он не выглядел злым или способным на убийство. Разве что слегка расстроенным. И то — изящно это скрывал. Его выдавали разве что глаза. Невозможно прекрасные, подёрнутые янтарной дымкой как луна туманом. Как такого не впустишь?.. — Проходи, — прохрипел Ральф. — Только свет не включай. Стервятник кивнул, переступая порог. Деликатно притворил за собой дверь. С минуту они молчали. Стервятник изучал взглядом носки остроносых ботинок, Ральф — свои руки, которыми сотворил сегодня много дерьма. Ему даже казалось, что они пованивают чем-то таким. Наконец, Стервятник произнёс, — Ральф, я не знаю, какая муха вас сегодня укусила… — он приостановился, видимо, решив, что избрал слишком претенциозный тон для разговора. Продолжил, более мягко. — Я готов предположить, что у вас что-то случилось. Или что мы в самом деле вас как-то обидели. Я даже готов принести извинения от лица Гнездовища, если это действительно поправит ситуацию, но… — Да забирай ты свою герань, — не выдержал Ральф. Он благодарил бога за то, что пернатый в самом деле не стал включать свет. — Вон она стоит, на подоконнике… остальное завтра верну. Обещаю. Несколько секунд Стервятник стоял, уставившись на воспитателя и часто моргая. Видимо, не мог сообразить, что за хуйня происходит прямо на его глазах. Ральф, честно говоря, тоже не знал. Просто его вдруг отпустило. Всего-то и стоило обнести Гнездовище, обидеть ни в чём не повинного ребёнка, довести Стервятника сначала до лютой ярости, а потом до тихой грусти — и злость сразу куда-то испарилась. Отвисая, Стервятник прохромал к подоконнику. Взял герань. Прохромал обратно к порогу. Там слегка задержался. Не глядя на Ральфа, произнёс, — Если то, что вы сказали — правда, — то будем считать, что инцидент исчерпан, — и скрылся. В очередной раз лёжа на кровати, почти что бездыханный, Ральф припоминал, что там следует дальше за гневом. Кажется, торг… ну, посмотрим, в какое дерьмо это выльется. И кому он попробует сторговать свою душу по дешёвке.