Книги на Перекрестке

1. Дориан и Корнелий спорят на десяток золотых империалов — кто из них двоих сможет закинуть гранат в открытое окно третьего этажа? Это комната старшей сестры Корнелия (Дориан со временем забывает ее имя), девочки с родинкой на щеке и прескверным характером. Десятка золотых нет ни у того, ни у другого, но Дориану уже шесть, а Корнелию скоро исполнится все восемь — оба уже почитают себя людьми взрослыми, а те обычно спорят на деньги. Жарко — шелковая ткань мантий липнет к телу промеж лопаток. Дориан хорошенько размахивается — и тут же прячет гранат за спину. Во двор входит человек в сопровождении семенящей рабыни. Спустя много лет Дориан не может вспомнить его лица — только то, как играло на острых гранях нагрудника солнце. Рабыня говорит, что к господину нельзя, господин занят, но хватать незнакомца за руку не решается. Дориан улыбается человеку. Ему кажется, тот откуда-то издалека. Незнакомец что-то говорит ему — кажется, на общем. Дориан не понимает ни слова. 2. Прием откровенно скучен — по счастью, Дориан пьян достаточно, чтобы вино сгладило это неприятное обстоятельство. Леди Октавия, — бедная девочка, недавно вышедшая замуж за магистра, лет на двадцать старше ее и вдобавок заполучившего где-то уродливый шрам, — бросает на него укоризненный взгляд. Дориан чувствует, как он близок к тому, чтобы его стошнило на ее туфли. Возможно, это она советует Дориану подышать свежим воздухом, возможно, эта прекрасная идея принадлежит ему самому. По дороге к выходу Дориана жестом останавливает мужчина, темноволосый и белокожий; он старше Дориана, но не намного. Он, похоже, чем-то невероятно взволнован и несет какую-то чушь. Дориан смотрит на его губы и, кажется, хочет их поцеловать. Вина было слишком много, понимает он внезапно. Дориан еще помнит, как незнакомец усаживает его на каменную скамью и настойчиво повторяет имя, но больше — ничего. 3. В склепе сладко пахнет благовониями. Четко врезается в память бледное лицо старшей сестры Корнелия, ее покрасневшие глаза, родинка на щеке, тяжелые серьги в узких мочках. Дориан не утруждает себя тем, чтобы заново узнать ее имя. Алексиус тихо разговаривает с бледным и безучастным отцом семейства. Несколько жрецов в темных робах и с закрытыми лицами шепчутся над книгой; если прислушаться, можно различить — спорят, кому какой отрывок читать. Дориан не видел Корнелия лет десять, но почему-то присутствует на его похоронах, и почему-то ему ужасно плохо. Может, годы изменили Корнелия до неузнаваемости, но Дориан помнит его тринадцатилетним — и рад закрытому саркофагу. Наконец, жрецы начинают нараспев произносить стихи, и прочие присутствующие замолкают. Дориан читал, что эта традиция — пережиток языческих времен, когда молчание означало дань уважения Думату; он знает, что должен думать о Корнелии, не об этом. Мужчина, стоящий слева от него, кажется Дориану смутно знакомым. Он нерешительно смотрит на Дориана, а потом — на короткое мгновение сжимает его ладонь. Дориан успевает почувствовать на подушечках его пальцев мозоли; он знает — такие оставляет тетива лука. Парой мгновений спустя незнакомец растворяется в толпе. 4. — Ты, — говорит Дориан. — Стой на месте, руки держи так, чтобы я видел. Решил бы, что ты грабитель, но вряд ли ты здесь, чтобы украсть мою невинность, а для убийцы ты слишком громко шумишь. Он зажигает свечу. Зараза, влезшая в его окно посреди ночи, демонстрирует ему открытые ладони и неловко переминается с ноги на ногу. — Я понимаю, это выглядит странно, — произносит зараза приятным баритоном. Дориан зажигает еще пару свечей, вглядывается в лицо, хмурится. Он уверен: ночной гость ему откуда-то известен. Имя никак не идет на ум, но эти скулы, четко очерченные губы, темные волосы, тонкий шрам на брови — все кажется смутно знакомым. — Я хотел передать его раньше, — говорит молодой человек. — Значительно раньше. Но момент был... Он осторожно кладет лист бумаги на каминную полку, а потом — в пару шагов добирается до окна и перемахивает через подоконник. Дориан выглядывает на улицу несколько секунду спустя, наполовину ожидая увидеть в помятых кустах труп, но внизу — никого. На листе, неаккуратно вырванном откуда-то и вчетверо сложенном, написано: «открой 9:41». Разумеется, Дориан разворачивает послание тут же. 5. Тревельян принимает изрядно пожелтевший и пообтрепавшийся листок с благоговением. Он выглядит так же, как двадцать четыре года назад — насколько Дориан помнит. — Спасибо, — говорит Тревельян. Дориан неловко пожимает плечами. — Я хотел прервать заклинание. Не знал, что мое вмешательство подействует таким образом, и осью временного перемещения для заклинания станет моя жизнь. У тебя, должно быть, те еще впечатления. «Обо мне», — думает Дориан, но вслух говорит: — Об этих скачках во времени. — Ты сделал нечто удивительное, — говорит Тревельян. Дориан фыркает: — Ты дал мне фору. Тревельян улыбается ему — счастливой улыбкой человека, выбравшегося из передряги. — Когда-нибудь, — говорит он. — Ты расскажешь мне, что прятал за спиной, и кем был тот мальчик, что это был за прием и сколько ты ждал, прежде чем развернуть записку. Дориан тоже улыбается; у него все теплеет внутри. — Когда-нибудь, — обещает он.